АРМЕНОИДЫ – АРИСТОКРАТИЯ ДРЕВНОСТИ

13 апреля 2007

Борис МОЙШЕЗОН

АРМЕНОИДЫ – АРИСТОКРАТИЯ ДРЕВНОСТИ

введение

МОЙШЕЗОН Борис Гершевич (1937-1993). Математик, д-р физ.-матем. наук (1966), ученик И.Р.Шафаревича. Работал в Орехово-Зуевском пед. ин-те (1964-1967), в Центр. экон.-матем. ин-те АН СССР (1967-1972). В 1972-1977 — в Израиле, проф. Тель-Авивского ун¬-та. С 1977 — в США, с 1978 проф. Колумбийского ун-та. Автор работ в обл. алгебраич. геомет¬рии и теории чисел.

(Статья печатается с небольшими сокращениями. Первоначально она была опубликована в журнале «Народ и земля» (Иерусалим), №№ 1-3, 1984-1985, затем в журнале «Ной» (Москва), №19, 1996).

Дописьменную историю человечества иногда называют предысто¬рией. Некоторые считают изучение предыстории безнадёжным делом, другие же, наоборот, видят в этом увлекательную науку. Главная трудность изуче¬ния предыстории состоит в том, что на основании имеющихся археологиче¬ских и других данных можно построить несколько логических схем, исклю¬чающих друг друга. Эту неопределённость легко подчинить политическим и религиозным установкам, демагогии и властолюбию. Самые влиятельные и катастрофические идеологии последнего столетия — марксизм и нацизм — основаны на возвращении к предыстории, но по-разному понятой. Марксис¬ты видели предысторию человечества как первобытный коммунизм с зако¬номерным прогрессивным развитием. Для нацистов же предыстория — по¬бедное шествие нордической расы голубоглазых блондинов, сложившейся на севере Центральной Европы и являющейся высшим продуктом естественной иерархии, заложенной в природе вещей.

Несмотря на провалы и разочарования, учёные, посвятившие себя предыстории (археологи, антропологи, специалисты по древним языкам и текстам) продолжают накапливать факты. Одна из причин их трудолюбиво¬го терпения — интуитивное убеждение, что когда фактов очень много, число непротиворечивых логических схем, их объединяющих, резко уменьшается. В конечном счёте может оказаться, что лишь одна схема, а именно та, кото¬рая соответствует реальному процессу, явится удовлетворительным и непро¬тиворечивым объединением фактов. Это похоже на решение систем со мно¬гими неизвестными в математике. Добавление новых уравнений к системе уменьшает число решений. Если система соответствует реальному явлению, то есть и соответствующее решение. Оно оказывается единственным, когда число уравнений достаточно велико.

В логической схеме важно отделить причины от следствий и вообще построить причинно-следственные связи. Число возможных построений сильно уменьшается, когда имеющиеся факты удаётся упорядочить во времени. Одно из самых замечательных достижений современной науки — радиоуглеродный метод для датировки археологических находок, разработанный в начале 50-х годов. Этот метод был усовершенствован в конце 60-х с помощью калибровки по кольцам старых деревьев. Выдающийся английский археолог Дж. Меллаарт [15] предложил недавно хронологические номы для главных археологических культур, основанные на калиброван¬-

ных радиоуглеродных данных. Эти схемы хорошо согласуются с эмпириче¬ским материалом и представляются автору более достоверными, чем преж¬ние датировки. Так или иначе, в данной статье все даты приводятся в соответствии с точкой зрения Дж. Меллаарта.

Новые хронологические схемы меняют многие представления о последовательности событий (так называемые отношения "до — после"), а значит, и многое в сложившихся представлениях о причинно-следственных связях в предыстории.

В ряде географических районов накоплено так много археологи¬ческих фактов, что принципиально нового там уже не открывают. Возникает как бы состояние "насыщения". Это состояние "археологического насыще¬ния" и прогресс в датировке археологических комплексов приводит к мысли, что сейчас осталось не так уж много разумных логических схем для интерпретации по крайней мере бронзового века (т.е. последних перед пись¬менной историей тысячелетий предыстории). Предлагаемая работа — одна из таких попыток интерпретации. Нас особенно интересуют антропологиче¬ские данные о "предысторических людях". Самые увлекательные и загадочные факты относятся к "арменоидам" — этносу, расе или касте, без понимания которых обойтись в интерпретации предыстории (и, наверное, исто¬рии) невозможно.

Анализ фактов позволяет делать утверждения, различающиеся по спекулятивности" (степени доказанности). Важно упорядочить имеющийся материал по тому, в какой мере он кажется автору более или менее реалистичным. Такая иерархия, отражающая, собственно, разную степень уве¬ренности автора в тех положениях, которые он высказывает, определила порядок изложения в нашей работе.

Работа эта состоит из трёх статей. В первой статье мы приводим несколько наиболее фундаментальных и несомненных наблюдений, относя¬щихся к арменоидам. Из этих наблюдений следуют (очевидные, как нам ка¬жется) выводы о том, что арменоиды тысячелетия назад составляли аристо¬кратический класс, сыгравший центральную роль в формировании древних цивилизаций.

Во второй части даётся уже несколько более свободный анализ различных фактов археологии, древней истории и древней географии, а также текстов Библии и Иранского эпоса. Такой анализ позволит увидеть далёкие связи и глобальные структуры, объединявшие "арменоидное рас¬сеяние" в предысторическое время.

Наконец, в третьей статье будет изложена реконструкция предыс¬тории, соответствующая хронологическим схемам, основанным на калибро¬ванных радиоуглеродных данных. Эта реконструкция, конечно, не более чем гипотеза. Тем не менее, автор полагает, что сегодня мы находимся уже не очень далеко от той единственной реконструкции, которая соответствует ре¬альной эволюции человечества.

1. Арменоидный антропологический тип

Понятие "арменоидов", или "арменоидного типа", было введено в антропологию в конце прошлого века.

Вначале этот тип называли "ассироидным" [33], так как считали, что он лучше всего представлен на асси¬рийских барельефах, Позже было за¬мечено, что ассирийская скульптура является лишь частью намного более широкого явления в древнем искусстве. (Установлено, что основным этническим субстратом Ассирии являлись хурриты – арменоиды. Ред.)

Оказалось, что очень многие изображе¬ния людей в древних цивилизациях имеют схожие лица и, что ещё более поразительно, схожие очертания чере¬па. Так как такой тип лица и черепа час¬то встречается среди армян, то было предложено назвать соответствующий антропологический тип "арменоидным".

Формальное определение такого типа дать нелегко. Тем не менее, име¬ется ряд черт, которые резко выделяют арменоидов. Прежде всего, арменоиды относятся к брахицефалам, или «широкоголовым" людям. Разделение людей на брахицефалов, мезоцефалов (т.е. «среднеголовых") и долихоцефалов (т.е. "длинноголовых") является одним из самых фундаментальных понятий в антропологии. Для этого разделения используют "головной индекс", т.е. отношение ширины головы к её длине. Если это отношение больше, чем 0.8, то считается, что голова брахицефальная, если оно между 0.75 и 0.8 — то мезоцефальная, и если отношение меньше 0 75, то череп называют долихоце¬фальным.

Многочисленные измерения чере¬пов в древних захоронениях и у совре¬менных людей показали, что в целом человечество "брахицефализируется" на протяжении своей истории и предыстории, т.е. головной индекс в среднем возрастает.

Три главные человеческие расы - белая ("кавказоидная"), монголоид¬ная и негроидная. Для негроидов более характерна долихоцефалия, для монголоидов — брахицефалия. У кавказоидов долихоцефалия встречается чаще у северных и южных групп (т.н. "нордический" и "средиземноморский" типы), а в промежуточных горных об¬ластях обычны брахицефальные типы. Этот брахицефальный тип кавказоидной расы иногда называют "альпийским". Внутри альпийцев антро¬пологи различают также черепа высокие и низкие. При этом подчёркивают, что для высоких брахицефальных че¬репов часто характерны плоские затыл¬ки, то есть голова сзади не круглая, а несколько уплощённая. Такой тип чере¬па соответствует так называемому динарскому антропологическому типу. Некоторые антропологи отождествляют динарский тип с арменоидным. ( По офтальмологическим данным Э.Р.Мулдашева, армяне являются родоначальниками динарской расы, к которой относят украинцев, болгар, югославов, южных славян вообще. Кроме того, арменоидная динарская раса породила итальянцев, греков, испанцев, румын, грузин, арабов, евреев и др. Динарская раса является также прародителем европейских народов – французов, немцев, англичан, голландцев, норвежцев, шведов и др. – См. Мулдашев Э.Р. «От кого мы произошли?», Глава 2. – Ред.) По мне¬нию других, для выделения арменоид¬ного типа из динарского надо дать ещё описание лицевой части черепа и дру¬гих черт лица. Здесь главная черта ар¬меноидов (в дополнение к описанным выше "динарским чертам") — наклон¬ный лоб с высокой переносицей, тен¬денция пинии носа продолжать линию лба, в целом узкое лицо "треугольного" типа и без выступающих скул. Всё вы¬шесказанное относится к очертаниям черепа и может быть установлено пря¬мыми измерениями, в частности, на черепах из древних захоронений.

