На линии соприкосновения – без перемен

Kornelij Glas · 17 октября 2009

Писать военный репортаж в невоенное время – сплошная мука. Так я думал начать свой репортаж из N-ской части Армии обороны НКР. Потому что, военный репортаж в невоенное время – это обычные будни солдат и офицеров, служащих в части, куда ты поехал писать репортаж.

Например, когда я только заехал в часть, на широком плацу одно из подразделений занималось физической подготовкой: крепкие ребята в полосатых тельняшках отрабатывали приемы из серии восточных единоборств.

Отрабатывали они приемы сегодня, отрабатывали вчера и будут отрабатывать завтра – это и есть армейские будни. Потом я зашел в штаб и увидел солдата, стоящего по стойке «смирно» у знамени части. Это тоже будни. Как и многое другое, предусмотренное воинским уставом.

Было понятно, что ради моего репортажа никто не станет стрелять из пушки или заводить танк, и солдаты ради моего репортажа не станут ползти на животе к амбразуре условного противника, чтобы закинуть туда гранату. Все это солдаты и их командиры делают во время учений, а учения бывают не каждый день. И уж точно их не приурочивают к визиту репортера в часть.

Я поехал в N-скую часть, зная, что всего этого не будет. Но я поехал, потому что у меня было задание, о котором я скажу попозже. По дороге думал о том, что назову эту самую часть ее настоящим именем. Так, как называют ее сами офицеры и солдаты, которые там служат. В НКР войсковые части называют по той местности, на которой они расположены

Но мне запретили это делать. В армейской жизни свои правила. И свои секреты тоже. Незачем противнику знать о местоположении, или, по военной терминологии, дислокации части. Причем противнику не условному, а самому что ни на есть настоящему. Дислоцированному в виде такой же части в двух десятках километров от линии фронта. Той самой линии фронта, которая по милости дипломатов и международных примирителей вот уже пятнадцать лет называется линией соприкосновения. Каждый раз встречаясь или прибегая к этому термину, я ловлю себя на мысли, что определение это вовсе не подходит к азербайджано-карабахскому конфликту. Уж слишком оно безобидное, в чем-то даже мирное, чуть ли не дружелюбное. Как в песне: возьмемся за руки друзья... Соприкоснемся...

Не получается. Вот уже пятнадцать лет на линии соприкосновения нет соприкосновения. Не говоря уже о дружбе. А есть то, что делает линию соприкосновения просто фронтом. Тихим фронтом, но фронтом. Потому что, фронт - это когда противник следит за тобой, а ты следишь за противником. И еще потому, что там, за этой самой линией противник вынашивает планы внезапных ударов по тебе, чтобы продвинуться вглубь твоей территории и захватить ее. И твоя задача – не допустить этого. Из-за чего тихий фронт на время перестает быть тихим.

Однажды у села Левонарх противник попытался это сделать. И оставил на поле боя четырех солдат. Мертвых. Которых потом отдали по правилам военного времени азербайджанской стороне. И которых оттуда отправили домой в цинковых гробах. А может и не в цинковых – мне неизвестно в чем отправляют убитых солдат в азербайджанской армии.

Зато мне известно, что в азербайджанской армии насаждают антиармянские настроения. И ведут антиармянскую пропаганду. На предмет того, что Нагорный Карабах должен быть обязательно завоеван. Азербайджанским солдатам пускают пыль в глаза, пудрят мозги и здорово давят на психику, фальсифицируя собственную и чужую историю в духе пантюркистских настроений. Не знаю, как на это смотрят азербайджанские солдаты, отчий дом которых далеко за линией соприкосновения, но время от времени они постреливают в нашу сторону. Однако, получив адекватный ответ в виде автоматных очередей, перестают испытывать судьбу. Из чего можно сделать вывод, что по большому счету на линии фронта без перемен.

