Какими мы были

[HOB]

Карен Агекян

Какими мы были

«Анив», N4 (13), 2007

Родившись в Баку и прожив там 28 лет, не могу не высказать и свои соображения. Пора спокойно, без эмоций, вспомнить и оценить многое…

Положение армян в Баку царских и советских времен нельзя назвать уникальным, хотя оно имело отличительные черты. Надеюсь, наш пример, наш «диагноз» помогут кому-то правильно увидеть свою сегодняшнюю ситуацию. Суть проблемы, как мне кажется, – в характере интегрированности армян в крупных городах с многонациональным населением.

Об интегрированности армян в Баку свидетельствовала их близость к трем другим городским национальностям - азербайджанцам, русским, евреям, - которую мог бы подтвердить любой беспристрастный наблюдатель. С кем у столичных азербайджанцев было больше точек соприкосновения? С кем они чаще общались и ближе дружили? С бакинскими армянами. То же самое можно было сказать о русских и евреях Баку. Они чаще общались и ближе дружили именно с армянами. Выходит, армяне считались в Баку самым уважаемым народом? Как раз наоборот. Именно дискриминируемый слой населения развивает в себе качества, позволяющие легко находить со всеми общий язык.

Изгоями и париями мы, конечно, не были – об этом речи не шло. Но именно как целое по негласной иерархии стояли на низшей ступени. Тяжелейшими ударами стали резня и грабежи в 1905-м и 1918-м. Присвоение частной собственности советской властью довершило разрушение экономической основы жизни зажиточного слоя, а заодно и системы армянской благотворительности. Ведь знаменитое «Человеколюбивое общество» («Мардасиракан»), открывшееся в 1864 году и столько сделавшее для неимущих слоев, для образовательной и культурной жизни армян Баку, окончательно было закрыто только в 1921-м, сразу после советизации. Воинствующий коммунистический атеизм сломал на подвластной территории главную структуру, формирующую общины из армян за пределами Родины – церковные приходы, а от епархий оставил одно лишь название. Справедливости ради нужно отметить, что армяне «города нефти» и до революции не отличались особой религиозностью, однако Церковь, как общественный институт, пользовалась среди армян всеобщим доверием. Так или иначе с началом советизации понятие «община» становится неприменимым к армянам Баку, их теперь сводят воедино только цифра в переписи населения и «пятая графа» в паспорте.

Провозглашенная большевиками политика «коренизации», опоры на национальные кадры оказалась легальным способом оттеснения армянской интеллигенции на уровень исполнительского, среднего звена. Особенно очевидным стало постепенное и неуклонное понижение статуса армян в 70-80-х годах с массовым притоком азербайджанского населения и оттоком «нетитульного», по мере того как в облике города на Каспии все сильнее проступали азербайджанские черты. До этого времени сами же азербайджанцы психологически еще не рассматривали Баку как вполне свою вотчину. Коренные горожане, поколение за поколением, привыкли к преобладанию на улицах русской речи, вывесок на русском языке, привыкли отдавать детей в русские школы, поступать в русские сектора вузов (по мере появления в Баку высших учебных заведений), учиться и лечиться у представителей других национальностей, соседствовать с ними по лестничной площадке. Приезжие из районов понемногу обживались в городе, но еще чувствовали себя здесь недостаточно уверенно, принимали существующие порядки и правила, которые спускались «сверху» из Москвы через местное ЦК и другие органы власти.

В «эпоху застоя» к большинству армян, как к частным лицам, относились хорошо. И одновременно к армянам в целом – негативно. (Очень емко и образно это отражено в пословице советского Тбилиси: «Хороший ты парень, жалко - армянин». Возможно, в будущем нам удастся обсудить на страницах журнала сходство и разницу положения армян в двух столицах советских закавказских республик.) Эта двойственность привилась и самому армянству Баку. Конечно, и здесь армяне любили упомянуть о своей древней истории, посудачить об армянском происхождении разных знаменитостей и талантов. Но в целом привыкли к своему статусу и чувствовали себя до поры до времени вполне комфортно. Самооценка бакинского армянства была невысокой, хотя это отнюдь не означало личного самоуничижения - с оценкой собственной личности все было в порядке, каждый обманывал себя тем, что лично его и его семью все вокруг ценят и уважают. «Вот насколько я хорош – как замечательно ко мне здесь относятся хоть я и армянин». У многих этот дисбаланс между личным и общим положением стимулировал мимикрию – желание сгладить, затушевать свои самые явные армянские черты и принять «покровительственную окраску».

