Маки Цовасара

[Bagirka]

В тот вечер мы сидели в комнате после ужина и каждая прилежно учила свой предмет.

Вообще вечера в студенческих общежитиях весьма особенное явление. Тут есть все: и прилежная подготовка к завтрашним семинарам, и шумные посиделки с гитарой, и нежные свидания, и карточные сражения, и сеансы одновременных игр. И все это одновременно на одном простраственном пятачке.

Читальный зал на первом этаже, к сожалению, был переполнен, и нам пришлось довольствоваться для занятий родной комнатой. Благо, каждой из нас было чем заняться и что выучить на завтра. Тишина устраивала всех.

Я уже начинала утомляться историей КПСС, когда вдруг из коридора резко, без прелюдий, на полной громкости, грянул хэви метал. Мы все, трое, подняли глаза от своих источников разумного, доброго и вечного и вначале механически посмотрели в направлении выхода. Затем - друг на друга. Не знаю как мне, но моим подружкам этот хэви метал был явно не по настроению в данный момент, мягко говоря. Потому что не вязвлся он никак с микробиологией, к семинару по которой они так тщательно готовились. Я на их недовольнве взгляды так и сказала:

- Мне не мешает... - и спокойно продолжила чтение.

- А мне очень мешает, я так не смогу подготовиться, - капризно проговорила Сусанна.

Что касается второй моей "сокамерницы", Ануш, то она обычно всегда шла на поводу у своей беспокойной однокурсницы. Ануш была существо добродушное, слабохарактерное, послушное и непритязательное. И Сусанна быстренько нашла себе в ее лице и подругу, и жилетку, и прислугу, и поддержку во всех своих комплексах. Они знали друг друга больше года, така как еще прошлый учебный год прожили вместе в этом общежитии. Это были второкурсницы. Я же была здесь новичком. Первокурсница. Да еще приезжая. То есть, в общежитии-то все были приезжие, но я была в общем, ну очень, очень приезжей. Я тогда и языка-то не знала толком. Армянского.

- Ануш, сходи скажи им, чтобы сделали потише, - безапелляционно приказала Сусанна.

Но традиционно армянское воспитание Ануш вкупе с жанром звучавшего музона, никак не допускавшего прослушивание оного никем иным кроме как парнями (о боже!), сделали невероятное: Ануш отказалась выполнить просьбу-приказ Сусанны.

- Ты что, я не пойду!

Сусанна охотно ее поняла и не стала настаивать, так как есть вещи действительно незыблемые, и она-то это хорошо знала в отличие от меня. Меня как раз такое смирение Сусанны перед демаршем Ануш сильно впечатлило. Я даже засомневалась в том впечатлении, которое на меня изначально произвела эта истеричная девица.

- Что делать? Может ты пойдешь, - ласково проговорила Сусанна, обращаясь ко мне.

Надо отметить, что разговор шел и будет идти исключительно на армянском языке, кроме тех случаев, когда я специально оговорюсь: говорится по-русски. Я тогда жила в Армении больше 5 месяцев, а в общежитии - с самого начала учебного года, а именно - два с половиной месяца. И армянскому языку на бытовом уровне я уже успела научиться, принимая во внимание то, что в Ереване изумляющее большинство говорит именно на родном языке. Итак, на армянском языке - пусть и с русским акцентом - я ответила Сусанне довольно циничным тоном:

- Я уже сказала: мне не мешает. Почему бы тебе самой не сходить?

Такая постановка вопроса, судя по ошеломленному лицу Сусанны даже не имела права на существование. Я даже заметила, как Ануш просто испугалась за психику подруги-подопечной. Кажется, она была уже готова плюнуть на все традиционные воспитания вместе взятые и кинуться в коридор на защиту Сусанниного внутреннего и всякого другого комфорта. Но, к чести армянского традиционного воспитания, оно одержало несомненный верх над материнскими практически чувствами девушки Ануш.

- Давайте бросим жребий, - сказала вдруг она.

В нашем случае это означало вращение ножа. И на кого укажет его лезвие...

- Я скоро, - сказала я и совершенно спокойно, ничуть не сожалея о выпавшей мне доле, а скорее даже радуясь возможности на время отстраниться от истории большевиков, направилась к выходу и, закрыв за собой дверь, без заминки последовала в направлении той самой двери, из которой доносились звуки му. Благо, дверь эта оказалась... напротив нашей по коридору. Ну, окей, - чуть-чуть левее в сторону мужского туалета.

И она была не просто не заперта. Она была открыта настежь. Вот почему музыка звучала так бесеремонно громко. Из комнаты помимо оглушающего хэви-метала на слуховом уровне источался неестественный красный свет на уровне визуальном. Освещение в конце коридора было явление весьма условным, поэтому этот красный свет особенно хорошо бросался в глаза.

Эдакий багровый прямоугольник дверного проема. Но... нет, не совсем прямоугольник. Потому что в нем четко вырисовывался силуэт... худощавый силуэт. Я подошла поближе, и лишь тогда смогла рассмотреть обладателя этого силуэта. Как и следовало ожидать, это был парень. Худощавый, очень высокий. Шатен с прямыми волосами, который явно пропустили пару визитов в парикмахерскую, одетый в красного цвета (да, да, снова красный!) спортивный костюм, которые успешно заменяли нашим ребятам то ли пижамы, то ли домашние тапочки... Знай я тогда фильм "Секретные Материалы", то я бы ни минуты не колеблясь проассоциировала лицо этого юноши с портретом Дэвида Дуковни. Но о последнем я тогда ровно ничего не ведала, поэтому, он мне показался просто - довольно симпатичным и необычным для тутошних широт парнем.

Итак, он стоял совершенно в бессмысленном месте (в проеме двери), в совершенно бессмысленной позе (руки в карманах, взгляд вперед, в никуда) и слушал совершенно невозможную по моим тогдашним представлениям музыку.

- Простите, а вы не могли бы чуть потише сделать и... дверь прикрыть? - спокойно, даже не без улыбки, по-русски осведомилась я.

Его ответ прозвучал не сразу. Секунды три, он, словно отрешаясь от чего-то своего, возвращался в реальность. И произнес мне в ответ... отнюдь не по-русски:

- Иск инчу воч хаерен? (что обозначало: "А почему не по-армянски?)...

[Bagirka]

- Иск инчу воч хаерен? (что обозначало: "А почему не по-армянски?)...

- Потому что по-армянски будет наверное, не очень правильно. Я пока не умею... – ответила я на русском.

- А если не будешь говорить, то никогда и не научишься, - ответил он на таком чистом русском языке практически без каких-либо примесей армянского акцента, что я слегка оторопела от неожиданности.

