Le Monde Diplomatique -
"The long denied Armenian Genocide": Turkey's carefully forgotten history
Turks, and their history books, still cannot accept that there was organised mass murder of Armenians between 1915-17. Perhaps that is because so many of the murderers and looters were also heroes of the founding of the modern Turkish republic.
by TANER AKCAM *
It would be naïve to suppose that France was motivated by compassion for the Armenians and their tragic past when it voted, last January, to describe the killing of the Armenians in 1915 as genocide. As the Turks say often enough, France should first recognise that it has itself been guilty of genocide or crimes against humanity in Algeria. But questionable French motives should not be a reason for yet another cover-up of what the ruling Ottoman party did to the Armenians in 1915-1917.
Many of the Turkish criticisms of France aimed to obscure the facts, rather than dispute a false charge. A Turkish paper published these words of anger: "Let it be clear to world public opinion: in the past we punished all the infamous half-castes who, not content with profiting from our lands, attacked our possessions, the lives and honour of the Turks. We know that our forefathers were right and, if there were such threats again today, we would not hesitate to do what was necessary" (1). This angry outburst is not exceptional: works regarded as scientific use similar expressions.
Why does the word genocide provoke such rage in Turkey? The Turks could, after all, simply recognise that the massacres occurred but say they were not responsible for them. The founder of modern Turkey, Mustafa Kemal Ataturk, spoke on the subject dozens of times; he condemned the massacres, which he called infamous, and demanded that those who were guilty be punished. The leaders of the then ruling Ottoman party, Ittihad ve Terakki (Union and Progress) (2), who organised the killings were tried in 1926, although they were indicted for different crimes. Several of them were executed. So Turkey could simply express regret for the crimes against the Armenians and explain they had been committed by the Ottoman state, not the new Turkish republic.
In search of identity
One the main obstacles to a public debate is a collective amnesia: the loss of Turkey's communally shared memory results from the deadening of the Turks' historical awareness over several decades. Ataturk severed the lines connecting people to their past. Every nation-state, at the moment of its creation, looks for historical roots on which to found its legitimacy. If it doesn't find them, it invents them. As French historian Ernest Renan noted, "Forgetting and even historical mistakes are essential factors in creating a nation" (3). The founder of the young Turkish republic scrupulously obeyed this rule.
The Turks faced a specific difficulty: over the centuries of Ottoman rule, Islam had gradually effaced everything to do with Turkish identity from the collective memory. The Turks had to go back to the pre-Ottoman period to discover their missing identity and roots - passing over 600 years of history in silence.
Through a series of reforms, such as the westernisation of dress codes, they tried to erase the traces of a recent past that had become undesirable and, with the adoption of the Latin alphabet in 1928, more or less inaccessible to the younger generation. The collective memory was thus emptied of much of its content. It was replaced by an official history written by a few authorised academics, which became the sole recognised reference. Events prior to 1928 and the writings of past generations became a closed book. The notion of the past was rendered evanescent, and the limits of memory and historical awareness reduced to no more than people's own personal experience and that of their closest environment. In these circumstances, how can ordinary Turks be expected to take the initiative and open a debate on their own history ?
In addition to the absence of historical awareness, there is another, greater reason for the Turks' behaviour: their history is composed of a series of traumatic shocks. Between 1878 and 1918 the Ottoman rulers lost 85% of their lands and 75% of the population of their empire. In its final century, the empire steadily disintegrated: a series of heavy military defeats, interspersed with the occasional victory, led to unfavourable armistices under pressure from the Great Powers. This period of uninterrupted wars, which killed tens of thousands, was, for the Turks, an era of dishonour and humiliation.
The Ottoman elite, crushed by the weight of a glorious past and suffering from a loss of self-esteem, saw the first world war as a historic opportunity to regain its former grandeur and recover its national pride. That illusion fast vanished. In the atmosphere of resentment that followed, the genocide seems to have been revenge against those seen as responsible for this situation. The Armenians became substitute enemies for the Great Powers and, by implication, the Christian peoples of the empire.
