Ter, voghormea!

[groul]

В начале 90-х был такой период, когда похороны чередовались один за другим. 92–94 годы. В какой-то момент даже привыкли к похоронам. Помнили наизусть какие-то глупые ритуалы, знали где что можно достать, даже было обязанности уже были распределены: этот из знакомых может достать пару ЕРАЗ-ов, другой — договорится о яме, третий еще что-то. Когда не хватало денег, бывало сами и рыли могилы: поначалу непривычно, потом привыкаешь. Как-то возник спор, достаточно ли вырыли в длину. Закончилось тем, что один из ребят лег рядом с могилой и сказал: «Ну посмотрите, конечно хватит, покойная ниже меня ростом на голову!». Кличка у него была Хан, после этой истории долго ходили шутки типа «Отмерь полтора хана веревки» или «Надо купить два кубических хана дров»…

Люди чаще умирали в ноябре-декабре, в другие месяцы немного реже. Старики, пожилые, больные. Умирали молодые: чаще на войне, но были и такие, что дома, в постели. Уснул вечером, утром не проснулся, ничего не попишешь… Такая собачья жизнь.

Дед моего друга жил в квартире один. Умер от инфаркта, обнаружили на следующий день. Не знаю как сейчас, но в то время, когда человек умирал один, то приезжали следователи из прокуратуры, составляли акт, снимали отпечатки с пальцев рук и ног. Вам никогда не доводилось помогать следаку снимать отпечатки с трупа? Руку там подержать, ногу. Нет? А мне вот выпало такое «счастье». И что удивительно, ни тебе потом кошмаров ночных, ни тебе валидолов… Спокойно все, как будто так и должно быть. Жил, умер — все мы смертны.

После темных лет стало получше: умирали реже, от похорон до похорон мы успевали забыть дурацкие ритуалы и когда кто-то умирал, вынося гроб, спрашивали друг-друга шепотом «Кани ангам энк пттелу` мек, те ерек?» «Мек»,— говорил кто-то сбоку. «Че, ахпер, инч эс хосум, ерек!». «Давай, шут ворошек, хайтарак эghанк, ара!». Смерть опять стала такой, какой должна быть — как всегда непрошенной, но хотя бы редкой гостей.

* * *

С прошлого года опять завертелось. Вроде и не сравнить сейчас жизнь с тем, что было в темные годы, но опять умирают. За 6 месяцев — 8 похорон. Старики, пожилые, больные…

Двоюродная сестра моей бабушки, хоть и было ей 86 лет, но до осени держалась молодцом. Свалил ее грипп с осложнениями на легкие, из тех мерзких гриппов, что по несколько раз прошлись по городу в прошлом году. На похороны я поехать не смог, поехал через неделю на семь дней. Говорили тосты, вспомнили много хорошего — она и впрямь была золотым человеком. Из тех, про которых даже если и захотеть, все равно плохого не вспомнишь.

Потом родственница жены — тетя Астгик, пожилая, но далеко не старая: на Новый год сидела с нами за столом, пила с нами, играла с внуками. А через несколько недель уже лежала, никого не узнавая, так и умерла не приходя в сознание. Рак, о котором никто и не подозревал, пока не слегла. Когда справляли семь дней, умер ее отец, 96 лет. К смерти старика давно уже готовились: довольно долго он почти не приходил в сознание, и никто даже подумать не мог, что дочь вдруг его опередит. Дед так и не узнал ничего о смерти дочери, хотя лежал все это время в соседней комнате. Когда бредил, говорил на турецком. Вспоминал что-то из детства, вспоминал Андраника, который отступая подобрал его, как и сотни других сирот… Говорят у него были какие-то воспоминания, записанные еще в советское время. Тетя Астгик обещала найти и отдать нам, да не успела…

Бабушка моя умерла в аккурат на мой день рождения. 97 лет, была она самой старшей и последней из своего поколения. Мы в шутку называли ее «доном» и не зря. Даже умирая, она всеми командовала, не давала никому спуску. С ее уходом почувствовал что-то, что трудно описать. Возможно осознание потери безвозвратной, понимание того, что всё уже, баста! Поколение ушло, эта страница перевернута окончательно. Хоронили ее в деревне, рядом с дедушкой. На деревенском кладбище стоят в два ряда надгробия моих предков, десятки надгробий — здесь похоронены все наши с материнской стороны, от основателя рода Тонакана Акопяна, 1847 года рождения и в 1909 году представившегося — до моего троюродного дяди, умершего несколько лет назад.

