Суворов, Чичагов, Вахтангов, Таиров, Балиев...

[Гость Джанбазеан]

Так сказал Уильям Сароян.

Потом, вскочив на велосипед, подаренный гюмрийскими рабочими по случаю его семидесятилетия, стал выписывать виражи на сверкающем паркете весьма обширного министерского кабинета. Публика, то есть должностные лица, сам министр, гости, журналисты и я в их числе, жались к стенкам.

Когда он отдышался, я поинтересовался:

— Кого любите из русских?

— Гоголя. Помнишь того маленького человека, у которого украли пальто? — В армянском нет слова «шинель», вот Сароян и сказал «пальто». — Когда я попал в Ленинград, то первым делом стал разыскивать улицы, по которым бродил тот маленький человек...

Сароян не сказал, что, если довести маленького человека до отчаянья, он становится страшен. Он просто написал об этом рассказ «Филиппинец и пьяный».

В Москве, в гостинице «Националь», ему с гордостью заявили:

— В этом номере жил Ленин!

— Ну и что? Теперь буду жить я, — невозмутимо ответил Сароян, чем ужасно шокировал администрацию лучшей гостиницы Страны Советов.

Впрочем, Сарояна можно было понять. Ему было всего 28 лет, когда на гонорар от первой книги «Мальчик на трапеции» он решил повидать родину предков.

По пути обратно, здесь, в Москве, в гостинице «Националь» он встретился с Чаренцем. Он стал уговаривать поэта хотя бы на время покинуть страну. Уехать с ним в Америку. Подальше от неминуемой беды. Будто предвидел гибель Чаренца в тюремной камере...

О, у этого молодого писателя был зоркий глаз. Когда Сароян вернется во Фресно, он напишет книгу «Вдох — Выдох». Эту книгу в Стране Советов предадут анафеме, а имя автора будет под запретом до 60-х годов. Еще бы! Уэллс, Ромен Роллан, Фейхтвангер, Драйзер, Барбюс, даже хитроумный Бернард Шоу рассыпались в комплиментах всепобеждающей идеологии, согласно которой возводилось новое государство, и только вот совсем молоденький писатель сумел разглядеть неприглядное лицо тоталитаризма, написать бескомпромиссную книгу. Эта книга и по сей день не переведена ни на русский, ни на армянский...

Тоталитаризм Сароян не принял. Но, возможно, он был сторонником всепобеждающего бизнеса? Сомневаюсь. Ведь он отказался от Пулитцеровской премии со словами: «Коммерция не вправе опекать искусство!»

Конечно, Сароян мог стать бизнесменом. Американец же. В детстве продавал газеты. Даже носил их на ранчо прославленному Джеку Лондону. Но бизнесменом не стал. Вероятно, подумав, что на свете есть еще немало увлекательных профессий, не так ли? Виноградаря или свободного художника, например.

Достоевский писал, что «деньги — это чеканенная свобода». Глупости. Свобода — это творчество. Сначала было Слово, а уж потом деньги. Хотя деньги появились за три века до христианства. В Лидии.

Что же лучше, сила власти или сила денег? Думаю, обе противоестественны человеческому естеству. Если бы Бальзак не занимался коммерческими авантюрами, Пушкин и сам Достоевский не увлекались бы картежной игрой, то были бы вполне обеспеченными людьми. Некрасов — другое. Помимо поэтического у него был коммерческий талант. Редкий случай.

Пушкина же предупреждал Бенкендорф: Александр Сергеевич, вы занимаете 68-е место среди великосветских картежников, не играйте. Ведь не послушался! Но картежников много, а Пушкин один. Говорят, и в Армению он отправился, чтоб сыграть с местными офицерами. Не знаю. Знаю, что Армению он описал прекрасно. Теперь утверждают, что он увидел не Арарат, а Арагац. Это Пушкин-то не заметил Арарат(?!), как он пишет, «снеговую двухглавую гору»? А ведь Арагац… четырехглавый. Пушкин заехал бы и в Ереван, но там была эпидемия чумы, о которой он узнал от армянского священника, выехавшего из города. Вот тогда-то он увидел библейскую гору.

