Путешествие по исторической Армении

Celtic · 23 ноября 2004

Интересно, у кого-нибудь есть фотографии Ани, сделанные со смотровой площадки в Шираке?

[ Xelgen ] · 8 декабря 2004

Орущих камней государство

Заметки пристрастного путешественника

Сурен МАРКОСЯН — физик, выпускник Венского университета, в настоящее время живет и работает в Сан-Франциско, занят разработками антивирусных программ. Он молод и удачлив в карьере, но его интересы не ограничиваются одной лишь специальностью. В поисках своих корней Сурен Маркосян дошел до Западной Армении, откуда родом его предок, поставщик наместника Его Императорского Величества на Кавказе С.М.Тосунян, и написал об этом увлекательные путевые заметки, в которых сказались гены известной журналистской династии Тосунянов — деда, матери и дяди Сурена. Материал написан специально для “НВ” .

Сегодня мне кажется, что это путешествие я замыслил давно: еще маленьким мальчиком, слушая не слишком пространные воспоминания моего деда о Тифлисе, где он родился и вырос, о городе Карсе, откуда родом его отец, а мой, стало быть, прадед, — расчертил, распланировал, распределил, пересчитал все церкви и храмы, которые хотел посетить, перечитал всю возможную литературу... Последним толчком стала фотография, подаренная деду год назад одним знакомым: старинный плотный кусок картона, на котором изображен весьма представительный господин с белой окладистой бородой и в традиционном для того времени темном костюме. Под портретом печать с надписью по-русски: “Фотографiя С.М. Тосуньяна въ Карсе. Поставщикъ Намъстника Его Императорского Величества на Кавъказе”. Я слышал, что кто-то из нашей родни в Карсе был фотографом. И хотя понимал: вряд ли удастся проследить жизненный путь этого неизвестного родственника, повод, чтобы как можно скорее отправиться в дорогу, был найден...

НЕ ПЫЛИТ ДОРОГА, НЕ ДРОЖАТ КУСТЫ

Маршрутное такси Ереван — Тбилиси представляло собой переделанный грузовой микроавтобус с узкими сиденьями, уместившими максимальное количество народу с минимальным комфортом. Но теснота сближает, и пассажиры маршрутки, узнав, куда лежит мой путь, проявили ко мне огромный интерес.

На туманном и холодном перевале на границе Армении и Грузии стояла будка. У пограничного шлагбаума зябли двое молодых солдат с кинжалами.

Армянские пограничники, недоумевая, почему в моем американском паспорте есть грузинская виза, но нет армянской, небезосновательно предположили наличие второго паспорта, по которому я въехал в Армению. Завладев двумя паспортами — синим и красным, — добросовестные стражи границы решили со мной разобраться. Маршрутка запротестовала и стала собирать деньги на взятку пограничникам. Те оказались стойкими, денег не взяли. Тогда попутчики, насовав мне многодневный запас продуктов, продолжили свой путь.

В пограничной будке стояли стол, стул, обогреватель и дым от сигарет. Старший пограничник обзванивал важных генералов, чтобы узнать мою дальнейшую судьбу. Решили, что приедет КГБ и заберет меня обратно в Ереван. Ну что ж поделать, родина не отпускает, город манит обратно.

Вокруг зеленые горы, покрытые лесами. Сверху спускаются облака. В будке скучно, и я стою у шлагбаума, наблюдая за происходящим. Но ничего не происходит. Граница пустует: проехала всего одна машина с грузинскими номерами. С грузинской стороны, минуя солдат и бросив на меня любопытный взгляд, беседуя по-грузински, прошли две женщины и скрылись в стоящем неподалеку вагончике-столовой.

По обе стороны дороги, вдоль полей и холмов, границу переходили коровы. Все просто. Нет ни забора, ни колючей проволоки. Главное, чтобы не увидели солдаты.

Прошло три часа. Пограничники накормили меня курицей. КГБ так и не приехал. Зато приехал автобус, водитель которого использовал поле за будкой в качестве туалета. Пограничники, видя бесперспективность моего сидения у них на шее, вернули оба паспорта в обмен на открытки с видами Сан-Франциско. На память. Озябшие солдаты подняли шлагбаум. Добавив к низким белым облакам клубы едкого черного дыма, автобус тронулся, чтобы через 10 метров остановиться у грузинского шлагбаума с будкой, видом побогаче.

За эти 10 метров пожилая армянка, сидевшая рядом, успела пожаловаться мне на жизнь, искренне удивляясь, как это она прожила в Грузии столько лет, притесненная и угнетенная, когда в Армении намного лучше?

Зашел грузинский пограничник, ухмыляясь, стал собирать паспорта. Завел разговор на повышенных тонах с человеком в середине салона. По-грузински. Зашуршали книжные страницы. Видимо, пограничник был очень недоволен их содержанием. Как потом оказалось, это были учебники для армянских школ в Тбилиси. На армянском. Несколько учебников упали на пол. Побузив еще немного, пограничник ушел. Паспорта вернули через 15 минут, и автобус снова бодро задымил.

