Опять "Ходжалу"

СолнЫчка · 10 июля 2011

Эйнулла ФАТУЛАЕВ: “Я лишь цитировал слова азербайджанских беженцев, которые подтвердили, что в Ходжалу армянами был оставлен гуманитарный коридор”

С известным азербайджанским журналистом Эйнуллой ФАТУЛАЕВЫМ я знаком с 1994 года, когда между общественными структурами Армении и Азербайджана только-только начал налаживаться диалог. Уже тогда в этом активном юноше была заметна яркая харизма. Но тогда вряд ли кто мог подумать, что Эйнулла станет самым жесточайшим критиком алиевского режима. Ведь в 94-м он еще ходил со значком с изображением Гейдара Алиева.

Трансформацию воззрений журналиста ни в коем случае нельзя объяснить беспринципностью. Именно верность принципам стала причиной того, что бакинские правители засадили его в тюрьму на долгих 8 с половиной лет. Одной из причин этого стало проведенное Фатулаевым журналистское расследование, доказавшее, что в Ходжалу во время известных событий армянскими силами все-таки был оставлен гуманитарный коридор для беженцев. Этот факт позволил азербайджанскому обывателю по-новому взглянуть на преподносимую ему официальной пропагандой версию об “учиненной армянами резне”. Под мощнейшим давлением международных структур и западных государств в конце мая Эйнулла Фатулаев был досрочно освобожден из тюрьмы. Две недели назад мне довелось повстречаться с ним в Страсбурге. Было бы странным, если бы я не попросил его об интервью.

— Прежде всего хочу поприветствовать тебя на свободе. Надеюсь, больше не окажешься там, откуда тебя недавно отпустили под давлением мирового сообщества. Напомни, пожалуйста, какие обвинения были тебе предъявлены?

— Как заявил генеральный секретарь Совета Европы, репрессивные меры, предпринятые в отношении меня администрацией Алиева, носили совершенно беспрецедентный характер. Я был осужден пять раз по разным статьям. Первое дело против меня возбудил министр обороны Сафар Абиев, обвинив меня в диффамации. Хотя на самом деле я всего лишь представил в своей публикации реальное положение дел в возглавляемом им ведомстве. Меня приговорили к году лишения свободы. Второе обвинение было связано с громким делом Гаджи Мамедова. В 2006-м году в Азербайджане была разоблачена большая организованная преступная группировка, которая действовала в составе Министерства внутренних дел. В течение десяти лет эта банда занималась заказными политическими убийствами, похищением людей, киднеппингом... По этому делу был арестован даже заместитель министра внутренних дел. Проведенное мной журналистское расследование позволило установить, что преступная группировка имела политическую поддержку и фактическим главарем этой банды был сам министр внутренних дел Рамиль Усубов. Я об этом открыто написал. За это меня приговорили к двум годам лишения свободы. Следующее громкое дело, широко известное в Армении, было связано с моей поездкой в Нагорный Карабах в 2005-м году. Это была моя личная инициатива. Я служу своему читателю, которому очень интересно знать, что на самом деле происходит в Карабахе. Кстати, тогда — в 2005-м году — азербайджанские власти вполне терпимо отнеслись к моей поездке и заметили в моих действиях состав преступления лишь спустя несколько лет. Я считаю свою поездку очень успешной. Я опубликовал серию материалов цикла “Карабахский дневник”.

— Ты тогда сделал также интервью с президентом НКР Аркадием Гукасяном...

— Я сделал несколько интервью с представителями политической элиты Карабаха.

— А с чем, собственно, было связано обвинение? Почему нельзя делать интервью с лидером Карабаха? Ты ведь не называл его “господин президент”.

— Власти заявили, что своими публикациями я оскорбил честь и достоинство азербайджанского народа. Хотя я всего лишь буквально изложил слова своих собеседников. В том числе и азербайджанских беженцев из Ходжалу. Их слова почему-то были представлены как проявление моей личной точки зрения. Речь прежде всего о том, что при штурме Ходжалу армянами все-таки был оставлен гуманитарный коридор для ухода мирных жителей.

Суду на аргументы было наплевать, поскольку азербайджанская Фемида получила от властей заказ лишить меня внутренней общественной поддержки, представив меня как изменника родины, пропагандирующего армянскую версию ходжалинских событий. За мной абсолютно беспочвенно закрепили клеймо предателя. Таким образом стремились дискредитировать меня и возглавляемое мной весьма популярное к тому времени издание “Реальный Азербайджан”, которое оставалось едва ли не последней свободной трибуной.

— И сколько тебе дали за правду о Ходжалу?

