Георгий Бурков

[arthur]

Настоящий Бурков жил в своем придуманном мире, в котором не было места бюрократии чиновников, заискиванию коллег, не было бедных и богатых. Каждый раз, когда Буркову приходилось сталкиваться с миром реальным, он как будто получал удар в солнечное сплетение, лечась от боли старым и проверенным способом - алкоголем. Стараясь убежать от реальности, он писал дневники, которым доверял все самое сокровенное, самое личное.

С годами такая двойная жизнь станет для Буркова почти пыткой, кандалами, которые он проносит до самой своей смерти. После смерти вдова Георгия Буркова обнаружит в верхнем ящике стола дневник, и прочитает фразу: "Прошу считать мою жизнь недействительной"....

************************

Бурков Георгий Иванович

Когда Московский драматический театр имени К.С. Станиславского в 1964 году находился на гастролях где-то в провинции, к главному режиссеру приехал показаться молодой неизвестный актер. Даже не такой уж молодой — ему как раз исполнилось тридцать два года. Приехал он из самой глубины Сибири — города Кемерова, где служил на сцене городского театра вот уже несколько лет. Там Буркова заметил кто-то из столичных критиков, поведал о нем Борису Львову-Анохину, а тот в свою очередь телеграммой пригласил молодое дарование для знакомства.

Показывался Бурков художественному совету театра в роли Поприщина из гоголевских «Записок сумасшедшего». Провинциальный артист произвел хорошее впечатление.

— Какое у вас театральное образование? — спросил Львов-Анохин.

— Никакого, — ответил Бурков. — А разве по игре этого не видно?

Попав в Первопрестольную, сибиряк сразу обратил на себя внимание кинематографистов, в первую очередь Эльдара Рязанова, пригласившего его в фильм «Зигзаг удачи» на роль симпатичного алкоголика Пети. Этой работой было положено начало союзу Рязанова и Буркова. Актер играл доброго, компанейского парня Мишу в «Иронии судьбы, или С легким паром». Был позером и нелепым лгуном Федяевым в «Стариках-разбойниках». Трагикомическим «предателем Родины» в «Гараже». Холуйствующим, опасным плебеем в телефильме «О бедном гусаре замолвите слово». Играл небольшую роль в фильме Рязанова «Одинокая мелодия для флейты». И конечно, злодея Губошлепа в «Калине Красной».

Бурков боготворил Василия Шукшина. Даже открыл творческий центр имени друга. В последние годы жизни Бурков увлекался кинорежиссурой, дебютом в новом качестве был фильм «Байка» по сценарию Нины Семеновой, в которой он сыграл главную роль.

Друзья

После похорон в личных бумагах Буркова обнаружился странный документ: программа действий на будущее аж до 2001 года. Человек распланировал свою жизнь на одиннадцать лет вперед! Он многое хотел успеть. Мечтал снять кинотрилогию: первая часть - "Малая халтура" - о театральной жизни в провинции; вторая часть - "Большая халтура" - уже о театре в Москве; а третья, не связанная ни с чем, - о том, как компартия уходит в подполье и за городом собирает свои съезды. Он часто говорил жене: "Не бойся, сначала меня посадят в тюрьму, а потом дадут "Оскара". Он был настоящий якобинец.

Когда Георгий Иванович умер, Министерство культуры выделило сорок рублей на венок и - "аминь". А его жена и дочь - две драматические актрисы - сидели без работы. Вместе с мамой Буркова и его внуком, маленьким Жориком, они оказались почти без средств к существованию. Большинство "закадычных друзей" сразу после смерти Буркова забыли его домашний телефон. На похоронах не появился никто из его учеников. Он был человеком невероятно добрым, мягким, порядочным почти до неприличия. К нему тянулись люди. Удивительно, но при этом настоящих друзей у него оказалось катастрофически мало. Один, самый близкий, - Василий Шукшин - опередил, умер первым. Тогда, в 1974 году, на съемках фильма "Они сражались за Родину", Бурков зашел в каюту к другу (группа жила на пароходе) и обнаружил его мертвым. Георгий Иванович долго в оцепенении стоял на палубе, не решаясь никому сказать о смерти Шукшина.