В Тбилиси стояла темная теплая ночь. От многочисленных предложений гостеприимных попутчиков, готовых предоставить мне ночлег, я отказался. Последовал за своим новым знакомым, Юрой, — так звали человека с книгами — к нему домой. Поехали на такси. Водитель переговорил по-грузински с Юрой, а потом стал беседовать со мной. На армянском. Доехали быстро. Выйдя из машины, я спросил Юру: “Он что, армянин?” — “Нет, — ответил тот, — грузин”. — “А откуда он знает армянский?” Мой новый друг пожал плечами: “Ну так Тбилиси — армянский город!”

Я позвонил Нате и Геге, которым должен был передать посылку и привет с далекого материка, и мы с Юрой пошли пешком — по ночному Тбилиси, мимо парламента, по проспекту Руставели, мимо пустой гостиницы Иверия, где до недавнего времени жили беженцы и где нынче вместо окон зияют дыры. Он легко нашел в темноте нужный дом, посылку передали. В том замечательном доме я и остался на ночь.

Утром, к моей великой радости, меня повезли в Мцхету — древнюю столицу Грузии. “Там, где, сливаяся, шумят, обнявшись, будто две сестры, струи Арагвы и Куры, был монастырь”. Он есть и сейчас, на том же месте, на горе. Недалеко от дороги стоит памятник Лермонтову, а через реку внизу раскинулась старинная Мцхета с возвышающимся над городом собором Светицховели. Самым большим в Грузии, как утверждает надпись на его стене. Народу в соборе было много, школьники приезжали группами на автобусах.

ГОРОД ЦЕРКВЕЙ, СВАДЕБ И БАНДИТОВ

Изучение Тбилиси я начал со знаменитых серных бань в некогда армянском районе. Поднялся в старую крепость, откуда виден весь город. Очень много церквей, их трудно сосчитать. Строительство нового собора, самого высокого и большого здания в городе и, наверное, во всей Грузии (бедный Светицховели!), почти закончено. Местные жители говорят, что погибло уже много рабочих и так, мол, оно и должно быть.

Была суббота, и по всему городу, непрерывно сигналя, носились разнаряженные свадебные кортежи. Правил дорожного движения для них не существовало — люди женились и выходили замуж. Спустившись вниз, уже по другой дороге, я подошел к обветшалой церкви, во дворе которой по-армянски ругались две старухи. Это была армянская церковь Григория Просветителя. Справа от входа — могила Саят-Новы. В церкви — обряд венчания и много людей.

Пообщался с местным армянским населением. Сказали, что их здесь двести тысяч и что жизнь вполне приемлема. В Ереван никто не переезжает. Если и едут, то в Америку. Узнав, что в этом районе жил мой дедушка и я бы хотел найти то место, где стоял его дом, все почему-то набросились с упреками на одного армянина в синем пиджаке: мол, а вот он не хочет поехать посмотреть родину своего дедушки и вообще не знает, откуда тот родом.

Крашенная под блондинку женщина в годах, выяснив, что я неженат, с большим энтузиазмом начала говорить о том, как много здесь хороших красивых девушек, и что я обязательно должен на них жениться и увезти в Америку, и что она готова меня с ними со всеми познакомить сию минуту. Жениться в этот день в мои планы не входило, и пришлось срочно ретироваться, чтобы продолжить прогулку по Тбилиси.

ОГРАБЛЕНИЕ ПО-ГРУЗИНСКИ

О том, что разгуливать по Тбилиси в темное время суток одному опасно, меня, конечно, предупреждали. Родственники, друзья, знакомые, попутчики в автобусе — все, кто мог. Но пока я обошел весь город, стало темнеть. Пора было двигаться в сторону вокзала, чтобы успеть на ночной поезд до Батуми. Судя по стрелке GPS-навигатора, до вокзала было 5 километров. Выйдя из центра, перешел мост через реку и очутился в рабоче-спальном районе с маленькими магазинчиками, базарчиками и большим количеством людей, ожидающих транспорта или идущих по улицам домой. Стало совсем темно. Когда до вокзала оставалось не более 300 метров, рядом возникла подозрительная личность маленького роста в сером пиджаке. Покосившись на GPS-навигатор и, скорее всего, приняв его за мобильный телефон, незнакомец задрал левый рукав пиджака, потыкал пальцем в запястье и что-то спросил по-грузински. Думаю, хотел узнать точное время. Я по-русски ответил, что не знаю. И тогда вместе с материализовавшейся из темноты второй подозрительной личностью — на сей раз высокого роста — они стали молча заталкивать меня в подворотню. Я быстро спрятал GPS в карман и также молча заехал коротышке по физиономии. За что, вполне резонно, тут же получил в ухо. После следующего моего удара высокий тип нарушил тишину и, что-то вереща, почему-то стал отступать. Видимо, призвал компаньона последовать его примеру. Враг растворился в темноте, так и не узнав, который час. Наверное, решили спросить у кого-нибудь другого.

