ГОРОД НА ЗЕМЛЕ. Карен Агекян.

[Azatuni]

ГОРОД НА ЗЕМЛЕ.

Карен Агекян, главный редактор жунала Анив.

Часть Первая

ГОРОД НА ЗЕМЛЕ.

Анив, Карен Агекян.

Первая часть

На протяжении истории рождалось немало многоэтничных городов. Их судьбы сложились по-разному, как и судьбы горожан. Каким будет будущее нынешних мульти-культурных мегаполисов, будущее меньшинств, диаспор? В связи с 20-летием геноцидных актов против армянского населения Баку есть необходимость снова вернуться к теме, уже затронутой в журнале «АНИВ» в материалах «Какими мы были», «Заколоченная дверь», «По ком звонит колокол», «Братья во Христе», «Осквернители праха», «Свет и тени Тбилиси», рассмотреть ее в контексте общих закономерностей.

За последние 20 лет появилось немало материалов о вкладе в развитие и благосостояние своего города тбилисских и бакинских армян. Как водится, эти материалы очень эмоциональны, даже если привлекают массу дотошно собранной фактологии. При всей оправданности чувств важно смотреть на вещи и другим, более рассудочным взглядом, поскольку мы обязаны не только отдавать дань памяти, но делать выводы на будущее. Говоря о целом спектре явлений – от дискриминации и присвоения армянского достояния до погромов и резни - очень важно правильно понимать норму. В жизни человеческих сообществ норма – это не моральный идеал, скопированный с личностного, это необходимые и неизбежные свойства реальности. Прекратив идеализировать обычное положение вещей, мы не девальвируем масштаб преступлений.

Говоря о геноцидах и геноцидных актах в истории человечества, в том числе о событиях в Сумгаите, Кировабаде, Баку, следует отличать их как преступление не от фальшивой нормы «дружбы народов», их «мирного и счастливого сожительства», существовавшей только в наших наивных головах, а от нормы постоянных соперничества, конфликта, борьбы, которые, по крайней мере, не переходят в открытую травлю, грабеж, поголовное физическое уничтожение. Вся известная нам история человечества – непрерывный, явный или скрытый конфликт сообществ в борьбе за разного рода ресурсы. Не всегда, но очень часто это борьба именно этносов, народов, наций. В силу разных обстоятельств армянское сердце жаждало и до сих пор жаждет обманываться внешней идиллией «интернациональных» тбилисских или еще каких-то двориков, где все друг другу ближе, чем родственники, бакинского или еще каких-то бульваров, где беспечно прогуливаются «дети разных народов». Не случайно именно армяне так горячо приняли провозглашенный большевиками интернационализм. Но все мы обязаны были иногда включать голову и понимать, что за любым, самым мирным и красочным фасадом подспудная борьба сообществ за материальные и нематериальные ресурсы продолжается ежечасно и ежеминутно. Продолжается в тысячах и десятках тысяч микрособытий, которые по отдельности могут показаться сугубо бытовыми, случайными, малозначащими. Такая борьба есть вечный инстинкт любого этнического сообщества, подобный инстинкту, управляющему муравьями в муравейнике, пчелами в улье, саранчой в небе. Именно он составляет необходимую черту, которая формирует сообщество и поддерживает его целостность, а вовсе не наличие талантливых людей, способных сочинять стихи, писать картины маслом, исполнять музыку или играть в кино. Угасание этого коллективного инстинкта означает крайнюю степень одряхления, впадение в летаргический сон, который чаще заканчивается смертью, чем новым пробуждением к активной жизни. Выход из борьбы, отказ от нее означают сдачу на чужую милость и милосердной эта «милость» не бывает. За идиллией интернациональных двориков и приморских бульваров армяне в таких советских городах, как Баку, Тбилиси и др., особо и не чувствовали дискомфорта от тихого и постоянного перераспределения ресурсов в пользу титульного сообщества, пока очередной конкретный эпизод не затрагивал самого человека или кого-то из его близких. Это и есть признак коллективной летаргии – потеря чувствительности к внешним воздействиям.