The Ottoman leaders used the Armenians to settle scores they could not settle elsewhere. That is why they insisted on presenting the new republic as a renaissance - or even an absolute beginning. Their leaders did not just purge this period of trauma by rewriting history and refashioning a new national identity. They also managed to blot out its memory and stifle any initiative that could impinge on this organised amnesia. This explains the susceptibility towards anything that touches on the Armenian question. The Turks have not yet been able to construct an identity purged of the old trauma.
The republic implicated
Links between the founding of the republic and the Armenian massacres have also done much to make the subject taboo. Leading figures connected to the republic have spoken publicly on the issue. A well-known member of the Ittihad ve Terakki party, Halil Mentese, said: "If we had not cleansed eastern Anatolia of the Armenian militia who collaborated with the Russians, the founding of our national republic would not have been possible" (4). At the republic's first National Assembly, speeches were made on the themes of: "We took the risk of being thought of as murderers to save the fatherland". Another assembly member said: "As you know, the question of the deportation was an event that provoked the reaction of the whole world and made us all seem like murderers. We knew, before we launched this action, that we would be subjected to the anger and hatred of the Christian world. Why did we allow our name to be mixed up with the opprobrium of a reputation of murderers? Why did we take on such a huge and difficult task? Because we had to do what was necessary to preserve the throne and future of our country, which in our eyes are more precious and sacred than our own lives."
With time, these words affirming with some courage that the republic had been founded on genocide were superseded by official history: anti-imperialism and respect for the Kuvay-i Milliye forces (the first resistance troops during the war of national independence) became the indispensable components of national identity. So the Kuvay-i Milliye spirit became a symbol of anti-imperialist identity for all the young generation of revolutionaries in Turkey in the 1960s.
Fear of seeing these certainties crumble is an important reason for the Turkey's refusal to debate the Armenian question. There would be a danger of destroying the usual models of representation used to explain Turkey and the world. A debate on the genocide would end up by showing that the state was not the product of an essentially anti-imperialist struggle, but rather of a war conducted against the Greek and Armenian minorities. It would also become clear that a significant number of the Kuvay-i Milliye soldiers, held up as heroes, had either directly taken part in the genocide or had profited from looting the Armenians.
Before the end of the first world war, plans for a retreat in Anatolia and for organising a national resistance had already been worked out in case of defeat. In 1918 these plans were put into action. The organisations behind the national resistance movement such as Mudafaa-i Hukuk (Society for the Defence of Rights) or Reddi Ilhak (Refusal of Division) were founded, either on the express orders of Talat Pasha, minister of interior from 1913-1917, or of Enver Pasha, minister of defence during the same period, or on the orders of the Commissariat (5) which they headed. These organisations were set up in particular in regions where there was a possible Greek or Armenian threat.
After the capitulation treaty signed with the British on 30 October 1918 in Mundros, Greece, the first five resistance committees were organised against the minorities: three against the Armenians and the other two against the Greeks. Their founders were members of the Ittihad ve Terakki party, some of whose officials were wanted by the British for having taken part in the genocide. The commissariat, among other tasks, had to hide them and find them shelter in Anatolia. It thus became a symbol of the interweaving of the genocide of the Armenians and the resistance in Anatolia.
Afraid of revenge
There was a second link between the emergent republic and the genocide. It came from the emergence of a class enriched as a result of the genocide, which came to constitute one of the social bases of the national movement. The leading families, or "notables", who had prospered from the looting, feared that the Armenians would return to take back their possessions and take revenge. That is what happened, in fact, in the Cukurova region, where the surviving Armenians returned with the occupation forces to take back what belonged to them. So the notables fell in with the national liberation movement, and even organised it in some places. Some of them were close to Mustafa Kemal himself: for example Topal Osman who later became commander of his personal guard. Measures passed by the old Constantinople (Istanbul) government on 8 January 1920 for the restitution of Armenian possessions were cancelled on 14 September 1922. The new government in Ankara (which became Turkey's capital in October 1923) realised the need to look after the interests of those who had contributed to the founding of the state.
There is also a third link between the genocide and the republic: some of the organisers and top officials of the first Kuvay-i Milliye brigades in the regions of the Marmara, Aegean and Black Seas were wanted for taking part in the massacres. In organising the resistance movement, Mustafa Kemal had been actively helped by members of the Ittihad ve Terakki party wanted for crimes against the Armenians. They were later given the highest positions.