За все время своего пребывания в Армении я впервые услышала такую близкую к безупречной русскую речь. Впрочем, нет. Еще я слышала такую речь от нескольких однокурсников, выпускников русских школ города Еревана. Но здесь, в общежитии, где ереванцев не могло быть по определению, а жильцы все были приезжими из провинций Армении...

- Я... я знаю. А вы-то где так научились армянскому языку? Вы ведь не из Еревана, если живете в общежитии.

- Нет, я не из Еревана. Я из....

Он назвал город, откуда он родом, и для меня все стало на свои места. Он армянин из Эстонии. Из Таллинна. Теперь все понятно. И эта стать, и эта нордическая внешность, и эта небрежная прическа, и этот милый русский. Надо же, как все же он там свой родной язык хорошо изучил. Мне стало немного неловко за свой уровень родного языка. Я все же выросла в Закавказье, недалеко от Армении, не в Прибалтике же! Ан там вот армяне такие сознательные. А я... Все наши разговоры с ним сегодня и в дальнейших отношенях происходили только по-русски. Так получилось.

- Из Таллинна? Хм, как интересно...Ну так, как насчет музыки? Сделаете потише? Мы занимаемся. У нас завтра семинары.

- Вы что, на одном курсе все?

- Нет, они биологи, а я востоковед.

- О, какое отделение?

- Турецкий язык и литература.

- Да. Язык врага...

- Надо знать... – протянула я, закончив набившую мне оскомину фразу, которыю выдавал здесь каждый, узнавая, на каком я факультете.

Мой выпад немного ошеломил его, возникла пауза. Я решила, что именно я должна ее прервать.

- Я знаю всех троих ребят, которые живут в этой комнате.

- И ни с одним из них я не совпадаю, да? - улыбнулся он.

- Ну, это не мое дело. Просто...

- А в каком смысле ты их знаешь?

- Одного по-имени знаю, а двух других – просто визуально...

- Визуально... – повторил он.

Снова возникла неловкая пауза. Музыка все еще гремела, я воображала, что происходило с Ануш и Сусанной, которые так на меня надеялись.

- Как ты думаешь, где они сейчас, эти трое? – вдруг спросил он.

- Даже не знаю что и думать. А что?..

- Я здесь один. Я попросил их оставить мне эту комнату на сегодня.

- А для чего? – наивно спросила я.

Он будто колебался.

- Знаешь как тут делают, если понравится девушка?..

Я попыталась вообразить, как именно делают в армянских студенческих общежитиях, когда понравится девушка – будучи настолько наслышанной о самых разных вариантах данной ситуации в армянском обществе, что решила, что должно быть аналогичное что-то.

- А что делают? Просят познакомить взрослых? Или... похищают?

- Я никого не просил. Я просто сказал ребятам, кто мне понравился. И они придумали, что можно сделать.

- А... и как? Получилось? Может быть...

- А ты как думаешь?

- Я не знаю...

- Если бы пришла не та девушка, которую я ждал, разве я бы стоял и разговаривал с ней?..

Я вернулась в свою комнату в половине третьего ночи. Все время с момента моего героического выхода на борьбу с хэви металом – а было это около девяти вечера – до половины третьего ночи я провела в комнате напротив по коридору. Дверь в нее так и не закрылась. Пару раз входили какие-то ребята, здоровались с моим собеседником, что-то забирали в комнате и уходили. Музыка была приглушена максимально, чтобы не мешать нашему разговору.

В ту ночь я узнала, что никакой он не эстониский армянин. А есть, оказывается, в Армении, такой район, Талинский. С центром в поселке городского типа под названием Талин. Но он собственно даже не из этого поселка городского типа. А из высокогорной деревни Верин Сасунашен. В деревне этой живут потомки сасунских героев. Теперь его благородство и стать я могла отнести не к прибалтийским дюнам, а совсем наоборот – к благородному западноармянскому происхождению.

На следующий день я дежурила по комнате. Я находилась с веником в руке - головой под своей кроватью, когда раздался сдержанный стук в дверь.

Ануш мыла посуду после ужина, поэтому дверь открыла Сусанна. И я, услышав его голос, удивилась тому как во мне с одной стороны все восторжествовало, а с другой – насколько я была спокойна в своей уверенности, что это окажется именно Он! А кому же еще стучаться в нашу дверь?

Девчонки-соседки обычно не стучатся, а просунув голову, спрашивают: «Можно?».

Каждый день он приходил, сдержанные три стука стали просто атрибутом наших вечеров. Девчонки каждый раз по моем возвращении около часа ночи с любопытством спрашивали: «Ну что? Сегодня было?» На что я им отвечала довольно мрачным тоном: «Нет, и сегодня не было».

Да. Две, три, недели он заходил за мной каждый вечер, уводил в комнату напротив, любезно покидаемую обитателями, сажал на диванчик, а сам садился напротив и мы начинали разговор. Он иногда вставал, прохаживался. Останавливался и всматривался в мое лицо. Как ни странно, несмотря на мой нежный возраст (мне не было еще восемнадцати лет), меня ничуть не смущал этот искренний, бархатный взгляд. Часто возникали паузы, но и они не отягощали атмосферы. И каждый раз я ждала, что он подойдет, возьмет мою руку, сядет рядом. Но за три недели ежедневного общения он ко мне не прикоснулся даже пальцем, даже случайно. И мне приходилось каждый раз сообщать моим соседкам, что и сегодня он меня не поцеловал. К концу третьей недели я обратила внимание, что девчонки мне не верят.

- Наши ребта так не делают. Ты просто стесняешься нам признаться. Думаешь, мы разболтаем...

- Да уже вся общага знает, что я с ним в комнате сижу по три часа кряду! Чего мне стесняться? Я сама так этого хочу. Он хороший. Не понимаю, почему он дверь не закрывает, она всегда настежь. Обязательно пять-шесть раз кто-то зайдет-выйдет... Он вообще не в нашем корпусе живет! Поэтому и не тащит меня к себе. Завтра я предложу ему пойти в его комнату!

Сусанна и Ануш посмотрели на меня как на умалишенную.

- Не вздумай... Он о тебе знаешь что подумает? – проговорила Сусанна.

- Не подумает. Он меня хорошо знает уже.

- Подумает. Ты плохо наших знаешь!

- Но он же не такой как все ваши! Бывают ведь исключения!

- Милая, поверь, - снисходительно вещала Сусанна, - вот в таких вещах не бывает здесь исключений. Смотри, я тебе говорю то что есть. Понимаешь?

- Понимаю. Но все равно я завтра с ним поговорю...

[Bagirka]

- Понимаю. Но все равно я завтра с ним поговорю...

- Жаль, мы завтра домой уезжаем на выходные, - не без досады проговорила Сусанна. Я уже три недели домой не ездила.

- А я вообще больше месяца дома не была, - подхватила Ануш.