Как часто повторяют пушкинское выражение: «Мы ленивы и нелюбопытны...» Меж тем этим словам предшествуют вот какие: «Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей, но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов».

И вот, обращаясь к многомиллионной аудитории, телеведущий Леонид Парфенов в передаче «Живой Пушкин» сообщает, что встреча поэта с телом Грибоедова — чистейшая выдумка, поскольку к тому времени автора «Горя от ума»… давно похоронили.

Должен сообщить г-ну Парфенову, что останки Грибоедова достигли Тифлиса почти полгода спустя после его смерти: Грибоедов погиб 30 января 1829 года в Тегеране, а похоронен 17 июля того же года в Тифлисе (см. свидетельство

Ив. Мальцова, первого секретаря Российской миссии в Персии). Только 2 мая тело доставили в Нахичевань.

Пушкин же в «Кавказском дневнике», опубликованном в «Литературной газете» за семь лет до «Путешествия в Арзрум», календарно указывает, что прибыл в Арзрум 6 июля 1829 года, а в Тифлис вернулся 1 августа. Следовательно, встретился с телом Грибоедова в горах Армении до погребения последнего. Как видим, даже Пушкин нуждается в… армянской защите.

В Армении до сих пор, как увидят очень курчавого парня, сразу говорят: вылитый Пушкин! Ведь не скажут же «вылитый Достоевский». Я даже был знаком с одним прокурором по имени Пушкин. А великий Мартирос Сарьян, который ни разу в жизни не писал исторического портрета, только для Пушкина сделал исключение. Эта работа и сегодня висит в его мастерской. Рядом с Ахматовой, написанной с натуры. Можете полюбоваться.

Что касается карт, то тут Сароян тоже не без греха. В Сан-Франциско мне показали чудесную белую виллу на холме. Она принадлежала Сарояну ровно

24 часа. За ночь он вчистую проиграл ее в местном казино. На горной тропе Армении он увидел ослика.

— Что это за животное? — поинтересовался Сароян.

— Осел, — объяснили ему, — попросту ишак.

— Ах, вот кем меня обзывал в детстве дядя Арам! — обрадовался

Сароян. — Очень симпатичное животное.

Как-то я ему шепнул: вы пишете о странности армян. Что мы индивидуалисты, я знаю. Выходит, что мы еще и э... э... сумасброды?

— Что за вопрос, — усмехнулся Сароян, — разумеется.

Его ответ меня позабавил. В самом деле, кто сказал, что тысячелетний армянский эпос называется «Давид Сасунский»? Выдумки академика Иосифа Орбели. Вероятно, ради патетичности звучания. Сам народ назвал его просто — «Сумасброды из Сасуна». Или «смурные», а более точно — «Чокнутые из Сасуна».

И действуют-то там три поколения. Мгер Старший, Давид и Мгер Младший. И Давид вовсе не смахивает на героя. Еле выговаривает слова. Когда ему намекают, что обед следует посолить, говорит, что соль можно съесть и потом. Будучи пастухом, умудряется перемешать в отаре овец, коз, пантер и тигров.

Уже не говорю о персонажах, затесавшихся в эпос. Горлопан Оган, Цран Верго, то есть Засранец Верго. Прямо какая-то ненормативная лексика. Обратите внимание, «цр» и «ср» одного и того же корня. Индоевропейского. Может, санскрит? Но какие живые образы! И чудак Давид становится героем только тогда, когда над страной нависает смертельная опасность... В этом взрывная энергетика эпоса.

Когда комета Галлея с первого захода возникла на небе, спрашиваю знаменитого астрофизика Виктора Амбарцумяна:

— Скажите, пожалуйста, не заденет ли ненароком эта комета нашу грешную Землю?

— Непременно заденет, — не моргнув глазом, ответил президент Академии наук Армении. И разъяснил: — Подымутся земные хляби, воды зальют Землю, и останется лишь верхушка Большого Арарата. К нему пристанет Ковчег, и опять скажут, что люди произошли... от армян.

Не стану утверждать, что патриарх Ной был армянином. Тем не менее я ему всегда искренне сочувствовал.