На кладбище надо ставить цветы и на соседние могилы тоже. Когда ставил цветы, один из моих братьев (то ли пятиюродный, то ли и того отдаленнее) говорит: «А чего ты только на соседние надгробия ставишь, вон и те наши, и там дальше тоже». Посмотрел и правда, так и есть: дети, внуки, правнуки, жены, невестки — все из рода Тонакана.

На поминках опять же вспоминали ушедших, говорили, что стоит собраться, навестить их могилы и в других частях страны. Договорились вроде, да вряд ли когда сподвинемся на такое: как всегда будут дела, и еще дела, и еще дела… причины всегда будут…

Когда умирают старшие, каждый уносит в могилу частичку нашей истории. В смысле и семейной, и народной. На поминках вспоминают семейные легенды. «А помнишь как…?» «Да нет же, не так все было…», третий родственник вступает в разговор: «А мне hораqуйр совсем иначе рассказывала…». И понимаешь, что прошляпил: кусаешь локти, что не нашел времени все записать, что не сохранил каждое слово, когда бабушка была еще молодой (Что такое восемдесят лет для людей той эпохи? Разве это старость? И сила есть в руках и голова ясная, даром что седая). Так я и не записал ничего про то, как в 1918-м турки уже совсем рядом были, как готовилась семья все бросить, бежать (правда, куда бежать — непонятно), и как потом туркам хребет сломали и погнали, что так и не дошли они до Дилижана. Как беглые солдаты царской армии пытались украсть у них во дворе кур, а моя прапрабабка Шушан, застав их на месте преступления, подняла крик и бросила им в лицо два самых обидных русских оскорбления, какие только знала: «дурак-собак!».

И я дурак, не записал ничего…

* * *

Петр Николаевич, русский, было ему лет семьдесят с гаком. Крепкий на вид человек. Хоть и пенсионер, но работал на заводе до последнего дня и платили ему неплохо, потому как дорожили им очень: ведь хрен сейчас таких специалистов найдешь, даже за большие деньги не найдешь. Сын звал его к себе на Украину, а Петр Николаевич не хотел никуда уезжать. Продали дачу, дом, а он все оттягивал неизбежное… В прошлую субботу, когда поехали на дачу соседка рассказала нам: «Приходил Петр пару недель назад, зашел в сад, ходил, на деревья смотрел, они тогда только цвести начали. Вышел, а глаза мокрые, ничего не сказал, рукой махнул и ушел. А через пару дней на заводе сказали, что умер. Лег спать и не проснулся…»

* * *

Стою сегодня утром у ларька, вдруг звонок на мобильник:

— М. умер,— говорят.

— Какой М.?,— спрашиваю.

— Наш М!

— Фига себе, ты в своем уме?!

— Угу…

— От чего?

— Сердце. Почувствовал плохо, домашние вызвали скорую, да поздно уже было...

Молчим оба, только шум в трубке.

— Кто-то умер?— спрашивает продавец.

— Да, друг, молодой совсем.

* * *

Сегодня вдруг резко похолодало. Утром было еще терпимо, но после работы пока дошел до остановки, зуб на зуб не попадал. Подумалось, что не видать нам в этом году урожая, на даче уж точно все сегодня замерзнет.

Տե´ր, ողորմեա։ Տե´ր, ողորմեա։ Տե´ր, ողորմեա։

[Mambaru]

Տե´ր, ողորմեա

соболезную, джан.