Домой... Сусанне езды до дома автобусом около часа – в одном направлении. Ануш – около трех часов – в другом направлении. А мой дом, который очень скоро перестанет быть моим, поскольку родители усиленно занимаются обменом, - находится не только в двенадцати часах езды на машине, но и вообще – не в Армении. Может быть, скоро и у меня в Армении появится «Отчий дом», куда я буду ездить по выходным из общежития. И откуда я буду привозить всякие вкусности и предметы, создающие видимость и ощущение домашней обстановки. А сейчас я просто захаживаю в гости к многочисленным своим родственникам в Ереване, - которые не отпускают меня, конечно, без гостинцев и тех же вкусностей, что в свою очередь смущает меня настолько, что захожу я реже и реже, что, в свою же очередь, усиливает их родственные чувства и пропорционально увеличивает объем вручаемых мне вкусностей.

- Ты, оказывается, к Герасиму вчера заходила. А к нам почему не зашла? И у Любы была на днях, а про нас забыла?....

О, это особая тема, родственники близкие и дальние, мамины и папины, а ведь были еще и мамины сокурсницы по Медицинскому, которые оказывали не менее радушный и щедрый прием дочери «подруги дней своих... суровых».

Вот и получалось, что я, будучи без своей семьи, несколько раз в неделю приходила в общежитие с гостинцами. А Сусанна и Ануш – только пару раз в месяц. Но общими «усилиями» - жили мы в нашей комнате весьма и весьма недурственно в плане питания. Могли достойно принять гостей, - девчонок, заходивших на чашечку кофе и на веселые разговоры. Да что греха таить, были и сеансы спиритизма, хотя и крайне редко.

Самой заядлой нашей гостьей была девушка с четвертого этажа. Веселая и пытливая Нунэ. Она была из того же района, что и Сусанна, и они всегда находили о чем поболтать. А еще они просили меня покурить. Их почему-то завораживал вид курящей девушки. А я, раздобыв у одного из кузенов красную пачку сигарет Dunhill, поставила ее красоваться на книжную полку и каждый вечер, под восхищенно-уважающими взглядами своих подружек, я лениво доставала с полки пачку, из пачки – сигарету и ... начинался сеанс сравнимый по мистицизму и романтизму разве только с сеансом спиритизма. Девушки смотрели на меня в четыре, а то и в шесть глаз, и выказывали удивление тому, как я «искусно и спокойно» курю, и как же мне это идет! Хотя это и были первые сигареты в моей жизни.

- Домой... – невольно вырвалось у меня, - ну значит, я снова буду тут одна в выходные. Может быть тогда я его сюда приглашу. К себе.

На Сусанну и Ануш в тот момент было страшно смотреть.

- Послушай, ты знаешь, что после того как он сюда войдет, когда ты тут одна, просидит тут несколько часов и выйдет, ты уже будешь у многих ребят считаться испорченной!

Мне почему-то было скучно слушать таки речи.

- Мне до этих ребят нет дела, я за них замуж не собираюсь.

- За них нет, но их отношение к тебе, их мнение о тебе будет важным для всех. И для него тоже.

Вот это пассаж! И для него тоже?..

- Пойдем? – раздалось привычное, когда я открыла дверь на его тройной стук.

- Заходи, я одна.

- Я знаю, я видел, как девочки в вещами уходили сегодня. Банками пустыми гремели.

- Ну, заходи тогда спокойно.

Он улыбнулся. Но не сошел с места.

- Вот так прямо зайти к тебе?

- А что, можно и не прямо зайти? – раздраженно проговорила я и, оставив для него дверь открытой настежь, прошла вглубь комнаты и уселась на свою кровать.

Он вошел, но дверь за собой не прикрыл, даже не прикоснулся к ней, - на что я поначалу не обратила внимания по привычке. Но через минуту заметив, что дверь настежь, я попросила:

- Дверь прикрой.

- Зачем. Если я в той комнате разговаривал с тобой так, то тут тем более должно быть так.

- Ты знаешь, меня уже начинают раздражать эти условности...

Усевшись верхом на стул, не сняв плаша, скрестив в воздухе повисшие локти, он мне виделся настолько изящным и элегантным, что я готова была броситься ему на шею прямо сейчас.

- Ты такая раздражительная? - глухо рассмеялся он после нескольких секунд своего бархатного всматривания в мое лицо.

- Я не выношу уже этих излишеств.

- Ты очень скоро поймешь, что это не излишества. И надеюсь, поймешь не с того берега, а с этого.

- Перестань. Ты меня стращаешь. Я не боюсь ни этого берега, ни того. Все, что со мной случится – это будет моей жизнью и моим выбором, а не установленным для всех стандартом.

- Ты странная, и я тебе это не устану повторять. Тебе ведь нет восемнадцати. А разговариваешь как тридцатилетняя.

- Зато когда мне будет тридцать, я буду говорить как восемнадцатилетняя! – подхватила я...

Однако свести разговор на шутки не удалось. Он продолжал на той же интонации, на которой говорил предыдущю фразу:

- Но только за то, что ты такая... только поэтому...

- Что?

Молчание. Нет, это у него были не робость, не смущение. А также не желание напустить на себя загадочности. Я просто видела, как он не считает пока нужным говорить мне то, что его так и распирает сказать.

- Знаешь, я хотела с тобой поговорить... Ты мне нравишься. И я тебе, конечно, тоже. Это ты мне в первую минуту сказал.

- Да. Напрасно ты посчитала нужным напомнить. Думала я не подтвержу сейчас...

- Нет, я сказала это, чтобы ты не подумал, что я забыла или не обратила внимания на твои слова.

- И что же?

- Ну, я подумала... ты извини, конечно, но когда парень и девушка нравятся друг другу, у них в отношениях... как бы это сказать... наблюдается прогресс...

- Прогресс... Да, я понимаю про что ты. Ты очень смелая девушка.

«Смелая, - подумаллось мне, - да уж станешь смелой с таким как ты – сладким и недосягаемым; как Арарат, - навязчиво красивым и недоступным»...

- Ты пойми, - продолжал он, - Для меня отношения с тобой очень важны. Слишком важны. Но я ... привыкаю к тебе. Я рассматриваю тебя. Я не хочу тебя... отвлекать от главного да и себя тоже.

- От главного?...

- Нет, ты не подумай, я могу не то что прогресс, я могу и ускорение, и гласность и госприемку.

Я рассмеялась. Слова все эти были насколько современны, настолько и комичны к тому моменту развития советского общества. Я смеялась, а он продолжал смотреть на меня своим пронизывающим, но при этом совершенно не напрягающим взглядом, пристально и слегка исподлобья. Кроме того, он все время косился в направлении коридора, - не прошел ли кто, не заглянул ли... Хотя кто же мог там проходить, если наша комната была в самом конце коридора. Это могли бы быть только ребята из той самой комнаты, возле которой мы познакомились. Но все равно, он то и дело еле заметно поглядывал в ту сторону.

