Знать и помнить наших героев

[pandukht]

Тамручи (Дамручян) Владимир Степанович (1892-1950)

генерал-лейтенант танковых войск

Cудьба военачальника

Свою первую войну моло­дой подпоручик, только что окончивший Тифлисское юнкерское училище, встретил в Карсе в октябре 1914 года. 3-я полевая армия во главе с Энвером-пашой навалилась на Карс и Сарыкамыш. Турецкий военачальник рассчитывал новый 1915 год встретить в центре Закавказья — в Тифлисе, далее через Ба­ку идти на Астрахань, где пред­ки османов якобы поили своих коней, и тем самым вер­нуть «земли предков». Немец­кие военные советники при Энвере направляли депеши в Берлин о предстоящей крупной победе под Карсом и Сарыкамышем. Однако русские нанесли армии Энвера тяже­лое поражение. Незадачли­вый «полководец», бросив свои дивизии, ретировался из-под Сарыкамыша.

В этих боях молодой под­поручик проявил усердие и храбрость. Боевой орден Свя­того Георгия 4-й степени яр­кое тому свидетельство. Так началась карьера Владимира Тамручи (Дамручяна) в той вой­не. Прошел через нее от на­чала до последнего выстрела, став кавалером многих бое­вых наград и получив чин стар­шего офицера-капитана.

Потом служил в армянской национальной армии и вновь сражался против турок, после советизации Армении вступил в ряды Крас­ной Армии. В дальнейшем кадровики долго коси­лись на «темную страницу» его биографии - служба в дашнакской армии.

В истерзанной Армении во­царился мир. Социалистиче­ская республика стала фор­мировать свои вооруженные силы - Красную Армию. Вла­димир Тамручи служил в глав­ном отделе ее штаба - опе­ративном. По свежим сле­дам событий, по предло­жению наркома по военным делам - легендарного Гая подготовил сборник-заметки участника: «Бои в Камарлу и Зангезуре».

В начале 1925 года способ­ного командира переводят в Москву и предлагают сменить профессию - стать танкистом. Согласился. Вскоре стал коман­диром первого в стране танкового полка. С того дня и до конца жизни на его петлицах красовались танковые эмблемы.

Перед войной (в 1940 г. он вступил в партию) он занимал солидную должность - заме­ститель Главного инспектора автобронетанковых войск Крас­ной Армии. В конце марта 1941 ему предложили новую должность — начальника штаба только что сформированного корпуса, штаб которого дислоцировался в Ровно.

На войне никогда не бывает легко. Но особенно трудно в ее начале, когда еще так свежа память о мирных днях. Трудно солдатам, начинающим свою первую войну. Трудно командирам взводов, рот, ба­тальонов, первый раз вести в бой своих бойцов. Но не ме­нее трудно было ему, волею судьбы ставшему командиром корпуса в первые дни войны.

Командир корпуса, сле­довавший во главе 19-й танковой дивизии, увидел вра­жеские танки. Они идут по шоссе и по обе стороны, по полям, безжалостно подминая под себя колосящуюся ниву. Он следит за ними, не отры­ваясь от бинокля. Вот он, зна­менитый танковый клин, иду­щий на рассечение боевых порядков наших истекающих кровью стрелковых полков, наспех перешедших к оборо­не, не успевших даже вырыть простейшие окопы.

Да, на склоне высоты теперь можно было отчетливо разгля­деть немецкие танки, которые только что вели бой с нашей пехотой. Теперь они, низкие, длинные, похожие издали на черных крыс, гуськом шмыга­ли за дымовую завесу, дабы перестроиться и вновь направить свой клин в нашу оборону. 41-я танковая не выйдет на рубеж развертывания для контрудара, она уже ведет бой с врагом, 215-я частично отстала, а до указанного ру­бежа еще далеко, видно, нем­цы упредили нас. Что делать? Как быть? Кто подскажет командиру, какое решение при­нять? Подсказал воинский долг, совесть командирская. И он подал ус­тановленный сигнал к атаке, а потом дублировал ее откры­тым текстом:

— В атаку! Вперед!

Сотни танков рванулись впе­ред. Вражеские снаряды рвут­ся все ближе и ближе. Чувст­вовалось, что там, в пшенице, - множество гитлеровских противотанковых орудий. По­давить их было нечем, наши танкисты могли рассчитывать только на самих себя. И они шли напролом, навстречу смертоносному огню, который становился тем эффективнее, чем ближе подходили наши танки. Генерал понимал, что в нормальных условиях полагалось бы предварительно обработать позиции противника бомбардировочной авиацией и артиллерией. Но где взять авиацию и артиллерию. Авиа­ции в корпусе нет, артиллерия еще на марше.

- Вперед! Только вперед! - повторяет команду генерал, на ходу занимая НП.

Наши танкисты, мастерски маневрируя, увертываясь из-под вражеских разрывов, идут на сближение с противником. Но чудес не бывает, и вскоре командир корпуса насчитал с десяток высоких черных дымов – то горят наши танки.

Через двадцать лет бывший адъютант командира корпуса подполковник Александр Остапенко расскажет: «Особое волнение вы­звал на нашем НП такой эпизод. Был подбит еще один наш танк. Над башней его поднялся дымок. Еще несколько мгновений, и вверх вырвался столб пламени. Но тут же донесся отдаленный звук выстрела: упрямая пушка горящего танка «выплюнула» снаряд. По­том еще один, еще...

— По-нашему, по-танкистски, — едва слышно сказал коман­дир корпуса и обнажил голо­ву».

Танкисты молча, с сухими горячими глазами наблюдали за последним боем товари­щей. Кто был там, в том пы­лающем танке? На вид все танки одинаковы. Имена геро­ев узнают позже, когда эки­пажи вернутся с поля боя. Кто бы они ни были — они советские танкисты и умирают настоящими героями.

В том первом танковом контрударе врагу был нанесен существенный урон. Командование фронта, получив бое­вое донесение генерала Там­ручи об успешном проведении первого боя, одобрило решение командира корпуса. В те тяжелые дни и маленькие удачи радовали. Но отдель­ные успехи не могли изменить общую обстановку на этом участке фронта. Слишком яв­ным было превосходство вра­га в танках, артиллерии, и осо­бенно в авиации. Первые десять дней боев бы­ли самыми сложными. Трудными, как внезапный переход от мира к войне, как первый экзамен на солдатскую проч­ность: выдержишь ли сокру­шительный, давно задуманный, хорошо спланированный не­мецкими генералами веролом­ный удар? Трудными, как родившееся в первых боях убеждение: врага победить можно!

Кровопролитные бои продолжались. Корпус нес большие потери в людях и в технике. Механизи­рованный, он остался почти баз танков. Но в дивизиях корпуса не было паники. Была подвиж­ная умелая оборона. Были упор­ные бои за каждое селение, каждую высоту, каждую пере­праву.

Первые дни войны больно поразили генерала Владимира Тамручи. По полям, дорогам нескончаемым потоком тяну­лись беженцы: женщины, ста­рики, дети. Людское непри­крытое горе гневным укором текло им навстречу. Беженцы! Эту страшную беду он видел, начиная с осени четырнадца­того по ноябрь двадцатого го­да. Шли они, осколки целого народа, по проселкам Запад­ной Армении, торопились в пределы России. Шли дни и ночи, шли под охраной вои­нов армян-камаворов, а иногда и без них, ожидая в каждую минуту пу­лю и нож разбойников и убийц. Тогда шли осколки ар­мянского народа. Сейчас — люди самых разных нацио­нальностей. Идут советские люди. Идут в одиночку, семь­ями. И старый солдат Влади­мир Тамручи сказал своему адъютанту:

— Когда на поле гибнет сол­дат, жизнь продолжается в его детях. Когда на корню истреб­ляется семья — обрывается род, навсегда и бесследно. Что может быть трагичнее... Впервые за совместную служ­бу адъютант в глазах у своего командира увидел слезы...

В начале войны правительство скупо отмечало наградами отличившихся воинов, особенно военачальников — ар­мия отступала. Но именно в эти дни генерал Владимир Степанович Тамручи за умелое руководство боевыми дейст­виями первый среди танкистов-военачальников был удостоен высшей награды — ордена Ленина. Произошло это 22 июля тяжкого сорок первого года. А через два недели он сдал корпус, и был выдвинут на должность замес­тителя командующего Юго-Западным фронтом.

Стремительный рост, неза­медлительная оценка заслуг, но не поспешная. Он не вы­тянул счастливый жребий, он заслужил его кровью, мужеством, волей, военным талан­том. 9 сентября сорок перво­го ему было присвоено зва­ние генерал-лейтенанта тан­ковых войск.

Весна сорок второго года была полна надежд на воз­вращение Украины. В мае на­чалось наше наступление на Харьков, завершившееся тра­гедией — окружением, раз­громом. Фамилии виновных в этой трагедии были известны. По логике вещей их надо бы­ло привлечь к ответственнос­ти. Но по неизвестным причи­нам дамоклов меч опустился на головы других: в числе многих был снят с должности начальника штаба фронта Иван Баграмян, «сослан» Михаил Парсегов, Владимир Тамручи по­лучил другое назначение — возглавить военно-учебное за­ведение, ведь он был доцен­том, долгое время заведовал кафедрой в Военной академии имени М. Фрунзе.

Как рассказывал впоследст­вии маршал Баграмян, гене­рал-лейтенант Тамручи обра­тился к Сталину с письмом, где требовал найти истинных виновников в харьковской тра­гедии, в результате которой десятки тысяч советских лю­дей пали на поле боя, были пленены, а обстановка на фрон­те серьезно осложнилась.