С одной стороны, это хорошо. То есть хорошо, когда достигнутое в 1994 году перемирие сохраняется. Во всяком случае, для международных примирителей, задача которых заключается именно в этом - сохранить мир в регионе. Впрочем, это для всех хорошо, потому что альтернатива миру – война. А война – это шлюха, поведение которой непредсказуемо. Война уже была испытана народом Карабаха. Как и народом Азербайджана. Хотя именно Азербайджаном она и была навязана Карабаху. И принесла немало жертв обоим народам. Соотношение известное – не стану бередить раны азербайджанским матерям. Равно как и матерям армянским, которые о соотношении не думают. Потому что, соотношение это – слабое утешение для матерей. Которые думают о том, чтобы женить своих сыновей, а не посылать их на смерть.

Так что - это и в самом деле хорошо. Когда на линии соприкосновения без перемен. И когда сыновья возвращаются домой. Армянские сыновья и азербайджанские. В этом смысле линию фронта можно назвать линией соприкосновения. С надеждой, что таковой она когда-нибудь станет.

Однако надежда эта призрачна, и таковой линия пока не стала. И не станет еще долгое время. Потому что, Ильхам Алиев упивается время от времени военной риторикой, произнося устрашительные для армян речи. О том, что Карабах будет обязательно завоеван азербайджанской армией. Недавно же он замахнулся на Зангезурский край. Потом, надо полагать, замахнется и на Ереван. Все они по Алиеву – «исконные земли древнего Азербайджана». Того самого, кстати, который и появился-то на политической карте Южного Кавказа чуть меньше столетия назад. У Азербайджана свое летоисчисление.

Жанр военного репортажа не позволяет мне углубляться в контекст историко-правового комментария бредовых речей азербайджанского президента, а значит и политического осмысления задач, выполняемых Армией обороны НКР. В этом жанре от меня требуется одно – рассказать о том, как эта задача выполняется. В конкретной воинской части, на конкретной географической местности. По которой проходит эта самая линия соприкосновения.

Для подполковника Овика Ашотовича Даниеляна историко-правовой асппект его офицерской службы заключается в простых действиях, которыми руководствуется каждый командир батальона в N-ской части. Так же, как и любой другой комбат в любой другой части, дислоцированной по эту сторону линии, протянувшейся от иранской границы к северо-западу - до границы с Арменией.

Они и в самом деле просты. Надо, чтобы солдаты были одеты и обуты по форме, накормлены досыта и обучены военному делу – так, как полагается в действующей армии, которая защищает родину. В данном случае – границы родины.

Подполковник Даниелян свои задачи знает назубок и выполняет их каждый раз, когда заступает на дежурство. Вместе с другими офицерами, командирами подразделений. В день моего приезда к месту дежурства там были капитан Игорь Григорян, старший лейтенант Армен Арутюнян, прапорщик Абрам Григорян, стрелок-зенитчик Овсеп Овсепян и другие солдаты, имена которых я не успел записать, так как их было много. Впрочем, с собой я захватил фотоаппарат и с разрешения командира батальона снял их на пленку.

Вообще-то снимать на пленку в воинской части, тем более там, где проходит граница, если строго и не запрещается, то во всяком случае не рекомендуется армейским начальством. Таковы, повторяю, правила, которые следует соблюдать. В конце концов у Армии обороны своя армейская газета. И свои, естественно, корреспонденты. А они лучше гражданских журналистов знают свое дело, потому как, тоже находятся на военной службе.

Однако мне сделали исключение. Я объяснил истинную цель моего репортажа, и в штабе части дали добро.

Дело же в том, что в последние дни, скорее всего из-за событий, связанных с подписанием армяно-турецких протоколов, в азербайджанской прессе и некоторых электронных СМИ появились сообщения провокационного толка. Там в очередной раз решили выдать желаемое за действительное. Распространили слухи, что карабахские армейские части, контролирующие территории до линии соприкосновения, снимаются с места и отходят. Здесь следует уточнить, что азербайджанские СМИ упорно называют карабахские военные формирования армянскими. В том смысле, что они подчиненны Министерству обороны Армении. Но это уже не суть важно, поскольку нет секрета в том, что министерство обороны НКР и министерство обороны РА находятся в тесном контакте. Это, собственно, и понятно, и логично. Иначе и быть не может. Что вовсе не означает, что из Минобороны РА могут поступать в Минобороны НКР приказы, которые там попросту могут не понять. А значит и не выполнять их. Например, приказ об отступлении. Или, как пишут азербайджанские СМИ и кое-кто в Ереване, отходе от линии соприкосновения, которая проходит по территориии бывшего Агдамского района и бывшего Бардинского района – на востоке, и вдоль Мравского хребта до Варденисского района Армении – на севере.