— Два с половиной года. Меня этапировали в тюрьму и буквально через 20 дней были выдвинуты новые обвинения. На этот раз против руководимой мной газеты. В проведенной спецоперации были задействованы все силовые структуры. Не хватало только танков. Мне припомнили еще одну мою публикацию, озаглавленную “Алиевы идут на войну”. В то время шли интенсивные переговоры между президентом Алиевым и представителями американской администрации. Речь шла о вовлечении Азербайджана в формируемую антииранскую коалицию на случай военных действий. Позднее “Викиликс” полностью подтвердил правоту моей информации. Моя аналитическая статья была представлена как “угроза террором азербайджанскому правительству”. Если “ходжалинское дело” по идее должно было лишить меня внутренней поддержки, то “иранское дело” призвано было создать в глазах американцев иллюзию моих связей с Тегераном и лишить меня международной поддержки. За это мне добавили восемь лет. Но и этим не ограничились. Спустя некоторое время мне предъявили новое обвинение в разжигании социальной и межнациональной розни. То есть с одной стороны я вроде как космополитствующий пацифист, а с другой стороны — я националист. Как это может уживаться в одном человеке — не ясно. А все дело было лишь в том, что в одной из своих статей я подверг критике кадровую политику президента, которая основывается на земляческих принципах. Я задался вопросом — насколько допустимо назначение на высокие посты исключительно выходцев из Нахичевани? Это вызвало против меня новый репрессивный шквал и мне добавили три года. Через месяц вспомнили, что я, оказывается, уклонялся от выплаты налогов. Проведенная в газете фискальная проверка выявила, что я недоплатил в бюджет ни много ни мало — полмиллиона долларов. Объясните, как можно, издавая газету, иметь такие обороты, только налоги от которых составляют полмиллиона долларов? Это же бред. Таким образом я получил в общей сложности 15,5 лет. Но, объединив приговоры, меня в итоге приговорили к 8,5 годам лишения свободы и отправили в одну из самых суровых по условиям содержания тюрем.

— С тех пор ты в центре внимания всех правозащитных организаций и международных структур...

— Все самые влиятельные международные организации, правительства ряда западных держав подключились к кампании с целью моего освобождения и оправдания. Европейский суд по правам человека очень оперативно отреагировал на мое обращение и принял дело к рассмотрению. В сентябре 2008 года Европейский суд подал по моему делу жалобу азербайджанскому правительству. И вот тогда против меня было выдвинуто еще одно обвинение. В моих вещах обнаружили наркотики, причем весьма экзотического свойства. Речь шла о героине и кокаине. Я сразу же потребовал независимой экспертизы, но мне почему-то отказали. Уже после этого 22 апреля 2010 года Европейский суд вынес по моему делу вердикт, признав нарушение моих прав и потребовал моего незамедлительного освобождения. Суд констатировал, что ни по одному из предъявленных мне обвинений в моих действиях не было состава преступления. Азербайджанское правительство отказалось выполнять решение суда.

— Таким образом, руководство Азербайджана невольно способствовало укреплению армянских аргументов относительно того, что произошло в Ходжалу. Ведь Европейский суд, признав выдвинутые против тебя обвинения по “ходжалинскому делу”, косвенно признал, что изложенные тобой факты о существовании гуманитарного коридора для мирных жителей соответствуют действительности. Европейский суд согласился с армянской версией ходжалинских событий. Выходит, Алиев сам себе забил гол?

— Азербайджанские власти в этом вопросе поступили крайне глупо. Я не раз говорил, что это дело нанесет серьезный удар по международной репутации Азербайджана. Но власти в своем намерении изолировать меня были настолько последовательны, что даже не заметили, что подставляют интересы страны.

— Эйнулла, ты достаточно изучал обстоятельства ходжалинских событий для того чтобы сформировать свое личное мнение о том, что же все-таки произошло на самом деле...

— Для того чтобы понять, что было на самом деле, достаточно ознакомиться с содержанием выступлений на специальном заседании парламента Азербайджана, проведенном по ходжалинским событиям в 1996 году. Послушайте, что о случившемся говорили высокопоставленные представители правящей партии “Ени Азербайджан”. Они буквально озвучивали армянскую версию событий.

— Правительство Азербайджана откровенно пренебрегло всеми решениями, вынесенными по твоему делу Европейским судом. На свободу же тебя выпустили лишь после того, как президент Армении подписал указ об освобождении из заключения представителей радикальной оппозиции. Можно ли предположить, что не будь указа Сержа Саргсяна, ты по сей день сидел бы в тюрьме?

— Между Азербайджаном и Арменией в этом вопросе, конечно, есть определенная конкуренция. Алиев осознавал, что после освобождения армянских оппозиционеров Азербайджан перед международными организациями оказывался в невыгодной ситуации. Ереван и Баку для оправдания своей неготовности следовать демократическим нормам очень часто апеллируют к ситуации, сложившейся в соседней стране. Когда на Алиева давят из Страсбурга, он обычно говорит: “А почему вы не давите на Саргсяна? У него ведь тоже политзаключенные”. Ильхам Алиев понимал, что больше он так ответить не сможет, и Азербайджан окажется перед лицом серьезнейших испытаний. Ему не оставалось ничего иного, кроме как санкционировать мое освобождение.

