ФиЛУД

[luc]

Все темы на т.н. армазе какие-то дебильные и расчитаны на соответствующую аудиторию - за ними надо наблюдать, как за пациентами психушки )))

Изменено 21 мая 2013 пользователем luc (история изменений)

[Толерант]

В Монголии сегодня прошли президентские выборы.

[Гость NarekMec]

В Монголии сегодня прошли президентские выборы.

[Толерант]

Какие луды исен зашли на ОА.

ww..w.atc.az/forum/showthread.php?p=177982

[Толерант]

Паметник пехлеванам в старшой Турсии.

[w i t o]

Паметник пехлеванам в старшой Турсии.

щас бармаг будет делать

[Толерант]

Азаки, мы немного поругаем наших власть и духовность "имущих".

Вы не расслабтесь.

Васю не касается.)))

[Толерант]

Самопровозглашенная культура Кавказской Албании тоже необычайно богата, так как к ней принадлежат все писатели, художники, поэты, музыканты и пр., которые родились или умерли в Кавказской Албании, жили в ней или бывали хотя бы проездом. Поэтому великие албанские писатели писали на греческом, латинском, персидском, арабском, еврейском, армянском, грузинском, русском, украинском, английском, немецком, французском, табасаранском языках— на всех, кроме албанского

http://xreferat.ru/18/3762-7-geografiya-albanii.html

Изменено 8 ноября 2013 пользователем tolerant (история изменений)

[Vesmirumir]

http://xreferat.ru/1...ya-albanii.html

остальной текст тоже суперный, спс за наводку ))

[Толерант]

Аналогов не имеющий сосед занимают 16-е место на олимпиаде.

Армения 20-е, а Грузия 35-е.

Аля как же так?

[Dedo]

Аналогов не имеющий сосед занимают 16-е место на олимпиаде.

Армения 20-е, а Грузия 35-е.

Аля как же так?

ала это вы да виноваты,милион беженцев сделали,со скал выбрасывали,в трубы заваривали,нет бы кому нибудь лыжи дали

[Толерант]

Так та была загадкой, а правильного ответа пока нету)).

[Толерант]

Тянет к чтению.

Занимательно и всегда по теме....

Если тебе ,о мимо проходящий человек, будет грустно, то не ленись и подними настроение свое..

Филипп Филиппович обратил взор к гирляндам на потолке и забарабанил пальцами по столу. Человек, казнив блоху, отошел и сел на стул. Руки он при этом, опустив кисти, развесил вдоль лацканов пиджачка. Глаза его скосились к шашкам паркета. Он созерцал свои башмаки, и это доставляло ему большое удовольствие. Филипп Филиппович посмотрел туда, где сияли резкие блики на тупых носках, глаза прижмурил и заговорил:

- Какое дело еще вы мне хотели сообщить?

- Да что ж дело! Дело простое. Документ, Филипп Филиппович, мне надо.

Филипп Филипповича несколько передернуло.

- Хм... Черт! Документ! Действительно... Кхм... Да, может быть, без этого как-нибудь можно? - голос его звучал неуверенно и тоскливо.

- Помилуйте, - уверенно ответил человек, - как же так без документа? Это уж извиняюсь. Сами знаете, человеку без документа строго воспрещается существовать. Во-первых, домком!

- При чем тут этот домком!

- Как это при чем? Встречают, спрашивают, - когда ж ты, говорят, многоуважаемый, пропишешься?

- Ах ты, господи, - уныло воскликнул Филипп Филиппович, - "встречаются, спрашивают"... Воображаю, что вы им говорите. Ведь я же вам запрещал шляться по лестницам.

- Что я, каторжный? - удивился человек, и сознание его правоты загорелось у него даже в рубине. - Как это так "шляться"? Довольно обидны ваши слова. Я хожу, как все люди.

Филипп Филиппович умолк, глаза его ушли в сторону. "Надо все-таки сдерживать себя", - подумал он. Подойдя к буфету, он одним духом выпил стакан воды.

