Татские песни Амирама Григорова

[Noi]

Татские песни

Все начинается с дома. Он – место рождения и территория детства, раздвинутая отрочеством до границ юности, где на горизонте маячит молодость. Дом, это – очаг семьи и верное убежище. Он суть наше главное место на земле.

Родина – это дом, и все, что его окружает. Она не может не быть прекрасной, потому что здесь живешь ты, и все, кого ты любишь, которые любят тебя.

Город, навсегда оставшийся твоим, – это удача. И твоя судьба – его судьба. От фонарей у ресторана «Садко» на рассвете, над бухтой, и Девичьей Башни, откуда рукой подать на трамваях-верблюдах, мимо мангалов, самоваров, блестящей солнцем хурмы и густого плова, через клюв Апшерона – умаянно-сонным после широкого, вплоть до наколки по случаю блестящей драки, загула – чтобы попроситься в саван и умолять небо не оставить тебя одного!.. Такой город – это удача…

Почитайте стихи! Вам повезет увидеть Азербайджан даже не своими глазами, а лирической душой художника. Вы оцените застывший, как в куске янтаря, Тбилиси. Вам захочется хотя бы один раз побывать в Исфахане, чтобы, возможно, дождаться того единственного человека на Си-О-Се Поль – Мосту тридцати трех колонн. При вас простятся с великим аварским поэтом, который заслуживает того, чтобы это сделать. Вы проедите всем Ярославским направлением до самого Невского проспекта, где, наверняка, не собрать миньян, и мерещатся башни, где зеленеет вода, закованная в объятия живого сумрачного памятника…

/ Амирам Григоров- уроженец Азербайджана, города Баку. Учился в школе №1. Живет в Москве с 1993 года. По профессии бифизик. (Азербайджанский Государственный университет и РГМУ, Москва, аспирантура медицинской Академии им. Сеченова).!

Айб. Бен. Гим.* (С. Арутюнову, поминая 24 апреля 1915 года)

Когда позову – приди. Потому что не сможешь остаться в обездвиженности своей, несть тому оправданий. Ничто не отменит зов мой – ни люди, ни звёзды падучие, ни сама смерть. Зов мой да пребудет неизменным, как неизменен на горизонте твоего мира профиль двугорбой библейской Горы. Это самая странная гора на свете, лишь она способна отдаляться, когда к ней приближаешься, и преследовать тебя по всему миру, как колодец Мириам, двигавшийся за Израилем во время скитания.

Когда пойдёшь путём своего изгнания…

Когда пойдёшь, то слушай мой голос.

Сейчас я уже не могу смолчать. Есть столько вещей, о которых сказать абсолютно необходимо, столько вещей, которые жгут, не оставляя ни на день в покое, и нет того времени, за которое они могли бы быть преданы забвению.

Ты не менее одинок, чем я. Сколько империй за эти наши тысячелетия вспухло, как дождевые пузыри, чтобы затем лопнуть, оставив круги на воде, сколько азиатских и европейских орд шли с разных сторон обитаемого мира, чтобы схлестнуться на наших землях, успевших состариться, превратившись в пустыни. Нам стыдно было говорить о том, что наши земли - это наши земли. Что подумают о нас благородные строители империй? Если мы любим свой народ, то мы исчадия ада, враги всего сущего. А если любят свой народ они, то это ни что иное, как проявление высшей добродетели.

Знаешь, что нас связывает? Мы виноваты в том, что не вымерли, как хетты или шумеры, (ау, где вы, народы ровесники, имена ваши отзвучали и погасли ещё до того, как в Европе построили первую баню).

Мы виновны, это несомненно. Если веками сражаться, тысячелетиями держаться своего, не отступая ни перед кем, потеряв свою родину, не сливаться с другими народами, сохраняя язык и обычаи своей восточной колыбели, то невольно станешь виноват. Другим, тем, которые заселили твой дом во время твоего отсутствия, никогда не объяснить, что чужая жизнь стоит ничуть не меньше, чем их собственная.

Мы стартовали одновременно. В каком-то там веке до нашей эры мы двинулись из Междуречья. Я пошёл не запад, в страну, текущую молоком и мёдом, а ты – на север, в страну снегов и розовых камней.