Какой смысл имеет очередное эмоциональное многостраничное перечисление напрасных армянских трудов и пожертвований за пределами Армении – там, где сейчас нет армян или они превратились в малозначащее меньшинство? Полемика с нынешними хозяевами, которые присвоили плоды нашего труда и целенаправленно игнорируют нашу роль? Но каков к.п.д. этой полемики? Политическая реальность определяет все остальное. Слушать будут все равно ту сторону, которая в глазах мира легитимно обладает политическими правами на город. И вопрос этой легитимности решается отнюдь не статьями и книгами с перечислением заслуг. Даже если вести речь о сугубо армянской земле - Западную Армению называют и будут называть Восточной Анатолией пока она находится под турецким суверенитетом. Потому что так захотели кемалисты после окончательной «зачистки» армянского населения. По этой же причине реставрированные турками Ахтамарский храм и (в будущем) Ани через некоторое время будут признаны в мире памятниками «анатолийской культуры». Изменить это можно только в результате политической борьбы, но борьбы не за названия и определения, а за контроль и суверенитет.

В контексте политической борьбы все обретает смысл, вне такого контекста все превращается в беспомощные сокрушенные вздохи, постепенно и неизбежно затихающие. Хотим ли мы, к примеру, стать полновластными хозяевами в Баку? Вряд ли кто-то ответит положительно. Этим Тбилиси и Баку отличаются от Вана и Карса. Значит надо думать о том, как создавать новое у себя, вместо того, чтобы сетовать о потерянном на чужбине, думать, как возвращать себе все свое – ту основу, ту почву, на которой стоят дома, церкви и многое другое. Повторные подсчеты впустую растраченных сил могли бы разве что закрепить понимание разницы между домом на своей земле и на чужой, который рано или поздно станет домом на песке. Но, бакинские, тбилисские, ереванские, ленинаканские и прочие армяне за последние 20 лет опять-таки упрямо рвались очередной раз повторять уже испробованный путь - обустраиваться на чужой земле, работать на чужие города и чужие страны. Им не терпелось пустить на новой почве разного рода корни и снова начинать формировать особые сорта армянской идентичности по образцу бакинской, тбилисской, стамбульской, парижской, марсельской, алеппской, московской, ростовской, лос-анджелесской и др. Формировать городской патриотизм под армянским соусом, понятный как всякая коллективная мутация на основе человеческой слабости, но все равно непростительный по своей наивности, самоубийственный для нации.

Причитаниями про заслуги Армянства в Тбилиси и Баку, которые на самом деле стали едва ли не главным поводом для грузинской и азербайджанской армянофобии, не поможешь излечить давнюю болезнь. Нужны новые масштабные общенациональные политические задачи, а не подсчет своих прошлых заслуг перед «родным» городом из серии «я отдал(а) тебе свою молодость, а ты…»

Пора подойти к вопросу с точки зрения насущной пользы - не подсчитывать заслуги, не выставлять напоказ раны, а разобраться с механизмами, которые работали против нас раньше, работают сегодня и будут работать в перспективе. Этому пока уделяется несравнимо меньше внимания.

Без предыстории как всегда не обойтись. Из двух крупных центров российского Кавказа на рубеже XIX-XX веков Тифлис был административно-культурным центром, Баку стремительно вырастал в центр промышленный. Тифлис в свете его истории был насыщен национально-культурными традициями – армянскими, грузинскими, мусульманскими и под конец даже российскими. В этом смысле многие считали его своим: армяне - на основе преобладания по численности, имущественному статусу, на основе богатства национальной культурной жизни; грузины - на основе живой памяти о многовековой царской столице Грузии; служивые люди, направленные сюда империей, правомерно считали Тифлис центром ее военной и гражданской власти в обширном регионе, городом, куда Россия принесла безопасность, порядок и европейские условия жизни. Разница заключалась в одной очень существенной детали: армяне с готовностью признавали чужие - грузинские и имперские - претензии тоже считать Тифлис своим, но другие стороны не собирались делить Тифлис с армянами. Психологическая готовность к компромиссам при неготовности других не раз играла для Армянства роковую роль.

Если такую готовность на родной почве можно считать противоестественной, то за пределами своей земли она во многом объяснима. Подсознательно тифлисские армяне понимали, что при всех вековых армянских традициях, при всем армянском преобладании Тифлис (пусть даже каждый камень в стену здесь был бы положен армянскими руками) стоит не на армянской земле, не находится и никогда не находился под армянской политической властью. И этот скрытый психологический комплекс заранее обрекал их на путь компромиссов, уступок и конечного поражения, как и армян Баку.