Я, резко прекратив смех, порывисто встала с кровати, подошла к двери и с силой ее захлопнула. Он вскочил со стула.

[Ундина]

Мне очень понравилось. :flower:

так много знакомых образов: подруги, которые не такие, как героиня - учат, какие на самом деле армянские парни :rolleyes: родственнки, которые разрывают и упрекают, что у того была, а у нас не была, но чем реже их навещаешь, тем сердечнее они... :* смотреть на восхищенные лица девочек, када ты искусно затягиваешь сигарету и тебе говорят, что очень идет курить.... :diana:

Жду продолжения :girlkiss:

[Bagirka]

Он вскочил со стула. Вскочил, как если бы опрокинул на себя чашку горячего чаю. Впрочем, я нахожусь в Ереване... он вскочил, как если бы опрокинул на себя чашку горячего кофе. Я, возвращаясь, остановилась прямо перед ним, пристально посмотрела на него и спокойно прошла на свое место.

- Это было очень громко, - спокойно констатировал он после значительной паузы. И в этот же момент дверь наша снова открылась снаружи. Без стука. Значит, пришла одна из девчонок. Скорее всего Нунэ. Да, Нунэ. Она вошла, говоря по-армянски, так как девушки из общежития не владели русским языком в массе своей, если только не были приезжими из Карабаха, Тбилиси или Баку:

- Девушка, ты чего так стучишь, я подумала, землетрясение начинается. Ой, и ты здесь, - Она назвала его по имени и поздоровалась с ним, будто они были давно знакомы. – А почему стоишь, не садишься?

- Здравствуй, Нунэ джан, - отвечал ей он, - А я только что вошел, я на секунду...

- Надо же, - не без удивления заметила я, - вы, оказывается, знакомы!

- А как же! - весело воскликнула громогласная Нунэ, - я живу в соседнем с ним селе...

- Погоди, значит, и Сусанна...

- Нет, Сусанна живет в самом райцентре, в Талине, а мы в селах.

- А, вот как?

Мне стало не по себе, от того, что я до сих пор была в неведении о том, в каком именно районе жила Сусанна. Она просто говорила, что это в сторону Октемберяна, не доезжая до Ленинакана.... что-то в этом роде. А возможно, она и называла, но я просто не обратила внимания...

- Да, мы все земляки. Как ты? – и Нунэ снова обратилась к нему по имени, не забыв увенчать его весомым «джан!», - Поставить кофе?

- Поставь, Нунэ джан, - ответил он, на этот раз спокойно снимая плащ и присаживаясь на стул соответствующей стороной корпуса.

- Ты будешь? – спросила меня Нунэ, что являлось бы крамольным вопросом, не будь я известной непотребительницей кофе. То есть не будь я знаменита крайне редким потреблением этого напитка.

- Я, пожалуй, выпью... по такому случаю, - съязвила я и заметила, как на его лице на долю секунды мелькнула усмешка...

В этот вечер Нунэ так и не ушла, пока он не распрощался, а распрощался он что-то около одиннадцати. За эти три часа я, наверное, не произнесла и пары фраз. Вся беседа происходила между ними – между парнем моей нынешней мечты и этой неугомонной егозой. Зато я узнала много интересных подробностей о нем.

Он, оказывается, только весной вернулся из рядов Советской Армии, отслужив срочную службу в Смоленской области. Что и объяснило, наконец, для меня его пребывание на втором курсе будучи двадцати одного года от роду. А еще они занялись сравнениями студенческих общежитий в Армении и в России, и она рассказала услышанную от его товарищей историю, произошедшую с ним в Армии, в увольнении, когда он попал в женское общежитие какого-то училища. Где за его внимание сцепились две девушки, одна с утюгом в руках, а другая со сковородой. И ему пришлось пообещать внимание обеим воизбежание кровопролития. Она громко смеялась, в то же время не забывая отмечать, что в Армении такое просто невообразимо, что наши девушки самые скромные, самые достойные, самые порядочные.

Он же находился в полной растерянности не только от ее наслышанности об этой истории, но и от того, что она звучит при мне и для меня. Он не мог больше поднять глаз от стола, после этого почти ничего больше не говорил и то и дело закуривал одну сигарету за другой. Потом Нунэ рассказала, как собственно познакомилась с ним. Это, оказывается, было в доме культуры, в райцентре, где проходило обсуждение книги, написанной... его ныне покойным отцом. Его отец, оказывается, был довольно небезысвестным писателем. И в тот вечер я узнала его фамилию, а заодно и отчество. Через короткое время после этого он распрощался и ушел.

Я подумала, что сейчас раскручу Нунэ на дополнительную информацию, но, не успел он выйти за порог, как она схватила со стола чашки и быстренько скинула их в раковину - у нас в общежитии каждая комната имела свою мини-кухоньку, состоящую из раковины, полки для посуды и площадки для электроплиты.

Парни обычно использовали ее как умывальник, обклеивали плакатами, изображающими полуобнаженных моделей и актрис, сверкающих автомобилей и крупных кошачьих, и держали там только принадлежности для бритья и чистки зубов. Питались они в столовой на первом этаже.

Девушки же по-хозяйски отгораживали эту нишечку занавесочкой, раскладывали там на полках посуду и специи. Готовили либо на своих плитках, либо на общей кухне в противоположном от мужского туалета конце коридора. Что не мешало, впрочем, этой кухне находиться прямо напротив туалета женского. Из чего следует, что нам, жительницам самой дальней комнаты, приходилось дефилировать в туалет или на кухню через весь коридор. И, хотя наша комната располагалась не в самом выгодном месте, она была одной из самых уютных и привлекательных. Общими усилиями мы ее такой сделали.

Итак, Нунэ, сразу после того, как он прикрыл за собой дверь, не говоря мне ни слова, схватила в охапку всю посуду со стола, свалила ее как попало в раковину и, коротко попрощавщись, захлопнула за собой дверь. Оставив меня в полном мандраже – по поводу незавершенного с ним разговора, по поводу этой дурацкой армейской байки, по поводу массы свалившейся на меня новой информации, а еще из-за необходимости мыть теперь посуду. Надо ли говорить, что эту ночь я спала просто отвратительно...

- Уж завтра-то я его прищучу, - сказала я себе и тут же рассмеялась этому своему обещанию.

[Bagirka]

- Ну, рассказывай, как ты тут была без нас? – возбужденно осведомлялись Ануш и Сусанна, едва войдя в комнату, навьюченные и запыхавшиеся.

- Что, лифт не работает? – спросила я, проигнорировав их совершенно неуместный в данный момент вопрос.

