Грузинские источники по истории Армении

[Самvел]

Думаю, этот вопрос стоит отдельной темы. Грузинские источники по истории Армении имеют очень важное значение, поскольку Грузия- ближайший сосед с развитой историографической традицией и тесными историко-культурными и политическими связями с Арменией. По своей ценности средневековые груинские источники сравнимы с греческими, а в некоторых вопросах их превосходят.

Достоинство грузинских источников- их местный характер, оценка с близкого расстояния.

Недостаток- на характер грузинских сообщений об Армении сильное влияние оказал церковный раскол и связанное с ней долгое идеологическое противостояние. Армянские источники по истории Грузии в этом отношении имеют большую информативность, но надо отметить, что это отчасти объясняется также тем ,что в грузинском обществе издавна присутствовали армяне, близко знакомые с ситуацией, в то время как во внутренних районах Армении практически отсутствовали грузины. Ну и в целом, историческая Грузия более компактна.

Первым делом, стоить выставить более полную версию предания о предках народов региона, который сообщает грузинский автор 12 века Ленонти Мровели. Перевел с армянского отрывка Меликсета Бека, потом оказалось русский вариант и так висит в сети

Прежде всего стоит упомянуть, что у армян(сомехов) и картвелов, ранов и моваканов, հэров и леков, егеров и ковкасцев - у всех них был единый отец, нарекаемый Таргамос. Сей Таргамос был сыном Тарши сына Havan сына Йафета сына Ноя.

И сей Таргамос был человеком храбрым. И после разделения языков, когда Небровд построил башню и разделились языки, рассеявшись по всему миру- сей Таргамос со всем народом своим пришел и поселился между двумя горами Араратом и Масисем, которые недоступны для людей. И племя его было большим и бесчисленным, поскольку были в ней многочисленные женщины, сыновья и дочери, сыновья и внуки их сыновей, поскольку он(Таргамос) прожил 600 лет.

И эта земля Арарата и Масиса, которая досталась им, более не могла их всех уместить. И границы его(Таргамос) страны таковы: с востока- море Гургана(т.е. Каспий), с запада- море Понтоса, с юга- гора Орети, с севера- гора Ковкаса.

Но из (всех) сыновей Таргамоса (только) восемь стали известны как храбрые и известные титаны, чьи имена следующие: первым был հАйос, второй- K’art’los, третий- Bardos, сетвертый- Movakan, пятый- Lekos, седьмой - Heros, седьмой- Kovkas, восьмой- Egros. И эти семь братьев были титанами.

Но Hайос был самым крупным из них, и не было подобного ему по росту, силе и храбрости ни перед потопом, ни после.

Но земля Арарата и Масиса более не может их всех вместить. Таргамос опделил свою страну между этими восьмью титанами: половину своего народ и лучшую половину своей страны он отдал Hайос, а остальным семи отдал их часть согласно старшинству...

Но հАйос стал наследником своего отца –Таргамос-a, и овладел соседними странами: с севра, как отмечали, с юга- до горы Орет, с востока- море Гургана, с запада- до моря Понтоса. И hАйос управлял этими 7 титанами, и все они были подданными հАйос, и все имели язык единый- армянский: а все 8 были едины в подчинении Небровду- титану, который был главным царем во всем мире.

Несколько лет спустя հАйос обратился к 7 титанам, собрал и сказал. "Всевышный бог дал нам силу и многочисленный народ, сейчас же, при помощи бога всевышнего да не будем более ничьими рабами и да не будем служить никому, кроме бога-создателя." Семь титанов, поверив ему, подтвердили его намерения и отступились от Небровда, не платя ему более дани. С ними согласились и ряд других народов, а остальные метались в сомнениях. И разозлился Небровд, собрал своих титанов и всех преданных полководцев, и вышли они против торгомидов. А hАйос обратился к 7 титанам, и к племени Торгома, и помощь ему оказали также другие западные народы. И когда приблизился Небровд к стране Adrbadagan и остановился там, 60 титанов и с ними- великих полководцев отправил он, чтобы привести Торгамосидов к порядку. Как приблизились полководцы Небровда, 7 титанов hАйоса с большим войском встретили их, а hАйос с сильнейшим войском встал позади- в тылу. Между сторонами вспыхнула сильнейшая борьба, который был похож на сотрясения воздуха, поскольку пыль от их ног была подобна облакам, блеск их щитов- небесной молнии, их крики- были подобны раскатам грома, множество их стрел и метании камней- густому граду, и их кровь, пролитая ими- подобна потоку ливня. Продолжилась борьба между ними, и с обеих сторон были бесчисленные жертвы.

А hАйос стоял за титанами, и подбадривал и утешал их страшным голосом, подобным раскату молнии. И Таргамосиды победили и побили титанов Небровда и их полководцев. А 7 Таргамосовых титанов - Картлос, Бардос, Мовакан, Ерос, Лекос, Кавкас и Егрос остались живы и не были ранены, были стойки духом и восхваляли бога. Как только Небровд услышал это, разозлился и со всеми своими силами двинулся походом против них. А у հАйоса не было такого многочисленного войска: он укрылся в расщелинах Масиса. Небровд приблизился с низины, и весь он был вооружен с ног до головы железом и медью. Он поднялся на одну из гор, дабы поговорить с hАйосом и потребовал от него подчинения, дабы по собственной воле пришел он к нему. А hАйос обратился к титанам: "Укрепите мой тыл, чтобы пошел я против Небровда." И он пошел и встал прямо напротив Небровда, натянул тетиву и выпустил стрелу, которая, пронзив медную броню, пронзила грудь и вышла сзади. После Небровд упал, а его армия обратилась в бегство. И hАйос провозгласил себя царем над своими братьями и другими соседними народами. А семеро братьев удалились каждый в свою страну, и были они подданными hАйосa.

[Самvел]

"А hАйос обратился к титанам: "Укрепите мой тыл, чтобы пошел я против Небровда." И он пошел и встал прямо напротив Небровда, натянул тетиву и выпустил стрелу, которая, пронзив медную броню, пронзила грудь и вышла сзади".

Кстати, в этом месте у Меликсета Бека написано,что стрела "пронзила грудь Бела և դուրս եկավ քամակից".

Քամակ, собственно, есть задница, но может иметь смысл и "сзади, из спины". Было бы любопытно ознакомиться с грузинским оригиналом, поскольку доступный академический русский перевод в этом месте стилистический,а не буквальный. Чисто логический, если подумать, такое вполне возможно, поскольку Айк стрелял с более высокой позиции, соответственно стрела должна была пронзиться под острым углом. Ну и в целом подчеркивание такой детали могло быть направлено на унижение противника. Так что очень даже важно, что не вполне очевидно с первого взгляда, есть ли в оригинале задница или нет))) Средневековые европейские источники, например, в таком духе писали очень часто и безо всяких смущений:rofl:

[ZIDANE]

И эта земля Арарата и Масиса, которая досталась им, более не могла их всех уместить. И границы его(Таргамос) страны таковы: с востока- море Гургана(т.е. Каспий), с запада- море Понтоса, с юга- гора Орети, с севера- гора Ковкаса.

Но из (всех) сыновей Таргамоса (только) восемь стали известны как храбрые и известные титаны, чьи имена следующие: первым был հАйос, второй- K’art’los, третий- Bardos, сетвертый- Movakan, пятый- Lekos, седьмой - Heros, седьмой- Kovkas, восьмой- Egros. И эти семь братьев были титанами.

Но Hайос был самым крупным из них, и не было подобного ему по росту, силе и храбрости ни перед потопом, ни после.

Но земля Арарата и Масиса более не может их всех вместить. Таргамос опделил свою страну между этими восьмью титанами

[ТоварЫщ Тофиг]

"А hАйос обратился к титанам: "Укрепите мой тыл, чтобы пошел я против Небровда." И он пошел и встал прямо напротив Небровда, натянул тетиву и выпустил стрелу, которая, пронзив медную броню, пронзила грудь и вышла сзади".

Кстати, в этом месте у Меликсета Бека написано,что стрела "пронзила грудь Бела և դուրս եկավ քամակից".

Քամակ, собственно, есть задница, но может иметь смысл и "сзади, из спины".

[ТоварЫщ Тофиг]

Сям с 1-й по 4-ю страницу смотри,

[Cepnyc]

Зидане, это грузины лишены культуры?!

Потом обижаемся и разводим руками в недоумении почему нас грузины недолюбливают... Ёклмнэ!

[Самvел]

вот тебе оригинал )

და წარვიდა და მივიდა პირისპირ მახლობელად ნებროთისა,და სტყორცა ისარი და ჰკრა მკერდსა ნებროთისსა,ფიცარსა ზედა რვალისასა,და განავლო ზურგით .

кардж асац из задницы стрела не вылетала )

[Самvел]

Решил набрать две очень ценные статьи Николая Марра от 1898 года из петербургской газеты "Новое обозрение", где он подвергает резкой критике взгляды грузинского писателя Акакия Церетели по истории Армении. Это ценнейшая вещь, которая попутно еще и позволяет ознакомиться с характером и местом армянских источников по истории Грузии и грузинских по истории Армении. Вообще в критике различного рода марахулеподобных существ и их азербайджанских поклонников аргументы из статьи можно растащить на цитаты)))

Первая статья. Под Грузинскими летописями с заглавной буквы надо понимать Картлис цховреба. Я попытался максимально аутентично передать текст, только внес стилистические изменения дореволюционной орфографии, типа- армянския, грузинския, подобныя- армянские, грузинские, подобные, ея- ее, и т.п. . Ну и несколько слов на основе грузинского алфавита переданы только в транскрипции.

Н. Марр Фельетон

Грузинский поэт Акакий об армянах

C’est la profonde ignorance,

qui inspire le ton dogmatique.