Другие черты арменоидов можно увидеть только у живых людей или на древних изображениях. Это крупный нос, большие глаза и уши, резко очер¬ченные ноздри, толстые губы, кудрявые волосы. У мужчин выраженный волося¬ной покров на теле.

Таким образом можно сказать, что арменоидный антропологический тип характеризуется следующими призна¬ками: брахицефалия, высокий череп, уплощённый затылок, наклонный лоб с высокой переносицей и тенденцией ли¬нии носа продолжать линию лба, узкое треугольное лицо, крупный нос, боль¬шие глаза и уши, резко очерченные ноздри, утолщённая нижняя губа, куд¬рявые волосы, выраженный волосяной покров на теле (ср. [3]). Все эти призна¬ки гораздо больше обозначены у взрос¬лых мужчин - арменоидов, чем у детей и женщин.

Важно подчеркнуть, что указанные десять признаков — это не формальное определение арменоидного типа, а ско¬рее указание тенденций в свойствах черепа и лица, которые можно наблю¬дать у отдельных индивидуумов или групп.

Если попытаться нарисовать портрет арменоида со всеми признака¬ми, как бы доведёнными до предела, то легко видеть, что получится стандарт¬ный еврейский тип, как бы взятый с ан¬тисемитской карикатуры.

3.Парадокс древней скульптуры

Раскопки древних цивилизаций Месопотамии начались в середине прошлого века. Тогда же стали извле¬кать из-под земли скульптуры и барельефы, которые, как считалось, изображают первых цивилизованных людей на земле. Антропологический тип изображенных был не очень привычен дня европейских учёных, производив¬ших раскопки. Как уже упоминалось, это открытие и стимулировало определе¬ние "ассироидного" или "арменоидного" антропологического типа.

Расскажем подробней о древней скульптуре. Начнём со скульптуры Ассирии. Человеческие типы, запечатлен¬ные в этой скульптуре, мало отличают¬ся друг от друга и воспроизводят, в ос¬новном, некоторую разновидность арменоидного типа.

Ассирийская скульптура или, лучше сказать, ассирийский стиль, возникает, по-видимому, в первой половине 2-го тысячелетия до н.э. и продолжается до разгрома Ассирии в 612 г. до н.э., оказав потом большое влияние на стиль персидской скульптуры эпохи Ахеменидов.

Приблизительно в одно время с ассирийской скульптурой существовали на Ближнем Востоке ещё два других стиля, в которых преобладание арме¬ноидного типа сопровождалось боль¬шим разнообразием. Кроме того, арменоидность там более подчёркнута. Это хеттские (анатолийские) и арамейские (т.е. северно-сирийские) скульптурные изображения.

Немецкий археолог фон Лушан, предложивший в начале нашего столе¬тия термин "арменоидный тип", был, по-видимому, очень впечатлён необычай¬но резко выраженными арменоидными чертами скульптурных портретов из Зинджирли, на юго-востоке Турции, где помещалась столица арамейского кня¬жества Сималь.

Другой немецкий археолог, барон фон Оппенгейм, раскопал не менее по¬разительные арменоидные барельефы и монументы в Тель-Халаф, в верхнем течении реки Хабур. Сейчас общепри¬знанно, что эта скульптура — арамей¬ская и датируется временем около 1000 г. до н.э. Интересно, однако, что сам барон фон Оппенгейм ошибся в дати¬ровке своих находок и отнёс их к III тысячелетию до н.э и к стилю, который называют шумерским. Ошибка эта от¬нюдь не случайна и связана с тем фак¬том, что арамейская скульптура дейст¬вительно кажется прямым продолжени¬ем скульптуры Шумера (Южной Месо¬потамии) и Элама (юго-западный Иран) III-го тысячелетия до н.э.

Шумерская скульптура предшест¬вует, таким образом, ассирийской, хеттской и арамейской.

Интересно, что арменоидные портреты практически навсегда исче¬зают из Южной Месопотамии приблизительно к 2450 г. до н.э., то есть к началу так называемого Аккадского периода. Расцвет арменоидной скульптуры в этом районе приходится на "Ранний династический период III", т.е. прибли¬зительно на 2800-2500 г. до н.э. В это время все изображенные в скульптуре люди — арменоиды, причём иногда это достаточно реалистические индивиду¬альные портреты с указанием имени изображённого человека.

В Эламе арменоидная скульптура, близкая к шумерской, продолжается намного позже, чем в Шумере.

В течение "Раннего династическо¬го периода III" в Шумере и Эламе расцветает также скульптура из меди и бронзы. Фигурки из металла, изобра¬жающие арменоидов, находят и в бога¬тых гробницах в Северной Анатолии (III тысячелетие до н.э.). Мастерски сделанные фигурки арменоидов из бронзы (с высоким содержанием олова) были найдены в северо-западной Си¬рии в области Амук. Их относят к пе¬риоду "Амук G, конец", то есть прибли¬зительно к 3000 г. до н.э. Эти фигурки из Амук интересны не только очень вы¬соким уровнем искусства литья, но и тем, что мужские персонажи там пока¬заны прошедшими обряд обрезания. Что касается IV тысячелетия до н.э., а точнее его 2-ой половины, то соответствующую арменоидную скульптуру находят в ряде мест, связанных с так называемыми "большими храмами" Северной Месопотамии, а также в Шу¬мере.

Если оставить в стороне египет¬скую цивилизацию, где история скульп¬туры более сложна, то оказывается, что почти все изображения людей, относя¬щиеся к бронзовому веку (т.е. к периоду приблизительно от 4000 до 1000 г. до н.э.) — это изображения людей арменоидного типа. Вместе с тем это изо¬бражения главным образом богов и ца¬рей и их приближённых — священников и воинов.

Имеется много археологических данных и о временах более древних, чем бронзовый век. Это так называе¬мый неолитический ("новокаменный") и халколитический ("медно-каменный") периоды, которые соответствуют при¬близительно времени от 10000 до 6000 лет до н.э. — неолит и 6000-4000 лет до н.э. — халколит.

От халколитического периода ос¬тались изображения людей, сделанные из камня, глины и меди, которые нахо¬дят в Месопотамии, Закавказье и Ана¬толии, на Балканах и в Израиле [69).

Найденные изображения почти все подчёркнуто арменоидного типа, иногда стилизованного, а иногда реали¬стического.

Антропологические исследования древних захоронений Ближнего Востока стали проводить позже, чем описания скульптур. Довольно быстро выясни¬лось, что арменоидных черепов в этих захоронениях очень мало. На этот факт обратили внимание 30-40 лет тому назад. До того преобладание арменоидов в скульптуре объясняли просто: население древних государств Месопотамии, Анатолии и Ирана было в основном арменоидным. Когда в древних захоронениях этих районов стали находить большей частью останки людей других рас, обычно с длинными и низ¬кими черепами, возникло ощущение странного противоречия.

Кажется, наиболее естественное объяснение того противоречия, что арменоиды весьма широко представлены в скульптуре и скудно в захоронениях - это признание того, что они составляли особую высшую группу в цивилизациях Ирана, Анатолии и Месопотамии бронзового века и более ранних периодов, группу, стоявшую у истоков этих цивилизаций и определившую их стиль.

Поэтому боги, цари и их окружение изображались арменоидами. Основное же население этих цивилизаций принадлежало к другим антропологическим типам, и оттого так редки арменоиды в древних захоронениях.

4. Начало металлургии

Самую раннюю арменоидную группу, которую находят археологи, исследуя древние захоронения, связывают с так называемой культурой Гассул-Беэр-Шева ([21], [2], [67]). Эта культура существовала на территории Израиля (точнее, территории Палестины, т.к. об Израиле можно говорить только после 1500 г. до н.э. – Ред.) в период приблизительно с 4600 до 4000 г. до н.э. К ней относятся остатки храма в Эйн-Геди, на берегу Мёртвого моря. В нескольких километрах от храма, в пе¬щере ущелья Нахал-Мишмар, нашли сотни медных предметов. Скорее всего, их спрятали хозяева или служители храма, надеясь когда-нибудь туда вер¬нуться. Короны, скипетры, булавы, то¬поры — выполнены с мастерством, ко¬торого трудно ожидать от столь раннего времени. Следует помнить, что шумер¬ская и египетская цивилизации разви¬лись почти на 1000 лет позже.