— К сожалению в Страсбурге не все были последовательны в отстаивании твоих прав. Я знаю, что ты на днях встретился с генеральным секретарем Совета Европы Турбъерном Ягландом, которому выразил благодарность за проявленные им усилия. Но при этом ты отказался принять приглашение председателя ПАСЕ Мевлюта Чавушоглу, который косвенно препятствовал восстановлению справедливости по твоему делу. С чем было связано такое поведение видного представителя турецкой правящей элиты?

— Я очень признателен господину Ягланду. Он четырежды публично выступал, требуя моего освобождения. В то же время господин Чавушоглу в ходе своих визитов в Баку ни разу не упомянул о наличии в Азербайджане политических заключенных. Для меня лично с Чавушоглу все ясно. Человек, занимающий пост председателя Парламентский ассамблеи Совета Европы, является попросту лоббистом интересов Азербайджана и правящей в Баку администрации. Это знают все. Этому есть уйма доказательств. Он слишком тесно сотрудничает с алиевской командой и взамен на оказываемые бакинскими правителями услуги соглашается закрывать глаза на царящий в стране полнейший правовой беспредел, на нарушения прав человека и тому подобные проявления.

— Как же могло получиться, что столь пристрастный и необъективный человек мог оказаться на таком высоком посту в столь уважаемой международной организации?

— Я сам недоумеваю. Не могу понять, как такое могло случиться.

— Действия господина Чавушоглу, лоббирующего интересы Азербайджана, продиктованы личной меркантильной заинтересованностью в успехах Ильхама Алиева или это такое своеобразное проявление патриотизма и желания помочь братской для турок стране?

— Я думаю, то, что делает господин Чавушоглу, — очень плохая услуга. Это удар по дружеским отношениям между турками и азербайджанцами. Поддерживая режим, последовательно нарушающий права человека, он не помогает нам, а мешает. Если бы он руководствовался патриотическими, как вы говорите, а не меркантильными соображениями, он должен был бы первым проявить жесткость в отношении режима Ильхама Алиева.

— Я знаю, что ты собираешься возобновить издание газеты “Реальный Азербайджан”. Желаю тебе в этом начинании успехов. В ходе дальнейшей журналистской деятельности может ли возникнуть необходимость вновь посетить Степанакерт и подготовить новую серию объективных статей о реальном положении дел в Нагорном Карабахе?

— Это было бы очень интересно. После того моего визита в азербайджанской прессе не было больше информации из Карабаха, полученной из первых уст, подготовленной очевидцами. Вы знаете, что правительство Азербайджана препятствует посещению Карабаха гражданами Азербайджана. И журналисты в результате не могут осуществлять свою миссию. Нашему читателю очень интересно знать, что происходит в вашем обществе. Потому я несомненно очень хотел бы вновь посетить Карабах и Ереван и подготовить беспристрастные материалы. Но осознаю, что такое мое желание вновь вызовет волну обвинений в мой адрес. Меня вновь назовут предателем, работающим на армянские спецслужбы и выполняющим их заказ. В нынешней ситуации такой визит представляется мне пока трудноосуществимым. Но я буду работать в этом направлении.

Беседовал

Артем Ерканян

Sashiko · 10 июля 2011

долго не протянет чувак

СолнЫчка · 10 июля 2011

долго не протянет чувак

не дай Бог! Есдинственный вменяемый песонаж в этом королевстве кривых зеркал!

Да и Илюшке непоздоровится, и без того его только нелиный не пинает в весьмире

Sashiko · 13 июля 2011

статья Ивлевой хоть и мартовская, но сегодня появилась сразу на 2 азфорумах

Дочь войны

19 лет спустя наш корреспондент нашла женщину, с которой шла в толпе беженцев в Нагорном Карабахе, и ее дочь. Война так и не отпустила родившуюся в ночь атаки девочку

Я встретила ее в Карабахе ровно 19 лет назад, на рассвете 26 февраля 1992 года.

Она была пленной, и четверо ее детей были пленными. А я была приехавшим на войну журналистом — и вместе с людьми, которые забрали ее в плен.

Сначала я увидела не ее, а какое-то странное снежное облако, катившееся в нашу сторону. Потом послышались стоны, крики и детский плач. Потом облако рассеялось, и показалась толпа полуодетых людей, в основном детей и женщин. Она была в этой толпе последней — медленно брела в галошах на босу ногу, останавливаясь постоянно, чтобы смотреть, не отстали ли ее собственные дети. У нее было четверо малышей, двое ковыляли за ней сами, а еще двоих — раненного осколками в ногу и голову мальчика и новорожденную девочку — она несла на руках. Девочке было полтора дня.

Самого момента пленения я не видела, я была во втором эшелоне, с врачами.