Сталину не понравилось пос­лание Владимира Тамручи, там между строк он находил об­винение и в свой адрес. Осо­бенно слова генерала: «Один умник утверждал, что война — соревнование шпаг, а я счи­таю — не только шпаг, но и умов. Жизнь нас всех научи­ла — неграмотное отступле­ние обходится значительно до­роже безграмотной атаки. Факт! И тот, кто думает обой­тись без умения отступать, сражения не выигрывает...». Судьба военачальника была предрешена. Он пал жертвой злобной клеветы.

Генерал-лейтенант Владимир Тамручи (Дамручян) был стойким солдатом, но судьба оказалась к нему немилости­вой. Это старая аксиома — судьба, видимо, не любит мак­сималистов. Его яркая жизнь, его подвиги требуют еще изу­чения и достойной оценки.

forum.hayastan.com

[pandukht]

Андрей (Андраник) Мелик-Шахназаров (1887-1937)

Генерал-майор, командир стрелкового корпуса.

Комкор Мелик-Шахназаров

В 1935 году Красная Армия имела 57 командиров корпусов. Через два-три года их осталось только... семеро. Среди погибших были и наши земляки. Один из них - командир стрелкового корпуса Белорусского воен­ного округа Андрей (Андраник) Павлович Мелик-Шахназаров.

Село Халтачи древнего Арцаха — родина его предков, — так представитель старинного карабахского армянского меликского рода скромно написал в автобиографии. В том селении родился его отец, ставший впоследствии генерал-лейтенантом русской армии, участвовавший в трех войнах — русско-турецкой 1877-1878 годов, подпору­чиком в русско-японской 1904-1905 годов, в первой мировой — генералом. Юно­ша Андраник, родившийся 24 июля 1887 г. в Ставрополе, пошел по сто­пам отца. По окончании Варшавского Суворовского кадетского корпуса он поступает в Михайловское артиллерийское учи­лище. За его спиной остается также курс в Николаевском кавалерийском училище по 1-му разряду. С 1906 года служил в 5-ом гусарском Александрийском полку, в котором прошел путь от корнета до подполковника и командира этого полка (1918 г.).

С началом Первой миро­вой войны молодой пору­чик с блестящим военным образованием — на передовой в сос­таве Кавказского экспеди­ционного корпуса генерала Баратова, который дейст­вовал на территории Персии против турецких войск. Пер­вую свою боевую награду он получил в тяжелых боях по овладению городом Керман-шах. А всего на его счету 8 боевых наград Первой мировой, в том числе и орден Георгия 4-ой степени; как георгиевский кавалер в 1915 г. был произведен во внеочередной чин ротмистра лично императором Николаем II.

В 1918 году в Тифлисе был сформирован 1-ый Армян­ский кавалерийский полк, который в числе других бо­евых частей и соединений должен был заменить рус­ские войска, возвращающие­ся домой, на турецком фрон­те. В составе полка Мелик-Шахназаров, к этому времени уже полковник, участвует в мно­гочисленных боях против турецких оккупантов. Из-под Эрзерума под давлением противника конный полк отступил до окраин города Караклиса. Здесь у стен села Хшлаг, воины полка стали насмерть. Дальше отступать некуда! Конец мая 1918 года. На­ступающие турки вышли к стенам Сардарапата, Баш-Апарана,Караклисы. Тре­вожный набат поднял весь народ.

Неувядаемой славой по­крыл себя Андрей Мелик-Шахназаров у стен древне­го Хшлага в неравных бо­ях против главных сил 9-й турецкой пехотной дивизии. Конники отважного коман­дира рука об руку с народным ополчением разгромили превосходящего противника и отбросили его в сто­рону Амамлу. С тех пор Андрей Мелик-Шахназаров стал известен всему народу, он стал признанным коман­диром армянской конницы, достойным наследником слав­ных предков.

В ноябре 1920 года в Армении установилась Совет­ская власть. Потомствен­ный дворянин, профессио­нальный военный предлага­ет молодой республике свою шпагу, свою жизнь. Вскоре в составе Красной Армии республики он при­нимает участие в освобожде­нии соседней Грузии от пра­вителей-меньшевиков. Быв­ший полковник назначается военным атташе при армян­ском представительстве в Грузии. Мелик-Шахназаров выбирает помощника — бывшего прапорщика Ованеса Баграмяна — будущего Маршала Советского Союза.

По прибытии в Ереван Мелик-Шахназарову пред­ложили исполнять обязан­ности начальника штаба Кра­сной Армии Армении. Оче­видно, Андрей Павлович на этом важном посту сумел показать себя с наилучшей стороны, ибо впоследствии при формировании единствен­ной стрелковой дивизии в Армении именно его назна­чают на должность коман­дира. Почти десять лет он успешно командовал 1-й Ар­мянской стрелковой дивизи­ей. Судя по многочислен­ным аттестациям, подписан­ным выдающимися советски­ми полководцами, он был блестящим ко­мандиром дивизии.

В 1931 году в Белорусском военном округе открылась вакансия коман­дира 16-го стрелкового корпуса. Командующий войсками округа Александр Егоров обращается к нар­кому обороны с просьбой - назначить Андрея Мелик-Шахназарова командиром корпуса. Нарком Ворошилов противит­ся этому назначению, пред­лагает выдвинуть его на должность заместителя ко­мандира корпуса. Егоров настойчив: он выходит на своего старого знакомого Серго Орджоникидзе. Вскоре нарком издал приказ, и Ан­дрей Павлович, сдав диви­зию своему заместителю Акопу Атояну, выезжает в Смо­ленск, где размещался штаб округа. Пока он добирался до места предстоящей служ­бы, Егорова перевели на дру­гую работу. Андрея Павлови­ча принимает и благославляет новый командующий - ле­гендарный герой граждан­ской войны, талантливый со­ветский военачальник Иероним Уборевич.

Вот что рассказывал о своем командире преподаватель Военной академии им. Фрунзе, бывший в молодости адъютантом у командира 3-го стрелкового корпуса, полковник Дзамбулат Демуров:

— В общем развитии, военном деле Андрей Павлович превосходил многих командиров корпусов. Об этом не раз говорил на совещаниях сам Уборевич. Он был человеком не без стран­ностей, которые шокировали меня и нашего соседа по квартире Сурена Шаумяна — командира бронетанковых войск округа. К примеру, он никогда не носил новое об­мундирование и обувь. Бе­лье стирал сам, никому не доверял, редко ходил в ко­мандирскую столовую, го­товил сам, признаюсь, гото­вил отменно. Мог часами сидеть в темной комнате. Как-то на первых порах я спро­сил причину: «В темноте хо­рошо думается...». Детей очень любил. Малышка Женя — дочь Сурена Степа­новича выросла у него на ру­ках. Маленькая Женя и ее мать Евгения Николаевна бы­ли единственные представи­тельницы слабого пола, пе­решагнувшие порог его квар­тиры...

В сентябре 1936 года были назначены круп­ные войсковые маневры Бе­лорусского военного окру­га. На маневры приглаша­лись военные делегации ино­странных армий — Англии, Франции, Чехословакии. Главной целью маневров яв­лялась отработка встречного сражения, прорыва сильных оборонительных линий и контрманевра. Кроме того, впервые была проведена воздушно-десантная операция и воздушный бой.

Стрелковый корпус Андрея Мелик-Шахназарова действовал на главном направлении. Все иностранные военные делегации находились на его КП. На третьи сутки маневров переводчик с французского повредил ногу и попал в госпиталь. Французские генералы приуныли и обратились к Уборевичу с просьбой остановить ввод в сражение второго эшелона боевого порядка, пока не прибудет новый переводчик.

— Переводчиком будет сам командир корпуса, - сказал с усмешкой Иероним Уборевич.

— Как? Разве он владеет французским? Бог мой! А мы рядом с ним что только не болтали... Это невероятно! Трое суток общаться с нами через переводчика...

Маневры в Белоруссии были организованы и проведены блестяще. Особенно отличился корпус Андрея Мелик-Шахназарова. И не удивительно, что Уборевич после маневров предложил ему занять должность заместителя командующего войсками округа.

— Заместителем никогда не был и не желаю им быть. Если с корпусом не справляюсь, готов подать в отставку.

— С корпусом вы справляетесь успешно, поэтому предлагаю должность повыше. Вы для нее имеете все данные.

Командир корпуса был непреклонен...

30 мая 1937 года в смоленском Доме Красной Армии командир корпуса проводил служебное совещание. Он подводил итоги полковых и дивизионных учений. Позвонили из штаба округа, передали, чтобы комкор первым же поездом вые­хал в Москву к наркому Во­рошилову. К поезду будет зацеплен салон-вагон Уборевича, которого «взяли» три дня назад...

Комкор посмотрел на часы — до отхода поезда целый час. Закончив совещание, он забежал домой и вместе с адъютантом быстро собрал дорожный чемодан. На вокзале командир корпуса лицом к лицу столкнулся с членом военного совета округа. Тот прошел мимо, опустив голову.

- Это конец, Дзамбулат, оставь чемодан и уходи, прошу тебя.

Не успел Андрей Мелик-Шахназаров переступить порог салон-вагона, как был схвачен, обезоружен и взят под стражу.

Обвинение было лаконичное: "Шпионаж в пользу Германии, Англии, Франции и еще 12 государств…"

31 октября 1937 года единственный беспартийный командир корпуса РККА Андрей Мелик-Шахназаров был расстрелян в г. Минске. Жизнь командира оборвалась в самом расцвете его сил.

Наверняка, не в таких ужасных масштабах была бы трагедия в начале Великой Отечественной войны для нашей страны, если бы уцелели ее славные сыновья: те три маршала из пяти, те трое командармов 1-го ранга из пяти, те десять командармов 2-го ранга из десяти, те пятьдесят комкоров из пятидесяти семи, те сто пятьдесят четыре комдива из ста восьмидесяти шести...