Sukru Kaya, minister of the interior and secretary general of the People's Republican Party (Cumhuriyet Halk Partisi, CHP) founded by Mustafa Kemal, was in charge of settling immigrant and nomadic populations at the time of the "deportation". This position made him officially responsible for organising the deportation. The German consuls present recorded Sukru Kaya's words: "We must exterminate the Armenian race".
Mustafa Abdulhalik Renda was prefect of Bitlis, then of Aleppo, during the massacres. The German consul Rössler describes him as someone "relentlessly taken up with the destruction of Armenians". Vehip Pasha, commander of the 3rd army, explained in the account he wrote in 1919 how, during the war (after February 1916) Renda had had thousands of men burned alive in the region of Mus. He later became a minister and president of the National Assembly.
Arif Fevzi, detained in Malta (prisoner number 2743) for having directly organised the Diyarbekir massacres, became a minister from 1922 to 1923. Ali Cenani Bey (prisoner number 2805), who profited materially from the genocide, was minister of trade from 1924 to 1926. Trustu Aras, a member of the sanitary commission in charge of burying Armenians who had been killed, later held high positions in Ankara: he was foreign minister from 1925 to 1938.
Thus Mustafa Kemal used people from the Ittihad ve Terakki party wanted for crimes against the Armenians and Greeks, as well as notables who joined the resistance for fear of revenge by these two minorities, to conduct the war of national independence. For the wanted party members, in particular those from the Special Organisation which actually committed the massacres, joining the war of independence was a matter of survival. Their choice was between surrendering and receiving heavy sentences, even execution, or joining and organising the resistance. Falih Rifki Atay, a close friend of Mustafa Kemal, summed up the situation: "When, at the end of the war, the British and their allies decided to ask for explanations from Ittihad ve Terakki party officials for the massacre of the Armenians, all those who could be in trouble took up arms and joined the resistance" (6).
All this makes it easier to understand why the genocide became a taboo subject. Admitting that there were thieves and murderers among those heroes who saved the country would, most certainly, have had a shattering effect. Negation is an easier path for those who fear shaking the Turks' belief in the republic and national identity. But there is a third option: in the name of democratic values, the country could distance itself from its past.
* Turkish historian and sociologist, author of Dialogue across an International Divide: Essays towards a Turkish-Armenian Dialogue, The Zoryan Institute of Canada, Toronto, 2001.
(1) See Akit, Istanbul, 12 February 2001.
(2) Part of the Young Turks movement, founded in 1908.
(3) Ernest Renan (1823-1892), "Qu'est-ce qu'une nation?", conference at the Sorbonne, Paris, 11 March 1882.
(4) Statement reported by historian Yusuf Hikmet Bayur, Turk Inkilabi Tarihi (History of the Turkish revolution), vol II, chapter IV, Turkish Institute of History, Ankara, 1988.
(5) The job of the commissariat was to organise the resistance and help those wanted for murder of the Armenians to escape.
(6) Falih Rifky Atay, Cankaya, Ataturkun Dogumundan Olumune Kadar (Cankaya, From Ataturk's birth to his death), Istanbul, 1980.
http://www.flash-bulletin.de/2000/eSeptember17.htm
**********************************************
Долгая история отрицания геноцида армян
Тщательно забытые страницы истории Турции
Турки и их книги по истории до сих пор не могут принять тот факт, что в 1915-1917 было организованное убийство армян. Возможно потому, что так много убийц и грабителей были также героями-основателями современной Турецкой республики.
Танер Акчам, турецкий историк и социолог, автор книги "Диалог через международный водораздел": эссе для армяно-турецкого диалога.
Было бы наивно полагать, что Франция была мотивирована исключительно состраданием к армянам и их трагическому прошлому, когда проголосовала признать резню армян в 1915, как геноцид. Сами турки часто говорят, что Франция должна сначала признать собственную вину в геноциде или преступлениях против человечности в Алжире, чтобы ставить в вину геноцид другим . Однако мотивы Франции не должны сами по себе быть причиной сокрытия того, что правящая Османская партия сделала против армян в 1915-1917.