Взволнованные увиденным, из магазина напротив вышли несколько женщин и мужчина, который заявил, что довезет меня на машине, куда бы я ни пожелал, и что совсем не хочет, чтобы со мной еще что-нибудь случилось. Отказаться было сложно, и оставшиеся три сотни метров я проехал на жигулях-четверке.

СИНЕЕ ЧЕРНОЕ МОРЕ

Ночной поезд до Батуми ехал медленно, постоянно останавливаясь и, как и положено старому советскому вагону, скрипя, стуча, кряхтя. К утру в окне показалось море. Протащившись через зеленый и мокрый ботанический сад, поезд остановился в соседнем с Батуми городе. Оказалось, батумский вокзал не работает, но зато туда ходят маршрутки. Вместе с попутчиком-грузином из поезда мы уселись в маршрутку. В Батуми бросалось в глаза большое количество ажурных зданий времен российской империи, а также постройки позднего времени, возведенные для решения жилищного вопроса. Новый знакомый сошел в Батуми, а я поехал дальше, до Сарпи — приграничного с Турцией города.

На этот раз на границе одной будкой и шлагбаумом дело не обошлось. Здесь в наличии были заборы, одноэтажные здания и пограничная вышка с грузинской стороны. На турецкой половине виднелись мечеть с минаретом, видимо, вместо вышки. Переход границы пешком занял совсем немного времени. Увидев синий паспорт, грузинский пограничник радостно воскликнул: “America! Good Morning!” “Доброе утро”, — ответил я на чистом русском и, разглядев на его лице глубокое разочарование, ступил на турецкую землю.

Сразу за воротами стояло несколько машин и микроавтобусов. С большим энтузиазмом таксисты, бормоча на смеси английского, русского и турецкого языков, стали предлагать довезти меня до Хопы — ближайшего турецкого города — за 4 доллара. Мое равнодушие к их усердию и нежелание сразу и безоговорочно сесть в машину водителей очень возмутили. А когда, минуя все автомобили, я направился к мечети у моря, вслед раздались возмущенные возгласы, призывы к благоразумию и здравому смыслу. Мой навигатор показывал: до Хопы 18 километров, и я решил идти пешком. Таксисты, наблюдавшие за мной издалека и не терявшие надежды, что я вернусь, бросились вдогонку. Снизили цену до трех долларов, я согласился.

Границу перешла девушка с большим рюкзаком и светлыми вьющимися волосами. Объяснив с моей помощью, что проезд стоит теперь уже три доллара, один из таксистов усадил девушку в машину, и мы поехали. Город Хопа оказался маленьким приморским городком с придорожным автовокзалом. Автобус в Карс, куда направлялся я, уходил через несколько часов, также как и автобус в Стамбул, куда ехала девушка.

Мы вдвоем пошли гулять по городу, спустились к видневшейся неподалеку у моря мечети. Девушку звали Доротея. Она покинула родную Швейцарию несколько месяцев назад, начала свое путешествие из Китая и, пройдя Россию, Среднюю Азию и Закавказье, оказалась здесь, на побережье Черного моря. Доротея говорила неплохо и по-русски, и по-английски, но скоро мы перешли на немецкий — так было проще обоим.

Она рассказала много интересного о сегодняшней жизни и нравах в среднеазиатских республиках. На мой вопрос, какой из трех последних увиденных ею городов Закавказья — Тбилиси, Ереван, Баку — ей больше понравился, она назвала Баку: красивый город и много иностранцев. На втором месте — Тбилиси. Карабах произвел на нее удручающее впечатление. Доротея уже возвращалась домой — из Стамбула ей надо было добираться до Италии, чтобы, встретившись с родителями, вернуться в Женеву. Но жить, по ее словам, она там никогда не будет — ее тянет на восток.

Пока мы ждали своих автобусов на вокзале, прикатила самодельная печка, топившаяся досками от коробок из-под овощей. На ней жарили каштаны, которыми стали нас сразу кормить. Именно кормить, а не угощать. Человек с печкой принялся раздавать каштаны людям вокруг, даже не пробуя их продавать.

Я отправился в Карс на большом комфортабельном автобусе компании “Карс экспресс” (какой контраст после маршрутки!), а Доротея осталась ждать своего автобуса на Стамбул. До Карса по прямой около 170 километров, и я прикинул: около 3-х часов пути. Дороги в Турции хорошие, места живописные, мы ехали по ущелью, через горы, холмы и крутые повороты. В окне мелькнули развалины церкви, стоявшей на холме. По обе стороны дороги то и дело попадались совершенно одинаковые минареты, похожие на ракеты. Наверное, их штампуют на одном заводе, а потом развозят на грузовике по деревням. А может быть, это и есть ракеты, которые при первой же необходимости поднимутся в воздух вместе с поющими на них муэдзинами.