Все изображения людей в культу¬ре Гассул-Беэр-Шева — изображения арменоидов.

Гассул-Беэр-Шевская культура — начальное звено в длинной цепи фак¬тов, указывающих на центральную роль арменоидов в развитии металлургии.

Широкое распространение меди и бронзы относится к III тысячелетию до н.э. Тогда же почти одновременно возникают четыре мощных центра ме¬таллургии: 1) в Центральной и Запад¬ной Европе: 2) на Украине и на Север¬ном Кавказе; 3) в Анатолии и 4) в Месо¬потамии. Началом III тысячелетия до н.э. датируются бронзовые и медные изображения арменоидов из Амук, о которых говорилось выше. К 2800 г. до н.э. относятся сказочно богатые "царские гробницы" из Аласа-Худжук (Северная Анатолия), где находят мно¬го изделий не только из бронзы, но так¬же из золота и серебра.

В литературе отмечается, что ан¬тропологический тип захороненных в этих "царских гробницах" — брахицефальный и резко отличается от окру¬жающего населения Анатолии того же времени, которое было долихоцефаль¬ным [67]. Более точные данные об ан¬тропологии брахицефалов из царских гробниц Аласа-Худжук не опубликова¬ны. Однако то, что там была тесная связь с арменоидами, подтверждается антропологическим типом, отражённым в скульптуре из других "царских гроб¬ниц", очень близких к Аласа-Худжук гео¬графически и по стилю, хотя и несколь¬ко более поздних. Самые важные из них — в Хороз-Тепе (северо-восточная Анатолия). Эти скульптуры датируются приблизительно 2500 г. до н.э. [67]. Се¬веро-восточная Анатолия продолжала быть важным металлургическим рай¬оном до начала нашей эры (по свиде¬тельствам греческих географов и исто¬риков). По всей видимости, именно там во II тысячелетии до н.э. развилась железная металлургия.

Как мы уже говорили, в Шумере бронзовые и медные изображения арменоидов распространились в период 2800-2500 г. до н.э. "Царские гробницы" из Ура (приблизительно 2650 год до н.э.), свидетельствуют о необычайно высоком развитии там ювелирного ис¬кусства, типологически связанного с искусством Северной Анатолии (и За¬кавказья).

Главным городом северной части Шумера был Киш, где, по шумерской легенде, жили первые цари после потопа. Археологи находят в Кише самые ранние богатые захоронения и дворцы Южной Месопотамии. Датируют их приблизительно 2900-2800 годом до н.э.

Примечательно, что на территории Шумера только в Кише находят арменоидные черепа, которые составляют примерно 10-20% от общего числа черепов в сравнительно небольших KИШских коллекциях, относящихся к 2900-2500 году до н.э. [38].

Один из самых ярких фактов, cвидетельствующих о связи арменоидов с древней металлургией — это открытие археологами прошлого века культуры, которая по-английски называется "Beaker People", а в русской археологической литературе передаётся термином "культура колоколовидных кубков». Мы же в дальнейшем будем пользоваться термином "культура людей с кубками" [3]. Установлено, что приблизительно в 2500-2300 г. до н.э. на oгромных пространствах Западной и Центральной Европы (на территориях нынешних Испании, Франции, Англии, Северной Италии, Германии, Венгрии, Чехии) распространяется довольно однородная материальная культура, отмеченная производством очень похожих глиняных кубков и медных кинжалов. Эту культуру "людей с кубками" связывают с распространением меди в Центральной и Западной Европе. Открытие культуры "людей с кубками" — один из редких случаев, когда археологам удалось установить не только распространение признаков новой матери-альной культуры, но и сопровождающее эту культуру появление людей иного антропологического типа, в которых трудно не увидеть, проводников этой культуры. Антропологический тип "людей с кубками" в основном арменоидный ([28], [3]). К культуре "людей с кубками" близка так называемая "катакомбная культура" на юге Европейской чисти СССР, датируемая приблизительно 2600-2300г. до н.э. Здесь также фиксируется экспансия металлургии вместе с экспансией арменоидов.

Подобную соотнесённость расцвета металлургии бронзового века, арменоидной скульптуры и захоронений арменоидов археологи находят на Кипре.

Самое раннее появление арменоидов на Иранском плато датируется началом первого тысячелетия до н.э. (38). В очень богатых захоронениях так называемого "Сиалк VI" [45] (к югу от Тегерана) резко преобладают арменоидные черепа. Существует мнение [46], что эти захоронения соответствуют первому появлению ирано-арийских племен в этом районе и что материальная культура "Сиалк VI" тождественна культуре создателей так называемых "Луристанских бронз". "Луристанские бронзы", представленные во многих музеях мира, свидетельствуют о пребывании в Западном Иране в начале I-го тысячелетия до н.э. необыкновенно искусных металлургов. В фантастиче¬ских орнаментах "Луристанских бронз" встречаются изображения людей толь¬ко арменоидного типа.

5. Деформация черепов

Упомянутая выше "катакомбная культура" характерна не только распро¬странением изделий из металла и лю¬дей арменоидного типа, но и ещё одним странным явлением — деформацией черепов [34].

О такой деформации писал еще Гиппократ в V-ом в. до н.э. Он расска¬зывает о некой этнической группе "макроцефалов", жившей где-то на вос¬точных берегах Чёрного моря. По сло¬вам Гиппократа, люди с более вытяну¬тыми (судя по другим данным, кверху) головами считались у этого народа бо¬лее знатными, и поэтому "макроцефалы" деформировали голо¬вы, чтобы иметь более "знатный вид" [57].

Анализ многочисленных археоло¬гических находок показывает, что чаще всего с помощью деформации, прове¬дённой в раннем детстве, голове при¬давали утрированную арменоидную форму: череп делали очень высоким, с наклонным лбом и плоским затылком. Этот странный обычай продолжал существовать в разных районах евразий¬ских степей в течение тысячелетий.

Первые деформированные черепа из степных культур датируются "катакомбным временем", т.е. середи¬ной III-го тыс. до н.э. Археологи, ко¬нечно, не могут проследить непрерыв¬ную цепь, и следующий период, когда есть археологические данные по де¬формации черепов в степях Евразии — это 2-ая половина I-го тыс. до н.э. — первые века нашей эры. Деформиро¬ванные черепа находят в захоронениях ирано-язычных сарматов и ряда коче¬вых племён Центральной Азии, часть которых с большой вероятностью гово¬рила на индоевропейском тохарском языке. Тохары вместе со скифами раз¬громили во II веке до н.э. Греко-Бактрийское царство. На его месте бы¬ло создано могущественное государст¬во, просуществовавшее несколько сто¬летий и называвшееся "Царство Вели¬ких Кушан". Сохранились монеты, а также немногочисленные скульптуры с изображениями кушанских царей. На этих изображениях головы так вытяну¬ты и затылки так плоски, что учёные не могли не придти к выводу, что по край¬ней мере аристократия Кушанского царства продолжала традицию дефор¬мации черепов.

На восточной окраине Евразийско¬го степного мира жили гунны. К IV в. н.э. они подчинили себе почти все дру¬гие кочевые племена и вторглись в За¬падную Европу. Их главный археологический след — захоронения, в которых находят деформированные черепа "упьтра-арменоидов".

Никто не знает, как обычай деформировать голову проник на американский континент, но следов оставил довольно много. Европейцы ещё застали этот обычай у ряда индейских племён. Сохранились описания, как голову ребёнка зажимали между двумя досками, сходящимися кверху так, чтобы лоб получался наклонным, а затылок - вертикальным. Возможно, самое значительное свидетельство — скульптура майя разных периодов. В барельефах майя, вероятно, отразилось какое-то влияние Древнего Востока — анатолий¬ское, арамейское или финикийское. На скульптурах майя изображены люди арменоидного облика с подчеркнуто деформированными черепами.

Удивительно то, что самые древние деформированные черепа "под арменоидов" нашли в захоронениях не¬олита в до керамическом Иерихоне (приблизительно 8000 лет до н.э.), на Кипре (Кирокитийская культура, 7000-6500 лет до н.э.) и в Западном Иране (приблизительно 7000 пет до н.э.) ([38], [69]). Кирокитийская культура замеча¬тельна тем, что в её захоронениях на¬ходят только брахицефальные черепа, по ряду признаков близкие к арменоидным. Деформация там как бы доводит до предела уже имеющийся в этой культуре антропологический тип.

То, что обычай деформировать голову «под арменоидов» существовал в неолите, может означать только, что арменоиды не моложе неолита и что тогда уже они рассматривались как люди высокого происхождения.