Большая часть турецкой критики действий Франции была направлена на запутывание фактов, а не на собственно отрицание обвинений. Турецкая газета опубликовала следующие слова негодования: "Да будет донесено до мирового мнения, в прошлом мы наказали всех тех позорных отбросов, которые будучи неудовлетворёнными благами нашей земли, атаковали наши владения, жизни и честь турок. Мы знаем, что наши предки были правы и, если бы сегодня теже угрозы появились вновь, мы без колебания сделали бы необходимое"[прим. 1]. Данный выплеск негодования не является исключением: турецкая публицистическая полемика представляемая, как научный подход, также изобилует подобными выражения.
Почему слово геноцид провоцирует такую ярость в Турции? Ведь турки могли просто признать массовые убийства, но при этом сказать, что они не были ответственны за них. Основатель современной Турции, Мустафа Кемаль Ататюрк, говорил на эту тему дюжину раз, он осуждал резню, которую называл позорной, и требовал наказания ответственных. Лидеры тогдашней партии Ittihad ve Terakki (Союз и Прогресс)[прим. 2], организовавшие погромы, были осуждены в 1926, хотя и обвинены в разных преступлениях. Некоторые из них были казнены. То есть Турция просто могла бы выразить сожаление по поводу преступлений против армян и объяснить всё тем, что преступления были совершены в Османской империи, a не в турецкой республике.
В поисках идентичности
Одно из основных препятствий в публичном обсуждении является коллективная амнезия: потеря коммунальной памяти Турции происходит от притупления исторического самосознания турок по прошествии десятилетий. Ататюрк повредил линии, соединяющие людей с их прошлым. Каждое национальное государство с момента создания смотрит в исторические корни, на которых основывается легитимность. Если она не находит их, то она их выдумывает. Как отметил французский историк Эрнест Ренан "Забвение и даже исторические ошибки являются важными факторами создания нации"[прим. 3]. Создатель турецкой нации скрупулезно следовал этому правилу.
Турки встали перед специфичной сложностью: в течение столетий османского управления, ислам постепенно стушевал всё что было связанно с турецкой идентичностью в коллективной памяти. Турки должны были отойти назад в пре-османский период, чтобы найти недостающие идентичность и корни- через 600 лет исторической тишины.
Через серию реформ, таких как западный стиль одежды, они попытались стереть следы недавнего прошлого, которое стало нежелательным, и с принятием латиницы в 1928, более или менее недоступным для молодого поколения, это стало возможным. Реальное прошлое было подменено официальной историей, написанной несколькими избранными специалистами,. Официальная история стала единственным признанным источником. События до 1928 и летописи прошлых поколений стали закрытой книгой. Упоминание прошлого стало зыбким, и пределы памяти, а также исторического сознания снизились к не более, чем личному опыту людей и их ближайшего окружения. В этих обстоятельствах, как можно ожидать от турка инициативы и открытого обсуждения турецкой истории?
К отсутствию исторического сознания добавилась другая большая причина, объясняющая турецкое поведение: их (турок) история состоит из серии травматических шоков. Между 1787 и 1918 османская империя потеряла 85% земель и 75% населения империи. В своем последнем столетии, империя прочно деградировала: серия тяжёлых военных поражений, пресекаемых время от времени победами, привели к нежелательным перемириям с Великими Державами. Этот период непрекращающихся войн, который убил десятки тысяч, был для турок эрой унижения и бесчестия.
Османская элита, раздавленная под бременем славного прошлого и, страдая отсутствием рефлексии и самооценки, видела в первой мировой войне историческую возможность вернуть прошлое величие и восстановить национальную гордость. Эта иллюзия быстро исчезла. В атмосфере последовавшей обиды, геноцид оказался возмездием против тех, кто были ответственны за ситуацию. Армяне заменили врага в лице Великих Держав и христианских народов империи. Османские лидеры использовали армян, чтобы расквитаться за то, что они не могли расквитаться где-либо ещё. Именно поэтому они настаивали на представлении новой республики как ренессанса- или даже как абсолютное начало. Их лидеры не просто смыли этот период травмы, переписав историю и переделав новую национальную идентичность. Они также умудрились удалить все пятна этой памяти и подавить всякую инициативу, которая могла бы покусится на эту организованную амнезию. Это объясняет чувствительность к любым упоминаниям армянского вопроса. Турки ещё не смогли построить идентичность стёртую старой травмой.