Мы то и дело останавливались в разных городах, пили чай, а один раз даже зачем-то мыли автобус большими щетками. Вопреки всем моим расчетам, в Карс прибыли поздно вечером, после более чем семи часов пути.

Удалось договориться с привокзальным таксистом, знающим 12 слов по-английски, что рано утром он повезет меня в Ани — 45 километров от Карса, на границе с Арменией. До последнего времени из-за близости к границе там действовал запрет на фотографирование, но таксист уверил, что его сняли, а разрешение на вход в город можно было получить на месте.

ГОРОД, КОТОРОГО НЕТ

Когда мы проехали пару армейских блок-постов, впереди показались крепостные стены древнего армянского города — “города тысячи и одной церкви”. В Ани я провел 5 часов. Как сказал потом таксист “normal tourist — 2 hours, no normal tourist — 5 hours”. Граница была всего в нескольких метрах, через реку, и было слышно и видно, как люди на другой стороне ходят, переговариваются по-армянски. Шумели бульдозеры и грузовики — они добывали камни из каньона, который раскопали несколькими годами ранее. Из этих “камней Ани” построили новую церковь в Ереване, этому факту придают большое значение и очень этим гордятся. Говорят, когда в каньоне производили взрывные работы, от ударной волны треснула одна из стен кафедрального собора в Ани — на другой стороне реки.

За все 5 часов в Ани я не встретил ни души. Лишь солнечный зайчик отскакивал от стен старого города — кто-то следил за мной в бинокль. Табличка рядом с единственной не поврежденной мечетью гласила, что это первая мечеть, построенная турками-сельджуками в Анатолии. Строительные камни, архитектура и интерьер мечети очень напоминали армянские церкви, а на полу лежали обломки армянских хачкаров. На всей территории города теперь растет трава, пробиваясь сквозь фундаменты уже несуществующих зданий. На холме, откуда исторически берет свое начало город, лежит в руинах дворец, резиденция Багратидов — повелителей Ани. На самом холме я насчитал развалины трех церквей. Остатки множества других церквей видны вокруг и на спуске, ведущем в ущелье. Теперь над цитаделью реет турецкий флаг — флаг победителей.

Через ущелье, в сторону Армении, на отдельно возвышающейся скале стоит одинокий монастырь, а вокруг него видны руины различных построек. Доступа туда нет.

Главный кафедральный собор города действительно очень большой. Купол собора был частично разрушен в 14-м веке, и окончательно — в 19-м, во время землетрясения, что придало зданию форму куба. В стенах вырезан армянский текст, повествующий о разных событиях жизни собора. В 11-м веке собор был превращен турками в мечеть, но в 12-м снова восстановлен как христианский храм. Внутри и снаружи много надписей краской — турецких, армянских, русских. Одна из них, написанная по-русски, гласит: “Иванъ Ахвердовъ, 1891”. На внутренних стенах собора что-то грубо замазано белой краской — может быть, фрески, а может, армянские письмена. В некоторых местах работа по сокрытию “армянского следа” произведена более грамотно — стены покрашены краской, сливающейся с цветом камней.

Недалеко от собора, на восточной стороне, расположилась симметричная циркулярная церковь Сурп Аменапркич, точнее, одна половина церкви. Другая половина обвалилась в 1957 году во время шторма. Остатки фресок и барельефов свидетельствуют о былой красоте.

Наиболее сильное впечатление оставило строение, стоящее на склоне, ведущем к реке, в нескольких метрах от пограничных заграждений — церковь Григория Просветителя. И внутренние, и внешние стены ее покрыты фресками, теперь выцветшими и потускневшими. Фрески есть даже на внутренних поверхностях арок. В некоторых местах рисунки замазаны краской или просто стерты. Говорят, это было сделано в начале 90-х годов 20-го века. Многие рисунки покрыты тем, что мы сейчас называем “граффити”.

Руины церкви царя Гагика напоминают развалины Звартноца — большой круглый фундамент и колонны с похожими узорами.

И везде вокруг, во всем городе были церкви, церкви и церкви. Армяне, как фанатики, строили их — одна лучше другой — украшали, совершенствовали, чтобы потом оставить на волю времени, стихии и истории. “Орущих камней государство” — написал когда-то Осип Мандельштам. Точнее и горше не скажешь. Окинув взглядом весь Ани и достроив в воображении разрушенные здания, я представил себе большой каменный город с домами из розового туфа, куполами бесконечных церквей, улицами, людьми...