Важно подчеркнуть: по меркам сегодняшнего дня, сегодняшнего неприкрытого расизма - от бытового до высоколобого, - ставшего чуть ли не правилом хорошего тона на большей части «необъятных просторов», доконфликтную жизнь в Баку можно оценивать почти идиллически. Но не бывает идиллии, выгодной для всех, – это миф современной политкорректности. Под вывеской идиллии всегда и всюду происходит перераспределение сил и средств между национальными или социальными группами. Одни поднимаются и усиливаются, другие опускаются и слабеют.

Шли вполне естественные и неизбежные процессы – в город все активнее привлекалось азербайджанское население из районов. Удельный вес и весомость азербайджанцев росли, психология большинства менялась. Как и во многих других республиках, все сферы жизни – учеба в вузе, медицинское обслуживание, продвижение по службе, приобретение качественных товаров – больше и больше завязывались на переплату, взятки и «табш», то есть «блат». У каждого нормального товара существовали «своя цена», то есть государственная, и та цена, за которую его реально можно было достать. При этом любую должность, связанную с «нетрудовыми доходами», занимали «титульные» – от министра до паспортистки.

Помню, оказавшись в Минске, я попал в сказочное царство «реального социализма». Конечно, в Белоруссии были свои проблемы, незаметные приезжему человеку. Но в магазинах качественный товар продавался по смешным государственным ценам, «простые инженера» имели «жигуленки» и дачки, пусть крохотные. В Баку же ежедневно и ежечасно действовал механизм по перекачке денег от неазербайджанского населения к азербайджанцам при «местах». В этом нет ничего особенного, так происходит практически везде, где есть многочисленный «нетитульный элемент». Да, были в городе и отдельные армяне-«цеховики», которых Москва потом судила и приговаривала к максимальному сроку или расстрелу за обыкновенную по нашим временам коммерческую деятельность. Да, было много бедных азербайджанцев. Но речь не о социальной статистике – о механизме ее медленного и неуклонного изменения при внешней идиллии веселья, дружбы, любви, совместных трапез и прогулок.

Один пример - тоже, как и у Елены, из студенческой поры. 1978 год – нас, новоиспеченных студентов, отправляют в стройотряд. Я со школьной скамьи терпеть не мог комсомол и комсомольских активистов, поэтому от любых мероприятий под руководством этих товарищей уклонялся всеми силами. Некоторые ребята с факультета все же поехали и оказались на таежном комарином болоте за колючей проволокой, где им приходилось класть бетон в любое время суток, даже ночью – как только подъезжала груженая машина, раздавалась команда «подъем». Тогда мы еще не знали, что отряды из нашего института стабильно оказывались в районах, где работали в советское время только освободившиеся зеки. Здесь больше заработки, значит, бригадиры-комсомольцы больше могут уворовать.

При расчете ребята получили примерно половину заработанного. Остальное прикарманили комсомольские активисты из «титульных» - руководители отряда, которые палец о палец не ударили. Ребята возмутились, попробовали качать права. Кроме них на таежном болоте вкалывали студенты из азербайджанского сектора. Приехавшие в город из районов республики, они держались за место в институте всеми силами, безропотно подчинялись всем командам сверху - вопросов насчет оплаты за работу они, естественно, не задавали. И вот в самый разгар таежного конфликта один такой студент приходит к нашим и пересказывает, что говорят ему и его товарищам комсомольские активисты: «Какие вы мужчины? Двадцать пять азербайджанцев не можете справиться с пятью армянами, двумя русскими и одним осетином» (цифры привожу примерные, но пропорцию помню). Утечка информации вполне могла быть запланированной – припугнуть и поставить на место, не заводя дело слишком далеко. Вот какие ситуации складывались в 1978 году - в тайге, за колючей проволокой проступало наружу многое из того, что оставалось скрытым в городском благополучии.

За давностью лет я основательно забыл этот случай и вспомнил его только тогда, когда мы готовили к публикации в журнале отрывки из книги Луиджи Виллари «Огонь и меч на Кавказе». Автор рассказывает как в дореволюционном Баку армянские рабочие требовали нормальных условий труда, армянские капиталисты-нефтедобытчики жестко и бескомпромиссно конкурировали с корпорациями братьев Нобелей, Ротшильда, российскими товариществами, а уж предприниматели из кавказских татар (совр. азербайджанцев) вообще имели мало шансов закрепиться в прибыльном бизнесе. Это многим сильно не нравилось и, судя по всему, тогдашние «активисты» вели очень похожую «разъяснительную работу».