Республика, замешанная в преступлении
Связи между образованием республики и армянской резней также были сделанны предметом табу. Лидеры, связанные с республикой, неоднократно выступали по данному вопросу. Известный член партии Ittihad ve Terakki, Халил Ментесе (Halil Mentese), сказал: "Если бы мы не очистили восточную Анатолию от армянского ополчения, которое сотрудничало с русскими, образование нашей республики было бы невозможным"[прим. 4]. На первом заседании Национальной Ассамблеи, темaми выступлений были следующие слова: "Мы взяли на себя риск быть уличёнными в убийстве, чтобы спасти отечество". Другой член ассамблеи сказал: "Как вы знаете, вопрос депортаций спровоцировал реакцию всего мира и получилось так, что мы выглядим убийцами. Мы знали, до того как начали эти действия, что мы будем предметом злости и ненависти всего христианского мира. Почему мы позволили, чтобы наше имя было смешано с таким оскорблением, как репутация убийц? Почему мы взяли на себя такую большую и рискованную задачу? Потому, что мы должны были сделать то, что было необходимо чтобы сохранить трон и будущее нашей страны, которое в наших глазах было болеe ценно и свято, чем наши собственные жизни".
Со временем эти слова в некотором роде храброго подтверждения того, что республика была образована на геноциде, были подавлены официальной историей: анти-империaлизм и уважение к силам Kuvay-i Milliye (войска первого сопротивления во время войны за независимость) стали нераздельными компонентами национальной идентичности. То есть дух Kuvay-i Milliye стал символом анти-империaлистской идентичности для всех молодых поколений революционеров в Турции 1960-х. Страх увидеть крушение этих установок- важная причина для Турции отрицать дебаты по армянскому вопросу. Они опасны в смысле разрушения моделей, которые объясняют Турцию и мир. Дебаты по вопросу o геноциде покончат с представлением того, что государство скорее было продуктом нe анти-империaлистической войны, а скорее всего войны против греческих и армянских меньшинств. Тогда станет также ясно, что значительное число солдат Kuvay-i Milliye, представляемые сегодня как герои, либо были непосредственно частью геноцида, либо нажились на грабеже армян.
Перед самым концом первой мировой войны, планы по отступлению и организации национального сопротивления в Анатолии были уже разработаны на случай поражения. В 1918 эти планы были реализованы. Организации позади национального сопротивления такие как Mudafaa-i Hukuk (Общество Защиты Прав) или Reddi Ilhak (Отрицание Разделения) были основанны согласно указам Талаата, министра внутренних дел 1913-1917, и Энвера, министра обороны того же преиода, и согласно приказам Комиссариата [прим. 5], который они возглавляли. Эти структуры в частности были организованы в регионах, где была возможная греческая или армянская угроза.
После соглашения о капитуляции подписанном с британцами 30 октября 1918 в Мудросе, в Греции, первые пять комитетов сопротивления были организованны среди меньшинств: 3 против армян и 2 против греков. Их основатели были членами партии Ittihad ve Terakki, часть из которых разыскивалась британцами за соучастие в геноциде. Комиссариат, среди других задач, должен был скрывать их и находить для них убежище в Анатолии. Комиссариат таким образом стал символом сочетающим геноцид армян и сопротивление в Анатолии.
Страх мести
Между новообразованной республикой и геноцидом была и вторая связь. Она проявилась в виде нового класса, обогатившегося на геноциде армян. Этот класс превратился в социальную базу национального движения. Ведущие кланы, или "видные деятели", которые разбогатели на грабеже, опасались, что армяне вернутся и попытаются вернуть захваченное и отомстить. Именно это произошло, кстати, в районе Чукурова (Cukurova), хотя выжившие армяне вернулись с оккупационными войсками и вернули то, что принадлежало им. Поэтому естественным образом "видные деятели" влились в освободительное движение и даже стали организаторами этого движения в некоторых местах. Некоторые из них были близки к самому Мустафе Кемалю, например, Топал Осман, который позже возглавил его личную гвардию. Меры, предпринятые правительством старого Константинополя (Стамбула) 8 января 1920 года по реституции армянской собственности, были отменены 14 сентября 1922. Новое правительство в Анкаре, которая стала столицей республики в октябре 1923 года осознало необходимость удовлетворять интересы тех, кто основывал Турецкую республику.