Щит-указатель у входа в город рассказывает об истории Ани, ни разу не упоминая армян. Оттуда следует, что город населяли язычники, затем турки, монголы, затем в 19-м веке город был захвачен русскими и вновь отвоеван турками в 1920 году. О том, кто строил все эти церкви, нет ни слова. Таблички у церквей ни разу не упоминают об их армянском происхождении, сообщают лишь на ломаном английском, что такая-то церковь была построена таким-то царем (имя, как правило, турецкое), из такого-то (турецкого) города.

Завершив осмотр, я зашел в одну из церквей и, оказавшись, таким образом, вне поля зрения бинокля, достал из фотоаппарата флэш-карту, заменил ее на чистую, а использованную спрятал в носок. На всякий случай. Но запрет на фотографирование действительно сняли, и эта предосторожность оказалась лишней — на выходе из города никого не было. Кроме таксиста, который тут же принялся соблазнять меня различными достопримечательностями, демонстрировал открытки с видами дворцов султанов, мечетей и крепостей. Но я упорно отказывался туда ехать и намеревался ехать в Карс. Наконец таксист понял, чего я хочу. Из набора турецких и английских слов он слепил фразу, которую можно было понять так: здесь в округе есть очень много “эрмени килисе” (армянских церквей) и к двум из них (одна из которых “good”, а другая — “бум”) он знает дорогу. Показал мне карту и, получив мое одобрение, тронулся в путь. Свернув на грунтовую дорогу и проехав около 20 километров, мы увидели деревню, над которой посреди убогих деревенских домишек возвышался купол классической армянской церкви, построенной из красного и темного камня вперемежку. Деревня, покинутая армянами в 1920 году, теперь называется Ягикесен. Церковь, судя по архитектуре, возведенная в 11-12 веках и известная в 19-м веке под именем Сурп Аствацацин, теперь называется местными жителями “Кизил Килисе” (Красная церковь). Здание довольно хорошо сохранилось, только, как и у всех других церквей в этом регионе Турции, отсутствует крест. Вокруг, впритирку к камням, навалены стога сена, внутри церкви тоже хранится сено. Главный вход, над которым видна надпись на армянском языке, завален камнями. Неподалеку стоит простая, наспех сооруженная мечеть.

— Ленинакан, Эрменистан! — сказал таксист и махнул рукой в сторону большого города, видневшегося вдалеке. Город был виден как на ладони.

В соседней деревне Огузлу — голые серые стены, это все, что осталось от армянской церкви прямоугольной компоновки, напоминающей собор Ани в миниатюре. Нижняя часть облицовки стен отсутствует — новые хозяева деревни растащили ее на стройматериалы. Церковь в целости и сохранности простояла до 1936 года, потом была разрушена землетрясением. На стенах — надписи на армянском языке.

ПЕШКОМ ПО КАРСУ

Я попросил таксиста отвезти меня в Карс, к “эрмени килисе”. Несмотря на то что единственная сохранившаяся армянская церковь в Карсе — Кафедральный собор Святых Апостолов — была давно превращена в мечеть, таксист прекрасно знал, куда ехать. Возведенный в 10 веке, он стоит у подножия Карсской крепости. Снаружи превращение церкви в мечеть заключалось в замене креста на полумесяц и установке громкоговорителя у основания купола — нелепое, неестественное зрелище. Все остальное, как и было: и ажурные кресты, вырезанные в стенах, и фигуры двенадцати апостолов на куполе, но нигде не видны армянские письмена, видимо, они были уничтожены турками. Пару лет назад здание превратили в музей, но сейчас на белой деревянной входной двери висел замок, войти внутрь не удалось.

Я поднялся в Карсскую крепость и обошел город пешком. Город, откуда родом был мой прадедушка, выглядел вполне современным восточноевропейским городом с прилично одетыми людьми, нормальными машинами, магазинами, банками, офисами и восточными базарами. Говорили, что где-то здесь есть руины двух армянских церквей и средневековое кладбище, но я их не нашел. Каких-либо следов родственника-фотографа, “поставщика Наместника Его Императорского Величества на Кавказе”, конечно, тоже не отыскалось. Не нашел я и русскую православную церковь 19-го века, оставшуюся от времен, когда Карс был частью русской империи. Зато изредка попадались любопытные образчики архитектуры русского имперского стиля 19-го века, почти как в Петербурге и Москве.

ДОЛГИЙ ПУТЬ В ВАН

Уже стемнело, и я двинулся к автовокзалу, намереваясь ехать в Ван. Автобус в Ван отправлялся утром, а этим вечером можно было уехать только в Хоросан. Поскольку в Карсе делать уже было нечего, определил по карте, где находится Хоросан, и решил ехать туда. Билеты были с фиксированными местами, я сел не на свое место, о чем догадался по интонации подошедшего бортпроводника, который вежливо просил меня пересесть. Один из пассажиров решил блеснуть знанием английского и произнес заученную фразу о “каком-то недоразумении”.

