13 ЯНВАРЯ 1990г. ПОГРОМЫ АРМЯН в Баку

[Sashiko]

ситуация была настолько беспрецендентной и чудовищной,что оценивать её сегодняшними реалиями некорректно. Да и в этой теме тем более.

Вечная память убиенным, Бог в помощь пострадавшим.

Зверям и их выкормышам в ад

[Noi]

ситуация была настолько беспрецендентной и чудовищной,что оценивать её сегодняшними реалиями некорректно. Да и в этой теме тем более.

Вечная память убиенным, Бог в помощь пострадавшим.

Зверям и их выкормышам в ад

Полностью согласен

[Kvinta]

..Ереван тогда не был большим городом..где люди могли бы найти себе работу..пропитание и т.д

Изменено 13 января 2013 пользователем Kvinta (история изменений)

[Dedo]

[Абрикос]

Квинта, до опредленного момента Баку был армянским по структуре городом и армяне ехали туда и жили у себя дома. Плюс гарантии внутренней политики Союза с его репрессивным аппаратом. Неужели это открытие ?

[Rollo]

Все события были организованы Кремлем, при его прямом и непосредственном участии. Что в царской России (обратите внимание на ссылку Ларашы, где об этом прямо говорится: http://voskanapat.info/?p=524), что в советской - политика в отношении армянского населения одна. Это можно увидеть и в фильме "Обыкновенный геноцид", если обращать внимание на казалось бы второстепенную информацию. Если во времена царской России передавались старенькие берданки, в советское время от арматуры до непосредственного участия войск в этнических чистках, то сегодня Россия поставляет современные виды вооружения этому сброду, незабывая Армении напоминать о союзнических отношениях. Неслучайно первым был расстрел села Чардахлу, давшем двух маршалов Советского Союза, пять генералов, воевавших за возможность жить тех, кто организовывал и претворял в жизнь руками сброда антиармянскую политику. В случайности не верил и не верю. Без прямого указания никакой местный начальник даже в мыслях не позволил бы себе такое.

До прихода России армяне составляли большинство не только в Баку и Тифлисе, но и на всей территории западнее Куры, включая Нахичевань.

Изменено 13 января 2013 пользователем Rollo (история изменений)

[Kvinta]

Квинта, до опредленного момента Баку был армянским по структуре городом и армяне ехали туда и жили у себя дома. Плюс гарантии внутренней политики Союза с его репрессивным аппаратом. Неужели это открытие ?

[Bagirka]

Мои родители в Баку оба армянскую школу закончили......Есть виньетки со всеми фамилиями преподов и учеников.... на армянском, естественно... А потом, уже в шестидесятые, - армянские школы закрылись (это уже националистическая политика азер-цев пошла) - остались только средние - с одним азербским а-классом и остальными б,в,г - русскими...

Изменено 13 января 2013 пользователем Bagirka (история изменений)

[Dedo]

Не открытие, но в итоге сами по армянски ни бе ни ме, а как следующие поколения так тем более. Где логика? Баку по структуре был армянский, а армяне языка толком не знали. Кто скажет сколько армянских школ было в Баку и в скольких вузах там преподавали на армянском? Может быть это все таки что - то да значит? В отличие от бакинцев и ереванцев, карабахские менее всего жаловали азеров, но почему то трогали туда в поисках лучшей доли.

кто нить уберите этот диалог в другую тему.

По поводу ни бэ ни мэ как раз выходцы из Армении этим страдали выезжая за пределы Армении,яркий пример глава САР.

вобщем не ту тему выбрал для диалога

[СолнЫчка]

В Детройте памятник, посвященный жертвам событий в Баку открылся 24 апреля, 2013 г.

[w i t o]

Может быть, но в советское время Ереван был уже гораздо предпочтительнее Баку в любом плане, но наши все равно, вопреки всему и даже национальной логике переселялись в Баку. Я сам не раз своим родным высказывал за эти легкомысленные перемещения, которое приводят к необратимости проблемы. Невозможно затем следующему поколению вернуться обратно, к истокам - слишком все глубоко и необратимо обрастается в чужой стране, среди других народов. Знаю, что политика была на это направлена и армян из Карабаха заманивали в Баку и разные Сумгаиты, параллельно массово заселяя в Карабах азеров. Но тогда почему мы такие наивные и так легки на подъем когда нужно куда нибудь уехать, а вот вернуться обратно никаким обухом не загонишь?

P.S. Модератору если не сложно перенесите в соответственную тему.

Спасибо.

массово люди стали переезжать в Баку в послевоенное время, в 50-е годы, я тоже задавал такой вопрос бабушке, почему в Баку а не в Ереван они переехали, ответ был прост - Баку горца илал .Уезжали из Карабаха ведь в поисках возможности "пропитания", а Баку в в 50-60 выгодно отличался от Еревана, да и вроде страна была одна СССР. После 60-х поток в Баку прекратился и кто выезжал из Карабаха, уже ехали в Ереван.

[w i t o]

Мои родители в Баку оба армянскую школу закончили......Есть виньетки со всеми фамилиями преподов и учеников.... на армянском, естественно... А потом, уже в шестидесятые, - армянские школы закрылись (это уже националистическая политика азер-цев пошла) - остались только средние - с одним азербским а-классом и остальными б,в,г - русскими...