Мы побрели рядом. Идти там было трудно, было полно снегу и какой-то бурой грязи, я взяла у нее младенца, засунула под куртку — у меня была такая огромная ярко-красная куртка, которая, как мне казалось, оберегала меня на войне. На самом деле, конечно, я была отличной мишенью, и только случай спас от смерти или ранения.

У всех нападавших на руках были завязаны белые повязки, у меня тоже, но повязка моя куда-то делась, и подъехавший сзади на лошади солдат двинул меня в спину пару раз прикладом, заорав что-то на непонятном мне царапающем ухо языке.

Удар прикладом в спину остался со мной на всю жизнь, он дал мне почувствовать то ГЛАВНОЕ, что испытывает КАЖДЫЙ пленный на земле: полное и окончательное бесправие. Я превратилась в ничто, в пыль с солдатских сапог, цивилизация исчезла, застыло время, мир сжался, и осталась только я и существо с ружьем, бьющее меня прикладом. Еще остался грудной ребенок, которого я должна была защитить.

Это все длилось какие-то мгновения, подъехал человек, который меня знал, сразу выяснилось, что я не из пленных, передо мной даже, кажется, извинились… Какая разница — в памяти все равно осталось только ощущение себя как НИЧЕГО.

Мне кажется, я до сих пор каждой клеточкой кожи на спине ощущаю этот удар.

Их всех продержали в плену пару дней, я навещала ее, хоть это и не очень приветствовалось, а одна моя боевая подруга из нападавших принесла какие-то детские вещи, одеяла и женские сапоги для нее взамен старых галош. Потом довезли до линии фронта и обменяли — условия обмена стерлись из моей памяти, кажется, их просто отпустили. Они не были в цене — в цене у обеих сторон были солдаты и те, за кого можно было получить выкуп. Я шла с ними до самой этой линии обмена, старший ее мальчик шел босой, девочка — в одних колготках. Раненого младшего и новорожденную дочку, завернутую в одеяло, по очереди несли вооруженные мужики, приставленные стеречь пленных и вести их на обмен. Злоба куда-то ушла, и было полное ощущение библейского Исхода. Только вместо горы Синай сияли вершины Карабаха, и не было манны небесной.

Как-то до меня доперло дать ей немного денег с собой, и мы обе долго думали, куда бы эти деньги спрятать, чтобы, если вдруг те или другие обыщут, не отняли. В конце концов, кажется, она засунула их за обшлаг поддевки, в которую была одета…

…Их посадили в желтый старенький автобус, и она исчезла из моей жизни — как мне казалось, навсегда. Звали ее, по-моему, Мавлюда — с ударением на последнем слоге. Она была представительницей одного небольшого народа, который по-русски не совсем верно зовется турками-месхетинцами (разумнее и правильнее их называть месхами-мусульманами). У нее были светлые волосы и большие голубые глаза.

Историю эту тогда напечатала лучшая газета страны — «Московские новости», фотография бредущих несчастных людей с детьми на спинах была на обложке, а снимки Мавлюды, пленных и нападавших — на странице внутри. «Московские новости» были черно-белым изданием, и разобрать цвет ее глаз было абсолютно невозможно…

Судьба месхи-мусульман — одна из самых несчастных в стране. Получалось так, что среднестатистический месхетинец за одну жизнь мог пережить четыре переселения. Первое — в 1944 году при Иосифе Виссарионыче, когда весь народ был выселен из Грузии в Среднюю Азию; второе — в 1989 году из узбекской Ферганы, где многие из них поселились после ссылки; третье — в 1992-м из азербайджанской части Нагорного Карабаха: сюда они попали после Ферганы и оказались в центре армяно-азербайджанского конфликта и войны; четвертое — в 2004-м из Краснодарского края, где месхи пытались осесть и заниматься привычным своим земледелием, да губернатор Ткачев с казаками увидел в них угрозу…

Теперь, наверное, самое время назвать имя населенного пункта, возле которого все это происходило. Название это знает каждый житель Азербайджана и Армении. Это городок Ходжалы. В день моей встречи с Мавлюдой в Ходжалы и на подступах к нему погибло несколько сотен мирных жителей — как водится, в основном женщины и дети. События ночи с 25 на 26 февраля до конца так и не реконструированы, но наиболее полным и объективным является доклад «Мемориала».

Ходжалы был в руках у азербайджанской стороны, там находился единственный действующий аэропорт, и было ясно, что за него будет идти нешуточный бой. Так и вышло — аэропорт оказался важнее человеческих жизней. В битве за городок принимала участие еще и третья сила — солдаты и офицеры советской армии, уже два месяца как называвшейся армией российской. Кому и как служили они, остается полностью на совести их командиров. Как зовут тех, кто отдавал приказ стрелять в мирных людей, и тех, кто этот приказ выполнял, — так и неизвестно.

Трагедия Ходжалы никогда не стала предметом объективного двустороннего или международного разбирательства.