Представляете картинку? После долгого опасного плаванья, когда воды опустились, старик решил расслабиться, хлебнул на радостях чарку-другую вина, отчего его сразу разморило, и уснул на травке библейской долины у подножья величавого Арарата, неприкрытый. Извините, со срамом на виду.

Сыновья, Сим и Яфет, застыли в священном молчанье. А третий сын — Хам, вместо того чтобы прикрыть срам отца какой-нибудь ветошью, стал хлопать себя по волосатым ляжкам, подпрыгивать и ржать, как лошадь. И это в присутствии остальных гогочущих пассажиров Ковчега. Каково хамство! Хам, он хам и есть, что с него возьмешь.

Не уверен, что с тех пор человеческому роду прибавилась хоть капелька святости, но что хамства не убавилось ни на йоту, это точно.

Ну скажите на милость, разве, к примеру, не хамство придумывать разные клички, вроде «лица кавказской национальности» или «жидомасоны»?

Но оставим темы, навевающие грусть... Помнится, однажды учительница зоологии выгнала меня из класса. Видите ли, вопреки эволюционной теории Дарвина я вполне логично стал доказывать, что армяне не могли произойти от обезьян.

— Где вы видели в зоопарке, — в полемическом запале разглагольствовал

я, — обезьяну с внушительным носом? Даже у гамадрила маленький курносый нос, не говоря об орангутанге! С какой стати такой нос мог вырасти до уважающих себя размеров?

Представляете, как же я был удивлен, когда в каком-то журнале, кажется «Вокруг света», увидел фотографию обезьян с длинными да еще горбатыми носами. Оказывается, обитая по берегам рек, они плавали и ловили рыб. Без длинного носа наверняка бы захлебнулись.

Так что журналы читать полезно. Особенно «Дружбу народов». Ведь не увлекись я статьями многоуважаемого Льва Аннинского, то при моей врожденной лени вряд ли уселся бы писать эти невеселые размышления о сущности бытия.

Но об этом ниже. Пока о носе. О носе Гоголя писал Набоков. О носе Сирано де Бержерака — Ростан. На «армянский нос» Мамина-Сибиряка обратил внимание Максим Горький. Кстати, потомок известного телохранителя Наполеона, армянина Рустама. Но я о своем носе. Он мне ближе.

Когда самые быстроходные в мире советские танки вступили в Прагу для «оказания помощи братскому чехословацкому народу», я по чистой случайности в качестве штатского лица оказался в этом прекрасном городе, который во время Второй мировой воздержался бомбить даже ублюдок Гитлер. Вдруг неподалеку от Вацлавской площади с самоходки меня кто-то окликнул на чистейшем армянском языке:

— Брат, закурить не найдется?

С самоходки спрыгнул смуглый солдатик.

— Едем, едем всю ночь напролет. Сказали, маневры. Утром гляжу, заграничные дома, чистые улицы... И чего нас сюда занесло?

В его глазах застыла вековечная армянская печаль.

— Как ты угадал, что я армянин?

— По носу, — на его лице появилась улыбка.

Раз человек улыбается, значит, не все для него потеряно.

Вот я и думаю, за шесть тысячелетий существования человечества всего каких-нибудь 43 года проходило без войн. Как люди до сих пор не перебили друг друга, одному Богу известно!

Впрочем, война теперь такой же вид бизнеса, как остальные. Только самый опасный. Человеконенавистнический. Какое длинное слово... Вероятно, поэтому его так редко произносят. Заповедь «Не убий!» не имеет альтернативы.

Не думаю, что на свете есть проблемы, которые нельзя решить мирным путем. Если война есть продолжение политики, только иными способами, как утверждает Клаузевиц, то, следовательно, это дурная политика. На свете нет такой вещи, ради которой стоило бы умереть. Но есть много вещей, ради которых стоит жить.

Теперь об адмирале Чичагове. (Никак к нему не подберусь.) О нем писал Лев Александрович в рубрике «Эхо». Ну не сумасброд ли АлександрI? Втянуть адмирала, военно-морского министра России, в явно сухопутную операцию. Вот и упустил гениального корсиканского авантюриста. Об этом дедушка Крылов даже написал басню.