Как-то возник спор, достаточно ли вырыли в длину. Закончилось тем, что один из ребят лег рядом с могилой и сказал: «Ну посмотрите, конечно хватит, покойная ниже меня ростом на голову!». Кличка у него была Хан, после этой истории долго ходили шутки типа «Отмерь полтора хана веревки» или «Надо купить два кубических хана дров»…

[groul]

Забыл сказать, что некоторые имена изменены. Хотя Мальвира и так все поняла...

[Ablertus]

Уснул вечером, утром не проснулся, ничего не попишешь…

[Diana]

Очень много было смертей от отравлений угарным газом - угорали целыми семьями, все из-за етих проклятых печей в домах.

[Grig777]

В начале 90-х был такой период, когда похороны чередовались один за другим. 92–94 годы.

[groul]

Те годы я помню прекрасно, но не могу понять, почему повторяется это. Не холод и тепло, а смерти.

Хотя возможно это только вокруг меня так, просто полоса черная. Хочется, чтобы именно так и было.

[Гость Nosferatu]

Те годы я помню прекрасно, но не могу понять, почему повторяется это. Не холод и тепло, а смерти.

Хотя возможно это только вокруг меня так, просто полоса черная. Хочется, чтобы именно так и было.

[Mambaru]

Те годы я помню прекрасно, но не могу понять, почему повторяется это. Не холод и тепло, а смерти.

Хотя возможно это только вокруг меня так, просто полоса черная. Хочется, чтобы именно так и было.

[Mambaru]

Взрослея, надо заново учиться у детей. Жизнь, как сказка или сон, придуманный тобой отчасти. Известно, что у детей психика прочнее, чем у взрослых, и они лучше справляются с трудностями-стрессами.

Наблюдая за детьми, поражаешься, как они переживают горе, как справляются с ним. Сильные, в большинстве, отчаянные эмоции, гнев, боль, они не сдерживают слез. Но вскоре замечаешь, как малыш переключается на что-то интересное, приятное, увлекается игрой, улыбается мелочам и вновь смеется. Думаю, еело вовсе не в том, что они забывают быстро, просто не умеют помнить плохое долго. Они грустят вспоминая, скучают так же как и мы, но быстро находят простое об'яснение. Окончательное. Умеют помнить хорошее, радоваться тому. Со временем, у них остается память, именно светлая память-грусть, и не о смерти и несправедливости, а о том, что было при жизни, вспоминают сам "об'ект" живым. Это происходит не от того, что дети не осознают всей трагедии в полной мере (вспомните свои настоящие потрясения в детстве) и не от отсутствия чуткости, (все не так - дети самые чуткие и справедливые создания на свете), а от того, что дети - ДОБРЫЕ. Они не умеют жалеть себя долго, не видят в этом никакой пользы. А покой к ним приходит от того, что не забывают о светлых сторонах жизни-сказки, они всегда видят свет, в мелочах и верят. Сказка, в которой зло побеждает добро - смешная, нелепая сказка.

[Charley]

Աստված ողորմի բոլորի հոգիները...

Знаешь, я думаю, когда пишешь вот так, про смерть, тем более близких людей, становится немного легче. Смерть эту, казалось бы, такую от нас далекую, делаешь чем-то реальным, что ли. Я испытывала такое, когда несколько лет назад умер мой дедушка, через несколько дней после того, как справили его 90-летие. А меня не было в Армении. Было такое тяжелое чувство, что хочу, но не могу быть там, а потом взяла и начала писать, про него, про нас, про детство. Даже послала родным стих, который когда то посвятила ему. Они прочли для него....

А то, что много молодых умирает - это нервы. Переживания. А сердце ведь хрупкое. Когда-то вдруг все накопленное дает о себе знать.

[groul]

Спасибо, люди!

[NaaNa]

у меня нет слов, просто не знаю что сказать, на меня очень сильно подействовал твой рассказ...

Кроме смертей есть еще рождения, новые жизни вокруг нас, которые нужно взлелеять как самые хрупкие цветы. Своим детям ты передашь все семейные предания, поведешь их на могилы предков, научишь бороться за жизнь и уважать смерть, быть достойными наследия своего народа, и не прервется твой род, и будешь ты той тоненькой ниточкой, что соединяет прошедшее и будущее