6. Контуры общей картины

Приблизительно 12 000 лет назад начались резкие перемены в жизни людей на Земле. Появились первые дома и укреплённые поселения, украшения и каменные сосуды. Люди сделали первые шаги в земледелии и скотоводстве, Эти события археологи назвали "неолитической революцией". Начало неолитической революции связывают сейчас с так называемой Натуфийской культурой на территории Израиля [69]. Там же находят первый город — горо¬дище Иерихон.

Современные данные о развитии неолитических и последующих культур показывают, что в целом это был про¬цесс, непрерывно разворачивающейся во времени и пространстве. Новые очаги возникали и исчезали, но с течением времени неолитическая революция за¬хватывала всё новые районы. Вначале - Северная Месопотамия и южные районы Анатолии, затем — западная Анатолия, Греция и Балканы, далее — Закавказье, Западный и Северный Иран, Южная Туркмения и Южная Ме¬сопотамия Примерно с VII тыс. до н.э. в Анатолии и Северной Месопотамии стали развиваться культуры, где уже были керамика и начальные элементы металлургии. Эти культуры соответст¬вуют т. наз. Халколитической эпохе. От них опять пошли волны прогресса на запад, восток и юг.

Следующий археологический пе¬риод — бронзовый век (с 4000 г. до н.э.) имел, кажется, неоспоримыми своими источниками Гассул-Беэр-Шевскую культуру и вслед за тем культурные очаги Северной Сирии, Шумера и Кав¬каза. Аналогичная картина вырисовы¬вается и из анализа археологических и древнеписьменных данных по т. наз. железному веку (примерно с 1200 г. до н.э.).

Кроме пространственно-временной непрерывности развития, начатого неолитической революцией, археологи находят множество дальних связей, совпадений стиля удалённых друг от друга культур, синхронность в ряде существенных перемен и ново¬введений. Иногда кажется, что процесс прогресса человечества только локаль¬но определялся свободой выбора и случайностями, в целом же был как бы согласован и направлен. Такое почти мистическое ощущение можно сделать рациональным, если предположить на¬личие определённой преемственности и связанности в какой-то стабильной час¬ти активного человеческого элемента, угадываемого за неодушевлёнными свидетельствами археологии.

Описанные нами выше свидетельства древней скульптуры, деформации че¬репов уже с неолитического времени, антропологические корреляции метал¬лургических очагов дают простое и яс¬ное указание в одном только направле¬нии: стабильной частью процесса куль¬турной эволюции в неолитическую и последующие эпохи, определившей его преемственность и связанность, были люди, антропологически относимые к арменоидиому типу. Более того, арменоидные изображения царей и богов, связь деформированных "под арменоидов" голов с представлением о знатно¬сти, делают весьма вероятным и более сильное предположение. В очень дав¬ние эпохи (приблизительно с 10 000 г. до н.э.) арменоиды были тождественны высшему классу по крайней мере в центральной части Ближневосточного культурного очага и их экспансии в ос¬новном совпадали с процессом расши¬рения этого очага.

Часть II. ДАЛЬНИЕ СВЯЗИ

Эйнштейн однажды сказал, что учёного и ребёнка объединяет спо¬собность удивляться. Надо сказать, что, как правило, удивляют неожидан¬ные совпадения, сходство, а не различие удалённых друг от друга явлений. И когда два явления вдруг обнаруживают перед нами совпадение несколь¬ких свойств, то трудно отделаться от мысли, что такие совпадения имеют общую причину, что за ними кроется нечто таинственное и важное, не ле¬жащее на поверхности.

При анализе событий прошлого историк лишён возможности под¬твердить правоту своих концепций экспериментом. Почти единственное средство проверки в этом случае — это указание и перечисление разного рода совпадений, особенно многократных. Таким способом доказывают пра¬вильность расшифровки древних письменных документов, генетическое род¬ство языков и археологических культур.

Быть может, самое парадоксальное явление в предыстории — на¬личие глубоких связей между удалёнными друг от друга культурными оча¬гами и этническими группами. Эти связи удается обнаружить, анализируя многочисленные совпадения в эпосе, археологических находках и письмен¬ных источниках древности, относящихся к "предысторическим арменоидам".

1. Об арменоидном эпосе

Есть основания предполагать, что первые главы Библии в той или иной мере отражают устные предания определенной арменоидной группы, переда¬вавшиеся из поколения в поколение. Таким образом, начальную часть Ветхого завета можно рассматривать как «арменоидный» эпос, который сохранился в памяти древних евреев. Да и остальные части Танаха (Библии) должны содержать какие-то элементы этого эпоса.

Одна из основных тем Ветхого Завета — тема изгнания. Адам изгнан из рая. Каину сказано, что он будет 'изгнанником и скитальцем на земле". Ной после потопа останавливается в 'горах Араратских", по всей видимости, далеко от своей прежней родины. ..

В главе о Вавилонской башне на¬ходим стих: "И они (то есть люди, при¬шедшие в Шумер после потопа) сказали: давайте построим город и башню высо¬той до неба и сделаем себе имя, чтобы не рассеяться по всей земле" (Бытие, 11:4). И далее: "И рассеял их Господь оттуда по всей земле" (Бытие, 11:8).

Невольно напрашивается мысль, что предсказанное рассеяние евреев в послебиблейский период было повторением эпизода добиблейской истории арменоидной ветви, давшей начало древнему Израилю.

Другая постоянная тема Библии — страх перед физическим искорене¬нием, тема постоянной угрозы самому существованию или продолжению рода библейских героев.

Самый первый пример несчастно¬го изгнанника, живущего в страхе перед угрозой уничтожения, — Каин, который говорит о себе: "Я буду изгнанником и скитальцем на всей земле, и всякий встречный убьет меня" (Бытие, 4:14).

Фактически тема грозящего уничтожения является оборотной стороной убеждённости в необычайной судьбе и необычайном величии. Уже Аврааму предсказано, что от него произойдёт великий народ (Бытие, 12:2,3). Поскольку эти предсказания в значительной мере сбылись, то логично предположить, что в их основе лежал определённый опыт прошлого, что великий народ уже существовал прежде, древний Израиль был с ним генетически связан, но, согласно эпической традиции, народ как бы родился заново вместе с Авраамом, заключившим завет с Богом.

Таким образом, анализ библейского текста показывает, что ветвь арменоидов, от которой произошли евреи, состояла из людей, испытавших горечь изгнания и страх геноцида и вместе с тем сохранявших в себе ощущение величия и своей особой связи с Богом.

Есть ещё одна религиозно-этническая группа с преобладающим арменоидным типом, сохранившая древний эпос. Это парсы Индии. Парсов около ста тысяч. ( По последним данным их около 250 тысяч. – Ред.). Живут они главным образом в Бомбее. Религия парсов зороастризм, т.е. религия древнего Ирана, связываемая с ирано-арийским этносом. Считается, что парсы — потомки зороастрийской ари¬стократии, бежавшей из Ирана в Индию в VII—VIII вв. н.э. Они выделяются своими способностя¬ми [33], [65], успешны в бизнесе и нау¬ках, не смешиваются с иноверцами и хранят верность своей древней рели¬гии, пронеся её через тысячелетнее изгнание. Одно из главных положений их религии — вера в приход спасителя и конечное торжество добра. Антропо¬логически парсы относятся к арменоидному типу и довольно резко отличаются от окружающего населения [33], [65].

Арменоидность парсов согласуется с данными антропологии захоронений первой половины I тыс. до н.э. в Иране, обнаруживающими корреляцию между появлением арменоидов на Иранском плато (Сиалк VI) и в ряде других мест и экспансией носителей ирано-арийских языков в этих же рай¬онах. К первой половине I тыс. до н.э. археологи относят и продвижение ски¬фов в степи Евразии (от Дуная до Мон¬голии). Скифов тоже считают ирано-арийцами по языку. Экспансия скифов коррелирует с резким увеличением брахицефалии и арменоидности в степных захоронениях соответствую¬щей эпохи, особенно к северу от Кавка¬за. Предыдущий брахицефально-арменоидный период в этих местах связан с Катакомбной культурой и отдален от времени скифских могил почти двумя тысячелетиями.

Арменоидность последних зороастрийцев-парсов и данные по антропо¬логии скифов и иранских завоевателей I тыс. до н.э. заставляют думать, что в ирано-арийском этносе было активное арменоидное ядро, тесно связанное с зороастрийской религией.