Почему в первую очередь армяне подвергались в столице Советского Азербайджана явной и скрытой дискриминации? Из-за традиций вражды, которая в первый раз открыто полыхнула в Баку в 1905-м? Отчасти, да. Но было и другое крайне важное обстоятельство. Титульная нация - азербайджанцы – сознательно или бессознательно ощущала силу, стоящую за спиной каждого народа. Не в том смысле, что при каждом бытовом конфликте опасались ее вмешательства. Сила просто существовала, и этого было вполне достаточно для инстинктивного уважения к народу.

К отдельным русским могли относиться неприязненно или отчужденно. Но в целом трудно было не сознавать, где находится столица Союза, кто доминирует в правительстве страны, в ЦК КПСС, в армии и госбезопасности, каков официальный язык государства и средств массовой информации, на каком языке сами азербайджанцы предпочитают учить детей в школе, откуда пришла в Баку советская власть с ее бескомпромиссной идеологией. Тогда еще не использовали выражения «государствообразующий элемент», но суть дела была всем ясна.

Бытовым антисемитизмом в Баку не пахло, евреев в целом уважали как талантливых врачей, педагогов, инженеров, хотя азербайджанцы и могли называть их между собой «джхуд баласы». Одно время казалось, что еврейский случай отчуждения от национальных корней едва ли не тяжелей армянского: полное забвение языка, культуры, веры. Но идея «избранного народа» пустила слишком глубокие корни в еврейской душе, чтобы ее можно было окончательно вытравить. В самосознании бакинских евреев огромную роль сыграл 1967 год - победоносная война Израиля с Арабским миром. Именно тогда у бакинских евреев проснулся патриотизм, укрепилась солидарность. Именно с этого момента национальное стало постепенно поглощать в еврейской интеллигенции города химеру советского самосознания, этому помогли нараставшая в Москве и Ленинграде проблема «пятой графы», антиизраильская, антисионистская пропаганда в центральной советской прессе. Сама ожесточенность пропаганды свидетельствовала о том, что за спиной евреев в мировом масштабе стоит очень и очень серьезная сила. Понятное дело, она не могла добраться до Баку, но, повторюсь, она просто существовала как реальность, ощущаемая «спинным мозгом».

Что касается самих азербайджанцев - у них была специфическая идентичность. Армянскому вопросу «hай ес?» у них соответствовал вопрос «мюсюлман сян?» («ты мусульманин?»). За советское время азербайджанское общество стало практически безрелигиозным, но религия рассматривалась как фактор идентичности, как скрытая основа традиционного уклада жизни. Сам характер этой идентичности предполагал связь азербайджанцев с этнически и религиозно родственными народами в СССР и в мире. Здесь тоже имело место сознательное или подсознательное ощущение чего-то большого, некоей силы за спиной.

За спиной бакинских армян никакая сила не просматривалась – у армян не было сильного независимого государства, не было своей армии, как у русских (советская) и евреев (израильская). Из народов региона, участвовавших в кровавых событиях 1914-1920 годов, армяне в итоге потеряли больше всех. Точнее, они потеряли, а остальные приобрели – даже турки, потеряв безнадежно больную империю, «очистились» от сограждан-христиан и создали свое новое сильное государство, получив на Кавказе больше, чем имела Османская империя до начала мировой войны. Советская власть действовала вполне грамотно, опираясь на сильных в ущерб слабым. Если армяне потерпели катастрофу Геноцида, значит, проще всего удовлетворить остальных именно за армянский счет. Особенно важно было удовлетворить Турцию и Азербайджан – все еще маячила надежда на революцию в мусульманском мире.