La Bruyere, Ls caracteres etc., V.

В январском номере «Сборника Акакия» помещена статья «Историческое исследование названии: Армения, Айастан и Сомхети». Статья, судя по заглавию, долженствующая представить этюд по исторической географии и этнографии в связи с этимологическими разъяснениями, на самом деле есть пестрая коллекция, выражаясь мягче, курьезность. «Сборник Акакия» или, как он звучит на грузинском языке «Акакис кребули», издающийся с осени прошлого года, весьма симпатичное и довольно содержательное издание, но этого еще, не было бы достаточно, конечно, чтобы обратить внимание на легкомысленную статью. Мало ли нелепостей пишется, как в местных, так и в столичных журналах и газетах, иногда и очень серьезных и, во всяком случае влиятельных, о прошлом Закавказья и в частности армян. За последние годы на наших глазах прошла целая серия газетных и журнальных заметок об армянской литературе, истории, языке и народности, поучительных, разве только в том смысле, что отсутствие здравого смысла и элементарных знаний по истории Армении выдавалось за последнее слово науки. У нас не было и нет ни охоты, ни времени перебирать все эти варварские наезды в область арменоведения лиц, совершенно неведомых нашей науке. Если однако мы решились заняться статьею Акакия, так это единственно потому, что мы пытаем особую симпатию к этому даровитому грузинскому писателю, и не только за прелесть его поэзии, необычайную легкость слога, богатство языка и мастерское владение им, - эти качества поэта настоящего вопроса не касаются, - но, особенно, за искренность, прямоту и независимость его литературного направления. В современной грузинской литературе Акакий, несомненно, рыцарь без страха и упрека, и потому именно и жаль, что из его уст нам приходится слышать весьма и весьма несправедливые суждения об армянах. Мы здесь вовсе не собираемся, конечно, защищать армян против выходки Акакия, к которой они отнесутся, по всей вероятности, с полным равнодушием. Не думаем также выступать против культивирования взаимной вражды армян и грузин, на антагонизме которых будто бы и может быть построено благополучие Кавказа. Наше убеждение, что слепая вражда, да и вообще вражда ничего не строит и ни к чему хорошему не приводит, и если кто этого не видит сегодня, увидит завтра. Более того, мы не имели бы ничего, если бы Акакий высказал осуждение армянам, стоящим в пределах его кругозора; быть может, отношения грузин и армян сложились таким образом на Кавказе, особенно в Тифлисе, что грузину не за что ласкать армянина, как и армянину не за что любить грузина. Это вопрос добрососедских отношений, установление которых зависит от понятливости своих соседей и их доброй воли. Но Акакий мотивирует свои суждения данными из армянской истории, армянской литературы и вообще армянской жизни, и вот эти то данные, единственно лежащие в основе мнения Акакия об армянах, не выдерживают никакой критики и должны быть оценены по достоинству; что же касается самого мнения, то мы не имеем никакой претензии убеждать кого-либо в его несостоятельности, так как окружающая жизнь на каждом шагу учит нас, что люди в большинстве случаев дорожат тем или иным мнением не в силу его основательности, а в силу того, что они в виду каких-либо привходящих обстоятельств, во что бы то ни стало, иногда вопреки всякому здравому смыслу, хотят держаться известного мнения.

Акакий опирается отчасти на историческую справку о прошлом армян, принадлежащую перу «молодого грузинского ученого», но мы не думаем, что и сам уважаемый поэт смотрел на эту справку иначе, как на продукт незрелого еще ума, и придавал ей особое значение. Справка компилятивного характера, изобличающая кое-какое знакомство автора с трудами некоторых ориенталистов и совершенную неосведомленность в арменистике, написана не без задора, свойственного «смелым ученым», необремененным знаниями.

Самостоятельно в справке «молодого ученого» разве мнение, что у «нынешних армян не никакого национального названия, у них не было никакой национальной истории до отделения армянской церкви от православной», а сообщения армянских историков о древнейшей эпохе Армении лишь сказки (стр. 49).

Впрочем, и в этом утверждении нет ничего нового: этот, как бы сказать мягче, наивный взгляд в той или иной степени проскальзывает у большинства случайных авторов, бравшихся писать об Армении. Если бы речь шла о том только, что в древнеармянских источниках начальная эпоха истории армян представлена легендарно(а начало каких древних народов, скажите пожалуйста, не окутано легендарными данными?), если бы хотели нам внушить, что данными армянских историков, как и данные всяких историков, нельзя пользоваться без критической проверки, то, конечно, мы не имели бы ничего сказать. Мы разве заметили бы, что «молодой грузинский ученый» и его почтенный единомышленник запоздали. Отрицательная критика армянских источников в общем сделала гигантские шаги, благодаря трудам ученых, частью европейцев(известного историка Gutschmid’a, проф. Baumgartner’a, проф. Carriere’a и др.), значительною же частью самих армян(проф. Патканова, ученого отца Дашяна, историка Карагашяна, ученого монаха о. Галуста, проф. Халатьянца и др.), и это увлечение отрицательным отношением, шедшее crescendo, в настоящее время нуждается скорее в умеряющем духе, чем в поощрении. Однако эти ученые, не говоря о специалистах иного направления, подвергали строгой критике данные армянских источников, не являются отрицателями армянской национальной истории, а, напротив, содействуют ее утверждению на более прочных научных данных. Конечно, жаль, если подобная элементарная истина

еще не усвоена в грузинской интеллигентной среде, но признаемся, что в этом явлении есть элемент забавный, так как отрицание армянской национальной истории, и, следовательно, армянской культуры, является, если не более, так на половину отрицанием грузинской культуры.

В самую древнюю пору и вплоть до 10 века по Р. Х. грузинская литература находилась под значительным влиянием армянской; достаточно сказать, что первые переводы библейских книг на грузинский язык были сделаны с армянского языка, и это доказывается не армянами, а учеными, совершенно равнодушными к армяно-грузинским пререканиям. Грузинское церковное письмо, если и не было дано армянином Месропом(современное арменоведение и не желает на этом настаивать, как думает Акакий, стр. 36), то оно, несомненно, было составлено по образцу армянского алфавита, и по существу сообщение армянских историков нисколько не противоречат действительности. Если такие основные факторы христианской культуры в Грузии, как церковное письмо и св. Писание были получены грузинами от армян, то можно себе представить, каково было влияние армянской образованности на древних грузин и как раз в ту пору, когда армянская церковь жила одною жизнью с вселенской. Не забавно ли после этого, когда грузин с таким самодовольством сообщает, что до отпадения от православия у армян не было национальной культурной жизни? Ведь если не было у армян национальной культуры до указанного момента, то у грузин, перенимавших в эту эпоху образование у армян, подавно совсем ничего не было. Но мы этого, конечно, не думаем.[1] Акакий одно из своих доказательств сознательно питаемой вражды армян к грузинам видит(стр. 38) в «решении Двинского собора 596 года», воспрещающем армянам общаться с грузинами в чем-либо, кроме дел купли и продажи.

Можно указать на случай такой же, а пожалуй еще боле фанатичной нетерпимости грузин к армянам, как иноверцам, и даже кощунственного отношения грузинских иерархов к христианской святыне. Достаточно, думается, напомнить ту отвратительную сцену, которая описывается в Грузинских летописях по поводу спора о том, какая вера лучше- армянская или грузинская. Мы стесняемся здесь передать это сообщение грузинского летописца (см. груз. текст. Изд. Академии Наук, ч. 1, стр. 314-315- франц. Перевод Броссе, !, стр. 452-454). Но нас занимает, как такой ультрасветский писатель, как Акакий, в доказательство того, что будто вражда к грузинам есть священный закон армянской нации, ссылается на церковное запрещение, вызванное разгулом фанатичных страстей духовного сословия, и то его части; к тому же, приведенная Акакием редакция запрещения принадлежит вовсе не Двинскому собору, как думает поэт, а окружному посланию католикоса Авраама(см. Моисей Утийский, Моск. Изд., 1871, стр. 130 и 136)[2].

Никто, конечно, не отрицает, что армянская церковь, веря в непогрешимость своего учения, ревниво оберегала своих сыновей от учений, казавшихся ей заблуждением, и, отстаивая свое автокефальное существование, соборными постановлениями боролась с отрицателями ее авторитета, но это явление- общее во взаимных отношениях церквей даже тогда, когда церквам не угрожает никакая опасность. Едва ли такое нуждается в доказательстве, что пресловутый запрет «Двинского собора» был плодом минутной раздраженности и никогда не получал жизненного значения. Такой правильный взгляд на дело, притом мотивированный, существует в самой грузинской литературе (Ф. Жордания, Хроники и пр.(на груз. яз.), Тифлис 1893, стр. 313). Быть может, Акакий не успел еще прочитать труда г. Жордания, но он, надо полагать, читал брошюру Д.З. Бакрадзе «Профессор Патканов и источники грузинской истории»(на груз. языке), Тифлис, 1884), откуда(стр.6) и взята, по всей видимости, инкриминируемая им статья «Двинского собора», и, следовательно, Акакий знает, что покойный грузинский историк также не придавал этому документу общеармянского характера, ибо против такого его значения восстают неоспоримые факты(ор. с., стр. 6-7).

В дальнейшем мы рассмотрим по пунктам все части разбираемой статьи, вызывающие оговорки с нашей стороны, и в каждом отдельном случае будем приводить предварительные слова Акакия.

1). «Если справиться в истории армян, самобытность грузин ни в какую пору не заслуживает упоминания»(стр. 36).