Помимо упомянутой причины, справедливости ради надо сказать, что школы(например на пос.Воровского) закрывались еще и по той причине, что родители отдавали детей в русские школы а не в армянские. Потому что для дальнейшей учебы надо было ехать в Ереван, а бакинцев это не привлекало. А русские школы позволяли реализовать себя по всей стране. Это больше,наверное, национальная политика СССР "виновата".

[Sashiko]

Помимо упомянутой причины, справедливости ради надо сказать, что школы(например на пос.Воровского) закрывались еще и по той причине, что родители отдавали детей в русские школы а не в армянские. Потому что для дальнейшей учебы надо было ехать в Ереван, а бакинцев это не привлекало. А русские школы позволяли реализовать себя по всей стране. Это больше,наверное, национальная политика СССР "виновата".

всегда кто то виноват. При турецкой оккупации учили турецкий, а Америке тоже на английском отдают учиться

[w i t o]

всегда кто то виноват. При турецкой оккупации учили турецкий, а Америке тоже на английском отдают учиться

так и есть. Попал в волчью стаю- вой по волчьи.

[ARTYUSHA]

Александр Сафаров: «Черный январь»

20 лет назад в конце января 1990 года в Баку произошли армянские и русские погромы, во время которых погибли 56 человек. В этот день принято рассказывать о «бесчинствах советской армии над мирным азербайджанским населением» и возлагать цветы к памятникам. Мы публикуем рассказ очевидца тех дней, любезно предоставленного нам сайтом «Искусство войны».

Уже почти год улицы города украшают танки. Конечно же, они не везде, а только на участках, которые почему-то считаются особо важными. Кто определяет, что сейчас самое важное, неизвестно, но с обоих сторон железнодорожного моста, называемого в народе Багировским, на каждой обочине расположилось по десятку этих грозных машин, с небольшим добавлением БМП.

Не думаю, что кому-то придет в голову захватывать или взрывать этот мост, но наверху, видимо, считают иначе.

Экипажи живут в боевой технике, туда им доставляют пищу в термосах, и солдаты скармливают привезенное бездомным собакам. Собаки привыкли к постоянной и обильной кормежке, растолстели, и далеко от танков не отходят.

Солдаты играют с ними, когда выбираются наружу поразмять ноги.

Сами воины с самого прибытия перешли на подножный корм, то есть снабжаются местным населением. Армяне таскают солдатам всякие вкусности, заглядывают в глаза с надеждой: «Вы ведь нас защитите?» Азербайджанцы не отстают, вопрос у них другой, но тоже важный: «Вы ведь в нас стрелять не будете?»

— Конечно, не будем! — успокаивают их воины. — Если вы будете себя хорошо вести.

Азербайджанцев ответ не устраивает, и они уходят, чтобы на следующий день, руководствуясь инстинктом торгашей, принести еще больше.

Им нужны гарантии при любом развитии событий.

Стволы некоторых машин еще с Нового года украшены ёлочными игрушками.

В городе комендантский час с двадцати трех до пяти часов, полно военных патрулей.

Они здесь на каждом шагу и, в отличие от мирного времени, с автоматами.

Все знают, что при попытке не подчиниться требованию патруля они будут стрелять, и никто идти на нарушения не решается.

В остальном, на первый взгляд, все спокойно, предприятия заработали после возвращения рабочих-армян, изгнанных перед введением чрезвычайного положения. Тогда всё стояло.

Выгнали армян, русские стали паковать чемоданы, и руководство республики поняло, что без квалифицированных кадров не обойтись, и принялось уговаривать изгнанных вернуться, гарантируя им безопасность, а те имели неосторожность обещаниям поверить и вернулись.

Бакинцы к чрезвычайке привыкли, а вот приезжие сразу замечали царящее в городе напряжение и удивлялись тому, что в таких условиях можно жить и работать.

Все, в том числе и азербайджанцы, считали, что кровь не пролилась только благодаря первому коменданту города.

Старый вояка сразу понял, с кем имеет дело, и на притязания руководства «Народного фронта» убрать всех инородцев, немного подумав и что-то подсчитав в уме, поведал борцам за чистоту расы, что ему достаточно четырех суток для эвакуации некоренных жителей, после чего он превратит город в мусульманское кладбище.

Желающих экспериментировать не нашлось, и «народные защитники» сразу попрятались.

О генерале же все говорили с уважением.

На флотилии отобрали несколько офицеров-армян (по принципу знания языка и традиций) и откомандировали в НКО агитировать за примирение.

Мой однокашник, капитан 2 ранга Маркаров Юрий был в их числе и по возвращении рассказывал:

— Ну как я могу их переубедить, когда простой водитель автобуса на линии Степанакерт-Агдам резонно спрашивает, почему в Баку ему установили план вдвое больший, чем водителю азербайджанцу на той же линии, но работающему в Агдаме. Они там убеждены, что их хотят выжить из НКО, как раньше выжили из Нахичевани. А, между тем, нам показывали церкви и могильные плиты тех времен, когда об Азербайджане даже слухов не было.

Миссия потерпела неудачу.