Один колхозник, приехавший в мой Баку из райцентра Гардабани в Восточной Грузии и выдававший себя за беженца, занял армянскую квартиру в двух шагах от площади Свободы. Этот господин вскоре пригласил из солнечной Сокартвело своих братьев, квартир для которых найти не смог, потому что армяне и их дармовое жильё в городе закончились. Тут, в его светлую голову, пришла мысль, что достаточно походить по домам и найти людей, предки которых были не слишком похожи на трудолюбивых гардабанских овощеводов. Этих самых людей, фамилии которых не производятся от арабских имён или тюркских топонимов, достаточно попросить выехать в далёкие страны, откуда они явились – и возжаждавшие столичной жизни братья обретут желанную жилплощадь. Денег у смышленого беженца не было, но было глубокое убеждение в том, что оную должны передать ему безвозмездно. Нелегкая занесла этого господина к нам, что, впрочем, было нетрудно предсказать, потому что к нескольким семьям, жившим на противоположной стороне улицы, он приходил за день до этого, а к жителям чётной стороны соседней улицы – за два.

Долгий настойчивый звонок. Открываем. На пороге - коренастый мужчина лет сорока, с изрядной бородавкой у крыла носа, в усах, длиннейшем пиджаке с обвисшими плечами и ватных штанах защитного цвета. Костюм дополняли галоши и кепка, похожая на обгорелую оладью.

- Салам.

- Салам.

После чего последовала длиннейшая, чрезвычайно монотонная речь на азербайджанском языке, повествующая о страданиях, которые переполнили небесную чашу терпения, претерпленных самим гостем и его роднёй.

Мой дед крайне вежливо попросил гостя пройти в дом и откушать, что Б-г послал.

Гость снял галоши, после чего разнеслось одуряющее зловоние, и вошёл в комнату.

Я помню, что как заворожённый следил за его лицом, глубокие, ровные морщины пересекали его вдоль и поперёк, причём были они темны, как будто навсегда въелась в них почва аульного огорода. Но больше всего поразила, помню, смесь отвращения и какой – то мертвящей усталости, которую гость растворил в воздухе нашей квартиры. Через час беседы стало выясняться, что бежать сломя голову никто не собирается, и уступать свой дом – то же. Тогда гость попросил денег, на что ему было сказано о невозможности, как ссуды, так и материальной помощи

Наконец, он вынул из кармана свёрток из грязного платка и выложил его на стол. Свёрток отчётливо звякнул. Гардабанец стал его развязывать, и я впервые разглядел его пальцы, снабжённые выпуклыми, чрезвычайно толстыми ногтями, под которыми виднелись полукруглые полосы, могущие поспорить цветом с лучшей китайской тушью для письма.

24 апреля 1915 года по приказу младотурецкого правительства, в Константинополе были проведены аресты среди армян. В своих домах были захвачены депутаты османского парламента от разных партий, настоятели монастырей, отставные чиновники и редакторы газет всевозможного толка, адвокаты, писатели, обладатели крупных капиталов, владельцы магазинов, паши и эфенди, имевшие армянское происхождение и принявшие ислам, армяне протестанты и католики, работавшие в европейских миссиях. В больницах были захвачены раненые армяне-офицеры турецкой армии, привезённые с поля боя.

Все они были расстреляны в течение суток. Тайный приказ Энвера – паши, возглавлявшего Османскую империю, предписывал отвести с линии фронта всех военнослужащих, указавших своё армянское происхождение, разоружить и расстрелять. С этого дня начались первая истинная трагедия Нового времени и первая попытка переиначить историю человечества, полностью истребив одну его часть.

За несколько лет, последовавших за этим днём, в городах и деревнях Турции было истреблено около 1,5 миллионов армян. Избиение охватило огромные территории, распространившись на Сирию, Палестину, Ирак и Северную Персию, проникло, после бегства русской армии, на Кавказ. В колоссальную воронку уничтожения увлеклись города, основанные древними семитскими и арийскими правителями, монастыри с гробами апостолов, мозаичные полы, фолианты, писавшиеся десятилетиями, иконы и дарохранительницы, ковры, расписные керамические плитки и кладбища.