Стороны бодаются до сих пор, и никто не берет на себя смелость просто сделать первый шаг и покаяться в содеянном. Смелости и тем и другим хватило только на то, чтобы стрелять и истреблять друг друга. Так и будут чужих детей ненавидеть больше, чем любить своих. Невелика заслуга…

Судя по всему, мы встретили Мавлюду и остальных на самой окраине города, когда они стали выбегать из домов и подвалов. Шел артобстрел Ходжалы и уличные бои, и они просто бежали прочь из городка — получается, навстречу наступающим. На свое счастье, месхи сразу попали в плен и остались живы. Эта окраина городка — в прямо противоположной стороне от «коридора для выхода мирных жителей», споры о котором раздирают армяно-азербайджанский мир.

Дома, в одном из которых жила Мавлюда, можно и сейчас еще увидеть, открыв, например, Google Earth.

Несколько месяцев назад азербайджанский журналист Шаин Гаджиев пригласил меня принять участие в семинаре о поведении журналиста в зоне конфликта. Я рассказала ему историю Мавлюды, и мы решили попробовать ее найти.

С любезного разрешения Шаина публикую часть нашей переписки:

«Вика: Я знаю, что есть какое-то общество турок-месхетинцев и общество выживших ходжалинцев, может, они помогут? Это была бы замечательная история, если эта женщина, конечно, жива, и наилучшая иллюстрация к тому, что в жизни есть главное… Вот фотография женщины. Сейчас ей, наверное, уже под 50, а может, и больше: трудно в таких условиях определять возраст. Вокруг сидят ее дети. Больше я никого не помню. Просто с ней мы как-то сошлись из-за ребенка.

Шаин: Я обратился в нашу Госкомиссию по поиску военнопленных и заложников. Человека по имени Мавлюда в их списках заложников и пленных нет. Помните ли Вы, где именно была сделана фотография?

Вика: В Степанакерте или каком-то его пригороде. Где именно этот плен был — я не помню, мне кажется, это было какое-то здание военное. Я вот стала думать, может, ее как-то по-другому звали, хотя это навряд ли. Вот было бы счастье — просто обнять ее и того ребенка, которого я несла…

Шаин: В Госкомиссии говорят, что месхетинцы сегодня размещены в 4—5 городах Азербайджана. Попытаемся связаться с их старейшинами. Если имя точное, то найти будет проще, а вот если нет, то только по фото. Но для этого надо объездить всех, а это уже сложнее. Вы даже не представляете, как я сам хотел бы найти ее и устроить вашу встречу.

Шаин: Мне сообщили, что ее имя было Мовжуда, фамилию ее никто не помнит. У нее погиб на войне муж, после чего ее забрала сестра в Казахстан. У нас есть контакты в Казахстане, и мы отправили фото туда. Но, честно говоря, концы потеряны, а один дядька из ее бывших соседей сильно постарел и явно путает даты и имена. Боюсь, за оставшееся время мы не успеем ее найти, но надежды не теряем.

Вика: Я связалась с месхами в Грузии, и вот что мне написала журналистка Клара Бараташвили: «Моя сестра в Азербайджане вышла на некоторых людей, имевших отношение к Ходжалы. Они сказали, что предположительно знают эту женщину (фото они пока не видели, но зайдут на днях к сестре в школу, чтобы посмотреть в компьютере.) Ее, скорее всего, зовут Мехрибан, и она уехала в Сабирабадский район (это Муганская степь Азербайджана, там, где наши живут компактно с 58-го года)».

Шаин: Человек, который сообщил нам данные Мавлюды-Мовжуды, как раз и есть старейшина из Сабирабада, но он пока не видел фото. Он сказал, что она была в селе Ахыска, а потом уехала.

Вика: Я вот что еще подумала, если вам удастся найти Мавлюду, пусть те, кто ее найдет, спросят, как я выглядела...

Шаин: Наши поиски дали неожиданный результат. Человек, о котором я Вам писал, его зовут Сарвар, он месх и служил в местной полиции, посмотрев на фото, сказал, что это не Мовжуда. Ее зовут Мехрибан, и она не выезжала из Азербайджана.

Человек, ее земляк, говорил очень уверенно, и, я думаю, мы на правильном пути. Она живет в Нафталанском районе, в деревушке Агджакенд. Это 7—8 часов от Баку на машине.

Вика: Мне кажется, это замечательная гуманитарная история, каких не очень много, и мы будем большими дураками, если не используем мой приезд для этого рассказа и встречи с ней. Я готова на любые трудности в пути, чтобы это сделать.

Шаин: Вика, мой сын был в Агджакенде, я видел фото. ЭТО ОНА!!!»