Увы, о многих славных полководцах знаем больше легенд, чем исторической правды. И вряд ли они лучшим образом служили нам в деле воспитания истинных патриотов, сознательных строителей нового, ибо подрастающее поколение необходимо воспитывать только исторической правдой. Как бы тяжела и подчас горька она ни была.

И еще добавим, в 1958 году Андрей Мелик-Шахназаров был посмертно реабилитирован.

forum.hayastan.com

[pandukht]

Ханферянц Арменак Артемович (Худяков Сергей Александрович) (1902-1950)

Маршал авиации, Командующий 1-ой и 12-ой воздушными армиями.

7 января 1902 года в се­мье Артема и Гюляханум Ханферянц в селе Мец Таглар Нагорного Карабаха (ныне село Мец Тагер Гадрутского района Нагорно-Карабахской Республики) ро­дился первенец — Арменак. Мальчик рос крепким, шуст­рым. Любил, как и все маль­чишки мира, играть в вой­ну. Однако недолго дли­лась его беззаботная жизнь. В 1908 году скончался отец, оставив вдову с тремя сы­новьями. Старший сын — есть старший, в каком бы он возрасте ни был. На плечи Арменака легли не­детские заботы. Он не жало­вался, помогал деду Аракелу, как мог. Окончив четыре класса приходской школы, в 1915 году по­ехал в Баку, где жили его родственники. Рабо­тал - резчиком рыбы, слесарем на железной дороге, телефонистом. Регулярно отправлял домой теплые письма. В 1918 году у него гостила мать. Баку тогда бурлил. Коммуну сверг отряд англичан, британцев вытеснили турецкие войска, друг другу на улицах противостояли вооруженные формирования различных партий и национальностей… Мать Арменака последний раз видела сына с винтовкой за плечами в порту, где толпились те, кто стремился покинуть город. Сел ли на какое-то судно Арменак, матери, как позднее она рассказала сестре, видеть не довелось. Сын с тех пор бесследно пропал. Для нее и отца – навсегда. Они так и ушли из жизни, считая старшего сына погибшим. Безвестной осталась судьба Арменака и для самого младшего из братьев. После окончания института Арташес в звании политрука участвовал в Великой Отечественной войне и в ноябре 1941 года пропал без вести. И только среднему брату через много лет будет суждено узнать, что Арменак в гражданскую войну не погиб.

В рядах 1-ой Конной армии Сергей Худяков с оружием в руках защищал Царицын. Командовал взводом. А завершил гражданскую войну команди­ром эскадрона на Закавказском фронте после установле­ния Советской власти в Азербайджане, Армении и Гру­зии. Лишь после для него начались времена напряженной учебы, овладения военным искусством.

В 1922 году С. Худяков оканчивает 2-е кавалерийские курсы усовершенствования командного состава в Тифлисе, с 1924 года работает начальником полковой школы, а затем (1928-1931) начальником штаба червонно-казачьего кавалерийского полка в Изяславле Каменец-Подольской области. Там в 1928 году женится на Варваре Петровне Леляк.

В начале 30-х годов многие кавалеристы пересели со своих коней - кто на танк, кто на самолет. В 1936 году, блестяще окончив команд­ный факультет Военно-воз­душной академии РККА имени Н. Е. Жу­ковского, майор С. Худяков едет на новое место прохож­дения службы — Белорус­ский военный округ на должность начальника оперативного отделения штаба авиабригады. В 1937 году становится начальником оперативного отделения штаба ВВС, а в 1938-ом – начальником тыла управления ВВС.

Великую Отечественную войну он встретил в должности начальника штаба ВВС Белорусского Особого воен­ного округа, в звании полковника. При битве за Москву С. Худяков — командующий ВВС Западного фронта, войсками которого командовал Георгий Константинович Жу­ков. В 1942 году по проекту генерал-майора Худякова Ставкой Верховного Главно­командования было решено создать воздушные армии вместо военно-воздушных сил фронтов. Это новшество дава­ло возможность всю авиацию фронта сконцентрировать под единое начало команду­ющего воздушной армией и наносить удар на том участке фронта, где это необходи­мо. Его назначают начальни­ком штаба ВВС Красной Ар­мии. Однако через месяц его перевели на должность командующего 1-й воздушной армией. Необходим был че­ловек, способный командо­вать таким количеством жи­вой силы и техники.

Авиационные соединения под его командованием участвовали в наступлении войск Западного фронта на Ржевско-Сычёвском направлении, поддерживали войска при проведении Ржевско-Вяземской операции.

Худяков при случае не упускал возможности проявить свои знания родного языка. В один из осенних дней 1941 года произошла встреча Худякова с инженером 18-го истребительного авиаполка ВВС Западного фронта, старшим лейтенан­том С. Агавеляном. Слушая ответы на вопросы, С. Худяков периодически говорил «лав», «шат лав». Как вспо­минает Сергей Давыдович Агавелян, его это не удивило, так как он знал многих русских, которые когда-то служили в Армении и знают отдельные слова. Но ко­гда на прощание после крепкого рукопожатия Сергей Александрович произнес «цтесуцюн», Агавелян был в недоумении...

В 1943-ем С. Худяков координировал боевые действия авиации Воронежского и Степного фронтов в Курской битве и в битве за Днепр. Между тем, семья военачальника в дни войны пережила страшную драму. После Курской битвы Худяков, тогда еще генерал-полковник авиации, взял с собой на фронт их общего с Варей первенца - четырнадцатилетнего Виктора. Под Харьковом при налете на аэродром вражеской авиации Витя погиб. Его тело доставили в Москву и похоронили на Новодевичьем кладбище.

23 февраля 1943 года — в день Красной Армии Ху­дяков рассчитывал без осо­бых потерь разгромить ос­новную базу фашистской ави­ационной группировки под командованием фон Грейма. Он решил нанести удар вне­запно, а выход самолетов к аэродрому прикрыть отдель­ными маневренными группа­ми штурмовиков и бомбар­дировщиков. Все было пре­дусмотрено. Но... расчет на внезапность не оправдался. Ударные группы нашей ави­ации были встречены истре­бителями противника непо­средственно на пролете ли­нии фронта. Последовало рас­следование этого сокруши­тельного поражения 1-й воз­душной армии комиссией штаба ВВС Красной Армии, в результате которого поя­вился приказ Главкома ВВС о наложении взысканий на командиров частей и соеди­нений, участвовавших в опе­рации, вплоть до снятия с должностей. Командующий 1-й воздушной армией гене­рал-лейтенант С. А. Худяков, ознакомившись с приказом, немедленно отправил на имя Главкома ВВС следующую телеграмму: «Во всем вино­ват я, фон Грейм меня обма­нул. Прошу снять взыскания, наложенные на командиров». Приказ был отменен, взыска­ния сняты. Мало кто мог ре­шиться на такой, по тем вре­менам, отчаянный поступок.

С. Худяков известен как командующий. А каким он был летчиком? Вспоминает его личный шеф-пилот, пол­ковник Вениамин Малафеев: «Немногие знают, что Сергей Александрович был прирож­денным летчиком. Он обла­дал всеми качествами пило­та: решительностью, смело­стью, находчивостью, от­вагой, мужеством. В какой бы сложной обстановке он ни находился, никогда не те­рялся и быстро находил пра­вильное решение. До конца своей службы не бросал лет­ной практики, несмотря на свою занятость по службе, ответственные посты, высо­кое звание. Сергей Алек­сандрович обладал прекрас­ными штурманскими способ­ностями и абсолютной зри­тельной памятью. Стоило ему лишь раз пролететь по какому-то маршруту, в сле­дующий раз он мог лететь без карты. Не имея никаких инструкций, маршал авиации Худяков за четыре дня са­мостоятельно изучил и осво­ил новый американский бое­вой истребитель «Кингкобра». Видавшие виды и быва­лые летчики высказывали мнение о том, что только вы­сокоодаренные летчики выле­тают самостоятельно на но­вом самолете без трениро­вочных полетов с инструкто­ром».

В 1943-ем ему была поручена организация воздушного перелета советской делегации на Тегеранскую конференцию. Он грамотно и с честью выполнил боевое задание верховного командования.

В августе 1944 года С. Худяков становится начальником штаба и заместителем командующего ВВС Советской Армии, координирует действия авиации до полной победы в битве за Днепр. Потом он блестяще проявляет себя в Ясско-Кишиневской операции, и в августе 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР ему было присвоено звание маршала авиации.

В феврале 1945 года на Крымской (Ялтинской) конференции Боль­шой тройки в составе Со­ветской делегации в качестве советника по авиации был мар­шал авиации Худяков. На конференции он проявил се­бя как полководец, превос­ходно знающий не только на­шу авиацию, но и союзни­ков, а также гитлеровской Германии.

Большой личный вклад маршал авиации Худяков внес в подготовку наступательных операций завершающего периода войны, например, Висло-Одерской.

В один из мартовских дней победного 1945 года соглас­но воле Верховного Главноко­мандующего его назначают командующим 12-й воздуш­ной армией, входившей в состав Забайкальского фронта (в последующем он становится командующим военно-воздушными силами Дальневосточного военного округа). Причины этого назначения были ясны: гото­вились дать отпор японским интервентам. По ходу войны с Японией он принял актив­ное участие в разработке дерзкой воздушно-десантной операции: посадить транспорт­ные самолеты вместе с ав­томатчиками прямо на аэро­дром противника. Во время десанта на город Мукден был взят в плен император Маньчжоу-Го Пу И. В качестве трофея был захвачен золотой за­пас империи.

Маршал авиации Сергей Александрович Ханферянц-Худяков был награжден орденом Ленина, 2 орденами Красного Знамени, орденами Суворова 1-й и 2-й степени, орденом Кутузова 1-й степени, орденом Красной Звезды и медалями.