Не проехав и 3-х часов, автобус поздно ночью прибыл в город и оставил меня одного на пустой темной и грязной базарной площади с магазинами, лотками для фруктов и высоким серебряным минаретом, видневшимся из-за зданий. Узнав у местных жителей (с помощью жестов и слов “Ван” и “отобус”), что уехать удастся только утром, я решил исследовать город. Зафиксировал координаты вокзала в навигаторе и пошел по улице, казавшейся центральной, в сторону, которая казалась центром. Но было темно, и город так и остался в моем сознании маленьким темным городком с черными зданиями. Остаток ночи я провел на вокзале, греясь в помещении одной из автобусных компаний, заставленной серыми тюками. Дверь туда почему-то оказалась открытой. Утром прибежал один из жителей, с которым я пытался общаться накануне, и жестами позвал меня на соседнюю улицу, откуда уже отъезжал автобус на Ван. В Хоросане он делал только остановку, на пять минут.

Автобус тронулся, и всем пассажирам, как и полагается, полили руки лимонной жидкостью. “Чай”, — сказал я подошедшему бортпроводнику. “Чай”, — кивнул он и налил мне кофе. Все попутчики, по виду курды, сошли в городе с названием “Еркис”, а автобус со мной, единственным пассажиром, продолжил путь в Ван. Миновали деревню, называемую в моем навигаторе армянским словом “Аствацацин”, долго ехали вдоль озера Ван, на фоне которого грандиозно смотрелась высокая снежная гора.

ПЕШКОМ ПО ВАНУ

На автобусном вокзале удивило отсутствие назойливых таксистов — неподалеку была стоянка такси, и их владельцы спокойно, без суеты ожидали клиентов. Определившись с расстояниями и направлениями, я решил осмотреть сначала город Ван и древнюю Урартскую крепость на скале у озера. Крепость была на другом конце города и, следуя стрелке GPS, я направился туда. Проходя через центр города, зашел в исторический музей. Несмотря на то что надпись по-английски сообщала: это один из самых важных и значимых музеев мира, я обнаружил всего две маленькие комнаты с клинописью, фресками и инструментами урартской культуры, столь знакомыми по ереванскому музею Эребуни.

У одной стены, в стеклянном шкафу, совершенно не вписываясь в историю Урарту, лежали черепа и кости, а табличка на корявом английском сообщала: “Скелеты турков, убитые и сожженные в 1915 году”. Турецкая пропаганда в действии: мол, никакого геноцида армян в 1915 году не было, наоборот, кто-то убивал и сжигал “скелеты турков”. Видимо, несметное количество армянских церквей в округе тоже были построены христианолюбивыми турками, а разрушены какими-то злыми силами.

Ван — чистый восточноевропейский город. Современные здания, много машин и очень много людей — и днем, и вечером, и ночью. Стоит памятник русскому самовару. Путь до крепости занял немногим более часа. Восхождение на вершину скалы с крепостными стенами — еще минут двадцать. С одной стороны крепости — вид на новый город Ван, с другой стороны — на старый, который турки сровняли с землей в 1915 году. Слово “разрушили” здесь неуместно, так как с землей его именно сровняли, в буквальном смысле этого слова. Здесь когда-то была древняя столица государства Урарту — Тушпа, потом старый город Ван, а теперь остались только холмики, покрытые травой, тропинки, которые их опоясывали, стены нескольких зданий и мечети, которые, естественно, никто не разрушал.

Я спустился со скалы, намереваясь обойти ее и попасть туда, где когда-то был раскинут город. За мной увязался пятилетний ребенок и, спросив по-английски, из какой страны я прибыл, стал рассказывать историю урартской крепости. По-английски. Не заметив никакой восторженной реакции с моей стороны, малыш не растерялся. Справился, может быть, я являюсь японским туристом? И, не слушая ответа, тут же стал снова рассказывать историю крепости. На этот раз по-японски. Я снова никак не отреагировал. Ребенок перешел на французский... Разочаровавшись в моих языковых способностях и убедившись, что денег не получит, он так и остался стоять у ручья, текущего у старого города.

Слегка подкопав один из холмиков подручными средствами, я обнаружил основание фундамента. Холмики — здания, тропинки — улицы. Много я видел разрушенных городов, развалин и раскопок, но здесь все было по-другому. Я так и не сумел подобрать слова для описания своих ощущений, когда шел по желто-зеленой траве этого холмистого поля, под которым скрывалась долгая жизнь и короткая смерть.