Мы идем по улице небольшой горной деревни, заходим во двор, и навстречу действительно идет она — погрузневшая, постаревшая, но с теми же дивными голубыми глазами. Мы обнимаемся и долго плачем во дворе. Я глажу ее волосы и лицо, провожу пальцами по щекам, запоминая какие-то совершенно бабские подробности: ну, например, что кожа у нее удивительно мягкая и нежная, как у ребенка.

— Ты говоришь по-русски? — спрашиваю я. — Ты ведь тогда говорила?

— Нет, — отвечает она (Шаин переводит). — Больше не говорю. Все из головы ушло.

— Можно зайти в дом? И увидеть девочку, которую я несла? — опять говорю я.

Мехрибан кивает.

Мы поднимаемся по ступенькам маленького беженского аккуратного домика. Девочку, которую я сейчас увижу, она назвала Гюнай. «Солнце» и «Луна» — вот что значит это имя.

Девочка сидит в кресле, подобрав под себя ноги. У нее гладкие, зачесанные назад волосы и ничего не выражающее, бесстрастное, как маска, лицо индейского вождя.

— Здравствуй, Гюнай! — говорю я.

Она молчит, но дает себя обнять.

— Она больная, — говорит Мехрибан. — Сначала еще говорила, но уже пять лет как совсем перестала говорить. Мы не знаем, что она понимает, а что нет.

Я в полном замешательстве смотрю на бесстрастное лицо. Потом бормочу, некстати шмыгая носом:

— Не важно, понимает она или нет. Может, сейчас не понимает, а потом поймет. Ты скажи ей, что когда-то, когда ей было два дня, я несла ее на руках.

Шаин переводит. Гюнай бесстрастно слушает и так же бесстрастно продолжает смотреть сквозь меня куда-то в вечность. Лицо ее по-прежнему не выражает ничего.

Мехрибан рассказывает:

— Я родила ее в подвале, куда мы, несколько соседних семей, решили спрятаться, потому что стреляли очень сильно, грохот такой стоял. Прямо при всех и родила, 23 февраля это было. Мы еще два дня потом там просидели. Стрелять не переставали, двое мужчин, которые были с нами, сказали: «Давайте выйдем отсюда, поднимем белый флаг, тряпку какую-нибудь». Их застрелили, как только они высунулись наружу со своим флагом, а нас всех взяли в плен.

Мой муж погиб в этот же день, но я этого не знала. Он был трактористом и физически очень сильным, спортивным человеком, его взяли в милицию, охранять аэропорт, там он и погиб. Тело его потом отдали при обмене, и я смогла мужа похоронить.

Когда нас погнали, я вдруг как без памяти стала, потом в какой-то момент вижу: нет девочки моей, выходит, как-то выронила я ее, я помчалась обратно, себя не помня, нашла ее лежащей в снегу. Она выжила, но вот видишь как.

Нас всех посадили на снег и разрешили разжечь костер. Дети просили есть, а им сказали — вон, снежков понаделайте, да и ешьте. Так мы сидели, потом некоторых, и меня с детьми, на машину погрузили и отвезли в плен. Там мне дали бутерброд с колбасой и чай, потому что у меня был грудной ребенок…

Я была готова к любому концу этой истории: к тому, что девочка больна или даже что ее уже нет на свете, или что она вышла замуж, живет у родственников и я ее не увижу, но бесстрастие Гюнай повергло меня в совершенно тупое отчаяние и полный ступор. Вся остальная жизнь, все радости и победы, все взлеты остались где-то далеко и показались совершенно ненужными и никчемными в сравнении с тем, что случилось с девочкой Гюнай. Волна тоски, ужаса и бессилия просто накрывает меня.

Ну Гюнай-то что вам всем, уродам и любителям пострелять, сделала?!

Что она сделала?

Что?..

…Весь вечер она просидела в позе древнего идола, скрестив ноги и неподвижно глядя перед собой. Гюнай отгородилась молчанием от неприютного мира, который, изуродовав ее жизнь, даже не заметил ее существования.

Она — Богиня Обвинения и Богиня Совести, Солнце и Луна одновременно, и мне не важно, в какой из мировых религий такое божество было на самом деле. Может, и не было. Зато теперь есть — в заброшенной горной деревушке Агджакенд в Азербайджане.

Это всего километрах в шестидесяти от места, где мама ее родила. Как оказалось, и место, и время были не те.

P.S. «Ты помнишь, — вдруг говорит Мехрибан, как будто сама только что вспомнила, — ты дала мне записку с твоим адресом и телефоном и сказала, чтобы я тебе позвонила, если будут бить или будет мне плохо. Я эту записку потом в Агдаме потеряла, так и не позвонила…»

P.P.S. Четыре месяца в году Мехрибан печет хлеб в местной пекарне, остальное время содержать пекарню невыгодно. Получает она 6 манат в день (200 рублей). Старший сын живет в Баку, у него двое детей. Средний, который был ранен, подрабатывает подмастерьем в ремонтной мастерской, он переполнен ненавистью, мечтает идти стрелять и мстить. Он не знает, что до линии фронта его нес на руках вражеский солдат. Старшая дочка закончила пять классов, помогает маме по дому. Гюнай, у которой все чаще и чаще бывают эпилептические припадки, не получает никакой пенсии по инвалидности и никаких лекарств. Врачи говорят, что ее заболевание в Азербайджане не лечится, и считают, что Мехрибан должна отвезти девочку лечится за границу. Наверное, в Швейцарию…

Виктория Ивлева

наш спец. корр.