Под политической властью армян Киликия невероятно быстро стала армянской землей и продолжала восприниматься так века спустя после падения Киликийского царства. В отсутствие традиций политической власти только абсолютное демографическое преобладание «на почве» может дать «чувство земли». Преобладание в отдельно взятом городе, особенно крупном региональном центре, такого чувства никогда не даст – даже самый древний город остается результатом естественных и насильственных перемещений населения, он гораздо сильнее меняет свое лицо после каждого очередного завоевания. Недаром город называется «полисом» - это отражается его связь в первую очередь с политикой, а не с почвой.

Баку особыми традициями насыщен не был – его предыстория столицы Бакинского ханства была слишком скромной для нового индустриального центра. Новый, большой, динамично растущий Баку был позднеимперским городом, который вырос на нефтяных дрожжах инородным телом в преимущественно тюркско-мусульманском регионе западного побережья Каспия. Когда в городе уже начались массовые митинги по поводу Карабаха и расцвели антиармянские настроения, в разговоре с бывшим одноклассником азербайджанцем я вспомнил, что семья моей бабушки в 1918 году бежала от наступающих турок из Гянджи в Баку. Он удивился: почему армяне, спасаясь от турок, бежали к азербайджанским «туркам»? Я объяснил, что город на тот момент подчинялся центральной власти (в лице местных большевиков) и в любом случае ни раньше, ни в 1918 году не воспринимался как «город турок» или неизвестных тогда «азербайджанцев». Сегодня я могу привести аналогии: точно так же, допустим, Харьков или Одесса не воспринимались как вотчины украинцев, Рига на рубеже веков не считалась латышским городом, а Ревель (Таллин) - эстонским. Такие города воспринимались в качестве растущих имперских центров – как показало будущее, в этом состояла ошибка русского (по всей империи), армянского (в Закавказье), немецкого (в Прибалтике) видения, недооценивавшего, по крайней мере, на сознательном уровне, роль «почвы» в будущей судьбе больших городов.

* * *

Хотя «фактор почвы» был против армян Тифлиса и Баку, политический фактор в XIX веке был до 1880-х годов, скорее, благоприятным. Однако с началом царствования императора Александра III армяне все больше стали оцениваться в качестве самого неблагонадежного и нелояльного элемента на Кавказе. Здесь не место описывать изменения в международной обстановке и в политике Российской империи в Восточном вопросе, после которых борьба за свои права против деспотизма султана стала рассматриваться как свидетельство армянского «сепаратизма» и нелояльности по отношению к «законным властям» по ту и другую сторону границы. Появление армянских революционных партий и переход к вооруженным методам борьбы против Порты только усугубили это отношение царизма. Меры против армянских школ, культурно-благотворительных учреждений и Церкви нарастали как снежный ком в контексте общей политики русификации и ограничения свобод по всей империи, вызывая ответную реакцию. На начало 1880-х годов в качестве центра Армянства рассматривался Тифлис и борьба против «армянского преобладания» началась именно здесь - протекала она без шумных эксцессов и на этом этапе сводилась в первую очередь к удалению армян из администрации и целенаправленным стараниям исключить их преобладание в городском выборном самоуправлении.

Интересно, что против армян в городском самоуправлении велась борьба вовсе не потому, что они целенаправленно защищали особые армянские интересы. В монографии С. Карапетяна «Мэры Тифлиса» справедливо отмечается: «Как свидетельствуют многочисленные документы, относящиеся к истории развития Тифлиса, городское правление (…), несмотря на то обстоятельство, что оно было укомплектовано то подавляющим, то составляющим относительное большинство числом правомочных армянской национальности и почти всегда управлялось армянским мэром, всегда и бесспорно, преследовало одну цель – развитие и благоустройство города (об этом свидетельствуют [в том числе] крупные денежные вклады в Городской совет, завещанные некоторыми мэрами и правомочными). В то же время необходимо отметить, что подавляющее большинство этих же деятелей, безгранично преданных городу, оставались равнодушными к национальным задачам» (что некоторые армяне осознавали уже тогда. – Прим. К.А.). Однако имперская власть и грузинская сторона явно придерживались иного мнения – началась превентивная борьба.