В декабре 1945 года Ху­дяков был вызван в Москву. Вылетев из города Чанчуня, он произвел посадку на аэро­дроме Чита-1. К самолету подъехала автомашина Ху­дякова. Но Сергей Александ­рович направился в сторону КП, где находилась группа встречающих его генералов и офицеров. Навстречу ему от КП отошла легковая автома­шина черного цвета. Она ос­тановилась перед Худяко­вым. В машине находился ге­нерал с красными погонами. Это был заместитель Берии Абакумов. Он открыл дверцу автомашины и пригласил Ху­дякова сесть в нее. Автома­шина направилась к желез­нодорожному вокзалу, где специально был задержан пас­сажирский поезд. Маршала посадили в тюремный вагон и отвезли в Москву.

Вот выдержка из "уголовного дела":

"Худяков Сергей Александрович, он же Ханферянц Арменак Артемиевич, маршал авиации, бывший командующий 12 воздушной армией, 1902 года рождения, армянин, сын владельца рыбного промысла, бывший член ВКП(б) с 1924 года. Арестован 18 марта 1946 года.

Обвиняется в шпионской деятельности. Агент английской разведки. В 1918 году был завербован в г. Баку английской разведкой, по заданию которой, скрыв свою настоящую фамилию, национальность и социальное прошлое, внедрился на военную службу в Красную Армию и пролез в ряды ВКП(б).

На протяжении многих лет выдавал себя за Худякова Сергея Александровича, сына железнодорожного машиниста, тогда как на самом деле происходит из семьи владельца рыбного промысла Ханферянца.

Являясь агентом английской разведки, в 1918 году дезертировал из красногвардейского отряда и, перейдя на сторону дашнаков, участвовал в вооруженной борьбе против Советской власти. В том же 1918 году входил в состав конвойной команды, сопровождавшей на расстрел 26 бакинских комиссаров. По заданиям английской разведки перебрасывался в период 1918-1919 гг. в расположение частей Красной Армии и доставлял англичанам шпионские сведения".

В начале 1946 году брата Сергея - Саркиса Ханферянца и многочисленных двоюродных братьев вызвали в органы МГБ, где начали выяснять все, что им было известно об Арменаке Ханферянце. Известно же было очень немногое, да и то в пересказе старших: ведь в 1918 году они были детьми. Конечно, связанные родственными узами люди и сами пытались узнать: чем вызваны допросы, может, Арменак жив, что с ним? Но ответа очень долго не было.

В те же самые послевоенные дни трагедию переживала семья маршала авиации. Жене военачальника, Варваре Петровне Худяковой, сообщили, что ее супруг арестован. За что, объяснять не сочли нужным. Только в 1949 году в Главной военной прокуратуре она узнала, что дело мужа следствием закончено.

Более четырех лет длилось следствие. Ни одно обвине­ние, естественно, не было до­казано. Худяков держался мужественно. 18 апреля 1950 года его расстре­ляли на Донском кладбище. Жизнь маршала авиа­ции С. А. Худякова, прослав­ленного авиатора, одного из создателей Военно-Воздушных Сил Советской Армии, тра­гически оборвалась в расцве­те сил.

Для Варвары Петровны Худяковой горькие испытания продолжались. 13 января 1951 года ее арестовали и с малолетним сыном Сергеем на руках выслали в Красноярский край. Туда же особым решением отправили и старшего сына Владимира, которого Сергей Худяков усыновил, дав ему свою фамилию и отчество. Владимир воевал в составе 1-й воздушной армии стрелком-радистом, затем – летчиком, был награжден орденом Красной Звезды. После ареста отчима его, двадцатилетнего офицера, уволили из армии в звании лейтенанта... по возрасту. Затем, как уже сказано, вместе с мамой и маленьким братом выслали в Сибирь как членов семьи изменника Родины.

Вернуться в Москву из деревни Глинная Тасеевского района Красноярского края Худяковым разрешили лишь в мае 1953 года в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта того же года об амнистии. Варвара Худякова нашла свою квартиру в столице занятой сотрудником МГБ и уехала с шестилетним Сережей к родным в Изяслав. Владимир же Худяков остался жить в Москве в доме по 2-му Неопалимовскому переулку. О судьбе дорогого им Сергея Александровича Худякова, характере предъявленных ему обвинений, они по-прежнему ничего не знали.

В августе 1954 года в Главной военной прокуратуре началось надзорное рассмотрение материалов архивно-следственного дела № 100384, по которому Худяков С. А. 18 апреля 1950 года был осужден к высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией имущества.

Заключение военного прокурора, осуществлявшего надзор, было таким: внести архивно-следственное дело на повторное рассмотрение Военной коллегии Верховного Суда СССР с предложением отменить приговор в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. В этом служебном, еще недоступном для родных маршала авиации С. А. Худякова документе, назывались его истинные фамилия, имя и отчество – Ханферянц Арменак Артемович: «18 августа 1954 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР определением № 4н-09087/54 постановила: приговор от 18 апреля 1950 г. в отношении Худякова Сергея Александровича, он же Ханферянц Арменак Артемович, отменить по вновь открывшимся обстоятельствам и дело о нем за отсутствием состава преступления производством прекратить».

Но родные Арменака Ханферянца из Мец Таглара вплоть до октября 1956 года все еще не отождествляли его с маршалом авиации Сергеем Худяковым. Не было открытого документа, который эти две фамилии свел бы воедино.

Между тем после реабилитации С. А. Худякова Военной коллегией, Варваре Петровне в августе 1954 года Министерством обороны была выделена новая квартира на Тишинской площади в Москве, где она с Сережей и поселилась. Владимира Худякова приказом министра обороны СССР (им тогда был Н. А. Булганин) в том же августе 1954 года вернули в ВВС, где он прослужил до августа 1988-го. Владимира Сергеевича, ушедшего в отставку полковником, уже нет в живых. Похоронен он в Бутове.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 июля 1965 года реабилитированного по суду С. А. Худякова посмертно восстановили в воинском звании маршал авиации и в правах на награды. Через несколько недель парткомиссия при Главном политуправлении Советской Армии и ВМФ восстановила маршала авиации С. А. Худякова в рядах партии.

Сегодня из семьи Худяковых остался лишь Сергей Сергеевич. Он в свое время блестяще учился, в 1963 – 1965 гг. служил ефрейтором в гарнизоне Звездного городка. Затем, окончив Московский государственный институт международных отношений Министерства иностранных дел, преподавал и заведовал кафедрой в этом престижном учебном заведении, стал доктором наук. Ныне он трудится в Государственном университете управления.

[pandukht]

Почему же столь трагически оборвалась жизнь маршала Худякова? Как Ханферянц стал Худяковым?

В публикациях, посвященных маршалу Худякову, его арест связывают с авиационным происшествием, случившимся в то время. Из Мукдена в Москву самолетом 12-й воздушной армии был отправлен захваченный там император прояпонского марионеточного государства Маньчжоу–Го Генри Пу И. Самолет к месту назначения долетел. А вот второй транспортник с драгоценностями императора на борту исчез. В структурах «Смерш» по этому поводу могли возникнуть вопросы и к командующему воздушной армией. Были арестованы и другие воена­чальники, в том числе и Глав­ный маршал авиации А. А. Новиков. Через некоторое время все они были освобож­дены, кроме Худякова. В 1952 году, когда Худякова уже не было в живых, таежные охотники нашли в прибайкальской тайге обломки разбившегося самолета и останки членов экипажа. Как было выяс­нено позже, из-за густого ту­мана самолет врезался в ска­лу. Но ни в обвинительном заключении, ни в приговоре пропавший самолет не упоминается. Судя по всему, маршала авиации Худякова арестовали в Чите (как тогда практиковалось, без санкции прокурора) не в связи с пропажей самолета и ценностей. Вполне возможно, что «Смерш» к тому моменту по каким-то агентурным каналам установил: Худяков живет не под своей фамилией.

В личном же деле маршала сведений о перемене фамилии, имени и отчества не было. Из автобиографии следовало, что родился он на Саратовщине, в Вольске, что отец, машинист паровоза, русский, и мать, грузинка, умерли в 1922 году от тифа. Познакомившись в Изяславе с Варей Леляк, Сергей назвал себя русским, волжанином, но в родные края ее никогда не приглашал: мол, никого из близких там уже нет.

О том, что муж в действительности был армянином, уроженцем Нагорного Карабаха, что его истинная фамилия Ханферянц, Варвара Петровна, Владимир и Сергей Худяковы узнали, когда мужа, отчима и отца в живых уже не было. Варвара Петровна, кстати, когда все прояснилось, сочла себя обязанной побывать на малой родине супруга и нашла в Мец Тагларе самый теплый прием и многочисленную родню, о которой до той поры не ведала.

Родной и двоюродные братья Арменака Ханферянца, среди которых многие занимали заметные посты в армии и народном хозяйстве, после реабилитации маршала Худякова принялись выяснять: когда и по какой причине он изменил фамилию и место рождения? Ответа ни в судебных органах, ни в военном ведомстве не нашлось. Нет его и по сей день. И, видимо, уже не будет.

О том, как Арменак Ханферянц стал Сергеем Худяковым, сложились легенды. Одна из них весьма романтична. Арменак покидал Баку вместе с другом – Сергеем Худяковым. Баржа, на которой они следовали в Астрахань, затонула. Сергей спас не умеющего плавать горца. Затем друзья вместе сражались в составе 289-го стрелкового полка 10-й армии. В одном из боев командир конной разведгруппы Худяков был ранен и, умирая на руках Арменака, вместе с клинком завещал ему и свое имя. Сказал: «Ты теперь командир, и ты – Худяков».

Эту красивую историю авторы публикаций слышали якобы от генерал-майора авиации в отставке Г. Н. Захарова, который еще в Белоруссии служил вместе с Худяковым, и даже от Главного маршала авиации А. А. Новикова, у которого Худяков был заместителем.