Существует также третья связь между геноцидом и республикой: некоторые организаторы и высшие чиновники первых бригад Kuvay-i Milliye в раонах Мармары, Эгейского и Черного моря значились в списках военных преступников за участие в погромах и резне. При организации освободительного движения, Мустафе Кемалю активно помогали члены партии Ittihad ve Terakki, которых также разыскивали за преступления против армян. Позднее они получили самые высокие должности.
Сукру Кайя (Sukru Kaya), министр внутренних дел и генеральный секретарь Народной Республиканской партии (Cumhuriyet Halk Partisi, CHP), основанной Мустафой Кемалем, отвечал за расселение иммигрантов (из Кавказа и Балкан) и кочевых племен во время "депортаций". Эта должность сделала его официальным лицом ответственным за организацию депортаций. Германские консулы записали слова Сукру Кайя: "Мы должны уничтожать армян".
Мустафа Абдулхалик Ренда (Mustafa Abdulhalik Renda) был перфектом Битлиса, затем Алеппо, во время резни. Германский консул Рёслер описывает, как он "без устали принялся за уничтожение армян". Вехип Паша (Vehip Pasha), коммандующий третей армией, объяснил в своем отчете, написанном в 1919 году, как во время войны (после февраля 1915 года) Ренда сжигал тысячами живых людей в районе Муша. Он позже стал министром и президентом Национальной Ассамблеи.
Ариф Фейязи (Arif Fevzi), задержанный на Мальте (заключенный под номером 2743) за прямую организацию резни армян в Диарбекире, был министром с 1922 по 1923 г. Али Ченани бей (заключенный под номером 2805), лично наживился на геноциде, был министром торговли с 1924 по 1926 г. Трусту Арас, член санитарной комиссии, отвечавшей за захоронения убиенных армян, занимал высокие должности в Анкаре: он был министром иностранных дел с 1925 по 1928 г.
Таким образом, Мустафа Кемаль использовал людей из партии Ittihad ve Terakki, которых союзники разыскивали за преступления против армян и греков, а также "видных деятелей", которые присоединились к национально-освободительному движению из страха мести со стороны этих двух меньшинств. Для членов партии, особенно тех, кто непосредственно участвовал в геноциде будучи в составе Специальных организаций, участие в войне за независимость было актом самосохранения. Их выбор лежал между сдачей союзникам и тяжелыми вердиктами, вплоть до смертной казни, с одной стороны и подключением к организации сопротивления. Фалих Рифки Атай (Falih Rifki Atay), близкий друг Мустафы Кемаля, так резюмировал ситуацию: "Когда, в конце войны, британцы и их союзники решили спросить с руководителей партии Ittihad ve Terakki за резню армян, все, кто мог иметь проблемы, взялись за оружие и присоединились к сопротивлению".[прим. 6]
Эти факты облегчают понимание вопроса почему геноцид стал табуированной темой. Признание фактов о том, что среди героев, которые спасли страну, были убийцы и воры, могло иметь разрушительный эффект. Отрицание более легкий путь для тех, кто опасается встряски для веры турков в республику и национальную идентичность. Но есть и третий путь: во имя демократических ценностей страна могла бы дистанцироваться от прошлого.
Примечания:
[ 1 ] См Akit, Стамбул, 12 февраля 2001.
[ 2 ] Часть младотурецкого движения, основанного в 1908.
[ 3 ] Эрнест Ренан (Ernest Renan) (1823-1892), "Qu'est-ce qu'une nation?", конференция в Сорбонне, 11 марта 1882.
[ 4 ] Заявление опубликованное турецким историком Юсуфом Байур (Yusuf Hikmet Bayur), Turk Inkilabi Tarihi (История турецкой революции), том II, глава IV, Турецкий Институт Истории, Анкара, 1988.
[ 5 ] В задачи Комиссариата входила организация сопротивления и оказание помощи тем, кто разыскивался союзниками за преступления против армян.
[ 6 ] Фалих Рифки Атай (Falih Rifky Atay), Cankaya, Ataturkun Dogumundan Olumune Kadar (Чанкая, От рождения до смерти Ататюрка), Стамбул, 1980.