«На протяжении всего XIX и в начале XX века армяне составляли относительное большинство тифлисского населения…». Причем процент армян в выборных органах был выше, чем процент армянского населения в городе вследствие имущественного ценза, принятого для проведения выборов. Положение не изменилось и после 1875 года, когда в Тифлисе была введена общероссийская система городского самоуправления. «В 1880-х и начале 1890-х годов в городском совете сформировалась оппозиция, в которую по сути дела входили грузинские правомочные. Они стремились занять достойное место в городском совете, но их попытки не увенчались успехом…». Обратим внимание, что грузинская оппозиция традиционному преобладанию армян открыто сформировалась именно тогда, когда произошел резкий поворот центральной власти по отношению к армянскому населению на Кавказе. В результате применения в Тифлисе общероссийских правил имущественного ценза: «На 1886 год составляющие лишь 47% населения Тифлиса армяне имели 72% голосов в городском совете. Примечательно, что составляющие 28% населения грузины имели лишь 4% голосов в горсовете… Известно, что в 1890 году среди 72 избранных членов городского совета 38 были армянами, 22 грузинами, 11 русскими и один – немцем». С началом резни армян в Османской империи крайне негативное отношение российской власти к армянскому национально-освободительному движению, в котором видели «происки» Великобритании, еще сильнее сказалось на положении армян Восточной Армении и всего Кавказа. Подчеркнем, что это было отношением именно центральной власти, ее различных структур и уполномоченных на местах, но не русского общества, и не русских на Кавказе. Тем не менее, именно в этом контексте под патронажем власти окончательно формируется грузино-русский союз членов тифлисского городского совета, направленный против «засилья армян». «В частности, после выборов 16 мая 1893 года чрезвычайно обострились отношения между армянской и грузино-русской группировками. Причиной послужили результаты выборов – «из 80 избранных правомочных лишь один был грузином (по другим данным шесть. – Прим. К.А.), 16 - русскими, 3 - немцами, 63 – армянами… Это вызвало волну протеста в рядах, в частности, грузинских и русских кандидатов и защищающих их партий». В нарушение закона результаты майских выборов 1893 года были отменены…

Редактор официальной правительственной краевой газет «Кавказ», небезызвестный Величко делал следующее внушение: «Армянам не следует забывать, что Тифлис – столица бывшего грузинского царства, а русских надо выбирать, ибо под покровительством России в страну пришло просвещение». Логика выглядит простой и вполне понятной: для имперской власти на окраинах естественно было пытаться ослабить тот национальный элемент, который, как она считала, начинал чрезмерно «подниматься» или по традиции сохранял слишком сильное влияние, и временно взять в себе союзники другой, конкурирующий элемент. (Был еще один важный принцип, влиявший на выбор властей, о нем я скажу ниже.) Современные российские историки приводят множество фактов того, как некоторый период времени в западных губерниях власть пыталась использовать еврейское меньшинство для ослабления польского влияния, а затем, наоборот, именно еврейство превратилось в дискриминируемый элемент; в Риге и Таллине эстонские и латышские интересы поддерживались в целях ослабления доминирующих в этих городах балтийских немцев. В свое время империя опиралась на поддержку армян – в конце XIX века настали другие времена.

Общий план действий на Кавказе был изложен в докладной записке императору Николаю II (1898 год) от главноначальствующего на Кавказе князя Голицына, которая упоминается, например, в ценной работе видного российского ученого-историка В.С.Дякина «Национальный вопрос во внутренней политике царизма», полностью посвященной описанию архивных документов. Князь Голицын пишет о необходимости:

«…оградить остальное население Кавказа от эксплуататорских стремлений армян и их политических вожделений». Нужно подчинить общей цензуре эчмиадзинский журнал «Арарат» и вести борьбу с местной армянской печатью. Выдворить из пределов Закавказья (обратно в Османскую империю. – Прим. К.А.) армянских беженцев, которые живут на средства общественных и частных благотворительных организаций и «демонстративно выставляют себя жертвами турецких зверств». Необходимо закрыть армянские благотворительные общества, изменить состав городских Дум, гарантировав их от преобладающего влияния армян (в Тифлисе из 79 гласных 56 - армяне)».

В том же году по приказу Голицына было организовано уголовное дело и произведены аресты городского головы Тифлиса Евангулянца, бывших членов городского правления Иваненко и Вермишева и действительных членов правления Хосровяна и князя Аргутяна. В следующем, 1899 году новый устав Кавказского армянского благотворительного общества лишил его возможности иметь отделения на местах (к тому времени оно имело 21 отделение в городах Кавказа и Закавказья), обществу запретили культурно-просветительскую деятельность.