- Почему, работет! Но пока по нашему коридору дойдешь до нашей двери – сто раз устанешь! – проворчала Сусанна.

- Подожди, который час? Уже ведь десять минут девятого. Он не приходил за тобой? – удивилась Ануш.

- Да нет. Не приходил. И вчера тоже не приходил, - проговорила я с безразличием в голосе.

- А в пятницу? – чуть ли не в один голос спросили они.

- А в пятницу приходил. Только ваша Нунэ... твоя Нунэ, - исправилась я, обращаясь к Сусанне, - все мне испортила. Боюсь, что ему тоже.

- Как?

- Она рассказала идиотскую историю, а потом заявила, что приличные армянские девушки никогда не предлагают себя парням.

- Ну, правильно, она так сказала, чтобы ты понла. Она не хотела, чтобы ты сделала ошибку...

- Я еще до ее прихода уже практически сделала это! Предложила ему себя! Во всяком случае...

- Постой, ты имеешь в виду, что Нунэ это в его присутствии сказала?

- Да! Да! Я еле заставила его войти, еле заставила его захлопнуть дверь, и тут она ворвалась... и все испортила.

- Войти сюда?..

Я к этому моменту была взвинчена до предела, поэтому, не стала ничего говорить, а только кивнула и безапелляционно изо всей силы шарахнула ладонью по столу, чтобы они оставили это без комментариев и нравоучений.

Они молча переглянулись и стали снимать верхнюю одежду и распаковывать свои тюки, обмениваясь вполголоса впечатлениями от пребывания дома. Но, судя по всему, их больше всего занимала моя участь. Они то и дело косились в мою сторону.

- Можно, я еще раз поставлю эту песню, - осведомилась Ануш, имея в виду «Отель Калифорния», который звучал во время их прихода на моем проигрывателе.

- Да, поставь, - мрачно ответила я.

Когда я вернулась откуда-то из дебрей своих переживаний, они уже накрывали на стол.

- Ты ничего не ела пока, да? – говорила Ануш, - Будешь?

- Да, с вами буду.

- Сейчас ты попробуешь то, что никогда раньше не ела, - мягко сказала она. Это называется кровяная колбаса.

- Он больше не придет? – спросила вдруг я.

Сусанна и Ануш сели за стол и стали растерянно переставлять приборы. Наконец, Сусанна заговорила:

- Понимаешь, ты выросла в большом городе. Даже больше, чем Ереван. А он... он даже не из Еревана. Если бы он был Ереванским, то я бы сказала, что он, конечно, придет. Но он и сам не Ереванский и в Ереван переезжать никогда не собирается. У него там мать и больной младший брат. Они любят свою землю.

Для меня этот ответ прозвучал слишком размыто и закрученно.

- Что?..

- В общем, я точно не знаю, - отозвалась Сусанна и стала накладывать себе солений из банки.

- Вы знаете, в какой он комнате живет в пятом корпусе? – решительно спросила я, отодвигая от себя прибор.

- Нет, - в один голос ответили они.

- А если хорошо подумать? – я попыталась улыбнуться.

- Ты так сильно по нему скучаешь, что готова забыть обо всем на свете?

Ну нет, такой постановки вопроса я не могла допустить со своим юношеским максимализмом.

- Что же, если это выглядит именно так, то мне не нужно знать, где он живет, - вздохнула я и стала есть привезенную Ануш долму, обнаружив при этом, что аппетит у меня вполне здоровый, так как я толком так и не поела ни разу за эти выходные.

- Уфф, даже не хочется думать, что завтра понедельник, - поморщилась Сусанна, изрядно разрядив обстановку сменой темы, - Тебе-то хорошо, ты во вторую смену учишься – а нам с утра прямо вставать и топать на занятия.

- Да, в этом мне сильно повезло, - отозвалась я.

Еще пара дней прошла как в тумане. И девчонки были особенно молчаливы и тактичны вечерами, когда я, вместо того, чтобы привычно отсутствовать, отсиживалась в комнате, куря и слушая музыку в ожидании неизвестно чего. Впрочем, известно чего. Но это что-то не происходило. Несколько раз за эти дни раздавался стук в нашу дверь. Но это были ребята, которые просили у нас то щепотку соли, то пару тарелок, то открывашку, то одну из моих пластинок напрокат... Стоит ли говорить, что каждый из этих визитов отзывался во мне ужасной тоской.

В среду дежурство по комнате выпало мне. И я решила прибраться с утра, пока не настало время идти на занятия. Чтобы вечером быть посвободнее. Да и времени у меня оставалось не так уж и много: скоро двенадцать, а на занятия мне к половине первого. Впрочем, я уже почти закончила, осталось только подмести пол. И тут, наклонившись с веником в руке, я почувствовала сильное головокружение. Оно было настолько сильное, что просто свалило меня с ног.

Неужели я так болезненно переживаю эту разлуку, что мне и напрячься физически нельзя? Что со мной? Я попыталась подняться, но едва хотела встать на ноги, как меня снова выкинуло куда-то в сторону. Я струхнула не на шутку. На здоровье мне жаловаться никогда не приходилось, да и выросла-то я в семье педиатров с нешуточным стажем, поэтому, имела определенный цинизм в таких вопросах. Еле удерживая равновесие, я направилась к окну. Внизу стояли несколько человек и испуганно смотрели на здание. «Боже, какое ужасное землетрясение!! – воскликнула одна из стоявших внизу женщин...

[Bagirka]

За одну лишь неделю наше общежитие словно осиротело. Почти все ребята уехали. Вернулись только в середине января. И вернулись другими людьми. Я подумала, что такими возвращались солдаты из Афганистана. Или почти такими.

Новый год я встречала у любимой тети, в обществе множества родных, кузенов и кузин, в том числе и приехавших из моего родного города навсегда. Наверное, было бы весело, если бы не плакал мой десятилетний двоюродный брат, который узнал о смерти своего одноклассника, - тот переехал из Баку в Ленинакан, чтобы спастись...

А еще было ужасно паршиво у меня на душе. Потому что не было рядом родителей и братьев, - они все еще были в моем родном городе, занимались обменом, и мама никак не могла завязать с работой - шутка ли - тридцать с лишним лет в одной больнице. Братья, как мне было известно из доступных тогда еще телефонных разговоров, каждое воскресенье по-прежнему ходили играть с друзьями в футбол...

Это настолько не вязалось с теми ужасами, которые были на у всех на устах, и никак не укладывалось в мое восприятие. Я ужасно за них боялась и очень хотела, чтобы они как можно скорее приехали сюда, на историческую родину, где мы сможем, наконец, начать новую жизнь, не опасаясь ничего.