Не думайте, что Наполеон плохо относился к армянам. Во время Итальянской кампании, когда французские солдаты хотели устроить конюшню в действующем армянском монастыре на острове Св. Лазаря близ Венеции, Наполеон выдал охранную грамоту ученым-монахам и приказал не мешать их научной работе. Он даже в Фридлянде установил статую епископа Вана.

Замечу, незадачливый адмирал принадлежал к старинному армянскому роду Чичаговых. Его более знаменитый и более удачливый отец тоже был адмиралом и вдобавок известным географом. Его статую можно увидеть в Санкт-Петербурге, у подножья памятника Екатерины II. Среди сподвижников великой императрицы. Рядом с Суворовым.

Коль упомянул Суворова, не премину написать о нем пару слов. Генералиссимус был скуповат. Однако армянскому Апостольскому храму в Ростове щедро отстегнул кучу золотых монет в память матери своей Авдотьи Феодосиевны Мануковой. Деда полководца, армянского священника Феодосия, так уважал царь Петр, что возвел в должность вице-президента Вотчинной Коллегии. Не забывал полководец и своих сородичей по матери — вел переписку с карабахскими меликами (см. Национальный архив Армении). Готов был двинуть полки для восстановления армянского государства. Но при всей своей просвещенности матушка-государыня не склонна была мириться с республикой в Армении.

Кукарекал, скользил по дворцовому паркету, как на роликовых коньках, нагишом, не стесняясь публики, окунался в прорубь... Князь Потемкин-Таврический ворчал: «Шутки Александра Васильевича явно отзывают кавказским балагурством». Я бы уточнил: армянскими хохмами.

Не знаю, почему даже в исследованиях последних лет нет ни слова о матери великого русского полководца. Может, тогда пришлось бы писать о грузинских корнях Багратиона и Аракчеева, который даже свое имение назвал «Грузино». И тут окажется, что фельдмаршал Кутузов прямой потомок принявшего православие татарского хана Кутуза. А отец маршала Жукова — Константин — сын греческих беженцев, ребенком попавший в русскую крестьянскую семью, спасшую его, вырастившую и воспитавшую. Тогда тоже были беженцы...

Но вернусь к мирным потомкам последнего адмирала Чичагова, которого так ловко обвел Наполеон, ускользнув из Березина.

Сына Чичагова — Василия в миру — православного митрополита Серафима в 1937 году расстреляла советская власть в 80-летнем возрасте.

Его дочь, доктор технических наук, профессор, изобретатель, дважды лауреат Ленинской премии Варвара Васильевна Чичагова... ушла в монастырь. Стала матерью Серафимой. Настоятельницей Новодевичьего монастыря.

Однажды ночью я долго обдумывал вопросы для интервью с матерью Серафимой. Утром по радио сообщили о ее кончине. Это было в середине декабря прошлого года. Ей было 86 лет. Необыкновенная судьба необыкновенной женщины. Надеюсь, кто-нибудь о ней еще напишет. Царствие ей небесное.

Здесь не мешало бы упомянуть героя Карса — Микаэла Лорис-Меликова, единственного «бархатного диктатора» России, способствовавшего либеральным, антикрепостническим реформам Александра II, и другого армянина, министра просвещения Делянова. Надеюсь, что скоро в «ДН» будут напечатаны «ненаписанные мемуары» Лориса. «Продиктаторствовал» он всего семь месяцев, но последствия оказались далекоидущими...

В исторических личностях поражает их непредсказуемость. Что это, сумасбродство? Почему Николай I, увидев рисунок 13-летнего, как значится в документе, Ованеса Айвазовского, «сына армянина из Феодосии Константина», сразу выдал мальчику из личного кабинета 600 рублей золотом и послал учиться в Италию, а на дипломном проекте инженера Федора Достоевского начертал: «Какой идиот это рисовал!»? Будучи сам отличным рисовальщиком, Николай, возможно, просто обнаружил, что при всей его гениальности Достоевский неважно рисует...