"Трудно описать, что их связывало, - рассказывает Татьяна. - Это как любовь, как выстрел. Однажды он пришел и сказал: "Я встретил Человека". Знакомых было много, но соратников по духу не было. Я видела, как они с Василием Макаровичем общались на пароходе, - это выше всего. Они могли молчать вдвоем, один начинал фразу, а другой уже заканчивал. Шукшин удивительно чутко воспринимал Жору. Он его понял - первый и единственный. Они вместе вынашивали идеи создания нового театра".

И был у Буркова еще один друг - настоящий, надежный. Виктор Мызников, ровесник, земляк-пермяк. Они дружили с детства. В 1941 году оба пошли в первый класс. Виктор всегда был рядом, всегда готов помочь - и по хозяйству, и на даче. После смерти Георгия Ивановича именно он стал опорой для семьи артиста в трудные моменты.

Дефект речи

Жора Бурков приехал покорять Москву 32 лет от роду, что называется, из глубинки. К этому времени он успел несколько раз подряд провалиться во МХАТ и в ГИТИС, поступить на юрфак университета в родной Перми, быстро его бросить, поработать в нескольких провинциальных театрах.

Высшего образования у Буркова не было, актерского - тоже. Его регулярные провалы на экзаменах в театральные вузы объяснялись просто. "С точки зрения профессионалов, - считает Виталий Вульф, - у Жоры был определенный дефект: он не очень хорошо разговаривал. Это не шепелявость и не картавость, а довольно своеобразная, не всегда разборчивая речь. Иногда ее можно заметить и на экране. От внимания коллег его недостаток тоже, разумеется, не ускользнул, некоторые даже высказывали ему в лицо. И он изо всех сил боролся с ним, он ведь был настоящий трудоголик, очень много работал над собой".

Еще в юности, страстно мечтая о профессии актера, Бурков разработал план самообразования. До ночи пропадал в городской библиотеке, заглатывая книги, как удав - калорийных кроликов. "Это только внешне Жора шалтай-болтай был, а по сути - энциклопедия ходячая. Не имея диплома, он знал больше иного профессора", - утверждают все его близкие. Однажды на концерте перед милиционерами Бурков признался: "Я вас боюсь с юности, стоит только форму милицейскую увидеть. Когда я нигде не работал и возвращался поздно вечером из библиотеки, то всегда боялся, что меня остановят и заберут за тунеядство".

Таким самородком-самоучкой и попался он на глаза главному режиссеру Театра имени Станиславского Львову-Анохину. Бурков показался худсовету театра в роли Поприщина из гоголевских "Записок сумасшедшего" и был принят в труппу. Ему дали место в общежитии и роль в новой постановке. Но утром в день премьеры в общежитии неожиданно объявился приятель из Кемерова. Встречу решили обмыть... В результате первую в жизни Буркова столичную премьеру пришлось отменить. Директор театра тут же вывесил приказ об увольнении новичка. Спас его Львов-Анохин, которому было жаль терять талантливого артиста. Он уговорил директора дать Буркову шанс: оставить его в театре на испытательный срок, но не в штате. Оклад в сто рублей Борис Александрович обещал выплачивать Буркову лично. В день первой получки Бурков постучался в кабинет главрежа, Львов-Анохин смотрел на него с непониманием. "Зарплата сегодня!" - печально напомнил артист. Борис Александрович покраснел, засуетился, полез за кошельком и отсчитал деньги. Бурков, глядя в пол, принял купюры. Обоим было неловко...

Больше Георгий Иванович на протяжении всей жизни никогда не говорил о деньгах. Этой темы для него не существовало. В быту он был неприхотлив, его не интересовали вещи. Его одеждой занималась жена - покупала ему галстуки, рубашки. Искала портного, чтоб сшить Жоре приличный костюм. А Жоре было абсолютно все равно, что на нем надето. Он был удивительно домашний и семейный человек. "Я не знаю не то чтобы романа, даже ни одного легкого увлечения, - говорит Виктор Мызников. - Жора был совершенно не ходок. Семья, Таня, дочка - вот что он любил. Ел только дома, терпеть не мог банкеты".