Москва — Гянджа — Нафталан — Агджакенд — Баку — Москва

09.03.2011

Sashiko · 13 июля 2011

хотелось бы обратить внимание на один момент:

Осознает ли несчастная месхетинка Мехрибан и ее озлобленный сын, кто виноват в том, что она попала в передрягу длиной в целую жизнь - бородатые мужики, которые несли на руках ее сына, который так и не узнает,что его спасли те,кого он ненавидит сегодня , боевая женщина из нападавших, которая приносила еду и одежду или сытые жирные азербайджанские правители, которые сначала засунули измученную побегами из других мест в воюющий Карабах вместо живого щита, потом побеспокоились о том,чтобы вывезти скот, а не детей Мехрибан, потом 20 лет продержали ее в нищете несмотря на огромные халявные бабки, не спасли ее дочь, на лечение которое не нашлось денег и которые в очередной раз засунули ее в Шаумяновск, где она вполне может быть опять станет жертвой новой войны..вопрос впрочем риторический

Толерант · 13 июля 2011

Он не знает, что до линии фронта его нес на руках вражеский солдат

Сашик ахпер, турку это не понять.

И деньги халявные и милосердие хайского бородача.

Не понят.

Такова их отношение к людям, к нетуркам.

Romeo11 · 13 июля 2011

Сашик ахпер, турку это не понять.

И деньги халявные и милосердие хайского бородача.

Не понят.

Такова их отношение к людям, к нетуркам.

Толерант

аналогичный случай представь

ты был бы благодарен аз-цу?

Sashiko · 13 июля 2011

Толерант

аналогичный случай представь

ты был бы благодарен аз-цу?

если бы он моему ребенку еду и одежду принес, а потом нес на руках - я был бы. А ты нет?

СолнЫчка · 13 июля 2011

Толерант

аналогичный случай представь

ты был бы благодарен аз-цу?

знаю миллион свидетельств благодарностей турку, за то, что те, рискуя жизнью спасали армян от резни....

сестра моего деда, родившая впоследствии 5-х детей, в 3 годика была спасена таким вот турком, когда сожгли всю деревню и вырезали от мала до велика. И я не помню ни одного раза в нашей семье, чтобы на застолье, будь то днюха, будь то свадьба, мы бы не выпили за здоровье того турка, имчя которого даже не знаем и не благословили бы его.

Но это не отменяет нашего отношения к тому, что произошло в нашим народом. Везде есть твари и есть люди.

Romeo11 · 13 июля 2011

если бы он моему ребенку еду и одежду принес, а потом нес на руках - я был бы. А ты нет?

если бы именно ты был бы тем ребенком и потом вырос в этой атмосфере зомбиящика?

любви требовать не стоит... хотел бы видеть понимание людей что виновата война и чтобы люди не хотели новой, но все наоборот.

Толерант · 13 июля 2011

Ребята ответили.

Благодарность и благодеяние , и есть суть человеческого существа.

Если это чувство у кого то атрофирована, то "этот" уже скот ,а не человек

СолнЫчка · 15 июля 2011

коротко и по существу:

Larasha · 23 ноября 2011

Э. Фатуллаев: В гибели ходжалинцев в 1992 году виновны именно азербайджанские, а не армянские солдаты

http://www.panorama.am/g_image.php?id=171351&t=b

«Фатуллаев отстаивает сделанные им в 2005 году комментарии о том, что это азербайджанские солдаты являются ответственными за убийства 1992 года, а не армянские, как это представляется в версии, выдвинутой правительством Азербайджана, но говорит, что режим давно стремился использовать ходжалинские события для преследования своих оппонентов», - говорится в статье репортера «Радио Свободная Европа/Радио Свобода» Дейзи Синделар, посвященной бывшему азербайджанскому политзаключенному, оппозиционному журналисту Эйнулле Фатуллаеву.

Как отмечает автор, если спросить азербайджанского журналиста Эйнуллу Фатуллаева о 4 годах, проведенных им в тюрьме, то он ответит не столько словами, сколько авторами – Довлатов, Есенин, Хемингуэй, Солженицын, произведения которых помогли ему не сломаться в тюрьме. Соредактор двух влиятельных оппозиционных газет – русскоязычной «Реальный Азербайджан» и азербайджаноязычной «Гюнделик Азербайджан» – Эйнулла Фатуллаев был заключен в тюрьму в 2007 году, после того, как был признан виновным по обвинениям, связанным с его комментариями относительно событий в Ходжалу во время войны в Нагорном Карабахе.