Тринадцать лет мы читаем по-армянски, вот уже десять лет, как изучаем армянских авторов в качестве специалиста, но ни у одного армянского историка, ни у одного армянского писателя мы не встречали ни одного места, где самобытность грузин подвергалась бы такому крайнему сомнению или осмеянию. Напротив того, не будь армянских авторов, значительная часть грузинского прошлого навеки осталась бы покрытою непроницаемым мраком. О достоинствах грузинских царей, о подвигах грузинских князей говорится не только в армянских источниках, но в записях и приписках армянских рукописей[3]. Это факт, в науке признанный, и если он в современном грузинском обществе не оценен по достоинству, то вина этому не скудость или непригодность армянских материалов для грузинской истории, а незнакомство грузин с древнеармянской литературой и основанное отчасти на этом незнании враждебное настроене ко всему армянскому. Если кое-что и знают об армянских источниках грузинской истории современные грузины, это исключительно два-три специалиста, и те из вторых рук- из работ покойного академика Броссе.

Конечно, в армянских источниках нельзя ожидать грузинской точки зрения, в них не все рассказывается так, как в грузинских летописях, армянские историки с одинаковым беспристрастием повествуют о славных и неславных делах грузин, но в этом именно и есть достоинство армянских источников, а если подчас армянская точка зрения, вполне уместная в памятниках армянской литературы, и сгущает краски кое-где, быть может, даже освещает факты неверно, то для этого и существуют известные филологические дисциплины- историческая критика, критика текстов и т.п., которые дают источникам должную оценку, а армянские литературные памятники критики не боятся, лишь бы она была действительно научная.

2) Если верить армянской истории, «оказывается, и язык он(армяне) даровали нам»(стр. 36). – У армянских историков мы ничего подобного не находим. Быть может, под дарованием армянского языка грузинам надо понимать то, что, по одному «летописному» сообщению, грузины первоначально говорили на армянском языке. Но это сообщение имеется исключительно в Грузинских летописях(груз. текст изд. Акад. Наук, т.1, стр. 25 и 26, = франц. перевод Броссе, т. 1, стр. 31 и 32), и если встречается в армянской литературе подобное сведение, то только в памятнике, переведенном с грузинского(история Грузии (арм. Текст, Венеция, 1884, стр. 17 и 18 = франц. перев. Броссе, Additions et Eclaircissements, 1851, стр. 6).

3) «Не вчера ли это было, -говорит далее Акакий, как их(армян) ученый- Патканов доказывал, что у грузин не было истории, что они ее сочинили лишь в 18 веке, во время Вахтанга, и то на основании армянской сказки»(стр. 36).

Если бы Акакий хотел сказать, что покойный профессор петербургского университета, русский ученый, армянин по происхождению, первый подверг строго научной критике Грузинские летописи, указал в этом памятнике на крупные анахронизмы, выяснил несостоятельность ряда фактов, основанных, частью, несомненно, на эпонимном приеме, известном ему из армянских историков, частью, предположительно, на «грузинизации» подвигов иноземных героев и доказал с очевидностью, что Грузинские летописи в том виде, в каком они были в его время единственно известны в европейской науке, во всяком случае произведение 18 века, и что более древняя редакция, доступная пока исключительно в армянском переводе, едва ли древнее 11 века, если бы, повторюсь, Акакий имел в виду указать на эти заслуги покойного армениста, то, конечно, и говорить бы нам было не о чем. Оговорившись, что мысль о баснословном характере источников начальной эпохи грузинской истории была вскользь высказана еще до Патканова грузином Бакрадзе[4], мы бы добавили только, что как ученик покойного профессора, с гордостью признаем за ним эту заслугу перед лицом науки, и кроме того, лично интересуясь научным грузиноведением[5], мы пытаем к его памяти особую признательность за эту же статью, как оживление мысли, вызванное ею в грузинск. научной литературе, дало толчок серьезной разработке вопроса об источниках грузинской истории и содействовало, между прочим, появлению на свет Божий древнейшей редакции грузинских летописей, которая в существенной части превосходно подтверждает основные мысли К. П. Патканова[6].

Но Акакий своим читателям внушает нечто совершенно иное; по его словам, Патканов, «армянский ученый», как армянин, намеренно отрицал и поносил грузинское прошлое. Однако это не так. Мы будем справедливы и признаем, что этот непозволительный извет на память ученого, пользовавшегося заслуженной известностью, Акакию не принадлежит; он давно циркулирует в части грузинской интеллигентной среды и искусно муссируется в квази-научных трудах некоторых грузин, но мы вправе были ожидать, что даровитый грузинский поэт, с такой настойчивостью и независимостью идущий своей самостоятельной дорогой, погнушается повторить без проверки сплетни; еще менее мы могли ожидать, что такой нелицеприятный пророк своего народа, как Акакий, подобные слухи, порожденные незнанием дела, положит в основание суждения о целой народности, хотя бы и маленькой.

Благотворность научной критики, которой подверг Патканов Грузинские летописи, рано или поздно, будет, конечно, шире сознана и в грузинской среде. Однако могут подумать, что в этой благотворной для грузиноведения научной критике отрицательное отношение Патканова к Грузинским летописям определялось ненавистью его, как армянина, ко всему грузинскому, желание унизить грузин в глазах образованного общества, что тот же Патканов в критике армянских памятников избегал отрицательного отношения. Но в том то и дело, что хотя и армянин, ученый Патканов был одинаково беспощаден в критике исторических памятников, принадлежали ли они грузинам или армянам. Достаточно сказать, что в оценке Хоренского, этой гордости армянской литературы, «армянский ученый» Патканов более неумолим в своих отрицательных выводах, чем в оценке Грузинских летописей.

4) «Разве не по их(армян) напущению высказал публично Грен, что царица Тамара была возведена на престол по интригам армян и осетин, и грузины же в то время, в 12 веке, представляли небольшую, неразумную толпу, лишенную значения?»(стр. 36).

Нам не раз случалось встречать в грузинской литературе сопоставление г. Грена с К. П. Паткановым. О значении Грена в нашей науке мы можем умолчать. В настоящий момент вопрос в том, каким путем дознался Акакий, что, высказывая публично цитированное выше мнение о воцарении Тамары, г.Грень действовал по наущению армян. Что армяне могли находить лестного для себя в том, что их предки при грузинском дворе были интриганами!? Если даже это лестно для кого-либо, то в самом мнении г. Грена все же нет ничего, что указывало бы на исключительную роль армян: судя по словам Акакия, г.Грен воцарение Тамары объяснил интригою армян и осетин, и если на этом основании обвинить армян в наущении, то обвинение это должно коснуться и осетин, и в таком случае г. Грен публично высказал интересующее Акакия мнение по наущению осетин и армян!! Мы не знаем, какие «осетинские внушения» могли тут действовать, но о «наущении армян» по отношению к г. Грену можно говорить лишь при совершенно незнакомстве с армянской литературой, в которой если и встречаемся с каким-либо отзывом о научных работах г. Грена, («Ардзаганкъ» 1893, № 148), то он далеко не свидетельствует о том, чтоб армяне интересовались мнением г. Грена об историческом значении армян, где бы там ни было, хотя бы даже в Грузии.

Да, наконец, неужели не понимает Акакий, что, требуя от каждого исключительно им исповедуемых взглядов на прошлое армян и грозя за всякое иное отношение к делу инсинуациями, он тем самым возбуждает в обществе, и без того мало просвещенном, гонение на свободу мысли.

Или, быть может, Акакий вокруг себя ощущает опасный избыток свободы и взаимной терпимости?

5) «Разве не армянские газеты и журналы доказывают, будто грузинский язык так беден, что нельзя на нем высказывать сложность мыслей и будто даже слов грущины заимствовали из армянского языка, тогда как совершенно иное говорят европейские ученые(?) и в числе них их же (армян) авторитет г. Гатериас, по мнению которого и изучить нельзя армянский язык, если не при посредстве грузинского»(стр. 36).

«Армянские газеты и журналы» сказано, должно быть, для большого эффекта; в армянских газетах и журналах, как в периодической печати всего света, пишутся и дельные статьи, и опрометчивые вещи, причем первые обыкновенно принадлежат серьезным писателям и публицистам, вторые- легкомысленным авторам; но нападки на грузинский язык в той форме, будто на грузинском и выражаться нельзя по человечески, нам никогда не попадались в армянских журналах и газетах; напротив, судя по тому, что нам приходилось читать в армянской литературе касательно грузинского языка и грузин, мы положительно можем утверждать, что ни один серьезный армянский писатель не позволит себе написать о грузинах столько диких вещей, сколько высказано об армянах в статье Акакия, грузинского писателя, бесспорно, первой величины.

Касательно заимствования слов грузинами из армянского языка армянским газетам и журналам нечего было доказывать, так как это факт, честь открытия которого никак нельзя присвоить армянам: существование армянских слов в грузинском языке признано и указано такими грузинами, как писатель 18 века Саба Сулхан Орбелиани и лексикограф 19 века Д. И. Чубинов. Не подлежит сомнению, что влияние армянского языка на грузинский гораздо сильнее, чем это пока выяснено, и грузины должны были быть очень благодарны армянским журналам и газетам, если бы они действительно выяснили указанное явление в более обширных размерах, как внушает Акакий, но этого, к сожалению, не было. Позорного нет ничего в том, что в грузинский язык вошло много иностранных слов, в том числе и армянских. Усвоение чужого и перерабатывание в свое указывает лишь на жизнеспособность языка. Грузинский язык также оказал известное влияние на армянский, и армяне, насколько мы их знаем, будут очень признательны, если какой-либо грузин выяснит размеры этого влияния. Сами армяне нисколько не стараются скрыть этот факт: венецианские мхитаристы охотно отмечают в свое капитальном словаре слова грузинского происхождения, если, конечно, это им известно.