Зороастрийский эпос запечатлен в их главной священной книге "Авеста" (см. [25]), а также в знаменитой поэме Фирдоуси "Шахнаме" [20]. Мнения о ха¬рактере зороастрийской религии расхо¬дятся. Заметим, что нали¬чие злых и добрых духов в зороастризме, особенно Ангрью-Маньо ("Ахриман"), противостоящего верховному богу Ахура-Мазда, имеет параллели в Библии, где упоминаются ангелы и даже сатана (см., например, книгу Иова). Существует структурное сходство между зороастрийским и библейским эпосами. В отличие от многих других эпических традиций, зороастрийская и библейская традиции представляют древнейшую историю не как фантастическое переплетение судеб богов и людей, не как нагромождение чудес, а как короткую цепь жизнеописаний героев или царей с очень длинными сроками жизни или правления. У зороастрийцев в "предыстории" есть стихийное бедствие — аналогичное всемирному потопу, когда древний царь Йима (Йима-Кшаэта, Джемшид у Фирдоуси) построил убежище, похожее на Ноев ковчег, укрыл там от гибели людей из разных животных. Рассказ Авесты "Ковчег ЙИмы" так похож на библейское сказание о Ное, причём похож вплоть до ряда второстепенных деталей, что наличие общей традиции здесь представляется несомненным (ср. (25], Vendidac Fargard II, II с гл. 6, 7, 8 книги Бытия)

После Йимы владыкой мира становится Аж-Даххака (Царь-змей), символизирующий победу сил зла. Царь Аж-Даххака имеет ряд общих черт с библейским царем Нимродом. По Библии Нимрод — сын Куша, с которым ассоциируются племена Южной Аравии (см. Бытие, 10:7,8). Царь Аж-Даххака тоже происходит из Аравии ([20], стр 40-43. 46). Центр царства Нимрода находится в Южной Месопотамии, центр царства Аж-Даххака — там же ([20], стр. 611). Хотя в Библии Нимрод упомянут до рассказа о Вавилонской башне, но из общего контекста видно что в бо

Ваэ · 15 апреля 2007

Барев ап, не по теме, написал бы ЛС, просто не работает.

Будет время зайди сюда, твои познания нужны - http://imperiall.1bb.ru/index.php?showtopic=1285

19 марта 2008

Где находилась прародина индоевропейцев? Когда произошел распад праиндоевропейских диалектов? По каким направлениям разошлись индоевропейские племена? Что такое «ямная культура» и где находится ее колыбель? О миграциях индоевропейцев — академик РАН Вячеслав Иванов.

Обзор темы

Основной вопрос, связанный с проблемой реального существования праязыка, и в частности общеиндоевропейской системы, в пространстве и времени — это вопрос хронологии и территории распространения общеиндоевропейского языка, распад которого приводит к образованию родственных исторических диалектов.

Нижняя хронологическая граница для установления времени существования праязыка выводится, в первую очередь, на основании датировки письменных свидетельств, касающихся отдельных происшедших от него исторических языков. В случае праиндоевропейского языка такой нижней хронологической границей post quem non является самое начало II тысячелетия, к которому относятся древнейшие свидетельства хеттского и других анатолийских языков.

В каппадокийских табличках из староассирийских торговых колоний в Малой Азии, датирующихся рубежом III-II тысячелетий и началом II тысячелетия до н. э. , засвидетельствовано большое количество собственных имен, этимологизируемых на основании отдельных анатолийских языков. Это является явным свидетельством наличия уже давно сформировавшихся к данному времени отдельных анатолийских диалектов хеттского и лувийского. Это заставляет отнести выделение анатолийской общности из индоевропейского праязыка и тем самым начало распада праязыка к периоду не позднее IV тысячелетия до н. э. , а возможно и значительно ранее.

При этом есть основания полагать, что формирование и развитие отдельных исторических анатолийских диалектов из общеанатолийского (после его выделения из праиндоевропейского) происходило в течение длительного времени в Малой Азии, то есть в пределах исторического обитания носителей анатолийских диалектов. Такой вывод представляется возможным сделать в свете данных анатолийской гидронимии.

Древнейшие наименования рек и водоемов Малой Азии интерпретируются именно на основе древнеанатолийских языков, причем в гидронимах обнаруживаются и такие формы, восходящие к общеанатолийскому состоянию, которых уже нет в отдельных исторических языках — хеттском, лувийском, палайском. Так, в частности, уже в надписи Анитты (XVIII в. до н. э. ) встречается название реки Hulana — в Анатолии, этимологизируемое как древнеанатолийское слово *Hulna- в значении ’волна’ и сопоставляемое с индоевропейским названием ’волны’.

Тезис о реальном существовании праязыковой системы, соотнесенной с определенной временной перспективой, предполагает и примерное определение границ территории первоначального обитания носителей этого языка. Общеиндоевропейский язык, функционирование которого до членения его на отдельные диалектные общности и выделения из него независимых языковых единиц следует отнести к эпохе не позднее IV тысячелетия до н. э. , должен был быть распространен первоначально в определенной географической области. Проблема первоначальной территории обитания носителей индоевропейского праязыка или проблема «индоевропейской прародины» является почти такой же старой, как и само сравнительное индоевропейское языкознание. Начало ее исследования относится ко времени зарождения «лингвистической палеонтологии» и первых попыток археологов соотнести археологические данные с языковыми.

Первоначальным ареалом обитания носителей общеиндоевропейского языка можно считать такую географическую область, которая своими экологическими, географическими и культурно-историческими характеристиками соответствует картине среды обитания, получаемой на основе лингвистической реконструкции лексики праязыка.

Термин «первоначальный» в отношении распространения индоевропейского праязыка на определенной территории следует понимать, строго говоря, в хронологических рамках истории этого языка, то есть «первоначальная» территория распространения — как область праязыка, которая должна была быть занята его носителями к определенному историческому периоду. При этом возникает следующий вопрос — откуда мог быть занесен индоевропейский праязык на эту «первоначальную территорию». Не исключено, что эта «первоначальная» территория распространения индоевропейского праязыка вовсе не окажется первоначальной с точки зрения еще более древней истории этого праязыка и его носителей. Такой вопрос научно закономерен в свете теории возможного родства праиндоевропейского с отдельными праязыковыми системами («ностратическими»). В этом случае локус «прародины» будет существенно сдвинут, но важно, что в любом случае остается проблема древних миграций племен, что сейчас понимается, с одной стороны, как данность, с другой — требует дальнейшего глубокого изучения, причем — даже в фокусе миграций племен в историческую эпоху, например — при изучении современных языков и этнических групп в США, которые возникли как раз в результате длительных и разнообразных миграций.

Первое, что можно утверждать с достаточной уверенностью относительно индоевропейской прародины, это то, что она представляла собой область с горным ландшафтом. Об этом свидетельствует прежде всего многочисленность индоевропейских слов, обозначающих высокие горы и возвышенности. Кроме того, реконструируя ландшафт, который окружал древнего индоевропейца и который он зафиксировал в языке, можно сделать еще один вывод. Это ? ландшафт с широким распространением горного дуба и ряда других деревьев и растений, растущих в высокогорных местностях.

С такой картиной высокогорного ландшафта согласуются и данные о ’горных озерах’ (ср. *or-u-n- ’большое озеро’, ’море’, ср. также и.-е. *sal-’море или озеро как соленое’) и ’быстрых, стремительных реках’ (*Нар- ’река’, ’поток’, *tеk- ’быстро течь’), а также данные о высокогорном характере климата с пасмурным небом и частыми грозами: *neles-’облако’, ’туча’, ’небо’, *Huent- ’ветер’, *Hkor- ’горный, северный ветер’, *seu-/*su- ’дождь’, *sneig- ’снег’, *gеim- ’зима’, -*eis- ’холод’, ’лед’). Другой ряд слов, связанных с климатическими понятиями, исключает приурочение индоевропейской прародины к северным областям Евразии: ср. *ger-m- и *tep- ’жара’, ’тепло’.

Такая картина праиндоевропейского ландшафта естественно исключает те равнинные районы Европы, где отсутствуют значительные горные массивы, то есть северную часть Центральной Евразии и всю Восточную Европу, включая и Северное Причерноморье.

На соотнесенность индоевропейской экологической среды с зоной Средиземноморья указывают также палеоботанические термины (обозначения общеиндоевропейской флоры и, отчасти, фауны). Данные об индоевропейских названиях ’деревьев’ и ’растений’ (*t’e/oru-’дерево’, ’дуб’, *perk- ’дуб’, ’скала’, *ajk’- ’горный дуб’, *k’elH- ’желудь’, *berk- ’береза’, *baHk’o- ’бук’, *(s)k’rob- ’граб’, *Hos- ’ясень’, *Hosp- ’осина’, *s°(e)lik- ’ива’, ’ветла’, *ei-/*oi- ’тис’, *pit- ’сосна’, ’пихта’ и др.).