Растаял монастырь Нарек, где вопил в суровое небо Крикор Нарекаци, рассыпался университет Эрзнка, в котором писал свои гномы Хованнес, прозванный Плузом, то есть Коротким, за свой рост, исчез Тарский собор, построенный на месте рождения апостола Павла, испарились золотые сосуды, внесённые в качестве вклада в монастырь святого Карапета византийским императором, армянином Василием Вторым и пропал саркофаг Марфы, королевы Иерусалима, армянки же. Тысячелетние мертвецы были выброшены из могил турецкой чернью, схватившейся за лопаты в поисках сокровищ окончательно истреблённого, как ей казалось, народа.

В 1915 году Прага была еврейской на треть, Варшава – на половину, Вильнюс и Братислава были еврейскими на две трети, Львов, Житомир и Одесса процентов на семьдесят, Броды, Бердичев, Гусятин, Пинск и Паневежис - почти на сто процентов.

В одном городе Лиепая было семь синагог. В другом городе, Лодзи, не меньше сорока. В хорватском Сплите – полдюжины. В Афинах – пятнадцать. В 1915 году ефрейтор Шиклькрубер сидел в окопе на германском западном фронте.

В самом начале февраля девяностого года я отправился в хлебную лавку. В городе всё ещё было неспокойно, да ещё и ходил я, после снятия гипса, плохо, даже голову держать прямо из-за атрофии шейных мышц было достаточно сложно. Погромы, митинги ввод войск – всё это прошло мимо. Кроме всего прочего, человек, обеспокоенный своим здоровьем, мало восприимчив к чужим проблемам. Никакой необходимости покидать дом не было, и вышел я, очевидно, чтобы предъявить самому себе прописную истину – страх это то чувство, которое мне в высшей степени свойственно.

Тревога была разлита в воздухе, совсем не было машин, какие-то посторонние шумы проносились вдоль улиц, совершенно незнакомые звуки, напоминавшие отдалённый гул футбольного стадиона. Почти все окна первых этажей были выбиты, на углу улицы Самеда Вургуна валялся пластиковый слон, а кварталом дальше стоял танк, монументальность и замызганность которого не оставляли сомнений в его принадлежности к миру отнюдь не игрушечному. Не доходя до танка, я свернул во двор. В углах бакинской подворотни, словно первый, самый рыхлый снег, слежались перья, вылетевшие из подушек, и валялись чёрно-белые фотографии. Посреди двора врассыпную лежали книжки. Зачем-то, присев на корточки, я стал их перебирать. Несколько разрозненных томов собрания сочинений Диккенса, какие – то советские шпионские романы и старая азбука со странными буквами на обложке. Азбуку я поднял, сунул её под рубашку и пошёл домой.

В платке гостя оказались настоящие сокровища – несколько толстенных обручальных колец, одна серьга с бриллиантом, серебряное чайное ситечко и серебряная же чайная ложка, на ручке которой была выгравирована надпись, теми же необычными буквами, которые были на найденной азбуке.

Сообразив, что покупать у него это никто не станет, гость резко замолчал и принялся есть. Казалось, в его скромное по габаритам тело легко может вместиться всё содержимое нашего холодильника, кадык на морщинистой шее гардабанца ходил, как анкер в часах, сглатывал он чрезвычайно шумно, и даже после того, как его тарелка опустела, он некоторое время отщипывал мякоть от лепёшки и запихивал в рот.

Вскоре после этого гость откланялся, решив, что поживиться тут больше нечем.

Окинув стены прощальным взором, в котором особенно сильно проступили зависть и ненависть, гость вышел. Мы с дедом глядели в окно и видели, как он переходит двор и останавливается напротив списка жильцов, намалёванного на жести, глядит на этот список, и тщательно прочитывает, шевеля усами.

Тут я сказал:

- Конец света.

Мой дед произнёс одну из тех коронных фраз, которые выдавали в нём человека, закопавшего в землю свои многочисленные таланты:

- Хоть свет и мужского рода, но его конец я никогда не смогу себе представить.

И выбросил тарелку гостя в мусорное ведро.

Не общее происхождение делает нас похожими, нет. По хорошему, все люди одинаковы. Просто одни народы начали созидать, и им это понравилось. До сих пор не могут остановиться. А другим понравилось отнимать результаты чужого труда. Тоже, кстати, увлекательное занятие, остановиться сложно. Но берегитесь, наследственные вояки, нет ничего ужаснее схватившегося за оружие народа-созидателя.