Наконец, никакие европейские ученые, ни даже покойный французский ориенталист Гатериас, произведенный отчего то в статье Акакия в армянского авторитета, не говорили такой отчаянной мысли, что без грузинского будто и изучить нельзя армянский. Большинство арменистов никогда не знало, и в настоящее время не знает грузинского языка. С другой стороны, знание грузинского языка не очень содействовало успехам Гатериаса в армянском, который он знал, судя по его переводам, довольно посредственно. Дело, конечно, не в усвоении армянского языка, а в его лингвистическом изучении, для чего Гатериас и обращал внимание на грузинский язык[7], но какое отношение он усматривал между армянским и грузинским, это тайна, которую он унес с собой в могилу. Спешим прибавить, что мы лично в своих лингвистических работах дошли до той же мысли о первостепенном значении грузинского языка для всестороннего выяснения истории армянского языка. Но это чисто научный вопрос, который армяне выучились уже отличать от вопросов национальных, и для них по существу безразлично, какое решение получит этот вопрос лишь бы оно было согласовано с наукою и истиною.

6) «В доказательство [своих несправедливых притязаний] они (армяне) указывают на грузинские же храмы и монастыри, на которых выскоблили грузинские надписи и вместо «Давидов» и «Багратов» вписали своих «Аршаков» и «Маршаков»»(стр. 37).

Если бы Акакий лишний раз хотел указать на маловероятное сообщение о варварском обращении какого-то армянина с грузинской надписью, прошедшее через многие газеты, то против этого нам нечего было бы возразить. Каждый искренне пожалеет, конечно, что кто-то по невежеству погубил грузинскую надпись, если, повторяем, это не выдумка; а армянам вдвойне будет досадно, если таким негодяем, действительно, оказался их сородич. Однако весь яд цитированных строк в том и состоит, что Акакий обобщает единичный, подлежащий проверке, факт, и всех армян выставляет варварами, сознательно выскабливающими грузинские надписи и чинящими подлог. Но это- сведение, стоящее в явном противоречии с действительностью. Ведь когда обвиняют вообще армян в подобной гнусности, имеют в виду, конечно, не армянское простонародье, которое к тому же было бы в высшей степени несправедливо привлекать к делу: армянское простонародье, раз заметит буквы на камне, относится к ним с благоговением, как к святыне, к какому бы языку они не относились. Мы лично не раз были свидетелями подобного отношения. В армянской же интеллигенции, составляющей соль общества и руководящей им, уважение к древностям, как к чужим, так и своим, составляет одну из симпатичнейших черт ее членов, даже в той либеральной части, которая, ратуя постоянно за разрыв с прошлым, казалось бы менее всего должна была интересоваться археологическими вопросами. Да и как же можно ожидать иного отношения, когда филология уже давно насчитывает в армянском образованном обществе сотни своих представителей, в большинстве усердно прослушавших, как русских, так и особенно немецких историков, археологов, этнографов, лингвистов и т.п. Но независимо от немецкой филологической науки, армяне давно проявили уважение к надписям, и не только своим .но и чужим. Грузинские надписи армянскими учеными монахами заботливо собирались и даже печатались, и при том раньше, чем самими грузинами было обращено серьезное внимание на грузинские надписи. Об этом любовном отношении армян к грузинским надписям грузины могли бы знать хотя бы по изданиям Имп. Академии Наук, напр. «Inscription georgiens etc. recueillies par le Pere Nerses Sargisian et expliquees par M. Brosset, St. Petersbourg, 1864. Такое же отношение приходилось наблюдать нам лично. Во время наших археологических поездок в Русскую Армению, мы видели грузинские надписи в местностях, населенных исключительно армянами, одну, между прочим в селении Кош, т.е. почти под боком Эчмиадзина, и если замечалось что-либо в армянах местных и сопровождавших нас, так это было не озлобление против следов временного грузинского господства в Армении, а вполне разумное любопытство. В Александропольском уезде в открытом поле был найден кусок каменного креста с любопытною грузинскою надписью, любопытною по самому своему местонахождению, а этот камень с грузинской надписью был подобран и заботливо спасен для науки армянином. Мы это видели своими глазами. Но довольно! Здесь ведь не пишется история заслуг армян перед грузинской эпиграфикой. Укажем еще разве на то, что и в ученой армянской среде, лучшей показательнице степени развития национального самосознания, как и в армянской интеллигенции, господствует не только терпимость, но и охотное внимание к грузинскому влиянию в древнеармянской жизни. Между прочим, не грузин, а армянский ученый о. И. Дашян выяснил посильно, какую важную роль сыграл в армянской литературе грузинский текст одного философского трактата греческого писателя Прокла, имевшего в средние века огромное значение.

Сказанного достаточно.

«НОВОЕ ОБОЗРЕНИЕ» 1898 г., № 1842 <br style="mso-special-character:line-break"> <br style="mso-special-character:line-break"> <br clear="all"> [1] Говоря об армянской и грузинской культурах, само собой понятно, мы не говорим еще ничего об их абсолютном значении. Для науки цена культурных явлении не в весе и размерах их, а в интересе, сопряженном с выявлением их жизненного процесса. <br style="mso-special-character:line-break"> <br style="mso-special-character:line-break">

[2] Акакий особое внимание обращает на то, что, при запрещении армянам общаться в чем бы то ни было с грузинами, разрешалось вести с ними, как с евреями, дела купли и продажи; но если этот пункт особенно возмущает Акакия, то не мешает ему знать, что судя по сообщению кат Иоанн(Моск. Изд. 1853, стр. 42), отцы армянской церкви на Двинском соборе и запретили армянам входить с грузинами в торговые сделки, но о чем это свидетельствует кроме крайнего обострения отношений между распавшимися на два лагеря духовными вождями до тех пор единой армянско-грузинской церкви, каковому обострению обе стороны одинаково содействовали, ревнуя о чистой вере? Ровно ни о чем! Жизнь в то время в Армении вовсе не была так односторонне церковная, чтобы ее отношения к соседям определялись такими исключительными статьями церковного значения. Впоследствии же эти статьи забывались так основательно, что их приходилось откапывать в летописях, как археологическую древность.

[3] Читателям, быть может, неизвестно, что возникновением в Европе чисто научного интереса к грузинским историческим памятникам и проявлением непревзойденного до сих пор труженика Броссе грузины отчасти обязаны сведениям армянских источников по грузинской истории. Мы приведем по этому вопросу одно место из цитированной уже нами брошюры на грузинском языке грузин Д. З. Бакрадзе(стр. 1-2), мнение которого в данном вопросе особенно будет назидательно грузинам: «»Когда в 1822 году в Париже было основано Азиатское общество один из его членов, прославленный С. –Мартен, убедил названное общество , что Грузия не так бедна историческими памятниками, как это думают, и что обнародование их прольет свет на минувшую жизнь Востока. Эту мысль С.- Мартен основывал на обрывочных данных европейской науки и особенно на сведениях армянских памятников, которые им в совершенстве были изучены. По предложению С.-Мартена, человек пять, членов Азиатского Общества, горячо принялись за исследование истории Грузии, но, к несчастью, большинство из них вскоре скончались; остался в живых лишь Мари Броссе, который свою деятельность на поприще нашей (грузинской) историографии в 1837 г. из Парижа перенес в Петербург.

[4] Вот подлинные слова покойного грузинского историка: «источники о первых ее (Грузии) временах очень скудны, да и те носят характер баснословный»(Бакрадзе Об источниках Грузинской истории, Кавказский календарь на 1858 год, Тифлис, стр. 405). И в позднейших работах Бакрадзе вовсе не отрицал этого факта, а оправдывает его неблагоприятными обстоятельствами. Кстати, можно заметить, что в сових научных трудах этот ученый, по признанию, держался замечательно корректного тона по отношению к армянскому влиянию на грузин; даже в его интересных многими указаниями возражениях на статью К. П. Патканова, по существу, однако, не представляющих ответа на его ценные части, доминирует деловое отношение к вопросу, хотя в этих возражениях апологетического характера в спокойном тоне ученого местами прорывается нотка взволнованного национально-патриотического чувства.

[5] Существует еще национально-патриотическое грузиноведение с особыми «научными» приемами.

[6] Из сказанного о значении работы К. П. Патканова вовсе нет надобности заключать, что они безукоризненна до мелочей: не будучи специалистом по грузиноведению, Патканов естественно не мог избежать некоторых промахов в подробностях. В настоящее время, кроме того, некоторые его приемы показались бы устаревшими, но это уже не имеет никакого отношения к навязываемому ему грузинофобству.

[7] L’Armenie et les Armeniens par., I . A. Gatteyrias, Paris 1883, стр. 141. Кстати, этот труд Гатериаса по существу ничего нового не представлял и в свое время; но кто совершенно никакого понятия не имеет о прошлом Армении, тому можно, пожалуй, рекомендовать его и в настоящее время, предупредив, что автор- лишь усердный ученик армениста Дюлорье и на 109 страницах малого 8⁰ знакомит с шаблонно-традиционной историей армян ab ovo до падения армянского царства Киликии.

[Самvел]

Вторая статья уже более полемическая и содержательная, поскольку Марр после первой подвергся агрессивным нападкам Церетли и сам уже изменил тон. В первой статье он не скрывает своей симпатии к поэтическому дару Церетели и рассматривал его взгляды как заблуждение.

14-го янв. 98 г. С. П.-бург

Н. Марр

Вместо ответа- публицисту- поэту

Мне тяжело читать кровавые страницы,

Что нам о племенных раздорах говорят,

Как тяжело смотреть на сумрачные лица

семьи, где издавна господствует разлад.

(А. Плещеев, «После чтения газет»).