- Куда? – спросили меня в штабе N-ской части.

- Куда? – спросил меня майор Гагик Аванесян в блиндаже, откуда я просматривал траншеи противника через небольшую амбразуру и сквозь колючую проволку, протянутую вдоль границы. Потом майор вывел меня из блиндажа, подвел к насыпи и показав рукой на небольшой холмик за насыпью, сказал: «там, за холмом, моя деревня. Это куда же я должен отступать?»

Майор был настроен слишком серьезно. Мне даже стало неловко перед бывшим учителем физики, надевшим после 92 года военную форму, и, как видно, навсегда. Иди теперь и объясняй этому возмущенному человеку, что в Азербайджане любят выдавать желаемое за действительное, и к этому, видимо, надо относиться спокойно. С другой стороны я сам и спровоцировал его на серьезность восприятия этой дурацкой, по сути - провокационной журналистской утки. Зачем? Моим делом было самому развеять эту ложную информацию. Эту очередную дезу азербайджанских агитпроповцев, рассчитанную скорее всего на собственную аудиторию. Но ведь не ради азербайджанского общественного мнения я поехал в Нагорный Карабах, и проехал на «Ниве» с водителем Самвелом и старлеем роты связи Арагацом не один десяток километров по рокаде...

Поскольку, как я уже сказал, мною было получено разрешение снимать на пленку, то есть по сути дела создавать фотодокументы, то я и решил не тратить время зря на разговоры, смысл которых и без того был ясен: никто никуда отступать не собирается. Более того, как с лукавой улыбкой заметил мне комбат, им бы больше подошел иного рода приказ. Над шуткой комбата посмеялись, но ведь в каждой шутке, как известно, своя доля правды. Она в том, что в свое время весь Нагорный Карабах был передан большевиками советскому Азербайджану, который в 1923 году лишь на малой его части создал автономию. Этот факт довольно известный, но в армейском блиндаже, на передовых позициях, проводить политзанятия не имело смысла. В блиндажах принято выполнять приказы, а не обсуждать вопросы истории. Тем более, если тема обсуждения политическая. Здесь не стоило ни мудрствовать, ни убеждать. Было предельно ясно: будет приказ – вперед, значит комбат Даниелян поведет свой батальон вперед. И только вперед. И никак иначе. А майор Аванесян, как бывший технарь, начнет строить фортификационные сооружения уже впереди, и никак не позади нынешнего места дислокации. И стрелок Овсепян перетащит свою зенитку опять же вперед. И солдаты, которых я заснял на пленку, тоже пойдут вперед.

Но я, кажется, начал распоряжаться, не имея на то права, чужими жизнями и бравировать чужой храбростью. Обидно, конечно, сознавать, что историческая родина восстановлена не полностью, не в истинных своих границах, но делать нечего – так распорядилось время. Таковы реалии послевоенного территориального расклада азербайджано-карабахских отношений. Правда, в эти реалии немножко не вписываются Шаумянский район и часть Мартакертского района, оставшиеся под контролем азербайджанской армии. Но это тема, скорее, для дипломатов, а уж потом военных. Но при всех случаях вряд ли будет правильным отдавать солдатам Армии обороны НКР приказы о наступлении, если на то не будет веских оснований. То есть, если сам Ильхам Алиев не даст такой же приказ своему министру Сафару Абиеву.

«Поживем – увидим», - сказал мне подполковник Даниелян.

«Поживем – увидим», - сказал капитан Григорян. И все остальные тоже сказали: поживем – увидим. И еще сказали, что, если кому-то в голову приходит нечто такое, связанное с отступлением, или даже отходом, что по сути одно и то же в данном случае, то ему лучше проверить голову. Явно с такой головой что-то не в порядке.

Мне оставалось только щелкать затвором японского фотоаппарата, благо на это было получено разрешение, и уже не думать о том, что писать военный репортаж в невоенное время – сплошная мука.

Эдуард Айрапетян

http://defacto.am/index.php?name=news&op=view&id=762