У дороги, ведущей обратно в Ван, стояла группа людей. Выяснив на языке жестов, что они ждут автобуса, я присоединился к ним. Моему примеру последовал молодой парень из Южной Кореи с англо-турецким разговорником в руках. Через несколько минут все кинулись через дорогу к автобусу, подъехавшему со стороны города, и стали уверять нас, что этот автобус тоже едет в Ван. Он действительно добрался до Вана, но с другой стороны, объехав все окрестные деревни, посадив и высадив множество людей. Узнав, что мы с корейцем иностранцы, два молодых парня вскочили и уступили нам свои места. Кореец сел, а я вежливо отказался. Тогда встал еще один человек и тоже предложил мне свое место. Я еще раз отказался. Решив, видимо, что у меня очень высокие требования и сяду я только на самое лучшее место у окна, повскакало почти пол-автобуса. Пришлось сесть, чтобы успокоить пассажиров, и они, удовлетворенные, вернулись к своим делам.

ОЗЕРО МОНАСТЫРЕЙ

Чтобы обследовать глухие деревни и горные места вдоль южной части озера, решил взять напрокат машину. Сделать это оказалось непросто. Наткнувшись в центре города на вывеску одной крупной американской компании по прокату машин, зашел в их небольшой стеклянный офис. По-английски там не говорили, однако быстро сообразили, что мне нужно. Попросили подождать. Несколько минут спустя, пришла молодая женщина, которая тоже не говорила по-английски, но зато она позвонила подруге, которая знала несколько английских фраз. Однако, передавая друг другу телефонную трубку, мы тем не менее так и не сумели друг друга понять. Наконец кто-то позвал очень дружелюбного и веселого хозяина соседнего антикварного магазина, довольно неплохо владевшего английским. Поторговавшись и спустив цену, я оказался обладателем маленькой грязной машинки белого цвета со сломанными зеркалами. Но главное — она ездила.

Мне надо было найти деревню в 10 километрах южнее Вана, где когда-то находился Варагаванк — огромный монастырский комплекс из семи церквей. Местные жители его так и называют — “Йеди килисе” (“Семь церквей”). Виляя по грунтовым дорогам окрестных деревень и постоянно справляясь у дружелюбных местных жителей про Йеди килисе, добрался до деревни, в которой когда-то был монастырский комплекс. Из семи церквей обнаружил только одну с половиной. Ополовиненное здание когда-то формой было похоже на пасхальный кулич. После того как турецкая армия, штурмуя в 1915 году Ван, разрушила весь монастырский комплекс, “кулич” стал сильно смахивать на половинку пустой яичной скорлупы с неровными краями. На этой уцелевшей половине лежали бревна и охапки сена. Основное здание комплекса — непосредственно сам монастырь — тоже в плохом состоянии: без крыши, но армянские буквы над входом сохранились; поверх выбитых в стене ажурных крестов натянуто полотнище турецкого флага. Я залез на крышу монастыря, в которой на месте купола зияла большая дыра. Через нее были видны внутренние стены и колонны с выцветшими фресками. Пока обходил деревню, за мной, не отставая ни на шаг, следовали деревенские дети — они полезли даже на крышу церкви. Из окон выглядывали любопытствующие женщины, а со дворов доносилось перешептывание, из которого я разобрал слово “турист”.

Мне повезло, увидел знаменитую ванскую кошку, которая спокойно гуляла по деревне. Кошки этой породы водятся только в Ване и знамениты тем, что у них один глаз голубой, другой — желтый, а шкура белая. Дети проводили меня до самой машины и, помахав им рукой, я направился обратно к озеру, чтобы добраться до острова, в 50 километрах от Вана, на котором стоит главная достопримечательность ванского региона, — средневековая армянская церковь Ахтамар.

Озеро Ван — прозрачное, бирюзовое и соленое, почти как море. Проплыв 15 минут, катер причалил к острову Ахтамар, на котором не было ни души. Церковь — редкой красоты, из камня темно-песочного цвета, построена в 10-м веке царем Гагиком I, снаружи украшена барельефами, а изнутри — фресками. Вокруг церкви помимо хачкаров в большом количестве лежат камни неправильной формы с вырезанными в них крестами. Видимо, кресты вырезались на любых камнях, которые попадались под руки людям. Турки сделали из острова “культурное”, в их понимании, место для отдыха — неподалеку стояли вкопанные в землю мангалы и скамейки. Внешние стены поражали количеством барельефов и надписей на грабаре.

Я пробыл на острове в одиночестве два часа, и тут причалил корабль с туристами. Сопровождавший их гид рассказывал по-английски про церковь и ее историю, упомянул о том, что шрифт на ее стенах является армянским. Туристы из разных городов Америки, как они сказали, осуществляли археологический тур по Турции. Один пожилой турист из Флориды, узнав, что я армянин, стал допытываться, а христианин ли я, и, получив утвердительный ответ, почему-то радостно пожал мне руку. Сказал, что знает о геноциде 1915 года, а 24 апреля даже был на службе в память жертв геноцида в армянской церкви в Иране. В остальном же у всех было очень смутное представление об армянах и о том, каким образом здесь, где вообще нет армян, оказалась армянская церковь.