По другой легенде, после поражения комму­ны часть «Железного отря­да» Петрова, в составе кото­рого был Арменак, на паро­ходе отступила к острову Наргин. Пароход был пере­хвачен турками и возвращен в Баку. На пристани плен­ных разделяли по единствен­ному признаку: армянин и неармянин. Армян вели на расстрел, а остальных — в особые лагеря. После пов­торного осмотра парохода в трюме нашли еще одного красноармейца — Арменака. Но пленный настаивал на том, что он русский. При этом показывал документ-свидетельство об окончании гимназии на имя Сергея Александровича Худякова... Документ, показанный турец­кому офицеру, Арменак якобы на­шел несколько лет назад в туркменском городе Мары, где он гостил у своего род­ственника Бахши Барамьянца.

Пленных доставили на го­родскую окраину, где загнали в конюшню и заперли на за­мок. Вечером Сергей предло­жил удачный план побега, ко­торый был принят остальны­ми. К утру красноармейцы были у своих. При выясне­нии личности вновь прибыв­ших, Худяков откровенно рассказал все, что с ним про­исходило, что он — Арменак Ханферянц, армянин. Ему не поверили и приняли, как «очень похожего на подос­ланного беляка». По счастли­вой случайности решили по­временить с расстрелом и про­верить его в бою. Через не­сколько дней отряды проти­воборствующих сторон сошлись в смертельной схватке. Арменак сражался храбро. Даже полученная им рана в плечо не вывела его из боя.

Тоже красивая легенда. Однако журналисты при этом не уточнили у своих собеседников, каким образом дошли до них эти истории? Неужели слышали их от самого Худякова?

Вряд ли кто усомнится, что Сергей Александрович даже в порыве доверительности никому не мог такого поведать. Иначе, в какое же положение он поставил бы, скажем, того же Новикова, своего непосредственного начальника. Командующий ВВС по долгу службы был бы обязан немедленно разобраться, почему изменение фамилии, имени и отчества подчиненного не отражено в его личном деле.

Третья легенда такова: работая во время Бакинской коммуны телефонистом, Арменак заметил, что с английским консулом Р. Мак-Донеллом периодически связывается некий Берия и ведет подозрительные разговоры. А в одной из местных газет была помещена фотография группы людей, среди приведенных под ней фамилий фигурировала и эта, ставшая ему известной по телефонным переговорам, - "Берия". Газету он передал в ЧК вместе с сопроводительной запиской, в которой указал свои подлинные фамилию и имя. Поскольку оперативных действий со стороны чекистов не последовало, Арменаку с тех пор и пришлось укрываться под чужим именем. Думается, что и у этой легенды нет реальной основы. Никто той самой газеты и записки своими глазами не видел. Да и вряд ли 16-тилетний Арменак Ханферянц мог так испугаться 19-тилетнего Лаврентия Берии, который еще ничего из себя не представлял, что стал бы менять биографию, навсегда порывать связи с родным селом.

Нам же кажется, что юный Арменак вполне мог допустить свойственную возрасту ошибку: полагая, что русскому в этой жизни многое дается легче, чем армянину, записаться в Красную Армию или, как значится в личном деле, еще в Красную Гвардию под придуманным русским именем. И вряд ли он в тот момент предъявлял какое-либо удостоверение личности, тем более, чужое. Ведь истинного Худякова Сергея Александровича, кажется, не было в природе. Не числился такой среди молодых бакинских большевиков, не служил в том самом 289-м стрелковом полку, который упоминается в легенде. Да и в послужном списке самого Худякова–Ханферянца этого полка нет. В Вольске следов Худяковых, у которых там якобы родился сын Сергей, найдено не было. И еще деталь: дата рождения, которую с самого начала службы в Красной Армии указал Сергей Худяков, точно совпадает с датой рождения в Мец Тагларе Арменака Ханферянца. Будь у армянского юноши чужой документ, совпадение было бы невозможным.

Не исключено, что маршал Худяков искренне пытался объяснить свою беду следователю. Да только кто же примет такое на веру, кто занесет столь простое, даже наивное объяснение в протокол? Вменить же человеку, «прячущемуся под чужой личиной», можно что угодно. Правда, при этом следователю придется окунуться в далекие по времени и месту события и подобрать подходящий материал.

Путем пыток из подследственного выбили следующее: «Худяков С. А., он же Ханферянц А. А., в 1918 г. был завербован английским офицером Вильсоном для шпионской деятельности, по его заданию дезертировал из Красногвардейского отряда и вступил в дашнакский отряд меньшевистко-эсеровского правительства, нес патрульную службу по г. Баку и конвоировал политических заключенных. В сентябре 1918 г. Худяков С. А., он же Ханферянц А. А., принимал участие в конвоировании арестованных 26-ти Бакинских комиссаров из г. Баку к месту их казни в г. Красноводск».

Далее в обвинительном заключении утверждалось, что в конце 1919 г. Худяков С. А., он же Ханферянц А. А., по фиктивным документам проник на службу в Красную Армию, что он имел связь с английским разведчиком Воскресенским, а также с агентами британской разведки Карпушиным-Зориным, Лухавой и Мосиным, впоследствии осужденными.

Все это составляло преступление, предусмотренное статьей 58-1 «б» УК РСФСР. А присвоение трофейного имущества и ценностей, выявленное попутно, подпадало под статью 193-17 п. «а» того же кодекса.

Признать себя виновным в этих деяниях С. А. Худякова принудили 19 февраля 1946 г., когда он впервые подписал протокол допроса. Только в марте того же года наконец-то было оформлено постановление на его арест, а 22 августа 1947 г. предъявлено обвинение в измене Родине и злоупотреблении служебным положением.

Перечитаем еще раз приведенную выше цитату из уголовного дела: «Худяков С. А., он же Ханферянц А.А…». Выходит, что подследственный и подсудимый был Худяковым уже при мнимой вербовке англичанином Вильсоном. Смена фамилии, получается, никак не связана с этой вербовкой.

При повторном рассмотрении дела Военной коллегией Верховного суда было установлено, что показания Худякова–Ханферянца никакими объективными данными не подтверждены.

О том, что обвинение С. А. Худякова целенаправленно фальсифицировалось, видно из такого факта. В. С. Абакумов, тогдашний министр госбезопасности, в разговоре с А. И. Микояном, знавшим обстоятельства ареста и расстрела Бакинских комиссаров, выяснял, как все в действительности происходило. Ведь выбить из Худякова хотя бы правдоподобные детали было невозможно: он их не знал. О том, как в показания маршала Худякова вписывались недостающие подробности, рассказал на допросе 10-13 июня 1953 г. подручный Берии М. Д. Рюмин. А о том, сколь суровые меры физического воздействия к маршалу авиации применялись, показал арестованный М. Т. Лихачев.

Тем не менее, сверяя в наше время зафиксированные историей обстоятельства гибели 26-ти бакинских комиссаров с их интерпретацией в деле С. А. Худякова, видишь: буквально все шито белыми нитками. Ни в конвоировании руководителей Бакинской коммуны, ни тем более в их расстреле Арменак Ханферянц участвовать не мог. Конвоя, как такового, в Баку не было: воспользовавшись временным безвластьем в городе, бакинские комиссары сами покинули тюрьму и организованно направились в порт. Уже в море на борту судна «Туркмен», которым они следовали в Астрахань, вспыхнул мятеж, охвативший и часть команды. Капитана заставили взять курс на Красноводск. Худякова же (или еще Ханферянца), судя по объективным данным, на «Туркмене» не было…

За последние годы, мы, пожалуй, уже привыкли к этой скупой и сухой юриди­ческой лексике, которая, увы, не способна вернуть нам чело­века: «Худякова С. А., он же Хан­ферянц А. А., реабилитиро­вать посмертно».

… Спустя десятилетия имя Сергея Александровича Худякова (Арменака Артемовича Ханферянца) вернулось в энциклопедии. Им гордятся не только в Армении. Доктор исторических наук К. А. Арутюнян издал в Ереване монографию, посвященную великому сыну армянского народа. В Мец Тагларе действует музей знаменитого односельчанина. С 1 апреля 2005 года его имя носит Институт ВВС вооруженных сил Республики Армения. Память о талантливом военачальнике, который навсегда унес с собой какую-то тайну, не меркнет.

Pandukht

Список использованной литературы:

1. Саркисов А.Р. «Судьба маршала», «Коммунист» №147 от 22 июня 1988 г.

2. Мороз В.В. «Маршал Худяков: неразгаданная тайна», «Красная звезда», 24 января 2007 г.

3. АП РФ, оп. 57, дело 100, лист 61

4. БСЭ, 1978

5. Гурунц Л.К. «Наедине с собой или как докричаться до вас, потомки», Ереван, 2002.

6. Вирабян.А. «Знаменитые арцахцы», Ереван, 1992, сс. 63 - 65.

forum.hayastan.com

[pandukht]

Хаханян Григорий Давидович (1895-1939)

Видный военный деятель. Командир корпуса. Трижды кавалер ордена Красного Знамени.

Родился 29 декабря 1895 года в селе Руиси Горийского уезда Тифлисской губернии в семье сельского учителя. После окончания III гимназии Тифлиса в 1914 году поступил на филологический факультет Московского университета. Однако с началом войны был мобилизован в Московскую школу унтер-офицеров, после окончания которой в 1917 году отправлен на фронт. После Февральской революции солдаты избрали Хаханяна в Совет армии, делегировали на II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. В марте этого же года он вступил в ряды РСДРП(б), а в октябре участвовал в вооруженном восстании в Петрограде.