Наконец, после изъятия имуществ Армянской Церкви в 1903 году началась открытая конфронтация армянского населения и властей по всему Кавказу. Именно в контексте этой конфронтации публицисты-современники и позднейшие исследователи рассматривают «армяно-татарские столкновения» по всему региону, в том числе столкновения 1905 года в Баку. Поскольку так называемые «кавказские татары» не составляли в тогдашнем Баку большинства, поскольку администрация в городе и губернии не опиралась на местные кадры, эти события можно было бы рассматривать как конфликт между двумя меньшинствами, когда власть играет роль третьей силы и имеет целью преподать одному из меньшинств урок. Понятное дело, что в Тифлисе и Баку и без «услуг» царской власти имели место соответственно армяно-грузинская и армяно-тюркская конкуренция с разным градусом враждебности. Власть не столько впрямую подстрекала к борьбе против местных армян, сколько давала разными способами понять, что посмотрит на такую борьбу как на оправданную. Главным идеологическим оправданием в конечном счете служил принцип опоры на «людей почвы» против «пришлых эксплуататоров» (тот самый важный аспект, на который я ссылался выше) – принцип применявшийся и против евреев. Напуганная быстрым развитием капиталистических отношений, власть крайне опасалась, что оно приведет к формированию «инородческих» центров силы, основанных на предпринимательском и финансовом потенциале мобильных национальных сообществ. «Людей почвы», сидящих «на своем месте», власть, напротив, воспринимала как патриархальное и лояльное большинство. Самое ближайшее время показало, как жестоко она ошибалась.

Устойчивость своего положения в городах переоценивал не только диаспорный национальный элемент, но империи и колониальные державы. Даже те державы, которые строили города в своих колониях почти на пустом месте, не могли их удержать, если следом за городским не приходило сельское население, закрепляющееся на почве (как это было в Северной Америке или Сибири). В Российской империи прогресс экономики, коммуникаций, возрастание мобильности населения внутри регионов и пр. тоже привели к тому, что уже Почва, а не Империя начала все больше влиять на город. Начался постепенный процесс «национализации» крупных городов, который окончательно завершился приблизительно через век, с развалом совсем другой, советской империи. В Баку, где наружу несколько раз выплескивались первобытные кровавые инстинкты, у этого процесса было фиксированное начало и конец (февраль 1905 – январь 1990). В Тбилиси все происходило аккуратнее и цивилизованнее, поэтому начало и конец выглядят более размытыми (1880-е – 2000-е). Знаковыми событиями в Тбилиси можно считать отмену царскими властями городских выборов в 1893 году и освящение в 2004 году храма Троицы, главного православного храма независимой Грузии, воздвигнутого на костях армян, на месте старого армянского кладбища (см. «АНИВ» №22).

События 1905 года в Баку описаны достаточно подробно. Следует отметить высокую организованность, проявленную в некоторых случаях и самим армянским населением, и его защитниками. И подчеркнуть, что такую защиту, заставившую погромщиков понести в февральских столкновениях количественно большие потери, организовала именно армянская политическая организация - Дашнакцутюн. Речь не о том, чтобы идеализировать эту партию, которая допустила за свою историю множество серьезнейших ошибок. Речь о том, что политическим вызовам можно противостоять только в политической плоскости. А каждое действие против армян как сообщества есть именно политическое действие, даже если оно внешне выражается только в резне и грабежах со стороны «неуправляемой толпы». Поэтому лучше иметь неадекватную политическую организацию, чем не иметь вообще никакой.

Гораздо меньше известно о том, что задолго до событий 1905 года имперская власть начала вести против армян Баку такую же «мирную» политику давления, как и в Тифлисе. Армяне подвергались всемерным ограничениям в самых разных вопросах – церкви, благотворительности, образования и пр. Ставились препятствия на пути формирования единой, сплоченной и организованной общины, связанной тесными узами с другими армянскими общинами в регионе и армянами собственно армянских земель. Одновременно с Кавказским армянским обществом в Тифлисе и Бакинскому благотворительному армянскому обществу «Мардасиракан» также было запрещено заниматься вопросами просвещения и культуры, разрешено заниматься исключительно благотворительностью и только в пределах Бакинской губернии. В книге В.С. Дякина рассматриваются разные документы – конечно, только небольшая капля из общего архивного моря. По Баку есть, например, такой:

«Помощник главноуправляющего на Кавказе генерал И. Д. Татищев министру внутренних дел 2.12.1896 г.