Масла в огонь подлила центральная пресса, сообщив на страницах одной из газет информацию о продаже на известном аукционе самой древней географической карты.

Фотография карты прилагалась, а на ней — Армения от Черного до Каспийского моря, и никакого Азербайджана.

За одну ночь с машин скорой помощи исчезли красные кресты и на их месте возникли полумесяцы.

А среди бела дня на глазах у всех в центре города толпа сожгла Армянскую церковь, священника избили, а пока церковь горела, воспользовались лестницами прибывших пожарных машин и срубили на ней все кресты.

Этого им показалось мало, и в дополнение был тут же раскурочен фонтан «Семь красавиц», украшающий площадь. Оставили только азербайджанскую красавицу.

По христианскому кладбищу, почему-то называемому Армянским (там хоронили всех немусульман), прошлись бульдозерами.

Республиканские газеты в те дни писали: «В Армении специально не трогают наших мечетей и кладбищ, чтобы говорить, что мы — звери и варвары, а они — цивилизованная нация!»

Вот так, не больше и не меньше.

В городе появились азербайджанцы — беженцы из Армении. Их называли еразами (в смысле — ереванскими азами). Я сам видел передачу азербайджанского телевидения, на которой их представители рассказывали, что их никто не выгонял, наоборот, уговаривали остаться, но они, опасаясь оказаться крайними за бесчинства своих соплеменников, предпочли уехать.

Все усилия ведущего передачи добиться от них обвинений в сторону армян успеха не имели.

Еразы не понимали, чего от них добиваются, и лгать не хотели, а передачу опрометчиво пустили в прямом эфире.

Неожиданно город загудел как растревоженный улей. «Топ Хана! Топ Хана!» — только и слышно на улицах. Что такое «Топ Хана», никто толком не знает.

Пытаюсь выяснить, что послужило поводом для волнений.

— «Топ Хана» для азербайджанцев, это тоже самое, что Бородино для русских! — просвещает меня мичман Керимов Зейнал Агабаба-оглы, еще год назад требовавший у меня справку, освобождающую его детей от изучения азербайджанского языка.

Тогда я потратил немало времени, убеждая его, что занятия по родному языку не могут быть лишними, а пытаясь уклониться от них, они лишь настроят против себя учителей и одноклассников.

— Вы прям как их директор школы рассуждаете, — возражал он. — А я сказал ему, что хочу, чтобы мои дети получили нормальное образование и стали приличными людьми, а не торгашами и жуликами, а для этого им нужен русский, а не азербайджанский язык.

Теперь в нем неожиданно проснулось чувство патриотизма.

— Что-то не припомню, чтобы Азербайджан с кем-нибудь воевал, — искренне изумился я, — тем более кого-то побеждал. Насколько я знаю историю, Азербайджан всегда сдавался без боя. У вас и национальный герой Искендер Двурогий, больше известный, как Александр Македонский! Вон, вся станция метро Низами мозаиками по произведениям о нем украшена: «Искендер и пастух», «Искендер и Лейла». О каком азербайджанском Бородино ты говоришь? Откуда ему взяться?

Скоро история с «Топ Ханой» прояснилась.

Оказывается, действительно есть место с таким названием.

Никакой победы там никто, естественно, не одерживал, а представляет оно собой ничем не примечательную местность с небольшой рощей, где-то не то на территории НКО, не то где-то рядом с административной границей.

Вот эту самую рощу и вырубили. Какая в этом была необходимость, никто не знал, но рабочие, проведшие вырубку, были армянами, и этого было достаточно. А вот нанял их и руководил «поруганием святыни», как позже выяснилось, азербайджанец. Его искали. Но, естественно, не нашли.

Только с «Топ Ханой» разобрались, как новая история приключилась.

Небольшая речушка разделяла два селения, азербайджанское и армянское. Там все и произошло. Жители азербайджанского села метались по улицам и вопили, что проклятые армяне заманили к себе в село их подростка и убили его. Кто взбаламутил людей,и откуда поступила информация, было не ясно.

Не особо раздумывая, жители вооружились и двинулись к соседям вершить правосудие. Женщины рвали на себе волосы, мужчины грозились полностью вырезать армянское село.

Численное превосходство примерно в пять раз и фактор внезапности, поскольку соседи ничего не подозревали, придавали нападающим смелости.

Остановить толпу не удалось срочно приехавшему секретарю райкома партии.

Спасла положение женщина, председатель колхоза, депутат Верховного совета республики и герой социалистического труда (увы, не помню её фамилии).

Она бросила перед ревущей толпой свой головной платок, и толпа остановилась.

По азербайджанскому обычаю, дерущихся мужчин может разнять уважаемая женщина, бросив между ними платок. Тут к ней и секретарь райкома присоединился. Выхватив из толпы самого горластого, он предложил ему и еще нескольким представителям отправиться вместе с ним к соседям и выяснить, что там произошло, пригрозив в случае, если сведения об убийстве подростка окажутся провокацией (знал секретарь свой народ), передать крикуна в руки милиции.

Как и куда исчез горластый, никто не заметил, выяснили только, что в селе его никто не знает.

В это время за рекой раздался выстрел. Перебравшись через речушку, установили, что при попытке под шумок ограбить местную сберкассу убит их неоднократно судимый односельчанин.