А еще я узнала, что все взрослые и сознательные жители Армении в этот Новый год плакали. Потому что местное телевидение не могло обойти вниманием случившуюся трагедию, и устроило самую настоящую эмоциональную пытку кадрами разрушенных городов, когда они были еще целы и невредимы но обречены, армянских пейзажей, лиц и храмов, - причем все это сопровождалось рвущей душу музыкой. Это был особенный Новый год. Для меня это было началом взросления по всем фронтам. Еще несколько недель - и мне исполнится восемнадцать...

- Да, я тоже плакал, - сказал мне он, когда мы стояли на лестнице у лифта, - а еще я все время думал о тебе.

- Правда? - улыбнулась я, - А что именно ты думал?

- Я думал, как глупо и непонятно мы расстались.

- Но мы не расстались...

- Я думал, что нужно было дать тебе знать перед отъездом.

- А почему ты не дал мне знать?

- Я... не знаю, я просто ошибался тогда.

- В чем?...

Напряженно взглянув мне в глаза, он резко схватил меня обеими ладонями за голову и, изрядно наклонившись, прильнул губами к моему лицу. Он целовал меня жадно и не переставая, не давая мне шанса опомниться. Я даже не запомнила первоначального ощущения от этого процесса, так как он был слишком неожиданный. И потом, мы стояли на лестнице. Корпуса общежития соединялись друг с другом углами, располагаясь в шашечном порядке. И из окон соседних корпусов всегда можно было наблюдать за лестницей, так как стены ее были сплошь прозрачные, - состояли из огромных окон. Как, как он смеет целовать меня на виду у всего общежития?

Я сделала робкую попытку вырваться, но в результате лишь мои клипсы оказались в его руках. Это меня развеселило, я звонко засмеялась, и он остановился, продолжая тесно сжимать меня меж своих локтей. И смотрел он на меня с еле заметной улыбкой, но такими глазами, словно только задал мне глобальный вопрос и напряженно ждет на него ответа. Мой смех в свою очередь прервался из-за его взгляда. Я не знала что сказать, а он продолжал на меня смотреть, ни на миг не ослабляя хватки.

- Все в порядке, - произнесла я, наконец, - Мне нравится.

Он будто не услышал этих слов и продолжал меня пронизывать своим испытующим взглядом, а лицо его становилось все серьезнее.

- Но, конечно, не нужно продолжать это делать здесь, - попыталась исправиться я, - но и это, кажется, не подошло к ситуации.

- Ты хочешь стать моей девушкой? - спросил он так, будто хотел избежать дальнейших глупых фраз с моей стороны.

- Конечно, - отвечала я, просияв.

- А ты знаешь, что это вообще означает?

- Знаю. Это означает, что я стану твоей невестой, а потом женой.

Он глухо рассмеялся. Он всегда смеялся глухо.

- Я не права?

- Станешь, конечно, если... если захочешь.

Я хитро прищуриваюсь:

- Это настолько маловероятно?

- Ты молодая...

- Мне на днях восемнадцать!

- Ладно, это все потом. Нам нужно сейчас просто быть вместе.

- А ты... будешь меня еще целовать?

Его мой вопрос развеселил.

- А ты как думаешь?

- Скажи, почему ты сделал это именно здесь? Я бы никогда не подумала, что ты так поступишь.

- Если бы мне сказали два месяца назад - и я бы не поверил. Но что-то изменилось. И потом, я тебя люблю...

Он умолк. Но не переставал на меня смотреть. Это было его особенностью - никогда не прерывать зрительный контакт.

- Тебе говорили раньше такие слова?

- Нет.

- Вот видишь, я первый, кто тебе это сказал. И ты первая, кому я это говорю. Веришь?

Я кивнула, и у меня неожиданно выступили слезы. Я опустила голову и попыталась отвернуться.

- Что с тобой?

- Я... и я тебя люблю! - быстро выпалила я и, воспользовавшись его замешательством, вырвалась, заскочила с лестницы в теплый, пахнущий жареным кофе коридор и помчалась по нему в самый конец - в нашу комнату.

[Bagirka]

- Скажи честно, целоваться приятно? - прищурившись вопрошала Сусанна, когда я, заперев за собой дверь, метнулась на свою кровать и съёжилась там, забившись в угол.

- С чего ты взяла, что я целовалась? - проворчала я.

- Ну, я ведь вижу, какая ты напуганная, смущенная...

- Причем тут это?

- Ну, что случилось, не тяни! Почему ты такая странная? Целовались?

- Хуже...

- Что? - в один голос воскликнули Ануш и Сусанна.

- Я только что... только я сказала ему, что люблю его.

Девушки переглянулись, возникла пауза.

- Серьезно? Сама сказала?

- Ну, так получилось. Когда он признался мне в любви, и сказал, что я первая, кого он так любит... мне показалось, что я должна что-то сказать... И так как-то вырвалось... Что он теперь подумает?..

И с каких это пор я стала такая деликатная? Да, видать, напугали меня не на шутку девчонки своими нравоучениями. Никогда бы раньше не подумала, что настолько напрягусь из-за признания в любви. А может быть, так и должно быть? Может быть это только в книгах и в кино люди преспокойно признаются в любви впервые в жизни и продолжают спокойно беседовать как ни в чем не бывало? Мне ведь в тот момент, когда у меня вырвалось признание, представлялось только одно продолжение разговора: значит, мы должны быть всегда вместе, - сказал бы он. Пожениться. Никогда больше не расставаться. Неужели именно этого я испугалась? Ведь согласиться стать девушкой, - это одно, это мало к чему обязывает. А вот признаться в любви... Или это было одно и то же? Было? Так чего я испугалась? Вечной жизни в неизвестном мне до недавнего времени захолустье? Сельского быта? Больного родственника? Но ведь он был бы рядом. Мы бы жили в Ереване первые годы, пока не закончили учебу. Может быть даже здесь, в этом общежитии. У нас уже была одна такая пара студентов...

- К тебе Яна пришла, - Ануш вернула меня в реальность.

- Привет, Ян, уже иду.

Яна - это девушка из Баку, которая жила на нашем этаже, училась на третьем курсе и всегда приглашала меня, когда у них с ее подругой Мариной была свободная минутка, - поболтать, посплетничать, повеселиться. Марина училась на пятом курсе, была невероятно хороша, - небольшого роста, пропорционального сложения, луноликая, белоснежная, воздушная, с прямыми светло-каштановыми волосами, хоть и жидковато, но очень эффектно рассыпавшимися ниже плеч. Насколько я помню, она была из Кафана, но говорила только по-русски. Армянский использовала для придания своей речи выразительности, если была необходимость. Я ей с самой первой встречи заявила, что она напоминает мне Марину Влади, будучи на мой взгляд гораздо краше этой актрисы.