Свадьба

Они познакомились в театре имени Станиславского. Таня работала там и училась на первом курсе Щукинского училища. Коллеги рассказали ей, что в труппу взяли странного артиста - шепелявого, из провинции, но очень забавного, талантливого. "В одном спектакле я должна была играть дочь, а Бурков - отца, - рассказывает Ухарова. - Стою я у доски объявлений, смотрю - вроде рядом он. Он очень смешной был! Одежду ему шила мама. У них были невероятно нежные отношения, и Жора считал - раз мама одела его, значит, так и нужно ходить. На нем были суконные брюки, красный свитер в белую точечку, а сверху - фиолетовый пиджак в клетку. Очечки, волосы набок, губы эти его... Я говорю: "Вы Бурков?" А он мне: "А вы - Ухарова? Значит, будем вместе играть?" И начались отношения, сначала больше похожие на дружбу. Он был такой наивный! Просто якобинец! А потом он сказал: "Я хочу, чтоб ты вышла за меня замуж". И я сразу ответила "Да". До сих пор считаю, что для меня лучшего мужчины не существует. В театре все посмеялись, многие не понимали моего выбора. А когда он сыграл свою первую роль - тут все схватились за голову. Никто не мог предположить такой степени таланта.

Свадьба у нас была потрясающая! На мне - выпускное платье и рваные туфли, я все время палец прятала. Ему тоже еле-еле нашли рубашку. С утра я пошла в парикмахерскую, и мне соорудили кошмарную "корзиночку". Возвращаюсь, а Жора с другом уже немножко навеселе. Вдруг он говорит: "Я не пойду с тобой никуда, если не смоешь свою прическу". Я, плача, пошла мыть голову. В загсе его еще сильнее развезло, настроение у меня - ужасное. Когда сказали: "Жених, можете поцеловать невесту", Жора стал на меня падать! Он же выше меня намного. Я его поддержала, тетка из загса сделала безумные глаза, а он, поняв, что падает, стал меня обнимать, схватил в охапку. Это сейчас я весело рассказываю, а тогда мне не до смеха было. Я же сбежала с собственной свадьбы.

Мы приехали домой, он стал очень смешно рассказывать гостям про мою прическу. Я тогда его хорошо не знала, не понимала, что он ерничал над собой. Его рассказы показались мне жутко обидными. В сердцах скомкала свидетельство о браке - оно до сих пор мятое - выкинула в окно и ушла. Сходила в цирк, вечером брела домой и думала: как же я теперь войду? А он открыл дверь и сказал: "О, жена моя вернулась!" Так радостно, будто ничего не было. На следующий день рано утром я пошла на рынок, приготовила ему суп с белыми грибами и так вот двадцать пять лет и готовила. В быту он был беспомощен до безобразия. Однажды я на три дня задержалась на даче, еду на каждый день разложила по полочкам. Когда вернулась, на столе стояли три сковородки из-под яичницы".

Первое время семья жила в страшной бедности. Танины родители не поняли их брака: зачем он ей нужен такой - из провинции, без денег? К тому же ему 32, а ей всего 19. Пришлось молодым скитаться по углам. Татьяна взяла из театра реквизитный матрас, на нем и спали. Бурков только начинал работать и получал за спектакль рубль пятьдесят. Если не находилось пяти копеек на метро, иногда шли на работу пешком от метро "Аэропорт". Рядом с театром была любимая сосисочная, где один друг кормил их сосисками. Таня была худенькая, юная, выглядела как пионерка.

Семья и работа

Выпить Георгий Иванович любил. Этого никто из близких не отрицает. Но так, чтобы запойно, чтобы дым коромыслом, - нет, никогда! Наедине с собой Бурков был гораздо более откровенен. В 1973 году он написал в дневнике: "Вот уже скоро месяц, как меня лечат от хронического алкоголизма. Лечат все. Начиная от жены и кончая доктором К., общепризнанным авторитетом на алкогольном фронте. С врачами я беседую сдержанно, всячески выгораживая себя и облагораживая свои запои".

