Поль Клодель

[Kulkuri]

БАЛЛАДА

Мы уже уезжали множество раз, но этот раз – последний.

Прощайте, кому мы дороги! поезд не ждет, простимся на ходу.

Эту сцену мы повторяли множество раз, но этот раз – последний.

а, вы думали: мне не уйти? Смотрите же: иду.

Мать, прощай! Что ты плачешь, как тот, у кого еще есть надежда или сомненье?

То, что не может быть иначе, слезы не стоит, не стоит слезы из наших глаз.

Или вы забыли, что я – тень и уйду, как тень, вы сами, тени и виденья?

Мы никогда не увидим вас.

И мы покидаем женщин: и верных жен, и подруг, и нареченных.

Кончено с женским и ребячьим лепетом: мы одиноки, мы легки, как перед концом.

Но в последний миг еще, но в час этот, торжественный и помраченный,

Позволь мне поглядеть на лицо твое, пока я не стал чужим и мертвецом,

Пока я не исчез. Позволь поглядеть на лицо твое! а после обрати его к другому,

Но скажи хотя бы, что не разлюбишь младенца, который родится у нас,

Нашего сына, кровь и душу мою: он имя "отец" передаст другому.

Мы никогда не увидим вас.

Друзья, прощайте! Слишком издалека мы явились, чтоб вам внушить доверье:

Только опаску и любопытство. Земля, которую не покидали ни разу, вот что зовут надежным и своим.

Пусть же остается при нас то, что мы получили, как дар, как источник внезапного веселья:

Знание человеческой тщеты и смерти в том, кто почитает себя живым.

Ты остаешься при нас, твердое знанье, наваждение, пожирающее и пустое.

"Искусство, наука, вольная жизнь..." О братья, что вам в нас?

Дадите ли вы уйти, если не можете дать покоя?

Мы никогда не увидим вас.

посылка

Вы остаетесь, и мы на борту, и трап уже убрали.

Ничего кроме дыма в небесах. Не ждите, что мы снова окажемся у вас.

Ничего кроме вечного Божьего солнца и воды, сотворенной Им, и она как в начале.

Мы никогда не увидим вас.

[Kulkuri]

ПЕСНЯ В ДЕНЬ СВЯТОГО ЛЮДОВИКА

Ячейки сети распустились, и сеть исчезла, как сон.

Сети, в которой меня держали, нет. Я освобожден.

Моя тюрьма – единый Бог и высокий цвет земли.

Естъ жатва вечно та же и той же пустыни ковыли.

Никакая дорога сюда не ведет, нет карты этих краев.

Только труд на одном и том же месте, под ливнем, в грязи, в преодоленье дней и часов.

Никакая дорога сюда не ведет, только август веры и неба круговращенье.

И мы не переменили мест, а нас окружило свеченье.

Благословенны все оковы, все путы, какие были на мне.

Нужно покрепче связать человека, чтобы доставить к тюрьме.

Моя тюрьма – величайший свет и величайший жар.

Явление августовской земли, все прочее упраздняющий дар.

О чем же мне в минувшем жалеть и чего в грядущем искать,

Если то, что окружает меня, – нестерпимая благодать?

И что мне рассуждать о себе, беден я или богат,

Если Бог Господь вокруг меня, и это важнее в тысячу крат.

Нивы из золота, а вдали, из-за жнив, из-за полей –

Неизъяснимый розовый свет и сама земля людей!

Сама земля принимает вдруг бессмертия странный цвет,

Цвет Бога с нами, и племена сошлись сюда, на свет.

Неизъяснимый розовый цвет и тысячи тысяч живых!

Море золота и огня у наших шатров полевых.

Это день святого Луи, Исповедника и Французского Короля.

В пальцах моих я держу его плащ, шитый грубым колосом, золотой, как сегодня земля.

И я вижу, куда ни обернись: сено гребут, молотят снопы, ставят стога.

И волнуются несжатых овсов глубокие облака.

Плащ из золота, кайма его – бархат, синий дочерна,

Как лес двойной вокруг Санлиса в теперешние вечера.

Какая же может быть печаль, если каждый год август месяц неизбежен, как рок?

Печаль мгновенна, печаль пройдет, но радость – первый замысел и последний итог.

Свет овладевает всем и гонит ночь долой.

Стаи перепелов из-под ног моих вспархивают над светлой землей.

Земля смеется и знает, смеется и прячется в хлебе и в сиянье.

Чтобы нашу тайну сохранить – не хватит никакого молчанья.