С февраля 1918 года Хаханян на службе в РККА. Он являлся одним из прославленных командиров Красной армии в годы гражданской войны. С мая по август 1918 года был военным комиссаром Псковской стрелковой дивизии, в августе 1918-го – начальником обороны города Свияжска. С августа 1918 по апрель 1919 гг. - помощник начальника и начальник Оперативного отдела, затем начальник полевого штаба 5-й армии. После ранения с апреля 1919 по ноябрь 1921 гг. командовал 79-ой Отдельной Симбирской стрелковой бригадой (апрель1919 г.), 3-ей (май-сентябрь 1919 г.) и 1-ой (сентябрь 1919 - октябрь 1921 гг.) бригадами 27-ой стрелковой дивизии, был помощником начальника той же дивизии (ноябрь 1921 г.). В мае 1919 года руководимая им бригада 27-й дивизии освободила ряд городов Урала, в том числе Мезелинск и Бирск. 8 июня 1919 бригада Хаханяна первой в дивизии форсировала реку Белую: началось решающее наступление 5-й армии. 25 июня бригада Хаханяна в Златоустовской операции наступала в авангарде и первой вошла в город Златоуст. В авангарде была она и при Челябинском наступлении в конце июля 1919 года, ее полки первыми вошли в Челябинск. За умелое руководство частями бригады при взятии Омска и решительные действия в боях против белогвардейцев в 1919 году Григорий Хаханян был награждён орденом Красного Знамени (Приказ РВСР № 32).

Прославил он себя и во время Советско-польской войны. За боевые отличия и личное мужество, проявленные в боях на Западном фронте у города Белосток в 1920 году, награждён вторым орденом Красного Знамени (Приказ РВСР № 4). Во время боёв под Варшавой (1920), командуя бригадой, вновь показал воинскую доблесть, мужество и храбрость, за что был награждён третьим орденом Красного Знамени (Приказ РВСР № 353). За отличия при подавлении Кронштадтского мятежа (март 1921), куда был направлен с делегатами X съезда ВКП(б), награждён Почётным революционным оружием (Приказ РВСР № 343 от 12 декабря 1921 г.). Добавлю, что подобным оружием в истории страны был награжден всего 21 человек.

После завершения войны занимал ряд командных и политических должностей в Красной армии. Был начальником и военкомом Военно-политических курсов в Тбилиси, с ноября 1921 по 1923 гг. комиссаром 23-ей стрелковой дивизии (Харьковский - Юго-Западный - Украинский военный округ), начальником факультета Военно-воздушной академии, начальником и военкомом высших командных курсов «Выстрел» (до 1927 г.). В 1924 году окончил Военно-академические курсы высшего командного состава РККА.

Вот что вспоминает о «Выстреле» и Григории Давидовиче один из его учеников – прославленный маршал Советского Союза А. М. Василевский:

«В 1926 году, будучи командиром 143-го стрелкового полка, я прошел годичное обучение на отделении командиров полков стрелково-тактических курсов «Выстрел». Это — одно из старейших и авторитетнейших учебных заведений Советских Вооруженных Сил. Его роль в подготовке среднего и старшего командного состава была и остается огромной. Возникла школа на базе Офицерской стрелковой школы, а та вела свое существование от Учебного пехотного батальона, размещавшегося до революции в Ораниенбауме. В 1924 году школа получила название «Стрелково-тактические курсы усовершенствования командного состава РККА «Выстрел» имени Коммунистического Интернационала».

С 1919 года и до 1926 года через курсы прошло 4 тысячи командиров, в том числе 505 командиров полков.

Курсы были укомплектованы на редкость опытными преподавателями. При мне их возглавлял известный по гражданской войне военачальник Григорий Давидович Хаханян, награжденный тремя орденами Красного Знамени и Почетным оружием. В 1929 году вышла его интереснейшая книга «Основы военной психологии».

О разносторонности знаний Г. Д. Хаханяна может свидетельствовать тот факт, что немалое место в книге занял анализ физиологических основ поведения военнослужащих. Во введении к книге крупный специалист по изучению роли высшей нервной деятельности в трудовых процессах, сотрудник академика И. П. Павлова Ю. П. Фролов отмечает высокий профессиональный уровень этого анализа. Работа содержала богатый материал по характеристике социальной психологии, видов военного труда, интеллектуальных и биологических основ таких явлений, как страх и паника, и по психологической подготовке армии к боевым действиям со множеством разнообразных, интересно подобранных примеров. На посту начальника курсов Г. Д. Хаханян проявил также большой талант организатора и педагога.

Нашу подготовку составляли четыре учебных комплекса: тактика, стрелковое дело, методика и обществоведение. Занятиями по тактике руководил сам Григорий Давидович».

Во время нахождения в академии Хаханян также редактировал журналы "Выстрел" и "Военный вестник". С 1927 по август 1929 гг. был командиром 19-го стрелкового корпуса Сибирского военного округа и (до1930 г.) старшим руководителем Военной академии им. М. В. Фрунзе. Затем до 1935 года был начальником Политического управления и членом Реввоенсовета Украинского военного округа. С 15 июня 1930 года избирался членом ЦК Компартии Украины (до 27 мая 1937 г.) и членом ее Организационного бюро (до июня 1934 г.). Был избран делегатом XVII съезда ВКП(б) от Харьковской организации.

С 11 февраля 1934 года Хаханян - член Комиссии советского контроля при СНК СССР, а затем председатель Военной группы Комиссии советского контроля при СНК СССР. С 1936 года являлся начальником Политического управления и членом Военного совета Особой Краснознаменной Дальневосточной армии. 15 февраля 1936 года приказом народного комиссара обороны СССР № 304/п ему было присвоено воинское звание комкор. Проживал: г. Хабаровск, ул. Серышева, дом Начсостава.

Избирался членом Московского городского, Дальневосточного краевого комитетов ВКП(6), ЦИК РСФСР и СССР.

Автор работ «Основы военной психологии». Москва-Ленинград, 1928-1929, и «Военная опасность и задачи печати». Харьков, 1931.

Арестован 1 февраля 1938 года. Подследственный Булин на предварительном следствии показывал, что ему известно со слов другого человека о принадлежности Хаханяна к заговору. Однако на очной ставке с Хаханяном Булин от ранее данных им показаний в отношении своего собеседника отказался, заявив, что он (Булин) участником заговора не является и что ранее данными показаниями оклеветал Хаханяна. Несмотря на это, 22 февраля 1939 года Григорий Хаханян был приговорен к смертной казни «за участие в военно-фашистском заговоре» и 23 февраля расстрелян. 11 апреля 1956 года посмертно реабилитирован.

Pandukht

Список использованной литературы:

1. Хаханьян Григорий Давидович // Военный энциклопедический словарь. Москва, 1973

2. Аветисян Г. Незабвенные имена. «Коммунист» №182 от 2 августа 1988 г. Ереван

3. Залесский К. А. Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь. Москва, Вече, 2000

4. Айрапетян Г. А. Комкор Хаханьян. Ереван, 1970

5. Кедров А. Трижды герой // ВЧ. 1971. 4 января

6. Савина Н. Комбриг Хаханьян // ВЧ. 1981. 24 июля

7. Евланов В. А., Петров С. Д. Почетным оружием награжденные. Москва, 1988

8. Василевский А. М. Дело всей жизни. Издание третье. Москва, Политиздат, 1978

9. Архив МО СССР, ф. 132-А, оп. 2642, д. 34, л. 188-189.

10. ЦА ФСБ. АСД А. С. Булина. т. 1. л. 162.

hayastan.com

[pandukht]

Карахан (Караханян) Левон Микаэлович (Лев Михайлович)(1889—1937)

Советский государственный деятель. Заместитель наркома иностранных дел СССР.

Родился 20 января 1889 года в городе Тифлисе в семье присяжного поверенного. Окончил реальное училище. В 1904 году вступил в РСДРП. Средствами заработка были репетиторство и репортерство. В 1905 году вел партийную работу в Харбине, где в 1910 году был первый раз арестован, но вскоре освобожден. В этом же году поступил на юриди­ческий факультет Петербург­ского университета.

С 1912 года стал принимать участие в профсоюзном движении и, в частности, работал по организации выставки профессиональной гигиены в Петербурге. В 1913 году примкнул к образовавшейся в Петербурге организации объединенных социал-демократов - большевиков и меньшевиков - и вплоть до своего ареста состоял бессменным членом межрайонного комитета. В комитете он выполнял самые разнообразные функции: как агитатора, так и пропагандиста-организатора. В это же время им написан ряд листовок. Задачи его работы лежали в плоскости организационной — в деле объединения районов и установления связи межрайонного комитета с провинциальными и заграничными группами. С момента возникновения империалистической войны он занял непримиримо-интернационалистическую позицию, ориентируясь в дальнейшем на полный организационный разрыв с оборонческими элементами и далее — на лозунги гражданской войны и III Интернационала. В этом отношении он занял позицию близкую к левому крылу межрайонцев. Принимал деятельное участие в организации комитетом журналов «Текстильщик», «Рабочие Ведомости» и нелегального органа «Вперед» (1915 г.). К этому же времени относится его работа по постановке комитетом нелегальной типографии в Чубаровом переулке (под видом легальной). Осенью 1915 года, при выходе из помещения последней, был арестован. При аресте бумагу с адресами партийцев, главным образом заграничных работников, он успел проглотить. Результатом политического обыска было обнаружение ряда статей, присланных Троцким, Сокольниковым и другими для помещения в «Рабочих Ведомостях». После был осужден к административной ссылке в Томск, где в 1916 году экстерном окончил Томский университет. Одновременно вел нелегальную работу в иркутской организации и состоял постоянным сотрудником социал-демократической забайкальской прессы. Неоднократно для нелегальной работы приезжал в Петроград. Освобожден Февральской революцией. Активно уча­ствовал в организации Сове­тов в Иркутске.