Почему я взялся повторять эти прописные на сегодняшний день истины? «…в 20-30-е голодные годы спускавшиеся с гор, из своих обездоленных деревень в поисках лучшей жизни в Баку, ассоциировали свой родной армянский язык с отсталостью и униженностью», - пишет Елена Асланян. Надо отдавать себе отчет, почему эта ситуация была характерна в первую очередь для армян. Только они претерпели Геноцид и серию катастрофических поражений, оказавшись в кольце враждебных сил. Из сознания людей это стерлось быстро, вычищенное советской пропагандой, залакированное пролетарским интернационализмом. Но в подсознании осталось, причем не только у армян. Слова «жертвы», «беженцы», «сироты», «голодающие», «плачущие» в Закавказье времен Первой мировой войны и советизации применялись почти исключительно к армянам. В подсознании засело – «слабейшая сторона». Этим многое определялось и в отношении «титульных» к армянскому меньшинству и в отношении этого меньшинства к самому себе. Этим, в конечном счете, определялась и жестокость погромщиков, насильников, убийц. Чем ответят армяне? Начнут размазывать сопли, кричать «вай-вай» в разных инстанциях – от ЦК КПСС до ООН - о том, как жестоко с ними обошлись, такими культурными и интеллигентными? Да пусть кричат на здоровье. Мы здесь покуражимся вдоволь, сделаем свое дело, а они пусть вопят во все горло. Как-то скучно, когда жертва молчит, кайф не тот. Интеллигенция из брезгливости такими вещами не занималась. Она взяла на себя миссию, хорошо знакомую интеллигенции разных народов в разные времена, – идейного оправдания творящегося зла.

Никто не ожидал сурового и эффективного ответа – вооруженного, победоносного… Да и сами армяне не ожидали, многие до сих пор говорят о нем шепотком, друг другу на ухо. Не дай Бог, мир в кои веки увидит в нас не безропотных жертв, а победителей. Что нам тогда делать, как дальше жить?

Вернемся в советский Баку. Здешние армяне больше других наций города потеряли свое лицо, с армянским народом их связывали разве что поведенческие стереотипы, вкусовые пристрастия, схемы восприятия реальности. Тот минимум, который даже при большом желании невозможно из себя вытравить. За вычетом небольшого процента они не ассимилировались в прямом смысле слова – не стали ни азербайджанцами, ни русскими, как это постепенно происходит в диаспоре. Не имея иммунитета в виде древней идеи избранности или другой подобной идеи исключительности, они стали советскими людьми. Не поверхностно, а в глубине души и в полном смысле слова – редкий пример успеха советской машины по выделке «нового человека». И жестоко поплатились за это, когда обнаружили, что Центр не спешит защищать их права, имущество, жизнь. Роль тогдашней центральной власти в потерях бакинского армянства когда-нибудь выйдет на свет Божий во всей красе – речь здесь именно о системе, не об отдельных солдатах и офицерах, наперекор ей пытавшихся выполнить свой долг по защите граждан государства.

В своей замечательной книге «Армяне и Баку» Х. Дадаян сравнивает трехдневный срок безучастного наблюдения царских властей за армянскими погромами в Баку в 1905-м и тот же срок бездействия советских властей в сумгаитских событиях. Невольно приходит на ум и трехдневный срок, выделенный турецкой армией «активистам» из братского местного населения для самостоятельной расправы с армянами перед занятием города в 1918 году. Жутковато выглядит эта повторяющаяся цифра «3», будто часть жертвенного ритуала… В 1990 году в Баку его, правда, не соблюли – здесь центральная власть с «душевной широтой» отвела погромщикам целую неделю.

Впрочем, специалисты говорят, что никакой мистики здесь нет - это законы, эмпирически открытые давным-давно. После трех дней хаос и неуправляемость достигают такого масштаба, что нужны уже совершенно другие усилия для возвращения системы, социума к стабильности. Неделя – это абсолютно крайний срок.

В свое время в Баку с молчаливого согласия здешних армян свернули армянское образование, армянский театр. На улицах города не звучал не только литературный армянский, крайне редко можно было услышать даже диалекты. Только несколько ходовых слов, которыми перемежалась русская, с армянским акцентом речь: асма, ахчи, кялиса. В Баку ходили анекдоты о разных национальностях, среди бакинских анекдотов об армянах были и такие, где персонажи общались между собой, приделывая к русским словам армянские окончания. Доля истины здесь присутствовала. Образованные армяне Баку считали эти жалкие рудименты армянского симптомом «некультурности», низкого социального положения. Но кто-то из них стыдился своей оторванности от всего национального, пытался вновь, часто через головы поколения отцов и матерей, обрести свое лицо. Хотя это было очень и очень непросто.

К возвращению своего лица пролегал долгий путь, его невозможно было одолеть в сжатые сроки. Выучить английский или французский в Баку было гораздо легче, чем правильный армянский – те языки преподавали в школах, институтах, на прилавках книжных магазинов лежали учебники разного уровня, адаптированные переводы литературы, даже грампластинки и кассеты с уроками. Если бы даже кто-то задался целью выучить литературный армянский по книжке или бабушкин диалект – знание языка невозможно было применить в городе.