Во время восстания в Варшавском гетто Мордухай Анелевич сказал:

- Евреи, мы будем сражаться. Мы будем биться до победы или до смерти, как армяне в Мусса-даге.

И не знал, что в том самом Мусса-даге, на берегу Средиземного моря, в том самом 1915 году, Габриэл Багратян сказал:

- Армяне, мы будем сражаться. До победы или до смерти, как евреи в Масаде.

А потом, вечером, когда стало смеркаться, я достал загадочную азбуку и раскрыл первую страницу. На этой первой странице был грубо оттиснут силуэт двуглавой Горы с деревянным корабликом на вершине, на фоне морковных щёк стилизованного улыбающегося солнца. На следующей странице был начертан коротенький текст, в котором буквы этого алфавита были снабжены прихотливыми закорючками, текст завершался почему-то, не точкой, а двоеточием. Сразу под ним были несколько отдельно стоящих знаков, снабжённых двумя единичками. Так все народы отмечают первый стих первой библейской главы.

Берешит бара Эло-им эт hа-шамаим вэ-эт hа-арец.

Осталось понять, как это произносят армяне.

Я перевернул страницу обратно и прочитал:

Айб. Бен. Гим.* "

Амирам Григоров

[Javakhk]

Во время восстания в Варшавском гетто Мордухай Анелевич сказал:

- Евреи, мы будем сражаться. Мы будем биться до победы или до смерти, как армяне в Мусса-даге.

[Noi]

Документальные подтверждения мне не известны. Автор ссылается на воспоминания очевидцев.

[Javakhk]

Документальные подтверждения мне не известны. Автор ссылается на воспоминания очевидцев.

[Noi]

Ссылок на сами воспоминания очевидцев в электронном виде нет. Сам Амирам ссылается на эти воспоминания

[Javakhk]

Ссылок на сами воспоминания очевидцев в электронном виде нет. Сам Амирам ссылается на эти воспоминания

[Noi]

Нет, горский еврей из Азербайджана(Варташен) ...сам себя считает татом.

[*Sashik*]

Горский еврей и Тат - синонимы!

[kinza]

Горский еврей и Тат - синонимы!

[*Sashik*]

Согласен!

Та́ты — этнос, проживающий в Российской Федерации (численность 19,4 тыс.), преимущественно в Дагестане, и Азербайджане (точная численность азербайджанских татов неизвестна). Самоназвание народа — тати, парси. Говорят на татском языке (иранская группа языков). Северный диалект является одним из литературных языков Дагестана и использует письменность на основе русского алфавита. Среди татов распространён также азербайджанский язык. Верующие таты — мусульмане-шииты, незначительное количество мусульман-суннитов и христиан (т. н. армянские таты или татоязычные армяне).

Азербайджанские таты являются субэтносом в составе азербайджанского народа, используют азербайджанский язык как родной, наряду с татским языком. Большая часть татов в Азербайджане, сохранив самоидентификацию, при этом тюркизирована и интегрированна в азербайджанский этнос, и называет себя азербайджанцами. В России по переписи 2002 года 2,3 тыс. татов.

Также татами себя называют горские евреи севера Азербайджана и Дагестана. Их религия — иудаизм. Есть версия, будто это связано с тем, что в СССР было негласное притеснение прав евреев, и горские евреи, пользуясь тем, что говорят на том же языке, что и таты, стали записываться татами. (Непросвещённые люди разницы между этими народами не видели). Считается, что таты Дагестана, видя эту тенденцию, стали записываться азербайджанцами, поскольку этнически близки к азербайджанцам.

Это привело к тому, что в Дагестане большинство горских евреев были записаны татами. Для жителей Дагестана слова «тат» и «горский еврей» являются синонимами.

Сами таты являются потомками военных поселенцев из внутренних районов Ирана, переселенных в пределы Кавказской Албании в 6-7 веках н.э. сасанидскими правителями, стремившимися создать сильную опору на Кавказе. Таты играли роль служилого сословия.

После падения власти Сасанидов, со времён Халифата, служилым сословием стали тюркские гвардейцы на службе халифов, а иранское население в Азербайджане было лишено этого статуса. Само слово «тат», вероятно, является тюркским по своему происхождению: так тюрское служилое сословие, тюркю, называло сословие неслужилое. На это также указывает распространённая в средние века поговорка: Йох тат, йох тюрк — Нет тюрка без тата!, что означает зависимость военного сословия от гражданского. Само значение слова «тат», вероятнее всего, истолковывается как «иноязычный».