Данные древние названия деревьев, согласующиеся с характеристиками горного ландшафта индоевропейской прародины, локализуют ее в сравнительно более южных областях Средиземноморья в широком смысле, включая Балканы и северную часть Ближнего Востока (Малую Азию, горные области Верхней Месопотамии и смежные ареалы). Дубовые леса нехарактерны для северных областей Европы, где они распространяются лишь начиная с IV?III тысячелетий.

Исследования последнего времени, касающиеся Мирового дерева как основного символа, вокруг которого строится индоевропейская модель мира, образуемая всеми живыми существами, располагающимися по нескольким ярусам — ’верхнему’, ’среднему’, ’нижнему’, подводят также к выводу, что такие представления могли возникнуть лишь в зоне, богатой лесами, и только позднее могли быть перенесены в более северную степную полосу. С такой локализацией согласуется и так называемый «аргумент бука», исключающий из прародины часть Восточной Европы к северо-востоку от Причерноморья до низовьев Волги (где бук отсутствует на всем протяжении послеледникового периода), но совместимый с локализацией ее от Балкан до Ближнего Востока.

Такой сравнительно южный характер экологической среды индоевропейский прародины, предполагаемый на основании данных о географическом ландшафте и растительности, подкрепляется анализом общеиндоевро-пейских названий животных : *ulk[h]-//*ylp[h]-, *ueit’-(n)- ’волк’, *Hrt[h[k’- ’медведь’, *pars- ’барс’, ’леопард’, *leu- ’лев’, *leuk- ’рысь’, *ul-o-pek- ’лиса’, ’шакал’ и так далее. Некоторые из этих животных (’барс’, ’леопард’, ’лев’, ’обезьяна’, ’слон’) специфичны именно для южной географической области, что исключает Центральную Европу в качестве возможной первоначальной территории обитания индоевропейских племен.

Вывод о невозможности приурочить индоевропейскую прародину к Центральной и Восточной (но не Юго-Восточной) Европе, полученный на основании свидетельств о ландшафте и экологической среде обитания, согласуется и с данными культурно-исторического характера о домашних животных и культурных растениях, с которыми должны были быть знакомы древние индоевропейцы. Для IV тысячелетия до н. э. , то есть в период существования общеиндоевропейского языка и его носителей ? древних индоевропейцев, скотоводство (как и земледелие) в Центральной Европе было в зачаточном состоянии, тогда как в общеиндоевропейском восстанавливается развитая система скотоводства с наличием основных домашних животных: названия коня, осла, быка, козла,, свиньи, собаки и проч. Реконструировано также древнее слово для «пастуха» и глагол «пасти, охранять скот». Для Восточной Европы, в частности для Северного Причерноморья и приволжских степей, такое развитое скотоводство известно лишь в III тысячелетии до н. э. . В центральной Европе овцеводство, сильно развитое у древних индоевропейцев, что видно из развитой овцеводческой терминологии, почти полностью отсутствует до I тысячелетия до н. э. Это согласуется и с отсутствием ’шерсти’ в неолите Европы. Разведение коз отмечается в Европе еще позднее, в том числе и Восточной. То есть таким образом, скорее всего идея о том, что прародина индоевропейцев находилась в Центральной или Восточной Европе — неверна. Ср. также древние культы, связанные с медом как сакральным напитком.

Характерное для древнего индоевропейского общества развитое земледелие, устанавливаемое на основе реконструируемых индоевропейских названий сельскохозяйственных растений, специальных орудий для обработки земли, названий сельскохозяйственных сезонов названий орудий и действий обработки продуктов земледелия и др. также может служить убедительным свидетельством в пользу возможности локализации индоевропейской общности в областях с наиболее развитым (в IV тысячелетии до н. э. и ранее) земледелием, то есть на той же южной территории, простирающейся от Балкан до Ирана. Наличие развитой терминологии земледелия и виноградарства, в свою очередь, исключает более северные области Европы. Такие злаки, как ’ячмень’, становятся в Европе преобладающей культурой лишь к концу II — началу I тысячелетия до н. э.

Примерно этот же переднеазиатскнй ареал первоначального расселения индоевропейских племен следует предположить и на основании свидетельств генетического фактора усваиваемости молока в человеческих популяциях. Развитость молочного хозяйства у древних индоевропейцев, устанавливаемая на основе многочисленных индоевропейских названий ’молока’, ’молочных продуктов’, а также реконструируемой общеиндоевропейской символики ’вымени’ и ’дойной коровы’ как поэтических образов всяческого изобилия указывает на отсутствие в их популяциях генетически обусловленного плохого усвоения молока, с которым связано слабое развитие молочного хозяйства у многих народов Южной Азии (в том числе южной Индии) и Африки.

Этот генетический признак объединяет древние индоевропейские народы, для которых особую роль имело молочное хозяйство, и некоторые народы севера Передней Азии.

Особую ценность для установления первоначальной среды обитания древних индоевропейцев и локализации индоевропейской прародины представляет индоевропейская терминология транспорта — названия ’колесных повозок’ и ’колеса’, названия металлов — ’бронзы’, необходимой для изготовления колесных повозок из твердых пород горного леса, и тягловой силы — ’лошади’, которую следует предположить уже в период существования общеиндоевропейского языка, то есть в IV тысячелетии до н. э. Весь этот комплекс данных опять-таки ограничивает территорию первоначального распространения индоевропейского языка областью от Балкан до Ближнего Востока и Закавказья, вплоть до Иранского плоскогорья и Южной Туркмении.

Изготовление колесных повозок датируется временем около IV тысячелетия до н. э. Очагом их распространения признается ареал от Закавказья до Верхней Месопотамии. та же территория является одной из возможных областей одомашнивания лошади и использования ее как тягловой силы.

При допущении территории индоевропейской прародины, совпадающей пространственно с областью в пределах восточной Анатолии, Южного Кавказа и Северной Месопотамии V — IV тыс. до н. э. , можно легче объяснить историческое распределение и пути переселения таких основных древних индоевропейских этнических групп, которые первыми выступают в древних письменных памятниках, — хетто-лувийцев, индо-иранцев, греков (крито-микенских греков и Аххиявы хеттских источников). Для определения путей их переселения в исторические места жительства не нужно в таком случае предполагать, что они покрыли огромные расстояния, двигаясь из области своего первоначального расселения. Достаточно допустить лишь небольшие смещения по отношению к этой области. Примечательно, что эти диалекты, которые предполагают минимальное смещение относительно данного ареала, являются древнейшими документально фиксированными индоевропейскими языками.

Древнейшей языковой общностью, выделившейся из праиндоевропейского языка и продолжавшей независимое существование уже в отрыве от него, следует считать анатолийскую диалектную группу. Смещение общеанатолийского по отношению к первоначальному ареалу распространения общеиндоевропейского языка было сравнительно небольшим. Этим и объясняется исключительная архаичность анатолийских языков, рано фиксированных письменными памятниками.

В историческую эпоху анатолийские языки распространены уже в пределах Малой Азии в центральных областях Анатолии. Такое расположение анатолийских диалектов в центральных областях Анатолии — результат движения носителей анатолийских диалектов с востока на запад. В начале исторического периода движение хеттов с востока на запад (а позднее с севера на юг) может быть предположено на основании хеттских исторических источников. Об этом свидетельствует привилегированное положение восточных городов в древнехеттской традиции. Определенные категории жителей таких городов, как Hepик, Аринна, Циппаланда, расположенных в восточной части Хеттского государства, были освобождены от повинностей. В том же смысле можно истолковать и хеттский миф о «Солнце, встающем из-за моря» (или ’большого озера’). Согласно этому представлению, такое ’море’ или ’большое озеро’ должно было находиться к востоку от места первоначального расселения хеттов (и, возможно, племен, говоривших на общеанатолийском языке). Таким ’морем’ могло быть Каспийское море или одно из больших озер, в пределах северных областей Ближнего Востока. Нужно полагать, что в этих мифологических мотивах могут проявляться отдаленные реминисценции миграций анатолийских племен с востока на запад с первоначальных мест их расселения.

В Северной Анатолии, населенной ко времени распада анатолийского языкового единства хаттскими (протохеттскими) племенами, говорившими, вероятно, на языке кавказского (возможно, западнокавказского) типа, распространяются отдельные, уже обособившиеся анатолийские диалекты ? хеттский и палайский. На протяжении длительного периода осуществляется взаимодействие хеттского и палайского языков с хаттским, из которого в эти языки заимствуется большое число ритуальных и социальных терминов.

На всем протяжении III тыс. до н. э. археологическая культура Анатолии показывает непрерывную линию развития, не обнаруживающую явных следов внезапного насильственного появления нового этнического элемента.

Нужно полагать, что расселение анатолийских племен происходило в древней Малой Азии не в результате их внезапного нашествия, сметавшего на своем пути местные, веками сложившиеся культурные традиции, а осуществлялось путем постепенного проникновения нового пришлого этнического элемента в гущу местного населения этих областей.