Но это не имело значения. Главное, он был азербайджанцем, а убили его в армянском селе.

Пресса подняла страшный шум.

Облом наступил тогда, когда следствие установило, что вора пристрелил милиционер, хоть и живший в армянском селе, но чистокровный азербайджанец.

Потерпев неудачу еще в нескольких подобных случаях, работающая на «Народный фронт Азербайджана» пресса вплотную взялась за еразов. Газеты и телевидение трубили об их бедственном положении и предлагали потребовать от руководства Армении за счет республики построить для них жилье на территории Азербайджана. Решать проблему помощи им взялись проходимцы всех уровней. Однажды по пути домой я наблюдал такую картину. Во дворе, где находился наш ЖЭК, табором расположилась группа еразов. Группа была небольшая, но шумела сильно. Дирижировал этим спектаклем начальник ЖЭКа — известный вор и взяточник.

По его сигналу женщины щипали детей, и те орали во все горло. Качая головой с трагическим видом, дирижер, обращаясь к собравшимся, на шум говорил, что придется расселить несчастных беженцев, уплотнив армян и русских, занимающих чрезмерно большую площадь.

Азербайджанцы из зевак шумно одобряли его инициативу, ведь им уплотнение не грозило.

Пришлось вмешаться. Это оказалось для участников инсценировки так неожиданно, что удалось прекратить этот спектакль. Позже я узнал, что начальник ЖЭКа уже заготовил чистые бланки ордеров на квартиры армян, русских и военных, и после резни в январе 1990 года продавал их еразам.

Лето и начало осени прошли довольно спокойно.

Азербайджанцы были заняты торговлей овощами и фруктами.

Остальные воспользовались затишьем и стали уезжать. На станции отправки контейнеров образовались огромные очереди. Людей не останавливало даже то, что перед отправкой контейнер поднимали краном и грохали оземь, превращая годами нажитое имущество в груду обломков.

Искать управу на творимый беспредел было бесполезно, и каждый надеялся, что ему повезет и его имущество сохранится. Но везло немногим, и люди платили за то, чтобы их имущество не ломали.

К ноябрю соотношение сил изменилось настолько, что рассчитывать на отпор бандитам уже не приходилось. И тотчас же возобновились митинги «Народного фронта». Снова на площади перед Домом правительства горели костры, в бездействующих фонтанах резали и разделывали баранов, здесь же гадили. Вывели на митинги людей под лозунгами, под которыми и я подписался бы: «До каких пор бесплатное образование и лечение у нас будут платными?», «Долой взяточников!» и т.д. Но под этими справедливыми словами говорили совсем о другом. Когда мне пришло в голову сходить посмотреть на это действо, я, сначала, даже не поверил своим глазам и ушам.

Руководил всем на площади некто Панахов. Утверждали, что он был простым рабочим на заводе им. Лейтенанта Шмидта. Вот этот самый рабочий, взобравшись на трибуну, с которой руководство республики обычно наблюдало за парадами и демонстрациями, дирижировал толпой как оркестром. Оркестр был азербайджанским национальным, и потому исполнял что-то совершенно непонятное нормальному человеку, как непонятны их мугамы европейцу. Поднимет Панахов руку и толпа затихает, опустит — взрывается диким, нечеловеческим воем.

— Кто сейчас не сядет, тот не азербайджанец! — взывает Панахов, и тысячи людей послушно садятся на асфальт.

— Теперь все азербайджанцы пусть встанут! — глубокомысленно изрекает этот выродок, и толпа вскакивает, готовая растоптать того, кто не выполнил команду.

— Гардаш (брат)! — просит пожилой азербайджанец, — Помоги встать. Поясницу прихватило. — А в голосе его — страх перед расправой за недостаточную лояльность.

Так ковалось единство нации. А одному знакомому армянину сосед-азербайджанец за игрой в нарды сказал, что если опять будут гнать и убивать армян, то он сам его зарежет, чтобы никто не мог заподозрить его в дружбе с врагом азербайджанского народа. Потом так и случится.

Среди обычной галиматьи с трибуны прозвучит: «Во всем виноваты армяне! Смерть неверным собакам!», — и по городу начнет гулять резня. А пока ограничивались разговорами, хотя все знали, что на заводах почти открыто изготовляли оружие, готовились списки адресов армян и военных — первая очередь, и русских — вторая.

Обе стороны стали проявлять повышенный интерес к истории, где пытаются отыскать хоть что-нибудь в свою пользу.

После провала версии с «Топ Ханой» азербайджанская сторона вдруг заговорила о родстве с персами (Иран), вспомнили персидского царя Дария, притязавшего на завоевание мира, но триста спартанцев еще раз сбили спесь теперь уже с новоявленных персов. Пришлось искать других героев. Для облегчения поисков, прорвали границу с Ираном и принялись шастать туда, погостить.

Разговоры о родстве прекратились, как только выяснилось, что населяющие северный Иран (южный Азербайджан, как его называли на этой стороне границы) азербайджанцы не только живут крайне бедно, но и считаются людьми второго сорта, даже говорить на родном языке им запрещено. Иранские азербайджанцы тоже посетили приграничные районы и смели с прилавков лопаты, мотыги и прочий сельскохозяйственный инвентарь. Новоявленные родственники им не понравились.

