Ашот Мясоед

Gentle Giant · 4 ноября 2006

Ашот Мясоед никогда не ел мяса. Его прозвище мясоед – результат масштабной исторической фальсификации. Детали этого невиданного онтологического заговора и истинные цели его авторов будут представлены в конце этого романа.

Подобно тому как его дед Ашот Слепой на самом деле видел намного лучше и намного глубже, чем те, кто называл его слепым, также и Ашот Мясоед с детства никогда не прикасался к мясу. Это свойство было развито в нем до такой степени, что он гнушался прикасаться к человеческой плоти, даже к своему собственному телу. Для тех случаях, когда этого было не избежать он хранил особые перчатки, одевая которые он только и имел дело с любым плотским существом. У него была также железная воля и дальновидность совы, с которыми он часто предавался ночным беседам в своем замке в Багаване. Его воля была изготовлена в особой кузнице, которая находилась на территории его наследственной вотчины в области Спер; она имела также крылья и способность путешествовать во времени.

Ашот Мясоед не любил слишком частых появлений на публике, не любил военных смотров и произносимых на них речей. Вообще, был молчуном и говорил только по пятницам, после полуденной службы. Возможно легенда о его мясоедстве имела первоначальным поводом наличие в его замке магического каменного стола, который сам по себе накрывался изысканными и никогда не заканчивавшимися яствами. Благодаря этому он всегда мог приглашать на щедрые пиры на которых участвовали все желающие армянские, грузинские, абхазские и албанские князья. Благодаря тому же столу, потомок Мясоеда, царь Ашот 3 Милостивый, получил свое прозвище, потому что он угощал с него всех нищих и нуждающихся.

Ашот Мясоед владел бесчисленными сокровищами, унаследованными от своих предков: Багратуни и Мамиконянов , или скупленными по низким ценам у иммигрировавших князей Камсараканов, либо накопленными им самим. Но он почти не тратил их, пряча в специальных потаенных хранилищах, в темных и сырых подвалах вырастающих из заросших лесом скал крепостей. Он никому не верил и не с кем не делился, кроме своего духовника – сирийского отшельника, имя которого не дошло до нас. Говорят, что этот отшельник был никем иным, как известным со времен урартского царя Аргишти 1-ого жрецом Сардуром , автором первой версии эпоса Сасна Црер и доктрины государственной безопасности Урарту. Именно по его советам Мясоед никому ничего не говорил, а в ночь на новолуние выходил на прогулку каждый раз на новой лошади. Сардур приобрел невиданное долгожительство, благодаря изобретенному им самим особому ритуалу (кроме него этот способ был известен лишь царю Ерванду Кратковременному ), который хотя был очень прост, но никому до него не приходил в голову: каждый год в воскресенье на праздник Вознесения он 8 раз входил и выходил в воды Ванского озера. С помощью писем Сардур поддерживал связь со многими князьями и духовными лицами, а его литературное наследство огромно, хотя до сих пор и не изучено в должной степени. Одной из основных его целей было создание религии «цветов, солнечных бликов и светотеней», основы которой он изложил в отдельном трактате. Он играл очень важную роль в поддержке почтовой связи и создании надежной сети между различными своими адресатами. Письма Сардура и его трактаты, написанные в основном на осенних листьях с помощью особой техники письма, сохранились лишь отчасти. Заслуживают внимания фрагменты большой поэмы о мироздании и особом пути «извивающихся пальцев» или «криво растущего дерева» под названием «Песнь о Кривом Дереве, мече-молнии, змее, воде низвергающейся со скалы вниз, Старом Господине и следах Молодой Девы – Сестры и Любовницы, ведущих за порог» с подзаголовком: «Маркс как Марс, дедушка Деррида с длинной бородой, Ленин с луком и стрелами, Ильич, Нжде и обнаженная богиня танцуют танец с масками вокруг засохшего дерева на обрыве под светом луны, в то время как юноша одетый в женские одежды читает старый словарь и соскребывает из текста лишние слова ». Поэма состояла из бесконечного ряда четверостиший по одному на каждый осенний лист. С формальной точки зрения она представляла собой звукопись в основе который лежали армянские слова отобранные по особым критериям (3 или 4 звука первый из которых произвольный согласный, второй произвольный гласный либо сочетания й + гласный и гласный + й, третий мягкое или твердое р, либо й и в, четвертый произвольный согласный или гласный), но кроме армянских слов иногда использовались также слова из других языков отобранных по тем же принципам, а также сочетания звуков подчиняющихся тем же закономерностям, что и отобранные слова, но не имеющие смысловой нагрузки, так что текст иногда переходит в простой звукоряд. Тем не менее, благодаря тому, что армянский язык дает большие возможности для подобного стихосложения (обилие слов с указанной структурой) в целом осмысленность четверостиший сохраняется, хотя и в ущерб грамматической правильности высказываний (значительное количество грамматических показателей в тексте стихов опущено) .