- Отлично-с, - поспокойнее заговорил он, - дело не в словах. Итак, что говорит этот ваш прелестный домком?

- Что ж ему говорить? Да вы напрасно его прелестным ругаете. Он интересы защищает.

- Чьи интересы, позвольте осведомиться?

- Известно чьи. Трудового элемента.

Филипп Филиппович выкатил глаза.

- Почему вы - труженик?

- Да уж известно, не нэпман.

- Ну, ладно. Итак, что же ему нужно в защитах вашего трудового интереса?

- Известно что: прописать меня. Они говорят, где ж это видано, чтоб человек проживал непрописанным в Москве. Это раз. А самое главное - это учетная карточка. Я дезертиром быть не желаю. Опять же - союз, биржа...

- Позвольте узнать, по чему я вас пропишу? По этой скатерти или по своему паспорту? Ведь нужно все-таки считаться с положением! Не забывайте, что вы... э... гм... вы ведь, так сказать, неожиданно появившееся существо, лабораторное. - Филипп Филиппович говорил все менее уверенно.

Человек победоносно молчал.

- Отлично-с. Что же, в конце концов, нужно, чтобы вас прописать и вообще устроить все по плану этого вашего домкома? Ведь у вас же нет ни имени, ни фамилии.

- Это вы несправедливо. Имя я себе совершенно спокойно могу избрать. Пропечатал в газете, и шабаш.

- Как же вам угодно именоваться?

Человек поправил галстух и ответил:

- Полиграф Полиграфович.

- Не валяйте дурака, - хмуро отозвался Филипп Филиппович, - я с вами серьезно говорю.

Язвительная усмешка искривила усишки человека.

- Что-то не пойму я, - заговорил он весело и осмысленно. - Мне по матушке нельзя. Плевать - нельзя. А от вас только и слышу: "дурак" да "дурак". Видно, только профессорам разрешается ругаться в Ресефесере.

Филипп Филиппович налился кровью и, наполняя стакан, разбил его. Напившись из другого, подумал: "Еще немного, он меня учить станет и будет совершенно прав. В руках не могу держать себя".

Он вернулся, преувеличенно вежливо склонив стан, и с железною твердостью произнес:

- Из-вините. У меня расстроены нервы. Ваше имя показалось мне странным. Где вы, интересно узнать, откопали такое?

- Домком посоветовал. По календарю искали, какое тебе, говорят. Я и выбрал.

- Ни в каком календаре ничего подобного быть не может.

- Довольно удивительно, - человек усмехнулся, - когда у вас в смотровой висит.

Филипп Филиппович, не вставая, закинулся к кнопке на обоях, и на звонок явилась 3ина.

- Календарь из смотровой.

Протекла пауза. Когда 3ина вернулась с календарем, Филипп Филиппович спросил:

- Где?

- 4 марта празднуется.

- Покажите. Гм... черт... В печку его, 3ина, сейчас же.

3ина, испуганно тараща глаза, ушла с календарем, а человек покрутил укоризненно головой.

- Фамилию позвольте узнать.

- Фамилию я согласен наследственную принять.

- Как-с? Наследственную? Именно?

- Шариков.

В кабинете перед столом стоял председатель домкома Швондер в кожаной тужурке. Доктор Борменталь сидел в кресле. При этом на румяных от мороза щеках доктора (он только что вернулся) было столь же растерянное выражение, как и у Филиппа Филипповича.

- Как же писать? - нетерпеливо спросил он.

- Что же, - заговорил Швондер, - дело не сложное. Пишите удостоверение, гражданин профессор. Что так, мол, и так, предъявитель сего действительно гражданин Шариков Полиграф Полиграфович, гм... зародившийся в вашей, мол, квартире.

Борменталь недоуменно шевельнулся в кресле. Филипп Филиппович дернул усом.

- Гм... вот черт! Глупее ничего себе и представить нельзя. Ничего он не зародился, а просто... ну, одним словом...

- Это ваше дело, - со спокойным злорадством молвил Швондер, - зародился или нет... В общем и целом ведь вы делали опыт, профессор! Вы и создали гражданина Шарикова.