Мы приносим извинения у читателей за вторичное возбуждение вопроса, казалось бы, исчерпанного в предыдущей статье. («Нов Обозр.», №№4841-4842), и на этот раз по случаю новых ошибочных утверждений Акакия в журнале «Акакис Кребули», 1898, (7, стр. 55-69), частью невольных, но частью, несомненно, сознательных. Говорить мы будем, как и в прошлый раз, по существу, не касаясь вовсе ни современных армяно-грузинских отношений, ни непривычного нашему слуху тона, допущенного князем в изложении возражений.

Мы вполне понимаем, что людям, стоящим вне научных интересов, трудно удержаться в пределах дозволенного научной деловитостью и не забыться. Забывчивость эта особенно естественна в такой среде, где лучшие люди многотрудное искание научной правды о прошлом, сопряженное со всякого рода лишениями, объясняют эгоистическими побуждениями тружеников.

Не признавая ни ученой заботы, ни научного труда, певец Колхиды сам не отказывается от обсуждения вопросов, требующих, каждый в отдельности, многолетней подготовительной работы и целого арсенала разнообразных сведений и знаний для своего решения. Мы, конечно, не имеем намерения решать на страницах газеты хоть один из многочисленных затрагиваемых Акакием специальных историко-литературных вопросов. Во-первых, мы себя не считаем во всех вопросах достаточно осведомленными, а, во-вторых, для специальных заметок нужна читающая публика со специальной подготовкой. Акакий упрекает нас в том, что мы не обратили внимания на его мнение о Давиде Куропалате(стр. 56), как будто недостаточно того, что вообще-то мы пожелали обратить внимание на его статью и как будто мы обязаны давать догматически определенное мнение по каждому историческому и литературному вопросу, даже такому, который не подвергался всестороннему научному обследованию вполне компетентного лица. Если бы все было так просто и ясно в прошлом Армении и Грузии, как представляет себе князь, если бы не только сложный вопрос о значении такого, сравнительно крупного, исторического лица, как Давид Куропалат, но и совершенно простой вопрос о переводе с армянского на грузинский, напр. , «Жития Григория Зоравара»[ii], можно бы было научно решать без широкого ориенталистического образования, без разносторонней осведомленности в иноязычных первоисточниках и без предварительной черной работы, - то нужно ли говорить, что грузинские национал-патриотетвующие ученые давно были бы признаны двигателями науки в нашей области, и во главе их с честью мог бы стать Акакий!

А пока что, охотно жертвуем несколькими часами, чтобы вторично воочию показать, что Акакий взялся судить о таком деле, о каком он не имеет ровно никакого понятия. Если бы Акакий на самом деле обсуждал вопросы «сегодняшнего дня, а не минувших веков», как утверждает он в одном месте своей статьи(стр. 60), то еще раз повторяем, нас и не было бы слышно.[iii] Но он вторгается в нашу научную область, желая свои современные, национально-патриотические и житейские взгляды, быть может, и нелишние правдивости- это стоит вне наших научных интересов- положить в основу при решении вопросов о прошлом, и этого прием никак нельзя оправдать.

Акакий, например, уверяет, что в прошлом грузины ничего дурного не делали армянам(стр. 61). Что грузины в прошлом очень часто находились в хороших отношениях с армянами, это не только не ново, но и доказывается, прежде всего тем культурным общением, на котором мы настаивали и которое с такой фанатичностью отрицает Акакий. Что же касается до догматически высказываемой мысли, будто грузины таки-таки ничего дурного не делали армянам, то по этому вопросу Акакий совершенно не годится в судьи, так как, во-первых, что для нас особенно важно, у князя нет для этого надлежащей научной подготовки. Еще более односторонен Акакий, когда далее он утверждает, что в прошлом грузины неоднократно воевали в защиту армянской веры и национальности, а свои храмы и святыни уступали армянам(стр. 61-62). Если Акакий этим хочет сказать, что армяне в древности не проливали крови за грузин и не уступали им храмов, то он глубоко ошибается. Мы знаем храмы, так напр., изящную церковь св. Григория в Ани, которая выстроена была армянином, как свидетельствует древняя, современная построению, армянская надпись, высеченная на каменной стене, и затем уступлена грузинам, снабдившим грузинскими надписями поверхность ее штукатурки. Нужно ли также доказывать, что если грузинское царство так или иначе продержалось до начала истекающего столетия, то грузины этим обязаны в значительной степени армянам, которые переносили первые наиболее тяжкие удары всех многократных опустошительных вторжений общих врагов христианства, служа таким путем Грузии бруствером с открытой и опасной для нее стороны. Когда армяне окончательно пали и были совершенно порабощены персами и турками, то пробил роковой час и для соседнего края: грузинские племена один за другим стали переходить в магометанство и отуречиваться, и началась долгая агония Грузинского царства, благополучно завершившаяся присоединением Грузии к России.

Но к чему говорить обо всем этом людям, ослепление которых доходит до того, что наше искреннее желание рассеять туман, наводимый невежеством на прошлое Грузии, спешат истолковать побуждениями, по меньшей мере, непонятными нам, и в частности нашим недоброжелательством к грузинам!

Грузинский поэт, очевидно, не понимает, что ученый перестал бы быть ученым с момента, когда он решил бы скрыть научную правду потому, что она, положим, оказалась бы вредною его сородичам, не говоря уже о том, что если и может произойти вред, то не от правды, а от игнорирования ее. Да и где же, наконец, у нас вредные положения, которые бы свидетельствовали о нашем недоброжелательстве по отношению к грузинам?! Неужели только в том случае были бы мы причислены к доброжелателям грузин, если бы мы скрыли ту горькую истину, что грузины не знают своего прошлого или, что еще хуже, они знают его в одностороннем ложно-патриотическом освещении, и что им надо, обратить на это серьезное внимание, приобщиться к научному движению в ориенталистике?

Что дурного в том, что, как мы доказывали и доказываем, грузины в древности подверглись влиянию культурных соседей, не только греков, но и армян, сирийцев, арабов и персов, посильно старались заимствовать у них хорошие, светлые, облагораживающие элементы? Неужели было бы лучше, если бы выяснилось, что в прошлом грузины доказали свою невосприимчивость к разнообразным окружающим их культурам, и что если и перенимали что-либо от своих соседей, так, судя по Акакию(стр. 66-67), только отрицательные черты[iv], надо полагать, как более им сродные? Или, быть может, мы не должны были доказывать, что лучшие памятники древнегрузинской светской литературы переведены с персидского? Мы, значит, должны были уверять, что роман о Висе и Рамине не есть перевод с персидского, хотя сличение с персидским оригиналом нас убедило в обратном[v]! Мы, значит, должны были доказывать, что грузинский роман Амирандареджаниани не есть перевод с персидского, хотя в основе его лежит персидская национальная тенденция(см .Н. Марр Персидская национальная тенденция в грузинском романе «Амирандареджаниани»,, Жур. Мин. Нар. Просвещения, 1895, июнь, ср. также другую нашу критическую заметку к «Жур. Мин. Нар. Просвещ.», того же года), и т.д. Да и в будущем, надо полагать, мы не должны обстоятельно выяснить, (если кто нас не предупредит, что, думаем, также возможно), что известная поэма Барсова кожа восходит к персидскому оригиналу, что поэт Шота создал ее из прозаического грузинского перевода персидского романа, - не должны мы этого раскрывать, хотя изучение самого памятника внедряет в нас научное убеждение в очевидности этого перевода[vi]. Мы не должны были доказывать, что житие Петра Ивера, грузинского царевича, известного Палестинского деятеля 5-го века, на грузинский язык переведено с сирийского, хотя и внешние и внутренние признаки говорят в пользу этого факта( см.Н. Марр Житие Петра Ивера, изд. Имп. Правосл. Палест. Общества, С.-П. 1896, т.16, выпуск второй, стр. 21 и сл.). Потому же не должны были мы выяснить по возможности сирийское происхождение грузинской душеполезной повести о Варлааме и Иосифе ( Н. Марр «Армянско-грузинские материалы для истории душеполезной вопести о Варлааме и Иосифе» в Зап. Вост отд. Имп. Рус. Арх. Общ. С.-П., т. 11, стр. 56 и сл.).

Мало того, мы, оказывается, должны уверять других в том, что грузинская литература влияла на армянскую, а не армянская на грузинскую, хотя в истории армяно-грузинских литературных общений влияние армян было, судя по выясненным лично нами данными, и более плодотворно! Вед вопрос о влиянии армян на грузин есть лишь одна, хоть и существенная, доля того целого научного синтеза, до которого мы дошли или доходим путем кропотливых изысканий; и вдруг, оказывается, мы должны отказаться от плодов своих работ! Но, интересно, во имя каких идеалов предлагают нам отречься от нашего кровного научного убеждения и провозгласить то, в несостоятельности чего нас убедили факты! Мы приглашаем Акакия и руководимых им читателей к свету, и очень жаль, кто этого света боится; но пусть, по крайней мере, не стараются напрасно тащить нас в мрак. ..средневековых научных приемов. Пусть не пытаются тщетно сдвинуть нас с занятой нами научной позиции, выставляя нас защитниками каких-то армянских интересов. Если наш посильный протест против покушения на научную правду оказался в интересах одних армян, то не наша это вина. Нам остается одно- сожалеть о тех, чьи интересы оказались в разрезе с научными.

Обратимся теперь к оценке Акакия.

Акакий не дал ни одного существенного возражения на пункты нашей статьи как относительно фиктивности общеармянского «священного закона», будто бы предписывающего армянам вражду с грузинами и относительно недостаточно еще оцененного значения армянских источников для истории Грузии, так и относительно г. г. Грена, будто судившего о царице Тамаре по наущению армян и подложных надписей, будто бы иссекаемых армянами на грузинских храмах, а равно касательно значения покойного проф. Патканова в деле критики Грузинских летописей.