— Богато живут, — говорили гости из Ирана, — а им всё мало. Работать не хотят, только воруют и обманывают. У нас им давно руки поотрубали бы.

А обманывали их лихо. Один знакомый азербайджанец, сам сбегавший почти до центральной части соседнего государства, рассказывал, что вместо денег с ними зачастую расплачивались старыми лотерейными билетами, пользуясь тем, что забитые родственники понятия не имели о том, как выглядят советские деньги, и шли с ними через границу за покупками, а там над ними смеялись. Одним словом, не сошлись характерами. Пришлось искать новую родню, и азербайджанцы заявили, что они турки.

— Турками нас даже армяне называют, — аргументировали они, — За нас против армян будут воевать «Серые волки» (боевая организация радикальных мусульман в Турции).

Но и тут им не повезло. Турки от такого родства отказались, выступил по радио один из высокопоставленных турецких чиновников и сказал, что вообще не знает в мусульманском мире такого народа, что когда Османская империя расширяла свои границы за счет соседей, то за её армией тащился всякий сброд, промышлявший мародерством и грабежами на захваченных территориях. Вот они-то и были предками азербайджанцев, а занимаемую территорию им турки подарили, но признавать их себе равными не собираются. Это выступление надолго отбило у азербайджанцев охоту ворошить историю и родню там искать.

Мы как раз со старшим лейтенантом-азербайджанцем чай в кают-компании пили, когда это выступление передавали. Нелегко ему было узнать, что его предки были проходимцами и достойного места в мусульманском мире им не занять. На следующий день он сам рассказал сослуживцам об услышанном.

Армяне в своих исследованиях так далеко не забирались, считая, что доказательств их древней культуры более чем достаточно, зато откопали какого-то царского генерала Андроника, который во время резни то ли пятого, то ли пятнадцатого года со своим корпусом пришел на помощь армянам, прогнал турок и собирался перебить азербайджанцев, активно помогавших туркам грабить и убивать (в силу генетической памяти), но незлопамятные армяне, по просьбе азербайджанских старейшин, за соседей вступились.

— Смотрите! — якобы сказал им генерал, — Когда они вас снова резать будут, за мной не посылайте. — Сказал и отправился дальше турок бить.

Только он ушел, как азербайджанцы опять за свое принялись. Отблагодарили поручителей. Андроник вернулся и погромщиков перебил, после чего совершил рейд по Турции, нагоняя на турок ужас, и зачем-то повел свое войско на Париж, где и упокоился с почетом.

Все это мне рассказал сосед по дому, естественно, армянин, с соответствующим именем Армо. Пересказываю по памяти и за подлинность поручиться не могу, хотя, помнится, Армо мне даже фотографию бравого генерала показывал.

И еще его доводы: при царе азербайджанцев на военную службу не брали по причине слабого умственного развития, трусости и продажности.

Так мы и жили.

Комендантский час отменили, войска вывели, оставив только части, постоянно дислоцирующиеся в республике, сохранив им повышенную боевую готовность.

А на заводах продолжали делать оружие. Когда всё закончится, это оружие выставят на обозрение в гарнизонном Доме офицеров. А пока шла подготовка.

Тут случилось землетрясение в Армении. В один день весь мир узнал о неведомых до этого городах Спитак и Ленинакан. С содроганием смотрели люди репортажи с места трагедии, отовсюду предлагали помощь, а азербайджанцы праздновали это событие с фейверками и танцами на улицах, с криками «Слава Аллаху!».

Советский союз еще не был разрушен, все республики обязали послать помощь в зону бедствия, и Азербайджан послал железнодорожный состав с топливом. На цистернах было написано: «Поздравляем с землетрясением! Желаем повторения!».

Состав отослали назад, и стало ясно, что примирения не будет. Такого не забывают и не прощают.

Новый год встретили спокойно, но напряжение нарастало с каждым днём.

Дней через десять на всех кораблях изъяли стрелковое оружие, погрузили на законсервированный СДК и отбуксировали на рейд, где и поставили на якорь, оставив для охраны двух офицеров и четырех матросов.

Кто распорядился разоружить нас перед самыми событиями, неизвестно до сих пор.

Накануне Старого Нового года нам выдали денежное довольствие и разрешили отпустить по пятьдесят процентов офицеров и мичманов отвезти деньги семьям.

Я поехал во вторую очередь, 13 января.

Передав матери деньги, я зашел к родителям моего старого друга. Сам друг давно жил в Москве, а родители и дочь оставались в Баку. И были они, увы, армянами. Вот я и отправился предупредить их об опасности и посоветовать уехать хотя бы на время.

Отец друга, подполковник железнодорожных войск в отставке, заслуженный инженер республики, награжденный орденом «Знак почета» за строительство большинства железных дорог в республике, не верил, что его могут убить в родной стране только за национальную принадлежность. Там я застал друга дочери, его недавно сбила машина, нога была в гипсе, и он отлеживался у них. Олег, так его звали, занимался видеосалонами. Был тогда такой бизнес. Он скептически отнесся к моему совету уехать, стал уверять, что им ничего не грозит, что все его партнеры по бизнесу — азербайджанцы, при необходимости прикроют, поскольку он у них за главного, и, кроме того, он наполовину еврей, а евреев азербайджанцы считают своими. Только он изложил свои доводы, как раздался телефонный звонок. Трубку снял Георгия Яковлевич, молча выслушал, побледнел и сказал:

— Балаянов громят! Бэлу избили, сына куда-то увезли, а дочь за волосы таскают по двору. Значит, сейчас и к нам придут.