Вообще наш пятый этаж предназначался для студентов-биологов, поэтому, заселен он был в основном девушками. Парни же, которые оказались на нашем этаже - были историками, экономистами или физиками. Филологи обретались на четвертом этаже, но я к ним не попала, так как слишком поздно обратилась за местом в общежитии, и мне досталось то, что было все еще свободно, - место в биологами. В общем, Яна с Мариной тоже учились на биологическом факультете. Марине было уже двадцать пять, - она утверждала, что добивалась поступления на биофак несколько лет подряд, и, наконец, в двадцать лет ей это удалось. "Своими силами" - любила повторять она.

- Как дела, красавица? - спросила меня Марина.

- Нормально...

- Клевенькая, правда? - продолжала Марина, обращаясь к Яне.

Да, странным образом эта восхитительная дива оказалась поклонницей именно моего типа внешности. Яна ничего ей не ответила, только улыбнулась, наливая чай.

- Давно я у вас не бывала.

- Да уж конечно, давно. Когда же тебе у нас быть? - не без сарказма в голосе пропела Марина, - мы ведь знаем, кем заняты твои вечера.

Я ничего ей не ответила, только смущенно улыбнулась.

- Знаешь что, давай только между нами, но...

Марина запнулась. Я подняла на нее глаза в недоумении.

- Он, конечно, и симпатичный, и умный, и ... стильный. Но я его не считаю тебе под стать (последнюю фразу она для убедительности произнесла по-армянски).

Яна нервно заёрзала на стуле. Марине, видимо, было знакомо это движение.

- А что, Ян, я не имею право свое мнение иметь? Ей не такой человек нужен. Она не обычная девушка, разве не понятно?

- Если даже и так... но он ведь тоже не совсем обычный, - осмелилась возразить я.

- Он тоже необычный, - только совсем в другую сторону, поверь мне. Ты его не так хорошо знаешь.

- Ну, просто мы пока недолго знакомы. Потом я узнаю его и лучше.

- Потом может быть поздно. У вас как дойдет до определенной степени, там уже все твои выводы будут бесполезны.

Марина искала поддержки у Яны, то и дело поворачиваясь к ней во время своих тирад. Но та сидела, опустив глаза в чашку и только изредка поглядывала то на нее, то на меня.

- А по-моему, он самый лучший парень в нашем общежитии. И вообще, из всех, кого я знала. Он мне очень подходит...

- Вот я не понимаю, как ты в свои неполные восемнадцать лет можешь думать о замужестве, да еще за... деревенского парня, который привязан к своей деревне, матери, больному брату, своим сельхозобразованием...

- Марина, он в совершенстве владеет французским...

- Я понимаю, он действительно образованный, романтичный, даже глубокий человек, но знаешь, есть некоторые вещи, которые все это перечеркивают.

- Неужели перспектива жить в деревне?

- Нет, дорогая моя, нет! И мне кажется, ты очень скоро это поймешь.

О чем она? Неужели о том же, что и мои девчонки, но только в негативном свете?

Я не смогла скрыть от него этот разговор. Мы сидели в холле нашего этажа, он курил, и я не без хвастовства рассказала ему, что сильно нравлюсь самой классной девушке нашего общежития. Марине. Нравлюсь настолько что она живо и обеспокоенно интересуется моей судьбой. Он тогда пробормотал что-то по-французски, из чего я поняла только одно слово - Марина.

Каким-то странным образом Марина перестала после этого приглашать меня, Яна избегала долгих со мной разговоров, все время озираясь, не видит ли нас кто-то. Марина же, когда я с ней здоровалась при встрече, делала утомленно-апатичное личико и ускоряла шаг.

[барабан]

такой милый автор

и такая нескончаемая история

желаю удачи героине этой эпопеи

[Bagirka]

Да скончаемая история-то, Барабанчик, к сожалению, очень даже скоро скончаемая! Еще поста 3-4 и....

[Bagirka]

Встретившись однажды с Яной на остановке, я вплотную подошла к ней и задала прямой вопрос. Яна повела себя неожиданно спокойно и ответила:

- Марина не понимает, почему ты рассказала ему про ваш разговор. Она ведь просила, чтобы это оставалось между вами.

- Неужели это настолько серьезно?

Яна замялась.

- Ну, ей не понравился сам факт... И вообще, она съезжает из общаги.

- Как? Четыре года жила нормально, а на пятый съезжает?

- Ага. Честно говоря, они с самого начала невзлюбили друг друга, - он ведь жил тут, еще до Армии, когда на первом курсе учился. Потом отслужил, приехал, Маринка уже на пятом, вот она и решила уйти.

- Но что между ними было? Она ведь старше его на четыре года!

- Ой... - казалось, Яна колеблется, стоит ли рассказывать мне о делах давно минувших дней или нет, - Ну, он тогда встречался со Светой, ну, вот эта, которая на пятом курсе... ну, из восьмой комнаты...

- Эта, которая из Кафана?

- Или из Гориса, точно не помню. Потом ушел в Армию, вернулся - и ноль эмоций на нее. Вот Марина и обиделась за свою землячку. Я так думаю, а больше она мне ничего не говорила.

Света... теперь я понимаю все эти заинтересованные и даже слегка въедливые взгляды, которыми она всегда меня встречала и, судя по всему, провожала. Но на меня она производила исключительно положительное впечатление несмотря ни на что. В ней не было негатива по отношению ко мне. Да и внешне она была человеком весьма приятным.

После того, как Марина съехала из общежития, к Яне подселили двоих студенток из Ленинакана, которые временно должны были учиться в Ереване. Да и к нам подселили четвертую, - замужнюю, месяце на четвертом беременности, студентку по-имени Маньяк. Из одного из сел Ленинаканского района. Девчонка оказалась на редкость замечательная, и на правах замужней и беременной часто делала замечания Сусанне, когда та слишком явно понукала Ануш, - то посуду вымыть за себя просила, то погладить себе юбку... А однажды, когда Сусанна в очередной раз заставила Ануш погладить свой пиджак, Маньяк встала, достала из холодильника сырое яйцо и разбила его прямо на свежевыглаженном пиджаке со словами: "Вот теперь надевай и иди!" Ануш тогда громко рассмеялась и, схватив пиджак, бросилась к раковине, на что Маньяк мрачно заметила: "Ну, каждый сам выбирает себе судьбу..." И больше в их отношения не вмешивалась, хотя с Сусанной после этого почти не разговаривала.

Однажды к Маньяк приехал ее муж, который остался в пострадавших районах, работая водителем на стройках. Это оказался коренастый, симпатичный парень плотного телосложения и веселого нрава под стать своей жене.

- Кто это заходил сегодня в вашу комнату? - напряженно спросил он меня, когда Гайко уехал.

- Как, - тебе даже не сообщили? - съязвила я, - это всего лишь муж нашей новой жилички.