«Взять, к примеру, Аяза Муталибова – первого президента Азербайджана. Он все еще находится под следствием, и из-за чего? Соучастие в событиях Ходжалу. Официально он обвиняется в том, что он был неспособен защитить своих граждан, подвергая их опасности. Фахмин Гаджиев, глава внутренних войск Азербайджана, провел 11 лет в тюрьме из-за Ходжалу», - говорит Фатуллаев.

Каждый год по азербайджанскому телевидению демонстрируют шествия небольших групп людей, которые держат в руках портреты тех азербайджанцев, которые, по мнению правительства Азербайджана, виновны в ходжалинской трагедии, рассказывает оппозиционный журналист, отмечая, что само правительство использовало эти события для подрыва репутации азербайджанской оппозиции, которая была в то время у власти. «А затем возложить всю ответственность на меня – арестовать журналиста – это абсурд, это позорный поступок правительства Азербайджана», - говорит Эйнулла Фатуллаев.

Фатуллаев подвергался жестокому избиению на улице, видел похищение своего отца и убийство своего коллеги Эльмара Гусейнова, говорится в публикации «Радио Свобода». Когда он был посажен в тюрьму, власти Азербайджана продолжили оказывать на него давление, добавив еще 2 года к его приговору после того, как в его камере якобы был найден героин. Условия содержания Фатуллаева становились все более мрачным, зимой он был посажен в карцер на 15 суток. «Единственный способ выжить – это все время находится в движении. Если бы я остановился хотя бы на мгновение, я бы умер. Я не спал 15 дней, и постоянно двигался. Окна были открыты снаружи, не было кровати. Был один очень маленький нагреватель, но они и его отключили потом. Были такие моменты, когда я не знал что делать и как жить дальше», - рассказывает Эйнулла Фатуллаев.

Однако, как пишет Синдерал, на протяжении всех испытаний Фатуллаев умудрился тайно выносить из тюрьмы статьи и письма, в которых он рассказывал о своем опыте тюремного заключения, даже когда его адвокаты сами подвергались давлению и насильно лишались работы. На короткое время он также нашел утешение в дружбе с другим журналистом и блоггером – Эмином Милли, который отбывал 17-месячный срок за хулиганство. Освобожденный в конце 2010 года, Эмин Милли вскоре уехал в Англию, так как его будущее в Азербайджане было неопределенным.

Эйнулла Фатуллаев рассказывает, что он опустошен тем, что произошло с его другом, тем не менее, сам он вместе со своей супругой Нигяр намерен остаться в Азербайджане, даже несмотря на то, что члены ее семьи, многие из которых работают в государственной администрации, неоднократно предупреждали ее держаться подальше от оппозиционного журналиста. Нигяр Фатуллаева заявила, что будет рядом с мужем до последнего, даже если его снова посадят в тюрьму.

Эйнулла Фатуллаев – возможно, самый известный в международном сообществе азербайджанский журналист, говорится в публикации. Такие правозащитные организации как «Репортеры без границ» и «Комитет по защите журналистов» неоднократно оспаривали вынесенный ему приговор, а «Amnesty International» назвала его узником совести. Целый год Европейский суд по правам человека действовал от имени Фатуллаева, пока он, наконец, не был освобожден по амнистии. По мнению самого журналиста, внимание международного сообщества, возможно, не сразу обеспечило ему свободу, однако это спасло его жизнь в тюрьме. «Они не смогли бы убить меня, когда все наблюдали», - говорит Фатуллаев.

Пока же Фатуллаев довольствуется тем, что продолжает писать в своем блоге, однако он стремится к возобновлению издания газеты. «Мои друзья хотят, чтобы я покинул Азербайджан и преподавал журналистику где-нибудь еще. Но я не хочу доставлять удовольствие своим мучителям. Я хочу, чтобы они знали: Я еще здесь – живой, работаю и говорю правду», - подчеркивает журналист, хотя и признает, что его перспективы в Азербайджане выглядят довольно мрачно.

Азербайджан, по мнению Фатуллаева, становится свидетелем перехода от авторитарного режима к тоталитаризму, о чем свидетельствует подавление свободы выражения мнений и свободы слова в стране. «Мы перестали имитировать демократию, любые ранние признаки либерализма были пресечены в зародыше. Так что, очень трудно жить в этой стране, не говоря уже о том, чтобы возобновить журналистскую деятельность», - резюмирует Эйнулла Фатуллаев.

Источник: Panorama.am

ARTYUSHA · 23 ноября 2011

Не знаю эту статью можно считать как ''нож в спину" но решил сюда поместить

Эйнулла Фатуллаев: В гибели ходжалинцев в 1992 году виновны именно азербайджанские, а не армянские солдаты

Сегодня, 18:00 Просмотров: 410СНГ, Тема дня