[Javakhk]

Спасибо за информацию.

Я вижу, что Амирам Григоров (горский еврей из Азербайджана) приводит высказывание Мордухая Анелевича (сравнившего восстание Варшавского гетто с Муса-дагом) основываясь на воспоминаниях очевидцев.

Было бы очень хорошо найти эти воспоминания и должным образом осветить их…

[Noi]

Javakhk, можно оброатиться непосредственно к Амираму...

E-mail: [email protected]

Веб сайт: http://www.arifis.ru/salon.php?action=view&id=12

-Интервью с Амирамом Григоровым-

Я ГРУЩУ ПО-АРМЯНСКИ НЕ ХУЖЕ, ЧЕМ ТЫ...»

Амирам ГРИГОРОВ родился в Баку, где прожил до 1993 года. Национальность свою определяет как тат. Его предки родом из Дагестана, Варташена и Кубы. Литературный мир Москвы знает Амирама как поэта, хотя по основной своей специальности он – врач-биофизик, преподает математику и физику в Академии им. Сеченова. Поэтический дар проснулся неожиданно – зверства, учиненные над армянами в Баку, свидетелем которых был сам Амирам, не могли не оставить глубокий след в его душе – боль, горечь утрат, стон и частые воспоминания ужасов тех дней вылились мощной лавой в сильные и звучные стихи. В интернет-беседе Амирам рассказал о себе, пережитой трагедии и своем творчестве.

- Вы с такой любовью пишете об Армении, что закрадываются подозрения – может, у вас есть армянские корни?

- Мы тут обсуждали с одним армянином, есть ли у меня армянские корни, тот настаивал, что моя фамилия – усечённая форма от Григорян. Впрочем, я бы охотно в это поверил, если бы не одно но – это фамилия моего деда (отца моего отца), полученная тем в армии, во время службы, ещё в царские времена, причём на Украине. Хочется заметить, что с армянами мы связаны кровной дружбой и даже языком – все, кто родился в Варташене (а часть моих корней - там) общались между собой на карабахском диалекте армянского языка. В Варташене, находящимся далеко от Армении и Карабаха, был такой вот армянско-еврейский островок. Была даже единственная в своём роде армяно-еврейско-удинская школа. Был армяно-еврейский язык на основе того самого карабахского диалекта. Считается, что это было последнее место на земле, где сохранялось армянское еврейство. Впрочем, ныне Варташен называется Огуз, и говорить о каких либо армяно-горско-еврейских связях в Азербайджане не принято. Я предпочитаю называть себя татом – именно так называл себя мой дед, а не горским евреем. Тат – звучит уникально, загадочно и ёмко.

- Понимаю ваше состояние, но, как свидетель резни армян в Баку, не могли бы вы рассказать подробности?

- Я до сих пор, по прошествии многих лет не могу говорить об этом спокойно. Я любил выпить с одним бакинским армянином, которого звали Шафиров Георгий Аркадьевич. Это был огромный мужчина, пожилой, ему было под 80 лет, я знал его сына, но дружить стал именно с отцом, несмотря на огромную разницу в возрасте. Тот ценил коньяк и беседы на разные философско-исторические темы, что для нас, кавказцев, представляется самым лучшим времяпрепровождением.

Когда стало ясно, что войска из города выводят, Георгий Аркадьевич из города уезжать отказался. Сидел в своей квартире, на улице Низами, в самом центре, с топором, когда погромщики ворвались в его квартиру, тот сначала отбивался, а потом стал спускаться по верёвке во двор и сорвался. Он был немолодым человеком и очень грузным, и, несмотря на то, что был силён так, что мог гнуть монеты и ломать в пальцах грецкие, всё-таки не смог спуститься вниз. Сломал ноги, и подонки его забили во дворе. Хочу, чтобы вы запомнили это имя – Шафиров Георгий Аркадьевич. Это был бесстрашный человек.

Было много самых ужасных событий, я думаю, время придёт, расскажу об этом в своем творчестве, люди должны знать.

- Именно после этой трагедии вы обратились к творчеству...