В газетах появилось сообщение, что католикос намерен открыть в Баку армяно-григорианскую духовную семинарию и командировал епископа Хорена Степаняна для управления делами армянских церквей в Баку. Для семинарии предназначается новое здание Армянского человеколюбивого общества. Епископ Хорен подтвердил Бакинскому губернатору, что семинарию предлагается открыть в августе 1897 г. и устав ее уже рассматривался в Санкт-Петербурге. На открытие семинарии дан кондак католикоса, в котором говорится, что Положение 1836 г. разрешает открывать семинарии всюду, где есть армяно-григорианские епархии.

Но в Положении сказано, что они уже открыты, так как составители Положения, видимо, были введены в заблуждение. А на открытие новых нужно разрешение правительства.

Особенно нежелательно открывать семинарию в Баку и переносить туда центр епархии (из Шемахи). Баку — крупный промышленный центр, стоящий на нашем рубеже в Средней Азии. [Он] имеет для нас громадное политическое значение, «почему надлежало бы всемерно заботиться о возможно большем развитии там начал русской государственности и русского влияния». С этой целью правительство уже пожертвовало сотни тысяч рублей на грандиозный православный храм, предположено учредить в Баку православную архиерейскую кафедру.

К сожалению, экономическое, а с ним и морально-политическое влияние в Баку все больше сосредоточивается в руках татар и армян, а многочисленный русский элемент пред¬ставлен чернорабочими. Богачи-иноверцы не жалеют средств и на возвеличение своей религии (Отметим, что здесь очевидным образом уравниваются в своей «иноверности» православию вера армян и кавказских тюрок. Тот же, Величко, которого отнюдь не сочинили нынешние азербайджанские пропагандисты, который был рупором официальной власти на Кавказе, писал: «Христианство без христианской морали есть подделка, и недаром один православный иерарх, знающий кавказскую жизнь, однажды высказал мне, что считает мусульман по духу и нравственной основе более близкими к православным, нежели монофизитов-армян». - Прим. К.А.). Бакинское Армянское человеколюбивое общество, учрежденное в 1864 г. и до недавнего времени влачившее жалкое существование, стало развивать кипучую деятельность, причем не благотворительную, а «в области национального просвещения. Вообще в Баку создается весьма влиятельный армянский центр, недаром привлекающий к себе выдающихся политических агитаторов из армян», вроде епископа Хорена.

Учреждение в Баку армянской духовной семинарии, которой местное армянское общество желает управлять само через светский попечительный совет и в которой оно, очевидно, желает видеть не столько духовное, сколько светское учебное заведение по примеру Тифлисской армянской семинарии, и перемещение в Баку епархиальной резиденции еще более усилили бы влиятельное положение бакинских армян «в ущерб престижу православия и русскому влиянию». Поэтому считает правильным не разрешать семинарию в Баку - пусть, если хотят, открывают в Шемахе с оставлением там же и епархии.

Передает также просьбу Бакинского губернатора под каким-нибудь предлогом не допустить намеченный приезд в Баку католикоса, так как в день Богоявления водоосвящение совершается в Баку армянами и православными рядом на одной и той же площади, и присутствие католикоса «придает армянской процессии гораздо больший блеск и торжество, чем православной».

Епископа Хорена же он считает необходимым вообще удалить из Баку — он духовное лицо только по званию, министерству известна его вредная деятельность, а назначение его проповедником в Баку незаконно, ибо такой должности в армяно-григорианской церкви в России нет» (конец цитаты).

В Баку армяне не имели такого численного преобладания, как в Тифлисе, но динамика была гораздо более впечатляющей. Растущий как на дрожжах «инородческий» нефтяной капитал, как уже говорилось, вызывал у власти огромные опасения даже при том, что в очень ограниченной степени играл роль в подъеме национального сообщества. Власть видела в таком капитале мощную силу, которую, в отличие от крестьян и землевладельцев, гораздо труднее будет контролировать привычными методами. Главным результатом двух вспышек антиармянского насилия в Баку в феврале и сентябре стало разрушение нефтепромыслов, в первую очередь тех, которые находились в собственности армян. Причем стоит отметить особую наглядность противостояния «города» и «почвы» - активнейшую роль «кавказских татар» из окрестных поселений Апшеронского полуострова. Мощный удар по армянскому капиталу в нефтяной отрасли не мог не стать одновременно ударом по самой нефтедобыче. Масштаб насилия здесь очевидным образом вышел за пределы, на которые власть могла бы смотреть сквозь пальцы. Поэтому в сентябре против нападений «кавказских татар» она уже эпизодически применяла вооруженную силу. Тем не менее, в результате резкого падения поставок из Баку, российская нефть оказалась в значительной мере вытесненной с мирового рынка.