Акакий не привел в возражениях на эти пункты ни одного нового факта, который имел бы значение и не был бы использован с подобающим вниманием в аргументациях нашей прошлой статьи, ни одного нового источника[vii].

Акакий не дал себе труда прочитать разбор Грузинских летописей, принадлежащий перу покойного проф. Патканова, или, если да, то оказался неподготовленным, чтобы оценить его, что также возможно, судя по обстоятельствам, изложенным ниже. Что Акакий дал нового в возражениях на упомянутые пять пунктов, так это деликатные передержки наших мыслей и для непосвященного в дело трудно уловимые извращения наших доводов. При некотором игривом настроении автора мы склонны объяснить это шуткою, как «шуткою» объясняет сам он пространное сказание грузинского летописца об испытании грузинской и армянской веры посредством собак. Надо знать, что это не какое-либо беглое замечание, как внушает Акакий, а целая драма, с любовью рассказанная летописцем в повествовательной форме, местами в диалогах (Грузинские летописи, изд. Акад. Наук., т. 1, стр. 312-317= франц. Пер. стр. 450-455). Определение лучшего вероисповедания при помощи собак есть лишь один кульминационный момент драмы, затеянной грузинским католикосом Иоанном. Драма разыгрывается в торжественном собрании в присутствии могущественной царицы Тамары, бессильной бороться с фанатизмом грузинского католикоса. [viii] Собакам решают бросить не простую просфору, а Агнца, пресуществленного в плоть Спасителя. () Груз. Летоп., стр. 315 и 316= франц. Пер. стр. 453 и 454: чей Агнец будет съеден собакой, та сторона должна признать себя побежденной. Армяне просят оставить их в покое, но неумолимый католикос настоял на своем. В конце концов, испытание совершается, конечно, в пользу грузин, и «уличенные в неправоте» армяне, многие армяне, принуждены отречься от своей веры.

Все это «нисколько не отвратительно», на взгляд Акакия, зрелище есть, по мнению игривого поэта, легенда, в шутку внесенная в Грузинские летописи.

Когда мнимый акт Двинского собора- мнимость Акакий должен был признать- оказывается посланием армянского католикоса 6-го века, сообщаемым историком 10 века, из такого «факта» Акакий созидает «общеармянский священный закон» о ненависти армян к грузинам; когда же грузинский католикос 12 века возмутительно надругается над религиозными чувствами армян, и об этом дают повествование, полное драматизма, «современные» Грузинские летописи, то это шутка, легенда! Когда русский ученый Патканов[ix] критически подверг сомнению легендарные данные Грузинских летописей о начальной истории, то это было, по мнению Акакия, преступление, учиненное армянином вследствие армянского грузинофобства, а когда грузин Акакий обширное сообщение тех же «непогрешимых» Грузинских летописей о событиях современных признает шуткой и легендой, то это, надо полагать, высокий подвиг в защиту правды! Акакий, однако, забывает, что и, будучи легендою, приведенное летописное сообщение не перестает быть грузинской легендой, а в качестве таковой оно свидетельствует о факте фанатического настроения в грузинской среде, где возникла подобная легенда, возможность которого Акакий старается отрицать далее. Акакий, очевидно, не знает, или показывает вид, что не знает, что грузины, как православный народ, в своих отношениях с армянами руководствовались постановлениями вселенских соборов, и им нечего было, конечно, соброне утверждать новые каноны против еретиков, каковыми у грузин признавались армяне.

С армянами, как с еретиками, грузины в силу многих статей различных вселенских соборов, хотя бы,напр., в силу 58-й статьи Соборных постановлений, по грузинскому периоду Ефимия Афонского, не могли в брачные союзы и т.п. У нас нет желания обсуждать в данный момент более детально во многих отношениях щекотливый вопрос о нетерпимости в древности грузинского духовенства к армянам, к этим «семижды проклятым армянам», как выражается авторитетно грузинский католикос в высокодостоверных Грузинских летописях (ч. 1, изд Акад. Наук, груз. текст. Стр. 312 = франц. Пер. стр. 450). Но разве можно отсюда выводить общегрузинский «священный закон» о национальной ненависти грузин к армянам? Мы не думаем этого, несмотря на случаи такого явно фанатичного отношения отдельных грузин ко всему армянскому, какое наблюдается, например, в последних статьях Акакия. Но мы минуем эти и подобные возражения, на те же пункты мало сказать, что несостоятельны. Впрочем, мы предпочитаем выяснить документально характер аргументации Акакия, предоставляя другим ее дальнейшую оценку.

Акакий незнаком с самим словарем Сулхана Орбелиани, или странно ошибается, когда утверждает ( стр. 66), будто Орбелиани не признавал факта заимствования армянских слов грузинским яз. Чтобы утвердиться в истинности нашего положения, достаточно отыскать в цитированном словаре араки, арджапси- купорос, асарэзи- ристалище, багини, банджары- трава, пари- танец и десятки других, которые грузинский лексикограф совершенно правильно признает армянскими в таких выражениях: сомхуриа- т.е. это армянское слово, или так называется на армянском языке.

Акакий или не читал Грузинских летописей или странно ошибается, когда утверждает (стр. 62-63), что будто в грузинском тексте стоит фраза: «грузины говорили всегда по –грузински», и будто замена грузинского на армянский принадлежит армянскому переводчику. Вот подлинный грузинский текст с нашим русским переводом:

идет грузинский текст…

«До сего времени язык картлосидов(т.е. грузин был армянский, на каком и беседовали; когда же перечисленные выше отметные, чуждые племена собрались в Грузии, тогда грузины оставили армянский язык, и от (смешения языков) всех этих племен образовался грузинский язык».

Так напечатано и понято это место покойным академиком Броссе (His. De la Georgie, I, груз. текст, стр. 25, = франц. Перев. Стр. 31). Для обстоятельности прибавим, что в первый раз в некоторых грузинских рукописях слово «армянский» заменено на «грузинский», но неуместность этого «исправления» очевидна, так как при таком чтении мы получаем фразу: «до сих пор язык картлосидов (т.е. грузин) был грузинский», и тогда не имеет смысла говорить в конце сообщения об образовании впервые грузинского языка впоследствии. Независимо от этого, об армянском языке говорится ведь еще раз: «грузины оставили армянский язык», на котором, значит, говорили они раньше, и на этот раз во всех рукописях речь об оставлении грузинами именно армянского языка. Наконец, так понимает это место и царевич Вахушт, грузинский царевич (История Грузии, Тиф. 1885, стр. 35), говоря:

«amad dromde iyo ena somxuri saqartvelosa sina da esodenta natesav tagan iwyes enisa qartulisa tqmad»

До сих пор в Грузии был (в употреблении) армянский, но от (смешения) стольких племен стали говорить по-грузинский.

Как видит читатель, Грузинские летописи два раза удостоверяют то, что так непринужденно отрицает Акакий. Трудно себе представить что- либо более прискорбное.

Акакий обнаруживает неосведомленность в приемах филологической работы, когда предлагает (стр. 66) нам взять в руки «лексикон Ивана Чирчимели, грузинского писателя 10 века», чтобы убедиться в том, что не армянский – де язык в древности влиял на грузинский, а, наоборот, грузинский на армянский. Очевидно, Акакию неизвестно, что решение таких вопросов не вычитывается из словарей, что подобные филологические вопросы разрабатываются не по словарям, а на основании непосредственного изучения самих памятников письменности или живых говоров. Кстати, действительно влияние грузин на армян, о котором вскользь упоминали мы еще в прошлой статье, относится как раз ко времени после 10 века, именно к 12-13 векам.

Акакий, по-видимому, не понимает нас, раз он старается, (стр. 66) ослабить- и , добавим кстати, неудачно- авторитет лексикографа Д. Чубинова в вопросе о заимствованиях в грузинском языке из армянского; на Чубинова и Сулхана Орбелиани мы ссылались исключительно для того, чтобы показать, что было время, когда образованные грузины не боялись признать влияния армянского языка на грузинский. Что же касается самого факта этого бесспорного влияния, то нужные для решения вопроса материалы доступны нам лично, чтобы не прибегать к чужим авторитетам.

Равным образом не понимает Акакий (стр. 59-60), или делает вид, что не понимает, значения нашей ссылки на г. Жордания. Мы ссылались на г.г. Жордания и Бакрадзе (историка Бакрадзе Акакий замлочал) не для того, чтобы доказать и без того очевидную правдивость высказанного нами мнения о послании католикоса Авраама или мнимой статьи Двинского собора, а чтобы показать Акакию, что и среди грузин есть люди, притом, в данном вопросе бесспорно более компетентные, чем он, которые инкриминируемое послание армянского католикоса считают с давних пор лишенным практического значения.

Выходка Акакия по этому поводу против г. Жордания хотя и не касается нашей постановки вопроса, но все же должна быть оценена, так как она характеризует приемы Акакияи достоинство его острот. Акакий одним взмахом пера провозглашает неосновательным мнение г. Жордания, предполагающего, что мнимая статья Двинского собора о прекращении всякого общения армян с грузинами не получала жизненного значения: г. Жордания в подтверждение своего мнения ссылается на молчание грузина Арсения касательно этой статьи, и это приводит Акакия в веселое настроение. Он сравнивает г. Жордания с тем «странным ученым» будущих веков, который, ссылаясь на отсутствие астрономических наблюдений в трудах г. Жордания и Марра, вздумал бы доказывать, что в конце 19 века не существовало небесных светил. Отсюда ясно, что Акакий и Арсений, на которого опирается г. Жордания в мнении о мнимой статье Двинского собора, высматривает такое же касательно к спорному вопросу, какое у .г Жорданиа и Марра к астрономии, и тут-то острота Акакия является деланною, так как Арсений, грузинский католикос, духовный писатель 10 века, есть лицо бесспорно сведущее, и он составил историю армяно-грузинских церковных раздоров. (Ф. Жордания Материалы и пр. 1893, 1, стр. 313 и сл.), и вот, когда этот-то Арсений умалчивает о мнимой статье Двинского собора, то статья, по всей вероятности, действительно не была известна ему, и следовательно, в его уже время она не имела жизненного значения.