Когда на Буркова обрушилась популярность, он уже был человеком зрелым, но голова у него слегка закружилась. Он попал в центр внимания, вокруг него все завертелось. Он не мог поверить, что теперь это - его жизнь. Но кураж быстро сменился разочарованием. Он мечтал о Дон Кихоте и Гамлете. А ему предлагали роли недотеп и пьяниц. Были блистательные работы в театре - "Волки и овцы" в театре Станиславского. Одну из крупнейших ролей - Миколу Задорожного - Бурков сыграл в спектакле Романа Виктюка по пьесе Ивана Франко "Украденное счастье". Позже, тоже в спектакле Виктюка по пьесе Радзинского "Старая актриса на роль жены Достоевского", Бурков играл с Дорониной, и это был лучший спектакль МХАТа в то время.

А он хотел большего, он был готов к любым горизонтам. "Играть я имею право только роли масштабные и годные для открытий", - писал в дневнике. Но открытия ему приходилось делать там, где позволяли режиссеры. И он не мог на них не обижаться.

Бурков ушел от Ефремова, и никто так никогда и не узнает почему. Оба они ни разу не обмолвились о причинах разлада. Не смог простить несправедливости Татьяне Дорониной: из-за инфаркта он не поехал на гастроли на Украину, а она после спектакля сказала: мол, артист Бурков не приехал, потому что испугался радиации. Георгий Иванович был потрясен. Даже на Рязанова копилась обида, особенно в последнее время, в период картины "О бедном гусаре...". Бурков мечтал о роли Афанасия, но ее получил Леонов - у Эльдара Александровича было свое видение. Он очень любил Жору, но не представлял его как главного героя. Артист страшно обижался, что ему дают не те роли. Последняя роль, которую Рязанов предложил Буркову, была та, главная. Сценарий ему принесли уже в больницу, он страшно обрадовался. Но она так и не состоялась. Потом ее сыграл Валентин Гафт - хромого президента нищих в "Небесах обетованных".

О своих обидах Георгий Иванович никогда не говорил вслух. Многое стало ясно лишь из его дневников. Разбирая бумаги мужа, Татьяна прочла много суровых слов - и о тех, кто жив, и о тех, кто умер. Бурков очень жестко писал о том, что творилось в "Современнике". Но он не собирался обнародовать свои записи. Поэтому изрядная их доля не вошла в книгу "Хроника сердца": за скобками осталось все, что могло кого-то задеть.

Была у него еще одна тайная боль - дочка Машенька. "Она так похожа на Жору, - говорит Татьяна. - Сосредоточенная, созерцательная, домашняя, не настырная. И очень хорошая актриса. Она дочь своего отца, и иногда мне кажется, что это плохо для нашего времени". Бурков жутко переживал, когда Маша не поступила в театральный. Не знал, как ей помочь, но оказывать протекцию дочери считал просто неприличным. В итоге она сама поступила в Школу-студию МХАТ. Но выпустилась как раз в тот момент, когда артисты были никому не нужны. После смерти отца Машу Буркову взяли в театр Станиславского, но судьба ее там не сложилась.

Больница

В первый раз он попал в больницу в 1988 году с ишемической болезнью сердца. Тогда он пробивал Центр Шукшина, по кабинетам ходить не любил и не умел, страшно нервничал, и это сказалось. У него было несколько микроинфарктов. Один из них он наверняка получил, играя спектакль "Так победим!", когда в ложе сидел Брежнев. У Брежнева сломался слуховой аппарат, он ни слова не слышал и громко задавал вопросы: "Что он только что сказал? Почему все смеются?" Бурков весь побелел, подошел поближе к ложе, но ничего не помогло. В последний раз он попал в больницу с переломом бедра и так оттуда и не вышел... "Аннушка" подстерегла его в самом, казалось бы, безопасном месте. Он упал дома в собственной библиотеке, потянувшись за книжкой на верхней полке. В больнице выяснилось, что из-за перелома оторвался тромб.

"Я не разбираюсь в медицине, не знаю, нужно было делать ту операцию или не нужно", - говорит Татьяна. После операции Бурков вроде пошел на поправку, но потом ему стало хуже. Его перевели в реанимацию. Маша помнит, как травматолог опустил глаза, выйдя в коридор, где они с мамой ждали страшного приговора. 19 июля 1990 года тромб попал в легочную артерию...

Взято ОТСЮДА