Наместник на Кавказе князь Воронцов-Дашков, ставший здесь после Голицына символом умеренности, либеральности и перемен, связанных с конституционной реформой 1905 года, постоянно подвергался обвинениям за свою, якобы, проармянскость. Но даже он продолжал поддерживать линию на нейтрализацию «армянского засилья», просто намеревался использовать более аккуратные, постепенные методы, чем хотели использовать в Центре. Например, он выступает против намерения правительства не применять к Кавказу «Положение о выборах» в Российскую Думу. Он всего лишь просит понизить квартирный ценз в крае на выборах в Думу для более оптимального с точки зрения властей национального состава избирателей. И уточняет: при избирательных правах от 4-го разряда (желательных. – К.А.) избирателей по Тифлису: русских - 34%, армян - 35%, грузин - 12%, прочих - 19%; по Баку: татар - 11%, армян - 38,5%, прочих (главным образом русских) - 50,5%. При высоком цензе от 10-го разряда (нежелательном) избирателей по Тифлису: русских - 26%, армян - 47%, грузин - 17%, прочих - 10%; по Баку: татар - 8%, армян - 44%, прочих (главным образом русских - 48%). Устроит ли Санкт-Петербург всего лишь 12-ти процентное уменьшение числа армянских избирателей по Тифлису и 5,5 процентное по Баку?

Очередное, на этот раз совсем непродолжительное изменение в отношении имперских властей к армянам произошло в 1912 году, в связи с поражением Османской империи в Балканской войне и новым оживлением Восточного вопроса в преддверии мировой войны…

Оценивая все трансформации имперской политики, мы опять-таки не должны впадать в эмоции. Политические структуры, в том числе структуры власти могут играть роль инструментов национального сообщества, но могут приобретать собственную динамику, собственный «инстинкт» борьбы за ресурсы, используя это же сообщество в своих корпоративных интересах. Это особенно верно в случае империй. Так или иначе, деятельность политических структур тоже наивно оценивать, исходя из нормы всеобщего мира и благоденствия, где «лев возлежит рядом с ягненком». Еще опаснее, обличая зло по отношению к армянскому населению, забывать о собственных ошибках. Ведь самостоятельно просовывая голову в петлю, стоит ожидать, что кто-то выбьет из-под тебя опору. Наши ошибки в первую очередь были связаны с отсутствием в армянской массе необходимого политического инстинкта. Сильные и слабые стороны есть у всех народов, но наши слабости научились использовать давно и эффективно.

Хотя на пространстве бывшей Российской империи армяне были едва ли не первыми, у кого образовались национальные политические партии в современном понимании слова, мы отличались массовым отсутствием «основного» политического инстинкта от некоторых, гораздо более отсталых в экономическом, социальном и культурном отношении народов. Проблема была даже не в длительном разрыве государственности (у многих народов ее вообще не было), не в длительном отчуждении армян от властных полномочий в собственной среде (что опять-таки не было особым случаем), а в сочетании множества факторов, которые отразились на особом психологическом складе армян: с одной стороны фантастическое умение приспосабливаться к любым обстоятельствам, с другой – поразительная наивность в восприятии мира и других сообществ. Например, армяне считали, что в качестве граждан империи везде могут чувствовать себя «как дома»: в Баку, Тифлисе и Москве в такой же степени как в Карсе, Александрополе и Ереване. Что работая на общественное благо и к собственной выгоде, исполняя обязанности лояльных граждан, они должны пользоваться всеми правами таковых, не вызывая неприязни и агрессии. Эта наследственная иллюзия человека под покровительством империи держалась несмотря ни на что – любые реальные события переворачивались с ног на голову лишь бы только ее сохранить. Уже зная судьбу «советских граждан армянской национальности» Сумгаита, Кировобада и Баку, зная про операцию «Кольцо», такой выдающийся писатель как Грант Матевосян, тем не менее, заявил, что самая большая потеря армян – это «утрата статуса человека империи». Скорее всего, он просто считал все плохое в СССР следствием сбоев механизма империи, а все хорошее – следствием безотказной его работы. Наглядный образчик особой армянской логики, принципиально игнорирующей реальность. Другая сторона такого игнорирования – неумение смотреть на себя чужими глазами. «Если мы «на самом деле» не сепаратисты, разве может царская администрация считать нас сепаратистами? Если мы «на самом деле» думаем только о благе города, разве могут грузины в Тифлисе и кавказские татары в Баку быть этим недовольны? Если мы «на самом деле» уже десятками поколений живем в городе, могут ли нас считать пришлым элементом?» Нам до сих пор трудно понять, что наше «на самом деле» о себе отличается от чужого «на самом деле» о нас. Что образ реальности есть, во-первых, предмет борьбы, во-вторых, сильно увязан для сообщества с его собственными интересами.