Правда, Ереван был совсем недалеко, поездки туда обходились крайне дешево. «Всего какой-то час - и главный твой недостаток становится главным достоинством», - говорила моей жене ее жизнерадостная, никогда не терявшая чувства юмора, подруга, имея в виду авиарейс «Баку-Ереван». Но кто в советское время имел возможность уезжать надолго – на сезон, на полгода, жить такой вольной жизнью, какой сегодня живут очень и очень многие? Только короткий, совсем недостаточный глоток родного языка, глоток кислорода. Глоток не всегда безболезненный…

В первый момент дух захватывало от восхищения – все вокруг красиво и правильно говорят по-армянски, всюду вывески с армянскими буквами. Ты словно попал куда-то за границу, куда все советские граждане тогда мечтали заглянуть хоть краешком глаза. Потом гость начинал комплексовать. Вокруг звучала музыка армянской речи, а он чувствовал себя как человек с улицы, по недоразумению оказавшийся во время концерта среди музыкантов из симфонического оркестра. В то время ереванцы относились к родному языку гораздо патриотичнее, чем сейчас – могли даже сделать замечание человеку с явно армянской внешностью: почему это вы, уважаемый, разговариваете по-русски?

Опять ты в какой-то мере оказывался человеком второго сорта. И опять пенять было не на кого…

Когда начались «события в НКАО», никого из бакинских армян «не миновала чаша» ненависти, оскорблений, угроз. Хуже всего было то, что в многонациональном городе они практически ни от кого не увидели моральной поддержки. Еврейское население готовилось к скорому отбытию и совсем не жаждало приключений себе на голову. Русское население готовилось остаться в Баку и предпочло солидаризироваться с азербайджанцами, рассматривая армян как возмутителей мира и спокойствия. Вдобавок инстинкт государствообразующей нации всего Союза тянул их в сторону той нации, которую большевики когда-то поставили государствообразующей в Азербайджанской ССР. До событий они в целом были больше дистанцированы от азербайджанцев, отчужденней воспринимали их, чем армяне. В отличие от привычных армян, они, мягко говоря, без энтузиазма воспринимали свое положение людей не первого сорта, хотя и понимали, что таковы советские «правила игры» в республиках: «титульные» - первый сорт, русские – второй, остальные – пересортица. Однако с началом конфликта в абсолютном большинстве они четко и недвусмысленно приняли сторону азербайджанцев. Даже семьи, породнившиеся с армянами, даже семьи офицеров из «военного городка», не имевшие с азербайджанцами ничего общего ни по работе, ни по дому. Это не помешало им осуждать армян в целом и арцахское движение в частности – тут огромную роль сыграли телевидение, республиканская и центральная пресса.

Особенным армяноненавистничеством отличались публикации официальной газеты Министерства обороны СССР «Красная звезда» - фактически индульгенция каждому, кому хотелось унизить, оскорбить, пнуть армянина в Баку или Кировобаде. Армяне, давно отвыкшие от государственности, и раньше не могли понять роль государственных традиций, преемственности, и до сих пор не вполне ее осознают. СССР последних лет был духовным наследником не только ленинского и сталинского режимов, но и царской империи. В официозных советских коммунистических газетах и журналах моментально вытащили на свет полные грязных измышлений документы царской охранки о дашнаках и армянском национально-освободительном движении. Напечатали, как истину в последней инстанции – вот, мол, какими эти армяне были, такими и остались, по-прежнему мутят воду. То ли дело азербайджанцы – и раньше были всем довольны, и теперь не требуют никаких перемен.

Живя на «окраине империи», в инородном окружении, русское население Баку всегда было более лояльным к центральной власти и более восприимчивым к ее пропаганде, чем русские в Питере или Сибири. Это не упрек, а констатация закономерного факта. Когда в 1905 году в городе по свежим следам началась имитация государственного расследования событий, представители русского и азербайджанского (кавказские татары) населения солидарно возложили всю вину на Дашнакцутюн. А несколькими годами позже один из лидеров правой патриотической фракции Думы Пуришкевич (кстати, тоже выходец из национальной окраины, из Бессарабии) при обсуждении в Думе так называемого «кавказского запроса» недвусмысленно заявил: «Самое консервативное, самое устойчивое и верное население на Кавказе – мусульмане. Если на Кавказе русская власть должна на кого-то опираться – это могут быть только мусульмане…» (см. Х. Дадаян «Армяне и Баку»).