- Да, я стал писать стихи, до этого не писал никогда. Так.. шутил. А тут... И первые строчки помню:

Я не верю, что туман уйдёт...

Он под ниши окна подступил

И не тает у порога лёд

Чёрный дождь в родных горах полил...

- Ваша точка зрения – кто виноват, кто прав в произошедшем?

- Кто прав, кто виноват? Знаете, когда карабахский конфликт только начинался, я даже не знал что в Степанакерте есть армянская автономия, об этом вообще никто не говорил, живут армяне в Баку и живут себе. Мы дружили в Баку без учёта национальности, у меня друзья были армяне, много лезгин и евреев, азербайджанцы, русские. Но вот этот конфликт начался, и сначала мы ругали армян, говорили, вот, мол, националисты, и что им не жилось спокойно, но по тому, какая ненависть и клевета потекла со стороны некоторых азербайджанцев, мне стало ясно, что дело тут непростое, особенно, когда случился Сумгаит, и некоторые стали называть убийц героями. Потом, уже спустя много времени, я прочитал массу источников по этому вопросу, и много узнал об истинном положении вещей. В частности, проштудировал армянскую и греческую историю и понял, что вопрос этот древнейший и важнейший вопрос ближневосточной политики. Пришельцы никогда не забывали о том, что они пришельцы. Они сами не верят в албанские сказки, эти сказки для внешнего потребителя, так скажем. Они знают, что все эти церкви, монастыри, статуи и колоннады, разбросанные по территории Турции и Азербайджана, построены не ими. Они отдают себе отчёт в том, что если не прекратить клевету, погромы и ассимиляцию, то рано или поздно все поймут – кому принадлежат эти земли. Я далёк от того, чтобы отправлять тюрок в Минусинскую котловину или в Монголию, откуда те пришли в Средневековье. Достаточно одному поколению родиться на земле, чтобы она стала родиной. История в другом. Страны европейской цивилизации, от Америки до России, должны на основании консенсуса запретить руководству тюркских стран проводить отвратительный азиатский нацизм и фальсифицировать историю.

-Расскажите, почему вы покинули Баку? Был ли вариант остаться?

-Да уж трудно сказать. У моей двоюродной сестры муж армянин, они живут под Москвой. Вообще армяне в нашем доме были постоянно, и все это знали, особенно новые соседи, азербайджанцы-выходцы из Армении. Менее симпатичных людей было бы трудно представить. Когда эти события начались уже в Баку, мне не давали прохода, постоянно спрашивали, не армянин ли я, потом стали ходить из военкомата с целью меня в азерскую армию призвать, и постоянно брали деньги. Мы заполнили анкеты в Америку ехать, квартиру продали, и уже были готовы отчалить, как дядин сын, живший давно уже в Москве, умер, утонул в студенческом лагере. Дядя не поехал, мама моя сказала, что без Додика (так дядю они зовут) не поедет, короче говоря, остались в Москве.

-Как относились азербайджанцы к нацменьшинствам?

-Знаете, потом мне стало ясно, что относились плохо. Особенно к армянам и лезгинам. В своём кругу, мы, советские дети, этого не чувствовали, но это было. Многие ездили защищать диссертации в Ереван, Махачкалу или Ростов. Но евреям было в Баку гораздо легче, чем в крупных городах России или Украины, антисемитизма практически не было, того, который поражал всех в советское время. Многие евреи из Ленинграда и Москвы ездили к нам в Баку за защитой диссертаций.

- Бывали ли вы в Армении?

- Не был в самой Армении. Но был в Шемахинском районе, в армянском посёлке Матраса. И что меня поразило до глубины души, так то, что эти армяне между собой говорили по-татски. Хотите верьте, хотите нет, с некоторым странным акцентом, по нашему говорили, вставляя армянские слова. Видимо, есть армянские евреи, а есть и еврейские армяне. А в Шемаху я ездил посмотреть на обсерваторию, вместе с классом, а потом один парнишка пригласил нас отдохнуть у родственников, которые жили в этой Матраса. Потом они всей деревней переехали в Армению. Я запомнил кислое, рубиново-красное вино, которое они пили, тоже называвшееся Матраса. Они говорили, что это вино чисто армянское, хотя до Армении от них ехать и ехать.