- И очень просто, - пролаял Шариков от книжного шкафа. Он вглядывался в галстух, отражавшийся в зеркальной бездне.

- Я бы очень просил вас, - огрызнулся Филипп Филиппович, - не вмешиваться в разговор. Вы напрасно говорите "и очень просто" - это очень не просто.

- Как же мне не вмешиваться, - обидчиво забубнил Шариков, а Швондер немедленно его поддержал:

- Простите, профессор, гражданин Шариков совершенно прав. Это его право - участвовать в обсуждении его собственной участи, в особенности постольку, поскольку дело касается документов. Документ - самая важная вещь на свете.

В этот момент оглушительный трезвон над ухом оборвал разговор. Филипп Филиппович сказал в трубку: "Да...", покраснел и закричал:

- Попрошу не отрывать меня по пустякам. Вам какое дело? - И хлестко всадил трубку в рога.

Голубая радость разлилась по лицу Швондера. Филипп Филиппович, багровея, прокричал:

- Одним словом, кончим это.

Он оторвал листок от блокнота и набросал несколько слов, затем раздраженно прочитал вслух:

- "Сим удостоверяю"... Черт знает, что такое... Гм... "Предъявитель сего, человек, полученный при лабораторном опыте путем операции на головном мозгу, нуждается в документах"... Черт! Да я вообще против получения этих идиотских документов. Подпись - "профессор Преображенский".

- Довольно странно, профессор, - обиделся Швондер, - как так, документы вы называете идиотскими! Я не могу допустить пребывания в доме бездокументного жильца, да еще не взятого на воинский учет милицией. А вдруг война с империалистскими хищниками?

- Я воевать не пойду никуда, - вдруг хмуро гавкнул Шариков в шкаф.

Швондер оторопел, но быстро оправился и учтиво заметил Шарикову:

- Вы, гражданин Шариков, говорите в высшей степени несознательно. На воинский учет необходимо взяться.

- На учет возьмусь, а воевать - шиш с маслом, - неприязненно ответил Шариков, поправляя бант.

Настала очередь Швондера смутиться. Преображенский и злобно и тоскливо переглянулся с Борменталем: "Не угодно ли-с, мораль". Борменталь многозначительно кивнул головой.

- Я тяжко раненный при операции, - хмуро подвывал Шариков, - меня вишь как отделали, - и он указал голову. Поперек лба тянулся очень свежий операционный шрам.

- Вы анархист-индивидуалист? - спросил Швондер, высоко поднимая брови.

- Мне белый билет полагается, - ответил Шариков на это.

- Ну-с, хорошо-с, не важно пока, - ответил удивленный Швондер. - Факт в том, что мы удостоверение профессора отправим в милицию, и вам выдадут документ.

- Вот что, э... - внезапно перебил его Филипп Филиппович, очевидно терзаемый какой-то думой, - нет ли у нас в доме свободной комнаты, я согласен ее купить.

Желтенькие искры появились в карих глазах Швондера.

- Нет, профессор, к величайшему сожалению. И не предвидится.

Филипп Филиппович сжал губы и ничего не сказал. Опять как оглашенный загремел телефон. Филипп Филиппович, ничего не спрашивая, молча сбросил трубку с рогулек так, что она, покрутившись немного, повисла на голубом шнуре. Все вздрогнули. "Изнервничался старик", - подумал Борменталь, а Швондер, сверкая глазами, поклонился и вышел.

Шариков, скрипя сапожным рантом, отправился за ним следом.

Профессор остался наедине с Борменталем.

Немного помолчав, Филипп Филиппович мелко потряс головой и заговорил:

- Это кошмар, честное слово. Вы видите? Клянусь вам, дорогой доктор, я измучился за эти две недели больше, чем за последние четырнадцать лет. Ведь тип, я вам доложу...

[Толерант]

Терпение не безгранично.

[Толерант]

У Илгам (по совместительству -Алиев)) творческий отпуск.

Лозунг "Освободат , Лазым и Весмир в 1 000 000 голов ", ушел в подполье.