В свете новейших археологических данных, связанных с обнаружением в восточной Анатолии костных остатков лошади (раскопки немецких археологических экспедиций в Демирджи-Хююк, Ярыккая и Норшунтепе), появление индоевропейских племен в этих областях Малой Азии относят к еще более раннему периоду, к концу IV тыс. до н. э.

За выделением из праиндоевропейского языка общеанатолийской диалектной группы должно было последовать обособление от общеиндоевропейской языковой системы греко-армяно-арийской диалектной общности, которая распадается в дальнейшем на греческий, армянский и индо-иранский диалекты. Широкие миграции племен, затрагивающие эту диалектную общность, начинаются, очевидно, после распада ее на отдельные диалекты и возникновения греческого, протоармянского и индо-иранского как обособившихся индоевропейских диалектов. Распад этой общности начался, очевидно, с выделения еще в пределах общеиндоевропейской языковой системы арийского диалектного ареала при сохранении армяно-греческого диалектного единства.

После выделения индо-иранского из греко-армяно-арийского диалектного ареала греко-армянский образовывал еще некоторое время диалектную общность, оставаясь на старой территории расселения, где эта греко-армянская общность могла контактировать с другими индоевропейскими диалектами, в частности тохарскими и «древнеевропейскими». В это же время в греко-армянской общности (без индо-иранского) и могли возникнуть характерные для греческого и армянского в отдельности общие структурные и лексические изоглоссы.

Предположение о локализации индоевропейской прародины в ближневосточном ареале естественным образом определяет направление миграций носителей греческих диалектов в исторические места их жительства на Пелопоннесе и островах Эгейского моря через Малую Азию.

Если допустить, что миграция носителей греческих диалектов, предшествовавшая переселению дорийцев (видимо, отколовшихся от основной волны переселения и временно обосновавшихся севернее на Балканах), осуществлялась через Малую Азию, то следы этих ранних переселений можно было бы обнаружить в древнейших данных о греках в М и л е т е и Аххияве. Об этом же свидетельствуют и связи, обнаруживаемые между археологическими культурами запада Малой Азии, с одной стороны, и Пелопоннесом и островами Эгейского моря, с другой.

На рубеже III — II тыс. до н. э. на северо-западе Малой Азии распространяется серая минийская керамика того типа, который становится примерно столетием позднее (около 1900 г. до н. э. ) преобладающим в материковой Греции. Устанавливается непосредственная связь между этими археологическими культурами, причем предполагается направление распространения этой культуры с востока на запад.

В качестве этнического субстрата этих культур можно предположить ранних греков-протоэллинов (видимо, за вычетом дорийцев) или, возможно, связанные с ними другие группы индоевропейцев, направлявшихся с востока на запад под натиском анатолийских племен. Среди таких групп, в частности, могли быть «пеласги», которые должны были еще до прихода собственно греков обосноваться на Пелопоннесском полуострове.

Протогреческий, выделившийся в качестве особого диалекта из греко-армяно-арийской диалектной общности, должен был дифференцироваться на основные диалектные группы где-то в Малой Азии еще до переселения греков в материковую Грецию. Следует во всяком случае допустить членение греческого к этому времени на две основные диалектные группы, одна из которых в лице дорийцев двинулась в северо-западном направлении на Балканы, откуда много позднее, к концу II тысячелетия дорийцы совершают нашествие на материковую Грецию.

Помимо возможного индоевропейского субстрата следует допустить н наличие некоторого неиндоевропейского (вероятно, даже доиндоевропейского) субстрата в материковой Греции и на островах Эгейского моря. Такой субстрат проявляется в наличии целого неиндоевропейского лексического пласта в греческом. С ним связан, очевидно, и характер ранней минойской культуры, а также, возможно, надписей, выполненных линейным письмом А и другими древнейшими письменностями средиземноморского мира.

Гипотеза о приходе греков в материковую Грецию с востока через Малую Азию ставит в новом свете вопрос о греческих малоазийских «колониях» и, в частности, проблему Милета. Эти колонии в свете восточной гипотезы можно рассматривать как древнейшие греческие поселения на пути переселения греческих племен в исторические места их жительства на островах Эгейского моря и в материковой Греции.

Особенно показательно с точки зрения древних связей греческого с малоазийским культурным миром единство мотивов греческой и малоазийской мифологии. Уже греческий миф о мизийском царе Телефе обнаруживает разительное совпадение с малоазийскимн мифами о Телепину и с мифом о детях царицы Канеса как по мифологическим мотивам, так и по именам героев мифа : ср. имя сына Телефа Тархон при хет.-лув. Тархунт.

Весь цикл греческих мифов о теогонии, борьбе нескольких поколений богов на небесах отражает в конечном счете древневосточные мифологические мотивы, которые в преобразованном виде (через хурритскую мифологию) перешли в анатолийскую мифологию, а через анатолийское посредничество — в греческий миф. Это видно как в построении мотивов, так и в целом ряде эпитетов богов. Целый ряд мотивов, в особенности Одиссеи, восходит к древневосточным прототипам ? шумеро-аккадским и малоазиатским. Нужно полагать, что эти и им подобные мифологические мотивы в греческом возникают в период пребывания греческих диалектов в Малой Азии и их интенсивных культурно-исторических контактов, начиная со II тыс. до н. э. Мифологические сюжеты, возникшие на анатолийской почве, преобразуются в дальнейшем в греческой мифологии, приобретая собственно греческие черты, при сохранении первоначальных признаков, общих с древневосточным эпосом.

Исторические контакты греков с картвельскими племенами в период миграций первых с востока на запад в исторические места их жительства и могут быть отражены в мифе об Аргонавтах. Характерно, что обычай помещать баранью шкуру на священном дереве сохраняется у западнокартвельских племен вплоть до позднего времени. «Страна золотого руна», Колхида, видимо, первоначально представляла собой центр дорийского племенного союза.

Однако дорийский диалект греческого языка не был единственным индоевропейским диалектом среди диалектов греко-армяно-арийской общности, проделавшим путь в северо-западном направлении из Малой Азии на Балканы. К таким индоевропейским диалектам следует отнести фригийский язык, а также, по-видимому, албанский язык в той мере, в какой он является продолжением балканских диалектов, восходящих, судя по сохранившимся языковым фрагментам, к определенной древней индоевропейской диалектной общности. Фригийский язык, известный нам по немногочисленным надписям первой половины I тысячелетия до н. э. , найденным в Малой Азии, обнаруживает структурные черты, сближающие его с диалектами греко-армяно-арийского ареала: наличие аугмента в древнефригийских глагольных формах; относительное местоимение, запретительное отрицание.

Наряду с изоглоссами, объединяющими фригийский язык с диалектами греко-армяно-арийской группы, фригийский обнаруживает и ряд архаических черт, в особенности в фонологической структуре. Ряд грамматических форм фригийского может быть истолкован и как свидетельство наличия связей фригийского и с диалектами иной группы — хетто-тохаро-итало-кельтской.

Еще до появления перечисленных индоевропейских диалектов на Балканах из Малой Азии балканский ареал представлял собой древнейший в Европе очаг цивилизации, истоки которой восходят к V тысячелетию.

Археологические открытия последних лет обнаружили на Балканах существование развитой цивилизации, близкой по типу к древневосточной и связываемой с еще более древней цивилизацией запада Малой Азии — Чатал-Хююком (VI тыс. до н. э. ).

Культура древних Балкан V и IV тыс. до н. э. (Старчево в Югославии, Караново I — в Болгарии, Криш — в Румынии, Кёрёш — в Венгрии, Сескло — в Фессалии) характеризуется развитым земледелием и использованием злаков древнеближневосточного происхождения, металлургией меди, сформировавшейся также под вероятным малоазиатским влиянием, наличием достаточно сложной религии и соответствующей символики, в том числе и пиктографических знаков линейного характера. Принадлежность этой культуры (как типологически, так и генетически) к ближневосточному культурному ареалу может быть истолкована как свидетельство того, что она является ранним ответвлением середнеазиатского очага цивилизации. Установление более конкретного этнического характера этой древнебалканской культуры (как, впрочем, и древнейшей малоазиатской цивилизации типа Чатал-Хююка) в настоящее время не представляется возможным. На эту древнебалканскую культуру V тысячелетия до н. э. позднее, начиная, по-видимому, с III тыс. до н. э. , наслаиваются миграционные волны носителей индоевропейских диалектов, исходящие из общеиндоевропейского ареала на Ближнем Востоке.