Балаяны — это семья его приятеля и сослуживца, к тому времени уже умершего.

Я предложил им немедленно идти к нам, русских еще не трогали, а мою мать принять за армянку мог разве что слепой. Но семидесятилетние люди настолько растерялись, что были совершенно не способны пройти два квартала до моего дома. Второй телефонный звонок касался уже меня.

Мать сообщала, что звонили из части, на флотилии объявлена боевая тревога, и мне надлежит немедленно прибыть на корабль, а еще звонил мой мичман и сказал, что он за мной заедет.

Уйти сразу я не мог, пришлось подождать, пока приедут вызванные Олегом приятели, и, убедившись, что семьёй друга занимаются, я отправился домой.

Я еще успел переодеться, пока подъехал мичман на своей машине.

По пути мы видели, как действуют погромщики. Группы молодых вооруженных азербайджанцев, численностью штук по двадцать-тридцать, врывались в квартиры армян, зверски убивали хозяев, не считаясь с возрастом и полом, после чего приступали к грабежу.

К ним с энтузиазмом присоединялись соседи жертв, тут же захватывая освободившуюся квартиру, дрались между собой, не поделив что-нибудь из награбленного.

Трупы выбрасывали в окна и на улице над ними продолжали глумиться. Женщин и мальчиков, прежде чем убить, по очереди насиловали на глазах у всех. Дети не отставали от взрослых, тащили все, что могли унести, под одобрительные крики родителей.

На площади Украины штук сорок этих зверей насиловали 15-летнюю армянку, сменяя друг друга под восторженное улюлюканье их же женщин и детей.

На улице Камо на балконной решетке распяли девочку лет десяти, она висела там до самого ввода войск, А около кинотеатра «Шафаг» на костре живьем жгли детей.

А мы бездействовали.

Люди бежали к нам за помощью, а командование флотилией давало только одно приказание: «Ждать команды!»

Правда, людей пропускали на территорию флотилии, но я не уверен, что это делалось с ведома командования.

С началом погромов произошло и первое нападение на военных.

С десяток местных захватили детский сад, в котором было много детей офицеров. Потом они говорили, что собирались прикрываться детьми, если военные начнут действовать, или менять их на оружие. Одной из воспитательниц удалось выскочить на улицу, и сообщить об этом группе офицеров, спешащих по тревоге в часть. Ребята не стали дожидаться решения командования и бросились на выручку. Всё было сделано так стремительно, что эти суки растерялись и были обезоружены голыми руками.

На следующий день толпа примерно в пять тысяч особей приблизилась к территории флотилии.

На корабли передали приказание организовать оборону.

Очень разумное приказание, если учесть, что оружия ни у кого не было.

— Что делать будем? — спросил, прибежавший ко мне командир СКР, стоящего в ремонте. — Ты сможешь меня из гавани вытащить? (ремонтирующийся корабль лишен хода, боезапаса, топлива и вообще у него мало что работает).

— Только от стенки смогу оттащить, а в канал мы вдвоем не поместимся. Разворачивай орудия на ворота завода. Они оттуда пойдут. Попробуем на испуг взять.

Орудия сторожевика развернули вручную, а мы нарубили кусками кабель берегового питания, получились неплохие дубинки.

— Дожили! — констатировал один из матросов, — Флот дубинами воевать собрался.

— Ничего не поделаешь, будем отбиваться до последнего! — пытался ободрить я подчиненных, — Попадать им в руки живыми нельзя, ремней со спины нарежут. В крайнем случае, попробуем выйти в море, если они фарватер не заблокировали.

Оборудовали ложные пулеметные гнезда... в общем, создали грозный вид.

К счастью до схватки не дошло. Даже этим ослам не пришло в голову, что нас заранее разоружило собственное командование, а целый корабль, загруженный под завязку стрелковым оружием, как специально им подставило, бери, не хочу.

Вот они и не отважились нас штурмовать, остановились на подходах, подогнали бензозаправщики к жилым домам, и, угрожая сжечь их вместе с людьми, приступили к переговорам, одновременно занявшись более безопасным занятием, чем стычка с войсками — выбрасыванием младенцев в окна роддома им. Крупской.

В это же время была предпринята попытка захватить Военно-морское училище. На требование нападавших выдать офицеров-армян и их семьи на расправу, начальник училища вице-адмирал Архипов продемонстрировал готовность к отражению любого нападения и пообещал перебить всех до единого, если они посмеют двинуться с места.

Решительность адмирала и свежая еще память о действиях курсантов в Сумгаите остудили пыл нападавших, и они ретировались.

Больше в училище они не совались.

К нам прибыл Главнокомандующий Военно-морским флотом и депутат Верховного совета СССР от Ленкорани адмирал флота Чернавин с группой офицеров Главного штаба ВМФ.