2 апреля 1917 года вернулся в Петроград, где продолжил работу в межрайонном комитете, состоял членом Петроградской районной думы. В комитете межрайонцев вел энергичную кампанию за слияние с петербургским комитетом большевиков. В мае 1917 года на VI съезде РСДРП(б) в числе межрайонцев был принят в ряды большевистской партии. В июне 1917-го Карахан был избран членом ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов 1-го созыва, в августе–октябре - избран членом Петроград­ского военно-революционно­го комитета, членом Президиума и секретарем Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Являлся одним из руководителей штурма Зимнего дворца.

Во время перего­воров с Германией в Брест-Литовске (ноябрь 1917 – март 1918 гг.) был секретарем всех трех совет­ских делегаций. 24 февраля Советское правительство сообщило Германии и ее союзникам о согласии подписать мир на предложенных ими ультимативных условиях. В тот же день на заседании ЦК РСДРП(б) были обсуждены германские условия, утвержден новый состав советской делегации для подписания мира с немцами. На этом историческом заседании ЦК В. И. Ленин, а затем Я. М. Свердлов, не колеблясь ни минуты, назвали фамилию Льва Михайловича Карахана в качестве кандидата в состав советской мирной делегации. В тот же вечер после заседания ЦК советская делегация в составе Л. М. Карахана, Г. И. Петровского, Г. В. Чичерина под председательством Г. Я. Сокольникова выехала специальным поездом в Брест под охраной 18 красногвардейцев, вооруженных винтовками и двумя пулеметами. Предосторожность была не лишней: поезда не ходили, солдаты покидали фронт, кучки анархиствующих вооруженных людей мародерствовали, нередко убивали представителей Советской власти. Это была самая тяжелая поездка Л. М. Карахана в Брест. В архивных материалах сохранилось описание этого трудного путешествия, составленное одним из сотрудников делегации.

К 8 часам утра 25 февраля делегация едва добралась до станции Новоселье, километрах в сорока от Пскова. Дальше поезд идти не мог: железнодорожные пути забиты воинскими эшелонами, а впереди на линии взорван мост. Учитывая, что срок немецкого ультиматума истекал, решили направить в Псков на дрезине двух делегатов и нескольких расторопных красногвардейцев выяснить обстановку и при возможности известить командование немецких частей о прибытии делегации. Одновременно направили телеграмму Ленину с сообщением о вынужденной задержке. Она вызвала резкую реакцию Владимира Ильича. «Не вполне понимаем вашей телеграммы, - писал он в тот же день, 25 февраля. - Если вы колеблетесь, это недопустимо. Пошлите парламентеров и старайтесь выехать скорее к немцам».

Опасения В. И. Ленина были вызваны, по-видимому, тем, что двое - глава делегации Г. Я. Сокольников и консультант А. А. Иоффе - высказывали колебания, отказывались от участия в делегации и поехали в Брест только после специального постановления ЦК. Делегация ответила Ленину, что она задержалась против своей воли и при первой же возможности двинется вперед. На ночь делегация распорядилась вывести поезд за версту от станции, так как около вагонов стали шнырять какие-то подозрительные личности. Во избежание неожиданностей заночевали в открытом поле. Не рассчитывая на такой оборот дела, делегация никакой провизии не захватила. Выручил Карахан, с трудом раздобывший немного хлеба и картофеля. Всю ночь за окнами вагона завывал ветер, мела поземка.

Утром 26 февраля на крестьянских санях отправились в Псков. Там делегаты разместились в гостинице «Лондон». Г. В. Чичерин и Л. М. Карахан сразу же направились к немецкому коменданту города, чтобы официально известить о прибытии советской делегации. Весть о прибытии большевиков с быстротою молнии разнеслась по городу. У гостиницы «Лондон» собралась громадная толпа враждебно настроенных лиц - бывшие русские офицеры, чиновники, лавочники. Раздавались крики: «Смерть большевикам!» Толпа попыталась ворваться в гостиницу.

Карахан решил вновь отправиться к коменданту и просить о размещении делегации в более спокойном месте. Внизу его ожидал автомобиль. Подогретая шовинистическими кругами, толпа сразу же окружила Карахана и с криками: «Изменник! Предатель! Убить его!» - стала стаскивать с сиденья автомобиля. «Наш пылкий кавказец, - вспоминал один из очевидцев этой опасной минуты, - бледный, крепко стиснув в кармане браунинг, обратился к стоявшему неподалеку немецкому часовому с предложением поехать с ним к коменданту. Только когда солдат сел рядом с ним, автомобилю удалось тронуться в путь».

Немецкий комендант распорядился перевести советскую делегацию в целях безопасности на вокзал. Лев Михайлович поехал вновь к гостинице за другими членами делегации. И снова ему пришлось еще дважды пробираться сквозь враждебно настроенную толпу. На вокзале их разместили в какой-то комнате на третьем или четвертом этаже здания. Все сели у большого обеденного стола, молча переживая происходящие события. Настроение было нерадостное. Лишь когда на столе появился самовар и кое-что из съестного, делегаты оживились и вспомнили, что с утра ничего не ели. Однако ели без особого аппетита. Вскоре сообщили, что поезд подан. Поздно вечером делегация оставила негостеприимный Псков.

Но злоключения на этом не кончились. Через час езды поезд остановился у речки. Поскольку мост был взорван, делегатам пришлось по льду перебираться на другой берег, куда немцы обещали прислать другой поезд. Шли цепочкой, каждый нес чемодан. Но опять разочарование: обещанного поезда не оказалось. Пришлось заночевать в сторожке. В тускло освещаемой висячей лампой комнатушке члены советской мирной делегации устроились в самых фантастических позах на сдвинутых стульях. «Всеобщую зависть вызывает Карахан, захвативший на полу место вставшего для караульной службы немецкого солдата и важно растянувшийся на соломе», - вспоминал один из членов делегации. Утром 27 февраля подали поезд, и делегация отправилась в Брест. На станции Остров неожиданно встретили возвращающихся советских дипломатических курьеров В. А. Баландина и С. М. Нахимсона, которые еще 26 февраля вручили командующему германской армией пакет с письмом Ленина о согласии на условия мира, предложенные немцами. Дипкурьеры уведомили немцев также о выезде в Брест советской делегации. Теперь Л. М. Карахан и другие члены делегации могли чувствовать себя несколько более спокойно. В эту ночь они впервые уснули.

Днем 28 февраля 1918 года советская мирная делегация прибыла в Брест, а уже на другой день начались заседания. Советская делегация сразу же по прибытии поставила вопрос о прекращении военных действий. Однако немцы не соглашались. Членам советской делегации стало ясно, что реальных перспектив на изменение условий договора в лучшую сторону не имеется. 2 марта Карахан направил в Петроград Ленину телеграмму: «Как и предполагали, обсуждение условий мира совершенно бесполезно, ибо они ухудшены сравнительно с ультиматумом 21 февраля и носят ультимативный характер. Ввиду этого, а также вследствие отказа немцев прекратить до подписания договора военные действия, мы решили подписать договор, не входя в его обсуждение и по подписании выехать». На другой день, 3 марта, Лев Михайлович вместе с другими членами советской делегации подписал Брестский мир. «Наш Карахан... - писал один из очевидцев это процедуры, - с каким-то ожесточением выкуривал одну папироску за другой; у Чичерина волосы прилипли к покрытому потом лбу... Это были тяжелые минуты. И только безграничная вера в правоту Ленина помогла членам делегации подписать со стиснутыми зубами этот аннексионистский мирный договор».

Мирный договор был чрезвычайно тяжел и унизителен для Советской России, поскольку он предусматривал отторжение от страны обширных территорий.

Сразу же по подписании мирного договора Л. М. Карахан сообщил об этом в Петроград: «Генерал Гофман от имени германского верховного командования заявил о прекращении боевых действий сегодня с 1 часа дня». В 7 часов утра 4 марта весть об этом событии и о подписании мирного договора стала известна в Петрограде…

С марта 1918 года Карахан - заместитель народного комиссара по иностранным делам (в 29 лет!) Г. В. Чичерина, затем М. М. Литвинова и член коллегии НКИД РСФСР (по 1920 г.). Его непосредственный начальник в то время - нарком Чичерин был в восторге от своего заместителя, он пишет Ленину блестящую аттестацию на Карахана: «Я могу смело сказать, что наша борьба с затопляющей нас страшно ответственной политической работой за последние месяцы при развитии сношений с массой государств была героической. Мы в состоянии с этим справиться только потому, что я с т. Караханом абсолютно спелись, так что на полуслове друг друга понимаем без траты времени на рассуждения... В целом у меня более общая политическая работа, у него же море деталей, с которыми он может справиться только благодаря своей замечательной способности быстро и легко ориентироваться в делах и схватывать их, своему ясному здравому смыслу и своему замечательному политическому чутью, делающему его исключительно незаменимым в этой области».

Ленин тоже проникся особым доверием к Карахану: многие документы Ильич подписывал только после того, когда на них свою визу ставил Карахан. К слову, в период Генуэзской конференции, когда Чичерина не было в Москве, Карахан исполнял обязанности наркома.

[pandukht]

По поручению Советского прави­тельства Карахан вел переговоры с Пер­сией, Афганистаном, Бухарой и Хивой. С В. И. Лениным под­писал документы об установле­нии дипломатических отноше­ний между РСФСР и Армени­ей и отправки дипломатиче­ской миссии Советской России в Армению. С наркомом ино­странных дел РСФСР Г. В. Чи­чериным 13 апреля 1918 года выступил с нотой решительного протеста Германии по поводу вторжения турецких войск в Армению и их варварства.

Участвовал в организации I конгресса Коминтерна (март 1919), был избран членом ис­полнительного комитета КИ. С 30 мая 1921 по 9 октября 1922 гг. был пол­номочным представителем РСФСР в Польше.