Акакий, не понимая различия между чисто лингвистическим интересом сравнительного изучения двух языков и между задачами культурно-исторического исследования, естественно находит противоречие(стр. 67-68) в наших суждениях о французском ориенталисте Гатериасе. Прежде всего Акакий излагает дело так, как будто не мы цитировали то самое место, которое он мнит обратить в орудие против нас. Это к характеристике приемов поэта. Затем Акакий удивляется, каким это образом мы высмеиваем его ссылку на Гатериаса, которую он, в противовес несомненному культурному влиянию.

Акакий, очевидно, малосведущ в истории родного языка, когда решается утверждать (стр. 66), что в 10 веке грузинский язык еще был чист от армянского влияния. К этой поре, действительно, как мы уже указывали в прошлой статье, влияние армянского языка ослабевает, благодаря трудам афонской школы, и в образованном грузинском обществе возникает реакция против всего армянского, но отрицаемое голословно Акакием влияние армян на грузин не только остается в виде богатого пережитка из прошлой эпохи, но продолжает еще расти. В подтверждение последней мысли достаточно указать на то, что грузинский писатель 10 века Дачи в письме к епископу Антонию, состоящем из 11 строк(Такайшвили, Три исторические хроники, Тифлис, 1893 год, 1, стр. 101, последнее издание с лучшими чтениями, употребляет семь таких редких в грузинских памятниках армянских слов как 1. Նժդեհ 2. Եպերանք 3. Արփի 4. Պիտակ 5. Վեհ 6. Վակաս 7. Դրովատ:

Акакий, будучи, конечно, еще менее компетентным в истории переводов библейских книг, берется нас поучать, между прочим, по вопросу о том, с каких языков переводили грузины св. Писание на грузинский язык. (стр. 57-58). Нам, которые уже со студенческой скамьи выясняем постепенно этот сложный вопрос путем сравнительного изучения подлинников, греческого ,еврейского, сирийского, армянского и грузинского, которые сличением армянских переводов с сирийскими оригиналами и выслеживанием сирийского влияния в исправленных армянских текстах св. Писания собираем материал для характеризования целой подражательной эпохи в истории армянской литературы, - так нам Акакий бросает в лицо упрек в том, будто мы хотим замолчать значение сирийской культуры и готовы выдать самих сирийцев за армян! Вот до чего может довести человека уверенность, что можно судить обо всем, не справившись ни о чем!

Мы, конечно, не будем здесь дебатировать малоразработанный вопрос о древнем переводе армянской Библии с сирийского, сохранившемся лишь в исправленном виде[x] и о древне- грузинском переводе с армянского, также подвергшемуся неоднократному исправлению. Будет вполне достаточно, если скажем, что не только отрицание факта перевода св. Писания впервые с армянского на грузинский, но и старание некоторых затемнить фантастическими «гипотезами» очевидное влияние армянской Библии на грузинскую основано исключительно на неосведомленности тех, которые высказывали подобные, как убеждают нас факты, голословные мнения.[xi] Однако не только в недоступной поэту области, где еще можно найти для него оправдание в недостатке знания, но и там, где дело совершенно ясно и не подлежит ничьему сомнению, Акакий, славный певец идеальной древнегрузинской жизни, обнаруживает поразительно незнакомство с действительной древнегрузинской литературой. Акакий самым невозмутимым видом делает нам вызов(стр. 58), чтобы мы указали что либо из грузинских переводов с армянского, кроме одной, единой книги «Риторики Мхитара»! Мы можем назвать десятки переводов с армянского на грузинский, но удовольствуемся несколькими. Во главе назовем перевод Толкования Псалмов Епифания Кипрского с любопытным письмом от переводчика 10 века. Письмо (Жордания, Хрон и пр., 1893, стр. 99-101) любопытно в том отношении, что оно свидетельствует о противоармянском настроении , начинавшем утверждаться в грузинском духовенстве, что автору, однако, не помешало перевести интересовавший памятник с армянского . Перевод этот пергаментной рукописи 10-го века, хранится в тифлисе, в библ. Общ. Распр. Грамотности среди грузин. Дадим далее простой, повторяем, далеко не полный перечень переводов с армянского на грузинский язык 2) Проповеди Григория Татевского, 3) Категория Аристотеля, перевод с армянского на груз. католикоса Антония, 4) Категория с толкованием Давида Непобедимого, перевод Досифея 5) История Армении 6) Детство Христа 7) Судебник Мхитара Гоша 8 ) Лечебники и т.п. В заключение укажем на то, что лексикографом Сулханом Орбелиани составлен Краткий конкорданс к Библии, отчасти по армянскому источнику, судя по следующей записи цековным письмом в самой рукописи, в настоящее время имеющейся в наших руках : «Конкорданс к ветхому и новому завету, переведенный с сокращением с армянского и латинского Саввою Орбелиани» и т.д.

Наконец Акакий, с целью поколебать наши лингвистические положения, выкладывает перлы незнания, один блестящее другого. Так, напр., армянское «мангал» и грузинское «мангали» - серп, слова одинаково общесемитического происхождения (евр. «маггал», сир. «магла», араб. «минджал») Акакий производит(стр. 66) от грузинского «мка»- жать. Или ,напр., грузинское слово «банаки»- лагерь, Акакий считает (стр. 66) уменьшительной формой грузинского «бина»- обиталище, не разумея, что «банаки»- заимствованное из армянского арийское слово, а «бина»- это арабское слово «бина», употребляющееся и в турецком и означающее здание, отсюда в вульгарном армянском , а также в грузинском- кров, дом ,квартира.

или, напр., Акакий внушает (стр. 67), что слова заимствуются из языка в язык будто исключительно такие, каких нет в языке заимствующего, между тем как интенсивность культурного воздействия одного народа на другой в том и проявляется, что подпавшая влиянию народность заимствует даже такие слова, без которых она легко могла бы обойтись при независимости своего умственного развития; но плененному чужим литературным или иным влиянием уму родные слова кажутся не вполне выразительными и игнорируются, а с течением времени и забываются вовсе. Акакий высказывает мысль (стр. 67), что грузины заимствовали из армянского такие - fi donc! слова, как скупой- мунци, мачанкали- сводник, авазаки- разбойник, састики- лютый, для каковых будто бы не было в грузинском лексиконе собственных слов. Не будем настаивать на том, что Акакий, не зная армянского языка, скупой и сводник, рекомендует армянскими, хотя первое слово не имеет никакого соответствия в армянском, а второе, князь, по видимому, со слов Чубинова как раз в этом случае ошибающегося, отождествляет с мачакал, означающем на армянском пахаря и не стоящем ни в какой связи с грузинским мачанкали- сводник.

Кроме того, отвернемся на минуту от действительности и согласимся с романтическими взглядами Акакия, на грузин, как идиллическую народность, девственная кротость которой не только не производила на свет.

<br clear="all"> Напечатанная Акакием в газете «Кавказ» (№№ 60 и 61) переделка грузинской статьи отличается усилением этого тона, переходящем всякие границы. Мы были бы в праве ожидать, если не вполне корректного, то по крайней мере, приличного тона в суждениях как о самом деле, так и о лицах. В наших ссылках мы имеем в виду грузинский оригинал статьи князья А. Церетели.

[ii] «Зоравар» по-армянски значит «воевода», как титулируется в армянских святцах Георгий Победоносец: это армянское слово взято грузинским переводчиком, конечно из армянского оригинала.

[iii] В русской переделке своего ответа Акакий вводит русских читателей в заблуждение, когда он пишет («Кавказ», №60), что будто мы «выступили против него, Акакия, за его статью «О современных отношениях армян и грузин», помещенную в январской книжке «Кребули». Подобной статьи Акакия мы не знаем. Статья Акакия, помещенная в январской книжке «Кребули», и разобранная нами, озаглавлена на грузинском языке (стр. 32), так «Istoriuli ganxilva saxelwodebis: armenis, haiastanis da somxetis, т.е. Историческое исследование названий: Армения, Айастан и Сомхети.

[iv] По этому поводу см. ниже, где речь о заимствованиях из армянского языка.

[v] Кстати, Акакий старается ослабить силу нашего указания на строго научное отношение проф. Патканова, не менее чем к грузинским, и к подобным армянским памятникам тем замечанием, что за отрицательную критику Хоренского Патканов взялся, мол, побужденный мнениями европейских ученых. Положим, что это так, - изменяет ли это сколько-нибудь наше положение о том, что армяне доразивлись вполне уже до того, чтобы только хладнокровно слушать мнения ученых, разрушающих традиционные взгляды на лучшие памятники древнеармянской литературы, но и работать самим в интересах науки в том же противотрадиционном направлении, между тем как грузины, даже, казалось бы, ученые грузины, не только не хотят слышать научно-мотивированные мнения хотя бы о таком интересном вопросе, как культурное влияние персов на грузин, но стараются всячески затемнить такой, например, бесспорный факт, как перевод романа Вис и Рамин с персидского на грузинский( см. нашу статью К вопросу о влиянии персидской литературы на грузинскую, «Жур. Мин. Просв.», 1897, март).