Третий день резни, 15 января начался со страшного грохота. Сначала послышался звук, напоминающий взрыв, потом гул, и новое здание штаба флотилии на Баиловской шишке исчезло в облаках пыли. Штаб сполз по склону, разрушив и засыпав обломками столовую береговой базы бригады ОВРа.

Официально причиной обрушения штаба стал оползень, однако время случившегося вызывало сомнения в правдивости этой версии.

От штаба уцелела одна стена с балконом и Главкомом на нём. Он как раз вышел на балкон осмотреться, а возвращаться ему оказалось уже некуда. Под обломками зданий погибло 22 человека, и среди них мой хороший товарищ капитан 3 ранга Виктор Зайченко.

Его задавило перекрытием в кабинете на втором этаже над столовой. У Вити осталось трое сыновей.

Остальных засыпанных нам удалось откопать, покалеченных, но живых.

Оползень по времени совпал с началом завтрака личного состава, но, к счастью, завтрак по какой-то причине задержался, и людей еще не привели. Если бы не эта задержка, жертв было бы намного больше. А так под обломками оказался лишь камбузный наряд и те, кто находился в помещениях над столовой.

Раскапывали развалины в основном вручную. Из города пригнали несколько автокранов, но крановщики-азербайджанцы вывели их из строя и, бросив сломанные машины, смылись.

Я пришел на разбор завалов с десятью матросами, в сопровождении начальника вспомогательного флота капитана 2 ранга Тараева, командира 75 группы судов обеспечения капитана 3 ранга Анисимова и инженер-электрика капитан-лейтенанта Грибанова.

Позже, если вы дочитаете мой рассказ до конца, то поймете, зачем я всех их перечислил. На них сразу напустился начальник штаба флотилии контр-адмирал Зинин (вскоре он станет командующим и вице-адмиралом и очень озаботится моим внешним видом после выхода из азербайджанского плена.)

— Что вы вырядились как на прогулку? — орал он, — Мне тут руководители не нужны! Здесь нужны рабочие руки, камни таскать!

Минут через пять с места раскопок смылся Тараев, а следом за ним Анисимов и Грибанов. Вечером Анисимов прислал передать мне, чтобы мы заканчивали работу и возвращались, так как пришла моя очередь заступить на вахту по охране части, а они уже своё отстояли и нуждаются в отдыхе.

А в городе продолжалась резня.

Территория флотилии забита людьми, ищущими у нас защиты. Здесь и армяне, и русские, и даже азербайджанцы, не желающие в резне участвовать, и опасающиеся, что за это с ними могут расправиться.

Мы размещаем их везде, где только можно, но люди всё прибывают, места не хватает, и многие стоят под открытым небом, лишь бы отгородиться от взбесившегося города.

Так продолжается до 19 января. Наконец, нам возвращают оружие.

Ожидается ввод войск в город, а мы должны будем их прикрывать. До сих пор удивляюсь, как азербайджанцы не догадались захватить корабль с оружием и перебить нас всех. Наверное, плохо сработала их разведка, а может быть, они просто были более высокого мнения о нашем начальстве, чем оно того заслуживало.

В ночь с 19 на 20 января в город стали входить войска.

Шли они с трех направлений, сметая на своем пути баррикады. Из окон по ним стреляли. И что интересно, эти окна были в квартирах русских и армян, чтобы ответным огнём не повредили квартир азербайджанцев.

Вполне в духе аборигенов.

Улицы перегорожены баррикадами из грузовиков, перед ними две линии людей: первая из связанных по рукам и между собой армян, вторая из женщин, стариков и детей — жителей ближайших домов. Позади баррикад притаился микроавтобус с полутора десятками вооруженных бандитов. Когда к баррикадам подходят танки, на броню головной машины выбирается майор-танкист с мегафоном:

— Граждане! — обращается он к толпе, не зная, что большая часть людей — заложники. — Разойдитесь и освободите дорогу. Неужели вы не понимаете, что для танков ваши баррикады не препятствие. Мы ведь всё равно пройдем!

В ответ из-за баррикад раздаются автоматные очереди. Майор и несколько солдат падают на землю. Первые боевые потери. Расстреляв патроны, бандиты спешно грузятся в микроавтобус, и он скрывается в узких улочках окраины.

Взревели моторы и танки двинулись на баррикаду. Местных азеров из второй линии защиты как ветром сдуло. С первой линией сложнее, армяне там связаны, путаются в веревках, падают.

Кто-то из офицеров замечает, что перед колонной заложники, и останавливает движение. Спешно перерезают на заложниках путы и советуют им идти домой.

Офицеры вводимых войск не знают истинной обстановки в городе и не понимают, что у этих людей больше нет дома. Вот они и бегут рядом с танками, им больше не на кого надеяться, и они бегут из последних сил, зная, что если отстанут, то их добьют, и веря, что советский солдат не позволит убивать советских людей.

На месте баррикады остаются покореженные грузовики. На одном из них надпись: «Так будет с каждым, кто встанет на пути!».

В вводимых войсках много призванных из запаса, так называемых «партизан».

Их кое-как переодели, вручили оружие без боеприпасов и послали восстанавливать порядок. Патроны обещали выдать на месте. По пути их обстреливают. В городе идет ночной бой.