- В одном стихотворении, обращаясь к учителю и другу-армянину, вы сказали «Я грущу по-армянски не хуже, чем ты...» Какова же роль армян в вашей жизни?

- Я считаю, что армяне меня, по-хорошему говоря, просто преследуют. Никуда от них не деться. Пришёл в Литинститут, а тот, кто группу ведёт, вышел к доске, рассказывает что-то, я смотрю на него, вроде как кавказец, думаю, неужели армянин, оказалось – действительно армянин. Арутюнов Сергей Сергеевич, поэт из Москвы, человек своеобразных взглядов на литературу и мой теперь друг. Он по отцу тбилисский армянин. Лауреат Пастернаковской премии, мужчина чрезвычайно упрямый, при этом добрый и терпимый, скажем так, выдержать общение со мной может далеко не каждый.

И таких историй великое множество...

- «Пахнет прелыми грушами/И не пахнет войной». Разве это так? Как, по Вашему мнению, разрешится Карабахский конфликт?

- Ничего не могу сказать по поводу разрешения этого конфликта. Сейчас хотелось бы одного, а именно, чтобы война не вспыхнула снова. Если у Армении будет достаточно сил для того, чтобы не уступить в войне и нанести значительный ущерб Азербайджану, тот просто не рискнёт воевать. Армения же войну не начнёт, поскольку это не в её интересах (и в принципе, никогда в её интересах не было, поскольку войну всегда затевал исключительно Азербайджан).

- А хотели бы вернуться в Баку? У вас есть стихотворение «Азербайджан моей души». Так каков же он – Азербайджан вашей души?

- Хотел бы вернуться. Причём вернуться во времени, а не в пространстве. Сейчас там нет практически никого из тех, с кем я раньше общался. Азербайджан моей души – это сказка со счастливым концом, Лена-джан. Что мы жили все вместе, ходили друг другу в гости, гуляли по бульвару в самом лучшем городе земли, были соседями, были друзьями, любили женщин и хорошо выпить, любили покушать. И чтобы это никогда не кончалось!

- Как бы вы спроектировали наиболее оптимальное «поведение» Турции?

- Очень часто люди, по происхождению не армяне, принимают беды этого народа близко к сердцу. Армяне народ весьма очаровательный, как и греки. Мне вообще кажется, что жизнь в диаспоре и восприимчивость к чужим культурам и при этом не утрачивание своей – своеобразный Божий дар, доступный немногим. Я бы не назвал турок отвратительными, как и немцев, к примеру. Но преступление ими совершенное, из которого они извлекли некие дивиденды, не может быть забыто, как будто так и надо. Мне бы представлялось целесообразным следующее – Турция признаёт факт истребления, передаёт армянским общинам памятники истории и архитектуры на своей территории, производится реставрация этих ценностей и армянские общины возрождаются по всей этой стране, причём численность армян доводится до прежней. На территории вокруг озера Ван образуется армянская автономная область, Турция вводит, как европейская страна, уголовное наказание за отрицание геноцида, геноцид изучается в турецких школах, восстанавливаются патриаршества в Сисе и Ахтамаре, пантюркизм осуждается, как фашистская идеология, и тогда – вход в Европу и исторический вопрос закрывается.

- Ваши пожелания армянам.

-Одно пожелание, самое важное – имейте много детей. Как можно больше, бедность не порок, история в том, что численность народа - есть главнейшая причина признания его прав на землю, на которой он живёт.

Беседовала Елена ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯН

[kinza]

- Не был в самой Армении. Но был в Шемахинском районе, в армянском посёлке Матраса. И что меня поразило до глубины души, так то, что эти армяне между собой говорили по-татски. Хотите верьте, хотите нет, с некоторым странным акцентом, по нашему говорили, вставляя армянские слова. Видимо, есть армянские евреи, а есть и еврейские армяне.

[Noi]

Мадрасинские армяне (старшее поколение) говорили именно на татском (зуhун тати) языке ,сохранив при этом некоторый реликтовый пласт (архаизмы)- /не путать с группой языков "тати", относящихся к северо-западным иранским языкам, а горские евреи (то есть Амирам Григоров) -на "зуhун джухури"...отсюда и восприятие некоего " странного акцента".

[kinza]

Мадрасинские армяне (старшее поколение) говорили именно на татском (зуhун тати) языке ,