Я пишу не исторический трактат. Это всего лишь растрепанные размышления, говоря словами Стендаля, «субъекта пишущего». Не ищите в истории, в ее действующих лицах последовательности. Ее попросту нет. История как ковер. Знаток, конечно, может отличить по узору персидский ковер от текинского или армянского. Но узоры не вечны. Они изменчивы, как сама жизнь. Они не детерминированы, а вариантны. Без свободы выбора здесь не обойтись. Чем шире выбор, тем лучше. Представляете отчаяние человека, у которого нет выбора? Так и в истории любой страны. Будь то Россия или Армения. Все люди одновременно зрители и участники захватывающего спектакля — трагикомедии, разыгрываемой на сцене бытия.

Вот где нашествие моих сородичей на Россию, и особенно на Первопрестольную, было беспримерным. Тут, понимаешь, идет революция, а эти армяне устраивают спектакли! Вахтангов в театре своего имени, туда же Рубен Симонов, Таиров в «Камерном», Балиев в «Летучей мыши». Не отстает от них и Немирович-Данченко, армянин по матери. Это он как-то изрек: каждый второй армянин — артист. Что вы хотите, если театр в Арташате начался с постановки «Вакханок» Эврипида более двух тысяч лет тому назад... Это не этнические гены, а исторические. При всем при том театр оставался русским.

Карамзин и Державин были татарского происхождения, Тургенев — калмыцкого, Фонвизин и Брюллов — немецкого, у Жуковского и Герцена мамы были турчанками. Но какой сумасшедший станет отрицать, что они созидали русскую культуру! Что в том дурного, что грузин, да еще известный ученый-химик в придачу, с русской фамилией Бородин написал прекрасную русскую оперу «Князь Игорь», еврей Левитан воспевал русский пейзаж, Рубинштейн открыл первую в России консерваторию? Значит, в самой русской ментальности заложена эта творческая притягательная сила. Не иначе.

Мне не раз доводилось беседовать с великим армянским трагиком Ваграмом Папазяном. Философом, литератором. Всю блокаду со своей театральной труппой он проработал в Ленинграде. Выступал в госпиталях, подразделениях. К концу блокады из трех десятков артистов осталось несколько. Остальные умерли от голода. Под бомбой погибла его жена Тина. Он похоронил ее во дворе своей дачи. Не знаю, наградили ли Папазяна хотя бы медалью. Верноподданничеством он не отличался. За всю жизнь не сыграл ни в одной советской пьесе. Играл только Шекспира. Исключение сделал лишь для «Маскарада» Лермонтова, «Живого трупа» Толстого и для «Сердце мое в горах» Сарояна.

Как-то его спросили:

— Что вы играли тогда, в Ленинграде? Гамлета?

Его седые брови в удивлении приподнялись.

— Гамлета? Я паясничал, обезьянничал, клоунничал, делал все, чтобы на лицах солдат появилась улыбка. Ведь люди прямо со спектакля шли на смерть...

Так ответил артист, который дружил с Сарой Бернар, восхищался игрой Элеоноры Дузе и брал уроки у Самого Сальвини.

В начале 30-х годов он гастролировал в Берлине. Рассказывал: нацисты творили бесчинства в отношении евреев. Что играть? Обратился к своему верному Отелло. Растопырив пальцы, бросил в зал: «Черный я!»

В Праге я стоял у могилы старшего брата Немировича-Данченко Василия. Блестящий русский журналист, он на весь мир поднял свой голос против

геноцида — истребления армян турецкими варварами. Рядом покоился Аверченко. Неподалеку Ян Палах — тот парень, который сжег себя, протестуя против советского вторжения. За следующей оградой лежали те, кто освобождал Прагу во Второй мировой...

Россия, как Мономах, обычно собирала камни. Но иногда разбрасывала их. Вспомним изгнанных Лениным русских философов и писателей.

До сих пор не возьму в толк, как это Сталин и его всевидящее и всеслышащее НКВД упустили армянскую княгиню Саломэ Сапарову. Родную маму человека, прозванного «русским Леонардо», — Павла Флоренского. Старушке удалось пережить Вождя Народов. Ее сына расстреляли в 1937-м.

Среди «разбросанных камней» было два армянина из Владикавказа. Оба стали классиками французской литературы. Анри Труайя — член французской Академии и Артюр Адамов — отец «абсурдистской», а более точно — «парадоксальной» драматургии.