8 августа 1923 года любимец Ленина и наркома Чичерина был назначен руководителем делегации в Южный Китай, где у власти находилось демократическое правительство во главе с Сунь Ятсеном, убежденным сторонником сотрудничества с Советской Россией. Учитывая то, что в другой части Китая - на Севере, то есть в Пекине, заседало совсем другое правительство, которое не разделяло взглядов Сунь Ятсена, задачей Карахана было не только установить дипломатические отношения с Южным Китаем, но и способствовать победе лояльного к Советам Сунь Ятсена во всем Китае. Не случайно же почти одновременно с Караханом в Южный Китай отправилась и группа военных советников во главе с Блюхером и Путной. Да и два миллиона долларов, направленных из голодающей России просоветски настроенным китайцам, тоже чего-то стоили.

Все это возымело свое действие. И в одном из первых сообщений в Москву Карахан пишет: «Нет ни одной китайской газеты, которая не приветствовала бы моего приезда и не требовала бы немедленного урегулирования отношений с нами».

Газеты газетами, но переговоры с Пекином по-прежнему шли ни шатко ни валко. И хотя в Москве и Пекине находились дипломатические представители обеих стран, последний упорно не признавал Советского Союза. Карахан неделями не выходил из дома: к нему никто не приходил, телефон молчал, почту не приносили. От нечего делать Лев Михайлович занялся английским, да так успешно, что в одном из писем с гордостью сообщил: «Месяца через два смогу читать газеты, а это главное».

Потом Лев Михайлович перебрался в Пекин, а вскоре возобновились переговоры, которые привели к подписанию соглашения с Китайской Республикой, которое предусматривало установление дипломатических и консульских отношений. Карахан ликовал! «Одна гора свалилась с плеч, - сообщал он 2 июня 1924 года. - Подписал соглашение с Китаем, на этот раз окончательно. Дьявольски трудно было добиться результатов. Весь дипломатический корпус делал все, чтобы сорвать дело. Но удалось провести всех. Для дипломатического квартала это разорвавшаяся бомба. Я рад этому больше всего».

Так Лев Михайлович стал послом, а затем и дуайеном дипломатического корпуса в Пекине.

Справившись с одним делом, Лев Михайлович тут же берется за другое: между СССР и Японией не было дипломатических отношений, а их крайне важно было установить. Переговоры с японским посланником Иосидзавой шли весьма туго. Главным препятствием было нежелание японцев выводить свои войска с Северного, а проще говоря, Советского Сахалина. Но Карахан, почувствовав слабину Иосидзавы, давил на него изо всех сил. «Последние два дня у меня большое оживление с японцами, - писал он. - Заседания два раза в день. Сидим по четыре часа подряд. Утомительно, но я гоню вовсю. Японцы с непривычки к концу заседания начинают заметно пухнуть. Но это только весело и полезно для дела».

Для достижения нужного результата такой прессинг оказался действительно полезен. В январе 1925 года между СССР и Японией была заключена конвенция об установлении дипломатических и консульских отношений. Более того, японцы обязались в течение 4 месяцев вывести войска с Северного Сахалина. В обмен на это Советский Союз не возражал против предоставления японцам концессий на разработку минеральных и лесных богатств на севере Сахалина.

«Исторические заслуги Л. М. Карахана перед СССР пополняются блестящими страницами его дипломатических работ и переговоров с Японией, - писала выходящая в Харбине газета «Новости жизни». - За этот мир с нашими великими соседями история отметит на своих страницах блестящую роль дипломатического ума и такта Л. М. Карахана».

Полным победителем посол Карахан вернулся в Поднебесную, где его ждала непростая и даже опасная работа.

В Китае той поры было очень неспокойно: перевороты, заговоры, свержения одних правительств, приход к власти других. Был случай, когда Карахану объявили, что правительство не отвечает за его личную безопасность. Но бесстрашный Лев Михайлович не только не дрогнул, а с утроенной энергией продолжил исполнение своих многообразных обязанностей полномочного представителя СССР в Китае.

10 сентября 1926 года Карахана отозвали в Москву, где он занял свой прежний пост заместителя наркома, отвечающего за отношения СССР со странами Востока. В эти годы он наносил официальные визиты в Турцию, Иран, Монголию. В Москве проживал по адресу: ул. Малая Никитская, д. 28.

26 сентября 1934 года Карахан был назначен полномочным представителем СССР в Турции, где был очень популярен. Входил в состав ЦИК СССР, избирался делегатом XV, XVI, XVII съездов ВКП(б) от пар­тийной организации Наркома­та иностранных дел СССР.

Женат Карахан был трижды. Еще до революции он женился на Клавдии Манаевой. В 1919 году он ушел к довольно популярной в те времена актрисе театра и кино Вере Дженеевой. В 1930 году женился на балерине Марине Тимофеевне Семеновой (в последствии народной артистке СССР).

Карахан являлся также заведующим Восточным отделом НКИД РСФСР. В середине 20-х призывал востоковедов к переориентации с проблем классической древности и Средневековья на злободневные, актуальные темы. Позиция Карахана была по тем временам логичной и достаточно умеренной: он признавал большое значение фундаментальных исследований восточных культур и подчеркивал необходимость знания восточных языков.

В начале мая 1937 Карахана вызвали в Москву под предлогом перевода на должность посла в США и арестовали 3 мая прямо на вокзале, при выходе из поезда.

Вот выписка из уголовного дела заместителя наркома: «Карахан Л. М. признан виновным в том, что он с 1934 года являлся участником антисоветского заговора правых, в который был завербован Ягодой, по поручению заговора вел переговоры с представителями германского генерального штаба об оказании заговору вооруженной помощи со стороны Германии. Кроме того, с 1927 года являлся агентом германской разведки, которой передал ряд секретных сведений о решениях директивных органов по вопросам внешней политики Советского правительства».

20 сентября 1937 года Военной коллегией Верховного суда СССР по статьям 58-1а и 58-11 УК РСФСР был приговорен к высшей мере наказания. В тот же день расстрелян ("Правда" в конце 1937 датировала его осуждение и расстрел 16 декабря) и захоронен на Донском кладбище. В 1956 году посмертно реабилитирован.

Когда его успел «завербовать» тогдашний нарком внутренних дел Ягода, как он стал «участником антисоветского заговора правых» и тем более как в одночасье превратился в «агента германской разведки», история умалчивает. Да и в уголовном деле - что характерно - каких-либо доказательств его преступных деяний попросту нет. Чем Карахан не потрафил великому вождю, отцу и учителю Сталину, одному Богу ведомо. Очевидно только одно: без личного генсековского указания широко известного не только в собственной стране дипломата никто не посмел бы и пальцем тронуть.

Существуют различные версии событий, приведших к гибели замечательного советского дипломата. Одна из них такая:

15 февраля 1925 года будучи советским полпредом в гоминдановском Китае, он пишет из Пекина Сталину: «Видел твой портрет в «Огоньке», по-видимому, последний. Немного постарел, дорогой Сталин. Трудные полтора года были! Но теперь, надеюсь, будет немного легче. Я поражаюсь, как спокойно партия приняла решение о Тр.[оцком]». «Последний» портрет Сталина сигнализировал партии о том, кто становился единоличным Хозяином в Кремле. Карахан из его пекинского далека все же совершил тактическую ошибку. Написал Сталину, которому было 45 лет: «Немного постарел».

Так же «спокойно» партия воспримет не только «решение о Троцком», но и другие решения о миллионах своих бойцов и соотечественников. В том числе и о самом Карахане.

И вот что еще любопытно. Жены «врагов народа» в те годы рассматривались либо как существа, отравленные тлетворным влиянием своих супругов, либо, что еще хуже, знавшие, чем занимаются их мужья, и не сообщившие об этом в компетентные органы. Такая классовая близорукость расценивалась как тяжкий контрреволюционный грех и называлась страшным словом «недоносительство». Наказание за это следовало незамедлительно: самое мягкое - 7 - 8 лет Колымы или Воркуты, а самое ходовое - расстрел.

Так вот: ни одну из жен Карахана почему-то не тронули. Возможно, это была единственная награда дипломату в знак его объективных заслуг перед рабоче-крестьянской властью.

И еще. Современному армянскому дипломатическому корпусу, на наш взгляд, есть чему поучиться у нашего замечательного соотечественника.

Pandukht

Список использованной литературы:

1. Остальский А. Возвращение имени // Известия 1989, 2 февраля

2. Аветисян Г. Незабвенные имена. //Коммунист 1988, 1 августа

3. Соколов В. В. Полпред в Китае Лев Карахан // Открывая новые страницы... Международные вопросы: события и люди. Москва, 1989, с. 193-212

4. Лилоян Г. Ц. Выдающийся советский дипломат: (К 100-летию со дня рождения Л. М. Карахана) // Историко-филологический журнал. Ереван, 1989. № 1, с. 3-11 (на арм. яз.)

5. Канивез М. Моя жизнь с Раскольниковым // Минувшее. Вып. 7, с. 109-110

6. ВКП(б), Коминтерн и Япония, с. 726 (им. ук.)

7. The Blackwell Encyclopedia, P. 327

8. Капица М. С. Л. Карахан (1889—1937) в кн.: Видные советские коммунисты — участники китайской революции, Москва, 1970

9. Раскольников Ф. Ф. На боевых постах. Москва, 1964

10. Залесский К. А. Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь. Москва, Вече, 2000

11. Соколов Б. В. На боевых постах дипломатического фронта, Москва, 1983

12. Шацилло В. К. Первая мировая война 1914-1918 гг., Москва, 2003, с. 450-453

13. Сопельняк Б. Н. Тайны Смоленской площади, Москва, Терра – Книжный клуб, 2003

hayastan.com