С началом «событий в НКАО» другие «нетитульные» нации Баку стали воспринимать армян как нарушителей межнационального мира и спокойствия. Не тех, кто творил дела в Сумгаите, не тех, кто устраивал в бакинском транспорте проверки паспортов с последующим избиением и вышвыриванием «лиц армянской национальности». Опасались цепной реакции, обвиняли тех, кто якобы разбудил эти инстинкты, то есть армян. Какие там у армян вдруг обнаружились особые права и требования? С какой стати?

Карабахские были далеко, бакинские оказались под рукой.

Сам попадал в подобную ситуацию, слышал о ней от других - она случалась обычно на работе, пока армян еще пускали туда. Кто-нибудь из «нетитульных» в присутствии азербайджанцев с невинным лицом, будто всего лишь из любопытства, спрашивал армянина или армянку: «Так чей же, по-твоему, Карабах, а?» Замечательное средство продемонстрировать свою лояльность сильному и насладиться ожидаемым унижением, растерянностью, страхом слабого. Есть такая милая черта в человеческом характере…

Рассказывали, как уже после моего отъезда в нашем большом интернациональном дворе с четырьмя многоквартирными домами армянин рубил топором дорогое пианино. Никто из соседей не пожелал купить его даже за символическую цену – все равно с собой не заберет, уезжать придется налегке. Как нужно было довести армянина, чтобы он своими руками крушил музыкальный инструмент – читатели могут себе представить… …

И тогда, и в 1988 году многие армяне были потрясены и задавали себе вопрос, впоследствии прозвучавший из уст персонажа Шарля Азнавура в фильме «Арарат» Атома Эгояна: «За что нас так ненавидели?» Только задавали его не в прошедшем, а в настоящем времени. Особенно недоумевали те, кого уже не связывало с армянством ничего, кроме отметки в паспорте. Именно они были больше других уверены в надежной защите советской власти и дружеском отношении соседей.

[Opium]

Спaсибо автору, Карену Агекяну,

Один из лучших анализов которые я когда-либо читала.

Спaсибо.

[HOB]

Журнал "Анив"

[Inferno]

Спасибо. Было интересно.

А Гост, что скажет?

[Diana]

Было интересно почитать.Не знала про «Человеколюбивое общество» («Мардасиракан»), надо будет спросить у старшего поколения.Очень многое верно подмечано.

У меня есть книга "Армяне и Баку" на армянском, никто не знает есть ли электронная версия на русском(недавно ее перевели)?

[Lady An]

Действительно интересная статья.

[Lexing]

На сайте журнала АНИВ появился 10 номер:

http://aniv.ru/index.php?go=6010

[Arin-Berd]

статья-то интересная. но она может стать полезной, если извлечь уроки.

Немного знакомый с точкой зрения Агекяна, могу сказать, что это статья далеко не «плачь Ярославны» по поводу «обиженых и обделенных армян», а большая клизма армянам. Особенно диаспорским, тем кто казалось бы уютно себя чувствует в стране чужой, кто думает, что эта страна его защитит и обогреет. Только сомневаюсь я в том, что все читатели поняли истинную мысль, ибо когда речь зашла об «униженных и разграбленных», то сыпятся респекты. А когда речь ведется о главенстве армянского гос-ва, о главенстве армянской культуры и языка, и т.д., то в ход идут всевозможные ярлыки и оправдания на подобии «главное осязать себя армянином». А ведь чел недвумысленно указал на основные пороки армянства, если кто не успел заметить -- государство, язык и культура. Нет государства, значит нет защиты. Нет культуры, не станет языка. Нет языка -- уготованная дорога в котел ущербного «общечеловека», после чего с почестями и под фанфары подача на жертвенный стол. Лишь сильное государство способно защитить армян. Лишь ношение в себе армянской культуры и знание армянского языка сделает нас уникальными среди других. И тогда армянин будет жить.

Искренне рад, что есть люди, которым статья понравилась. Особенно рад за Опиум -- охотнице за ведьмами и темными силами Бум считать, что тема армянского государства и армянского языка усвоена. Следующий урок -- абсолютная ценность и сакральность Армянского Нагорья.

[Thug]

Арин, +1

А статья хорошая