Сто лет назад, армяне не сознавали и не просчитывали последствий того, что память о недавних, пусть вассальных, но все же государственных и полугосударственных образованиях - царствах, ханствах и т.д., память о правах привилегированных слоев многочисленной грузинской и мусульманской знати (тем более, что в Российской империи эти права формально не были ликвидированы), но самое главное -численное преобладание и укорененность на окружающей город «почве» заставляют грузин и «кавказских татар» по-особому смотреть на значительные регионы российского Закавказья. Если те и другие вынужденно мирятся с властью империи в этих регионах, подчиняются усмиряющей и цивилизующей военно-административной силе, это вовсе не значит, что они будут сквозь пальцы смотреть на процветание здесь армян с учетом потребностей собственных нарождающихся предпринимателей, интеллигенции и т.д. Склоняясь перед могуществом империи, они будут особо чувствительны к процветанию соседнего сообщества на той почве, которую они, подчинившись империи, продолжают считать своей, вовсе не разделяя армянских представлений о «большом общем доме». Когда в преддверии конфликта сгущалось напряжение, вся эта реальность вдруг всплывала из армянского коллективного подсознания в виде психологического комплекса, который диктовал готовность к уступкам, отказ от наступательной борьбы в пользу сугубо оборонительной.

С другой стороны само расселение армян в регионе диктовало такую абсурдную в политическом смысле стратегию, как, например, программу «федеративного Закавказья» в составе демократической России, выдвинутую Дашнакцутюн в 1905 году. Проект предполагал внутреннюю самостоятельность края при собственном сейме в Тифлисе, собственном кабинете министров и местном самоуправлении с границами округов по этническому принципу. Этот проект большей частью реализовался во время Закавказского сейма – в результате армянские войска, вполне способные защищать неприступную карсскую крепость, сдали ее в 1918 году туркам без единого выстрела по приказу закавказского правительства в Тифлисе, где доминирующую роль играли грузинские меньшевики. В этой уступке главенства сыграла роль не только вражда с «кавказскими татарами», в условиях которой грузинские члены правительства могли играть роль третейского арбитра. Сыграло роль и подсознательное признание столицы тогдашнего Закавказья, Тифлиса, городом на грузинской почве, где первенство «положено» иметь не армянскому большинству, а грузинскому меньшинству. В том же 1918-м, в марте, во время конфликта Бакинского совета и мусаватистов, дашнакские вооруженные отряды имели возможность в полную силу подключиться к боевым действиям и, пользуясь своим превосходством, нанести организованным силам «кавказских татар» полное поражение, радик

[Самvел]

одно удовольствие читать Агекяна, очень глубокие мысли. в целом его цикл "армяне и империя" содержит очень интересные идеи и мысли. Такого, как раз не хватает современной армянской публицистике. В целом, огромный поклон этому человеку за работу и прекрасный журнал "Анив"!

[Ardzan]

Очень интересная статья.

Cпасибо за ссылку.

[Sashiko]

в целом хорошая статья, но и есть с чем поспорить

[Bagirka]

Да, есть с чем поспорить, - было бы время и был бы смысл - старая я стала, - ленивая..... :pleasantry:

[Sashiko]

Да, есть с чем поспорить, - было бы время и был бы смысл - старая я стала, - ленивая..... :pleasantry:

вот и я также подумал