Таблички, рассказывающие о церкви и установленные на острове и на берегу у причала, заслуживают особого внимания. На двух языках — турецком и очень сильно ломаном английском они сообщают несведущим туристам, что церковь контролировалась (а не была построена) Гагиком I из арманионской династии Васпуракан. Английское слово “armenian” написано как “armanion” — по невежеству или нарочно, не знаю. Далее становится еще интереснее. Оказывается, нижняя часть церкви связана с христианской религией, а вот верхняя — с мусульманской. В последней строке говорится дословно следующее: “Удачный и интересный пример ислама и христианства картины программы”. Это была самая большая чушь, которую довелось прочитать или услышать за все время путешествия.

Когда катер отплывал от острова, начался шторм: дождь, сильный ветер, волны. Меня усердно пытались заманить в каюту, но я остался на палубе смотреть на удалявшийся остров.

Продолжая свой путь дальше на запад, свернул на грунтовую дорогу, которая, миновав пару деревень, повела вдоль озера. Дорога постепенно ухудшалась, стала очень пыльной, со множеством мелких и крупных камней, которые царапали дно машины. Вдали на горе, за небольшим ущельем, показался купол заброшенного монастыря. Двигаться приходилось медленно, постоянно объезжая камни и ухабы и, проехав сквозь стадо пасущихся баранов, я оставил машину в чистом поле и отправился пешком в сторону видневшейся церкви.

Шел 40 минут. На километры вокруг не было ни души. С горы, на которой стоял этот монастырь, открывался замечательный вид на озеро. Церковь, видимо, была построена в позднее средневековье. Корпус здания церкви и жилые пристройки сохранились относительно неплохо. Облицовка отсутствовала, а в куполе зияла огромная дыра. В стенах осталось много вырезанных крестов и армянских надписей. Я заглянул внутрь, надеясь, что там не живет какой-нибудь страшный зверь. Внутри было темно, алтаря не было, а на земляном полу лежали продукты жизнедеятельности каких-то животных.

Дальше покатил по грунтовой дороге вдоль озера и оказался в небольшой деревне. Прямо в центре, у дороги, стояли развалины очередной армянской церкви. Понять, что эта груда камней когда-то являлась церковью, было сложно. Но армянские надписи и кресты в стенах развеяли все сомнения. Зайдя с обратной стороны, увидел, что большая часть здания ушла под землю, а на крыше лежит различный мусор — сломанная мебель и домашняя утварь. На входе и внутри церкви — мешки с сеном: заготовки на грядущую зиму.

По пути из деревни, проехав несколько километров, подобрал пассажира, видимо, местного жителя, которому было со мной по пути. Каждый раз, когда машина царапала дном камни, мой пассажир ахал, охал, наблюдая за моей реакцией. Узнав, что я ищу “эрмени килисе”, он на пальцах объяснил, что здесь больше десяти “килисе” и одна как раз будет скоро, за одним из поворотов. Скоро выяснилось, что мой попутчик оставил свой грузовик впереди у дороги. Высадив его у грузовика, отправился искать церковь. Она оказалась за поворотом, на высокой конусообразной горе. Снова свернул в поле и поехал, приминая высокие колючки и полируя дном камни. Потом бросил машину, продолжил путь пешком. Гора оказалась довольно крутой, наверх не было даже тропинки. Колючки через брюки впивались в ноги, а церковь все никак не приближалась. Прошло немало времени, пока я достиг вершины. Церковь стояла одиноко — единственное целое здание, оставшееся от всего монастыря. В стенах, как и полагается, — кресты и надписи на армянском языке. Вокруг группами и о

Charley · 8 декабря 2004

А теперь самое главное. Для меня лично оказалось большим открытием то, что в средневековыx армянскиx церквяx есть фрески. Я что-то не припомню, чтоб в виденныx мной средневековыx церквяx были бы фрески. А, судя по фоткам, фрески есть в Аxтамарской церкви и церкви Григора Лусаворича в Ани. Причем фрески даже несмотря на то, что во многом стерлись, весьма впечатляют.

Celtic · 6 февраля 2005

http://www.edwebproject.org/anatolia/

aha · 16 февраля 2005

Я в этой теме упоминал путевые заметки Линча. Вот ссылки на этот двуxтомник. Причем по английской ссылке книгу реально можно купить. На русской же приводится список дореволюционныx изданий, в том числе и книга Линча, но я так и не понял, как же можно ее купить онлайн. Видимо единственный вариант - пойти в этот магазин в Москве.

Armenia: Travels & Studies (2 Volume Set) by H. F. Lynch

Линч. Армения. Путевые очерки и этюды. 2т. Пер. с англ. Е. Джунковской, Тифлис, тип. Мартиросянца, 1910 г.