Дядя Труайя, московский фабрикант Тарасов (Торосян), опекал МХАТ, молодой красавец был разносторонне одаренным человеком. Застрелился под окном возлюбленной. Я чуть было не написал — «не сумасброд ли?» Потом подумал: не судите да не судимы будете. Сам Труайя оказал помощь Армении во время землетрясения. Не забывал он и Россию. Много написал о русской литературе и истории.

Как здесь не вспомнить Шаляпина. Гениальный русский самородок спел свою первую оперную партию Мельника в «Русалке» Даргомыжского на сцене Армянского Общества в Тбилиси. Его учебу у тенора Усатова оплачивал армянский виолончелист и владелец аптеки. Другой армянин, Корганов, автор первого русского исследования о Бетховене, написал восторженную рецензию на выступление певца, который впоследствии своим искусством завоевал весь мир.

Один брат Корганова поймал Хаджи Мурата и переписывался со Львом Толстым. Другой был последним губернатором Карса. Я еще застал его сына — журналиста и переводчика Константина Корганова, работал с ним в газете, когда он вернулся после долголетнего пребывания в ГУЛАГе с отмороженными пальцами на руках и ногах и без носа.

Художник Богдан Салтанов (Аствацатур Салтанян) еще при Алексее Михайловиче расписывал Московский Кремль. Роспись сохранилась до наших дней. Царь Петр к армянам относился великолепно: «Армян как возможно приласкать и облегчить в чем пристойно, дабы тем подать охоту их приезда». При нем армяне заложили города Святой Крест (ныне Буденновск), Григориополь, Армавир, развернули шелковое и хлопчатобумажное производство, благо Петр их «в императорскую протекцию принял», то есть разрешил широкую инвестицию.

А вот дочь его, Елизавета, взяла и закрыла в России армянские школы и церкви. Екатерина II снова открыла, Николай II закрыл. Но потом он же, когда османские правители учинили геноцид, велел открыть границу для беженцев-армян и пропустить их в Россию. Впрочем, об исторической последовательности я уже писал. А пока что люди и по сей день не могут внести разум в историю.

Братья Лазаревы (Лазаряны) приехали из Перми и построили в Москве Институт восточных языков. Хотели сближения Востока и Запада? В Лазаревском учились Лев Толстой, Тургенев, Станиславский. Теперь здесь посольство Армении. Последний из рода, Абамелек-Лазарев, завещал свою виллу в Риме с участком в 38 га России. Теперь здесь посольство Российской Федерации в Италии.

Весьма доволен, что контр-адмирал Лазарь Серебряков (Арцатагорцян) не только воевал, но основал город Новороссийск, а Суворов — Новый Нахичевань. Строить всегда полезнее, чем разрушать.

Мне неведомо, приняла Русь христианство до того, как император Византии из армянской династии Василий II, по прозвищу Армянин, выдал свою сестру-христианку Анну за Владимира Мономаха или после того. Факт, что армяне и Русь породнились на высшем политическом уровне. Хотя в особых культурологических достижениях Византии сильно сомневаюсь. Империя-то шла к упадку. Впрочем, всякая империя кончает крахом. И с этим следует смириться.

А если заглянуть в катакомбы Киево-Печерской лавры, что я не преминул в молодости сделать, то там можно увидеть мощи не только Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича, но и Доктора-Армянина. Его звали Агапит. Летопись гласит, что он спасал людей во время чумы.

Не знаю, какая конфессия лучше — православная, католическая, протестантская или наша армянская апостольская, коей был придан статус государственной еще в 301 году, — спросите лучше Господа Бога. Но, как известно, пути Господни неисповедимы. Ему тоже нелегко в Его одиночестве...

Вернусь, однако, на нашу грешную Землю, дабы наконец завершить мой затянувшийся коллаж.

Задумываясь над словами Уильяма Сарояна, с чего я, собственно, и начал, размышляя над его пожеланием «просто быть человеком», прихожу к выводу, что человек начинает обретать себя лишь тогда, когда начинает осознавать, что принадлежит к ЕДИНОМУ РОДУ ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ.

[lilit]

ссылку можно?

[Гость Джанбазеан]

Журнал дружбы народов - к сожалению не помню какой номер

[lilit]

нашла, Дружба Народов, 2001 N3