Трассеры прочерчивают небо во всех направлениях, войска стреляют в воздух, а по ним ведется прицельный огонь из-за угла, с крыш, из окон.

На притащенном с рейда СДК выдают оружие и боеприпасы.

Выдают сколько попросишь, под простую запись в ученическую тетрадь. Достаточно назвать любую фамилию и звание, и получай что хочешь. Большим спросом пользуются автоматы и пулеметы калибра 7,62, никто не хочет брать ночные прицелы, за них, если что, потом не расплатишься.

Район военного порта перекрывается блок-постами. Но с моря мы блокированы судами Каспийского пароходства. Достаточно затопить пару судов на фарватерах, и мы окажемся намертво запертыми в бухте. После этого можно вылить с танкеров и нефтяных терминалов топливо в море и поджечь. Никто не уцелеет.

Потом говорили, что план изжарить нас заживо у них был, но осуществить они его не успели, или не решились, опасаясь, что огонь перекинется на город.

А пока гражданские суда с бандитами пытаются преградить нам выход, став на якоря вплотную к нашим пирсам. По команде они готовы дать ход и таранить наши корабли у пирсов. На таком расстоянии вооружение кораблей бесполезно, да и применить его просто не успеют. Предложение расстрелять блокирующие суда, когда это еще было возможно, командующий отверг, сказав: «Не воевать же всерьез с этими хулиганами».

Теперь ждем, решатся они нас атаковать или нет.

Бои в городе продолжаются уже третьи сутки, то стихая, то возобновляясь с новой силой.

Особенно сильная стрельба в районе Сальянских казарм.

Там общевойсковое училище и бригада ВДВ. Из этого училища курсанты-азербайджанцы (в последнее время их стало подозрительно много) воюют против нас.

Взорвана подстанция телецентра, телепередачи надолго прекращены.

На четвертый день азербайджанская сторона запросила перемирия, чтобы похоронить своих убитых. Для этого они просили прибывшего в Баку министра обороны маршала Язова убрать войска с улиц города. Язов просьбу уважил, танки и солдаты спрятались за заборами предприятий.

А еще они попросили совсем убрать с улиц части, дислоцирующиеся в Баку, справедливо рассудив, что от видевших своими глазами все их бесчинства пощады ждать не приходится.

Мне один матрос, до этого отличавшийся флегматичностью, говорил сквозь слезы: «Я буду уничтожать их всех! Они не люди! Они не имеют права жить на Земле!»

А я успокаивал его, говорил, что не все одинаковы, и сам себе не верил.

Похороны провели с особой помпой, по улицам бесконечным потоком к аллее почетных захоронений шло больше миллиона человек. Вот и судите сами, одинаковы все или нет.

Особенно афишировали то, что среди убитых был русский подросток, погибший от шальной пули, когда выглянул в окно, и смерть азербайджанской пары молодоженов — жениха или мужа (если успел им стать) убили в городе с оружием в руках, а невеста или жена, узнав о его гибели, покончила с собой.

Потом эти могилы будут показывать всем приезжим, как доказательство того, что армия убивала безоружных людей, и даже не только азербайджанцев.

После этого многие стеснялись спрашивать о том, что стало причиной ввода войск.

А мать погибшего русского парня легко понять, куда ей было деваться, когда к ней пришли и предложили похоронить сына.

Сама похоронить его она не смогла бы, не говорю уже о том чтобы вывезти тело в Россию, да и отказать просто побоялась.

Насколько я помню, убитых было 123 человека, потери в войсках — 59.

На месте погребения установили мощные громкоговорители, так что на полгорода было слышно, как Эльмира Кафарова (почти однофамилица), кажется, министр чего-то, обещала отомстить за погибших, и клялась, что неверные захлебнутся собственной кровью.

Неверные — это все мы.

В этот день, я, переодевшись в гражданку, перевез на корабль свою мать, будучи уверен в том, что начнется охота за семьями военнослужащих.

На коленях у меня, прикрытый курткой, лежал автомат, на случай если нас засекут.

К счастью, все обошлось, хотя машина несколько раз вынуждена была останавливаться на забитых до отказа людьми улицах, искать объездные пути, и местные с подозрением заглядывали в окно, мол, почему вы не с нами.

На следующий день по городу распространился слух о том, что убито несколько тысяч человек, а трупы вывозят на кораблях флотилии и топят в море.

К командующему заявилась делегация за разъяснениями.

Сам я при этом не присутствовал, но офицеры, там бывшие, рассказывали, что командующий вице-адмирал Ляшенко предложил им пойти на любой по их выбору корабль и самим убедиться в отсутствии там трупов.

— Те корабли уже в море, — заявили ему.

— Я сейчас передам на все корабли в море приказание лечь в дрейф, — сказал им адмирал, зная что любые попытки убедить их бесполезны, — И вместе с вами на ракетном катере отправлюсь к ним. Но предупреждаю, если трупов там не найдете, я буду считать вас провокаторами и прикажу утопить!

Может показаться, что подобное заявление было слишком жестким, но Ляшенко понимал, что перед ним провокаторы, и иначе их не остановишь.

Бакинская бухта отлично просматривается из города, выйти или войти в неё незаметно практически невозможно,