Иранские, в особенности скифские переселения могут служить хорошим примером дальних миграций индоевропейских племен на запад по восточному пути. Именно такой путь предполагается для более раннего времени в отношении «древнеевропейских» диалектов — кельто-италийских, иллирийских, германских, балтийских, славянских. Все эти языки обнаруживают ряд лексических изоглосс, общих с тохарским, что весьма трудно объяснить без допущения контактов между ними, вероятно, в процессе совместных миграций носителей этих языков вместе с носителями тохарских диалектов.

Движение «древнеевропейских» диалектов в Центральной Азии с последующей ориентацией в сторону запада Евразии осуществлялось, по-видимому, в виде повторных миграционных волн, направленных с востока на запад Евразии, где в дальнейшем эти племена оседали и заселяли определенную общую территорию. Вновь прибывавшие племена присоединялись к уже осевшим на этой территории, и таким образом образовывался общий промежуточный ареал для мигрировавших с востока индоевропейских племен, позднее заселивших более западные области Европы. Тем самым этот общий промежуточный ареал становится областью контактов и вторичного сближения ранее уже частично отдалившихся друг от друга индоевропейских диалектов, где и могли возникнуть подобные лексические и семантические инновации.

Такое взаимодействие этих диалектов можно рассматривать как пример возникновения «вторичного языкового союза» изначально родственных диалектов. Распространение диалектов из этого общего «вторичной ареала» — в некотором смысле «вторичной промежуточной прародины» племен, говоривших на соответствующих диалектах — на новые территории в Центральной и Западной Европе кладет начало постепенному возникновению отдельных языков (италийского, кельтского, иллирийского, германского, балтийского, славянского), условно именуемых по территории, ими занимаемой в историческую эпоху, «древнеевропейскими».

Тем самым для «древнеевропейских» языков общим исходным ареалом распространения (хотя и вторичным) можно считать область Северного Причерноморья и Приволжские степи. Теория, локализующая в этой области «прародину индоевропейцев», принимает в таком освещении новый смысл как гипотеза о прародине для западной группы индоевропейских языков. Этот временный ареал совместного обитания племен — носителей древних индоевропейских диалектов мог служить областью, где двигались различные миграционные волны носителей этих диалектов и формировались вторичные изоглоссы, наложившиеся на старые; последние объединяют эти диалекты с другими индоевропейскими языками, носители которых мигрировали из первоначальных областей их расселения в других направлениях.

Именно на путях к этим областям «вторичной прародины» — Причерноморья и Заволжья — и могли происходить контакты древнеевропейских диалектов с носителями языков Центральной Азии (ср. заимствования в финно-угорские языки из этих диалектов, а также заимствования в эти диалекты из алтайских языков).

Следы пребывания носителей «древнеевропейскнх» диалектов на территории «вторичной прародины» можно видеть и в специфическом характере гидронимов Северного Причерноморья, обнаруживающих за вычетом позднейших наслоении (в частности, славянских и иранских, ср. названия типа Дон, Днепр и др.) специфические черты ранней индоевропейской гидронимии, которые засвидетельствованы и в центральноевропейских гидронимах. К числу таких гидронимов можно отнести гидронимы, проявляющие сходство по суффиксам и основам с «древнеевропейскими», что само по себе должно отражать их общеиндоевропейский характер. Характерно, что древние индоевропейские гидронимы сохраняются за мелкими реками и притоками крупных рек, тогда как сами крупные реки переименовываются при появлении новых этнических групп. Недостаточная изученность в историческом аспекте древнейшей гидронимии Приволжья и Средней Азии не позволяет в настоящее время полностью выявить возможные следы прохождении древних индоевропейцев через эти области.

Носители «древнеевропейских» диалектов направлялись из Центральной Азии, по-видимому, повторными миграционными полками и расселялись в промежуточном ареале Причерноморья и Приволжья, где они могли образовывать в течение определенного периода особую диалектную общность. В этом ареале они должны были прийти в соприкосновение с появившимися здесь, возможно в еще более ранний период, арийскими племенами, которые, очевидно, пришли кавказским путем.

Следы такого соприкосновения «древнеевропейских» диалектов с арийским можно было бы видеть и в балто-славяно-арийских лексических изоглоссах, соотносимых с поздним хронологическим уровнем диалектного членения общеиндоевропейского языка. Сравнительно поздний характер этих балто-славяно-арийских лексических изоглосс проявляется и в специфической семантике рассматриваемых слов, относящихся к специальному терминологическому словарю.

Предполагаемый промежуточный ареал расселения носителей индоевропейских диалектов в таком понимании можно рассматривать как в определенном смысле «вторичную» их прародину, то есть территорию их совместного обитания на протяжении определенного времени, перед началом нового периода миграций дальше на запад.

Этот предполагаемый ареал расселения индоевропейских племен — носителей «древнеевропейских» диалектов, а также арийцев и, возможно, других индоевропейских племен, которые должны были появиться в этом ареале к III тыс. до н. э. , является в этот период областью так называемой «курганной» или «древнеямной» культуры.

Эта культура распространена на территории от Северного Причерноморья до приволжских степей и Аральского моря. Атрибуты курганной (древнеямной) археологической культуры, восстанавливаемые по остаткам материальных памятников, совместимы с атрибутами древней культуры, реконструируемой для индоевропейского по лингвистическим данным. Уже по хронологическим соображениям было бы трудно считать более поздние слои курганной культуры Приволжья и Причерноморья, датирующиеся по новейшим радиокарбонным данным III тыс. до н. э. , культурой протоиндоевропейской, то есть культурой племен — носителей праиндоевропейского языка, и соответственно признавать этот ареал «первичной» общеиндоевропейской прародиной, откуда происходили миграции древних индоевропейцев в исторические места их жительства. Хронологически эта археологическая культура и соответственно этот ареал могут быть соотнесены именно с определенной частью расселившихся индоевропейцев. В последнее время М. Гимбутас предлагает стратиграфию с соотнесением курганной культуры-1 к V тыс. до н. э. , культуры-2 — к концу V и первой половине IV тыс. до н. э. Определение курганной культуры как собственно «протоиндоевропейской», что утверждается М. Гимбутас в ее многочисленных исследованиях, наталкивается и на трудности, касающиеся предполагаемых ею же траекторий перемещения в пространстве племен — носителей этих культур. При утверждении у М. Гимбутас об исключительно западной направленности смещения этих «протоиндоевропейских» культур становится непонятным отсутствие археологически устанавливаемых следов проникновения из этого ареала в восточном и юго-восточном направлениях носителей таких древних индоевропейских диалектных объединений, как тохарский, индо-иранский и других.

Курганная (древнеямная) культура III тысячелетия до н. э. характеризуется наличием скотоводства и земледелия, колесных повозок, применением домашней лошади как тягловой силы, развитой металлургией меди, а затем бронзы, сооружением крепостей на возвышенностях. Для этой культуры характерно уже и выделение социальных рангов, наличие предводителей племени и особого ранга воинов, наличие значительного числа религиозных символов (колесница Солнца и др.); захоронение трупов в некоторых случаях с трупосожжением.

Существенным моментом в свете предлагаемой интерпретации курганной культуры является то, что она обнаруживает связи с переднеазиатским миром, которые шли через Среднюю Азию и через Кавказ. На это указывают колесные повозки переднеазиатского типа, характер изделий из металла с изображениями таких животных, как львы, скипетры из диорита и других драгоценных камней и др.

Недостаточная изученность раннего бронзового века областей к югу и западу от Аральского моря, лежащих между ареалом ямной культуры III тыс. до н. э. и югом Средней Азии ? Южной Туркменией IV тыс., находившейся в орбите древневосточного культурного мира, не позволяет более полно осветить характер исторической связи между этими районами и реконструировать недостающее археологическое звено, связывающее эти культуры. Восстановление его, возможно, позволило бы представить непрерывную линию миграций индоевропейской культуры из ближневосточного ареала через Среднюю Азию в исторические области Восточной Европы — на новую «прародину» индоевропейцев.

Следует также учитывать возможность индоевропейских переселений и водным путем (по Каспийскому морскому пути). Индоевропейская лексика, отражающая термины судоходства, указывает на знакомство носителей этих диалектов со способами передвижения по большим водоемам. В таком случае становится понятным почти полное отсутствие археологических и ономастических следов, связывающих ареалы первоначального и более позднего расселения индоевропейских племен.

С древними индоевропейскими, а возможно и раннеиранскими миграциями, осуществлявшимися не позднее конца первой половины II тыс. до н. э. , соотносится могильник Синташта в Южном Зауралье, где обнаружены захоронения людей со следами колесницы и очень обильными жертвоприношениями животных (главным образом, коней, но также быков, телят, овец, коз, собак). Некоторые детали ритуала, так же как ряды бычьих голов, имеют разительные аналогии не в иранском, а в древнеближневосто