[vi] Нам с каким-то злорадством указывали не раз на то, что наши справки в Британском музее о персидской поэме, по заглавию могущей представить оригинал Барсовой кожи, не дал желательного в нашем смысле результата, как будто мы в персидской рукописи Британского музея искали доводов персидского происхождения Барсовой кожи, а не реального подтверждения таких доводов, которые вытекают из изучения самой поэмы Шоты Руставели и которых вполне достаточно, чтобы убедить ум, мало-мальски знакомый с методикой сравнительного изучения литературных памятников. Не раз также твердили об «очевидной» неосновательности нашего мнения о Барсовой коже, хоть самих-то оснований нашего мнения мы еще не печатали!

[vii] Для отчетливости заметим, что Акакий привел те места из Гатериаса и Моисея Каганкатваци, которые были указаны и оценены нами в прошлый раз, но не приведены in extenso, так как мы стеснялись удлиннить статью. Кстати, названный историк Моисей Утийский, как оказывается, назывался Каганкатваци по недоразумению и дошедшее до нас произведение его относится, по всей вероятности, к концу X- го века (A. Manandian Beitrüge zur albnischen Geschichte, Leipzig, 1897).

[viii][viii] Не мешает заметить, что грузинские цари отличались вообще замечательной веротерпимостью, как знаем об этом из мусульманских историков. Между прочим, грузинский царь Давид Возобновитель(ум. 1125) находился в самых дружественных отношениях с армянским ученым-писателем Иоанном Дьяконом и оказывал ему высокое внимание.

[ix] Акакию не нравится, что мы называем пок. Патканова профессор с-петеребургского университета, русским ученым, а не армянским, и позволяет себе по этому поводу недостойные глумления как по нашему адресу, так и по адресу покойного заслуженного ориенталиста, всю жизнь посильно содействовавшего научной постановке арменистики в России и приобретшего среди востоковедов широкую известность, как русский ученый. Не входя в рассмотрение прямо таки, как бы выразиться мягче, небылиц, взводимых на ученую репутацию проф. Патканова, мы остановимся на обеспокоившей грузинского поэта мелочи: Акакий, видимо, не понимает, или притворяется непонимающим, что хотя Патканов был армянин, даже ученый армянин, но армянским ученым его нельзя назвать, как это сделал Акакий, потому что Патканов прошел русскую научную школу и был представителем русского востоковедения. Поправляя обмолвку Акакия, мы хотели указать лишь неточность выражения, быть может, случайную, а, быть может, и намеренную, так как, благодаря этой неточности, два пункта- а армянскую национальность и «армянскую» учен

[Самvел]

Я верно понимаю что грузинская историческая традиция уже более 800 лет обьединяет нас с этими лишенными элементов культуры, красно-мокасиновыми манежными танцорами и дикарями - леками, грузинами и т.д ? Да и еще ставит нас во главе этой колыбели дикости ? По любому, отец грузинской историографии Мровели спецом хотел нас так унизить, внушив все эти аспекты наивным армянам и другим народам. Хорошо хоть сейчас, спустя 800 лет, благодаря армянской прессе Юга России мы прозрели и поняли, что все написанное Мровели очевидный и что немаловажно вредоносный бред с точки зрения геополитических раскладов в регионе. Лучше бы он так азиков опозорил((( :thumbsdown:

[Арарат]

Зидан, ты опять окольными путями свою тему продвигаешь))) Армянская пресса юга/центра,/севера/ востока и запада России платит кесарю кесарево, там все ясно.

А чисто исторически этот вопрос кавказцы- не кавказцы вообще нет смысла решать. В те или иные периоды были интенсивные связи с разными регионами. Исходя из этого формировались идеи о родстве, которые транслировались на далекое прошлое. поиски в советское время активных русско армянских исторических связей с надуванием из мухи слона- наукообразный вариант более распространенного отмеченного процесса. У горцев Кавказа с принятием ислама целые роды вдруг стали считаться потомками курайшитов))) При желании можно создать не менее убедительные истории о родстве со всеми древними культурами региона- иранцами(Страбон вообще считал армян и мидийцев близнецами), греками, ассирийцами. Если же это пустить через все срезы культуры, то окажется, что с ними эту общность можно выявить от локального и бытового(скажем земледельческие орудия, праздники плодородия, круговые танцы и т.д.) и до уровня письменной культуры- постоянно шли гигабайты информации от греков и сирийцев к армянам и меньше - в другую сторону, а мы переправляли поток на север - к "албанам" и грузинам, видимо взимая еще тразнитную пошлину))).

Поскольку мы очень укоренненная в регионе культура с мини-имперским прошлым, еще раз подчеркну, что при желании и таком подходе к истории можно выявить родство со всеми старыми соседями. Так что все зависит от сегодняшнего политического выбора .а не того, что было в прошлом. А попытки свести армяно- "кавказские" связи к буркам и прочее вот это самое сомнительное .поскольку этот тип Кавказа- продукт последних двух веков и навязан в значительной степени метрполией. Та же метрополия сознательно травила кавказцев на армян, и если сейчас познакомиться с идеями армянофобскими, которые среди них встречаются- все это рудименты царской пропаганды. То же самое с обработкой нас, в нас выращивали исламофобию, пытались ставить знак равенства между горцами и турками, и это работало как у них, так и у нас. А нужно было самим до чего то додуматься, но тут ни бурки, ни лапти не помогут. Это уровень подворотни, уровень общения масс с массами. Без политической составляющей все это просто процесс социальной адаптации в условиях России. Замена одних дешевых стереотипов на другие- бурка, папаха и прочее- все это никакого отношения к истории Кавказа не имеет. Так что нужно находить более широкую опору, желательно рациональную и с прицелом на будущее. я например, удивляюсь, что у нас нет ни одного серьезного исследователя по тем же лезгинским языкам и удинскому. Тут реально может сложиться очень серьезная школа по Кавказской Албании, и дагестанцы, например, первыми проявят занитересованность. Нужно просто производить реально качественный материал, а не пытаться всюду втиснуть себя как это делают аз-цы - это сразу отталкивает.

мильон. Нет, тыщамильонов плюсов.

[Gevorg]

Савел джан, большое спасибо за труд, как только будет время и настроение, обязательно прочту.

[Самvел]

Довольно интересными являются и грузинские данные о Карабаге. Собственно надо отметить, что "Картлис цховреба" едва ли не первый источник, который упоминает название Карабаг- с 14 века в связи с походами Тимура. Под Карабагом, при этом, понимается вся равнина, примыкающая к правому берегу Куры в районе Барды и Агджабеди, т.е. территории .которые оставались под управлением мусульманских правителей. Насколько это связано с персидским Баг-и Сияф(/х - Черный сад) трудно судить(нпр. персидское же Сиях кух- Черные горы стало позже Кара даг, с тем же смыслом), но с 14 века равнина, где любили зимовать Тимуриды, получила название Карабаг. Иоганн Шильтбергер именно в этот же период- в конце 14- нач. 15 века упоминает ту же равнину под названием Карабаг, рассказывая,что там еще проживало армянское население. В 16 века в грузинских хрониках под Карабахом понимается уже территория всего Карабагского бегларбегства со столицей в Гяндже, т.е. происходит значительное территориальное расширение, с чем и связано последующее распространение названия Карабаг и на всю нагорную южную часть Малого Кавказа.

Одна из хроник Картлис Цховреба за 17 век, озаглавлена "Господин Теймураз разорил Ганджу-Карабаг". В ней рассказывается о разорении объединенными грузинскими войсками во главе с царем Теймуразом Ганджи и Карабага (воспользовавшись тем,что персидский шах был сосредоточен на войне с турками) и о встрече грузинского царя с армянским католикосом Гандзасара, который имел при себе большое войско. В Картлис Цховреба этот поход не хронологизирован, но довольно легко установить дату разорения. Одно из Евангелии, хранившихся в селе Геташен(т.е. окрестности Ганджи) сохранило следующую запись за 1626 год. "Եւ յանիրաւ ազգն Վրաց արձակեցօ ի վերա Հայոց ազգիս Գետաշէնու..."("И неправедный народ грузин напал на народ армянский Геташена...").

Картлис Цховреба: "Господин Теймураз разорил Ганджа-Карабаг (Меликсет-Бек, Грузинские первоисточники об Армении и армянах, том 2, Ер., 1934 г., - стр. 112)

"Господин Таймураз пожелал разорить Карабаг. Леван Дадиани с войском Одиши(Одиши- Мегрелия, прим. мое- Самвел), царь Александр с войском Имеретии, князья и азнауры месхов, картлицйцы и кахи- все собрались и разорили Ганджа- Карабах до Аракса. Господин Теймураз восседал в Барде, когда армянский католикос Гандзасара с большим войском и подарками явился к нему и говорил следующее : "Шах и султан встали на ноги: возможности лучше этой уже не будет; все войско грузинское ты с собой имеешь, еще сорок тысяч ружейщиков дам тебе я, с этим войском иди в Тавриз(Тебриз) и разори его...и пока шах будет собирать войско, смените правителей Азербайджана, поставьте всюду покорных вам, а меня отправьте к султану, чтобы привез от него войско на подмогу.Если шах встанет на ноги- начнем войну и они не смогут сражаться с грузинами, по той причине, что дорога для бегства для грузин долгая, а если и обратятся в бегство, не спасутся и будут уничтожены по дороге: следовательно,ни у кого не будет мысли о бегстве и они будут вынуждены воевать и бороться, и победа будет за вами, и владетельных царей твоих мы благославим, и христианский мир с твоей помощью освободится и усилится."

[Самvел]

А грузинский царь Таймураз Первый(1589-1663 г.г.), собственно, несмотря на страсть к похищению стад животных(ну бывали цари и похуже даа), был еще и неплохим поэтом-лириком.

Вот его портрет, красивый человек

[ТоварЫщ Тофиг]

Самуил, решил к своим корням вернуться ?) Ай лорийский шуртвац