- Жилички... - повторил он, - ну, хорошо. А хочешь, я покажу тебе кое-что? Только для этого тебе придется пойти со мной, в нашу комнату.

- В пятый корпус? В вашу комнату?

- Да. Не волнуйся, все уже знают, что мы с тобой встречаемся.

Я колебалась, теребя кулон на цепочке, который он подарил мне к восемнадцатилетию.

- Ты не пойдешь?

- Ну, давай сходим, только ненадолго.

- Да на полминуты! Ты просто посмотришь на мой алтарь.

Алтарем он, оказывается, называл перекладину меж книжных полок, где были поставлены две большие декоративные свечи, между ними стояла подаренная ему мной забавная резиновая кукла-клоун, в коей я умудрилась рассмотреть некое с ним сходство, на все это в свою очередь была накинута веревочка с красивой детской соской, по обе стороны этой соски он прицепил мои клипсы, а за всем этим делом красовалась большая металлическая буква N. - первая буква моего имени.

- Я зажигаю эти свечи, когда скучаю по тебе, - заговорил он.

- Отдай мне мои клипсы... - безапелляционно потребовала я.

- Нет, это мой трофей, и уже никогда не будет твоим.

- А соска тут причем?...

- Ты была несовершеннолетней, когда я тебя поцеловал, - улыбнулся он. - Ну что, пошли, я провожу тебя?

- Нет, погоди. Закрой дверь, - неожиданно как для него, так и для себя предложила я. Он подчинился скорее машинально.

- В чем дело?

- Давай поговорим о Марине.

- Марине никогда не нужно было вмешиваться в мои дела. Ни раньше, ни сейчас, - выпалил он так, словно заранее заготовил эту фразу.

- Что у тебя с ней было?

- С ней? Ты что, издеваешься?

Мне не понравился его тон.

- Я не улавливаю твою мысль...

- Мою мысль... - повторил он по своему обыкновению, - я никогда не встречаюсь с девушкой, если не вижу ее в качестве будущей жены. Никогда...

Он умолк.

- А что заставило тебя перестать видеть будущую жену в Свете? Ну в той, что из Гориса.

Вопрос для него оказался неожиданным. Он даже раскраснелся, что с его болезненной бледностью выглядело почти комично.

- А знаешь, я не уверен, что именно с тобой могу про это говорить. Я тебя слишком уважаю.

- Брось. Это все отговорки. Мне важно знать, потому что ты очень важен для меня, и я не могу быть в неведении о твоих отношениях...

- Можешь. Ты - это одно, а мои предыдущие отношения - это другое.

- А если и я когда-нибудь стану твоими "предыдущими отношениями"?

Он рассмеялся. Подошел. Заставил сесть. Сел рядышком.

- Начнем с того, что у меня не было прошлых отношений. Подожди, я имею в виду, таких как с тобой - никогда не было. Если мне понравилась девушка, и я с ней пару раз встретился, а потом что-то не срослось и я перестал с ней встречаться, - это отношения?

- Хороший вопрос.

- Я никому кроме тебя не говорил, что люблю. Не говорил. И тебе сказал только потому, что это... правда.

- Да... но все равно. Что-то ты скрываешь. Что?

- А то, что девушки у нас слишком романтичные. У них как? Раз пару раз пригласил поговорить, а потом перестал - значит опозорил и бросил, да?..

Мы с ним встречались каждый вечер. То наши девчонки уходили в гости, то ребята из комнаты напротив. То еще где-то комната осталась без постояльцев на день-другой, а то и в холле этажа не было желающих смотреть телевизор вечером. В его же комнате я больше никогда не бывала.

- А ты знаешь вообще, как он здорово, красиво танцует, - заявила Сусанна, когда я вернулась в общежитие после празднования дня Восьмого марта в семье, - им удалось обменять бакинскую квартиру на дом в бывшем азербайджанском селе Араратского района. К слову, дом оказался добротный, каменный, просторный. Да и сад на две с половиной тысячи метров с плодовыми деревьями лучших сортов. Думаю, наш сад спас нас от бедности и голода в самые тяжелые для Армении дни. Которые, впрочем, на самом деле были еще впереди, хотя уже и не за горами.

- Правда? Ну-ка покажи, - весело сказала я.

Сусанна встала, подняла руки, полностью согнула их в локтях и давай долбить себя по бокам, не забывая при этом пошло вертеть тазом. Даже строгая Маньяк не могла удержаться от смеха.

- Ну нет, он красивее танцует, - возразила Ануш, - он высокий, худой, у него это красиво смотрится, а ты как беременный таракан...

- Ну какая же ты все-таки вредная! - прикрикнула на нее Сусанна, не останавливая танца, - Поняла теперь, как танцует твой жених?

- Поняла... А... с кем он медляки танцевал?

- Ну, на медленные он только нас приглашал, меня, Ануш и Нуне. Только нас троих...

- Нет, не всегда, - возразила Ануш, - один раз он еще эту позвал, как ее...

- А, да, точно. Он один раз с этой Светой еще медляк танцевал, и все. Удивляюсь, что он в этой вареной курице нашел, - помнишь ее, с пятого курса...

- Да, помню, - мрачно проговорила я.

- Вообще мне это Восьмое марта больше понравилось, чем в прошлом году. Напрасно ты поехала домой, оставалась бы здесь и танцевала со своим парнем сама, - сказала Ануш, поняв по моему виду, что сболтнула минуту назад лишнее.

[Bagirka]

Я проходила по Улице Чаренца, на которую выходило фасадом здание Биофака. Мне нужно было подняться в Айгестан, на очередной визит к родственникам, - они живут очень близко к школе имени Дзержинского. Проходя мимо входа в здание Биологического факультета, я увидела толпу девушек, и среди них - Марину. Она была в прекрасном настроении, смеялась и громко о чем-то говорила с подружками. Я остро почувствовала, как мне ее не хватает. Замедлила шаг, встретилась с ней взглядами и лукаво кивнула в сторону. Она подошла ко мне, не переставая улыбаться.

- Как дела, красавица?

- Мне так неловко перед тобой, ведь ты из-за меня...

- И думать так не смей, понятно? Ты тут ни при чем, ты нормальный человек... - прервала меня Марина.

- Остается только догадываться, кто не-нормальный, - усмехнулась я.

- А ненормальный - этот твой чистоплюй! Зануда... - последнее слово она выжала сквозь зубы.

Меня повеселило слово "чистоплюй", и я рассмеялась в голос.

- Веселись, веселись, видно он еще не все свои закидоны тебе показал...

Марина как в воду глядела. Уже через несколько дней я получила возможность наблюдать один из подразумевавшихся ею "закидонов".

- Ты можешь мне кое-что объяснить? - произнес он вместо приветствия, когда я вышла в коридор на его традиционный стук. Небрежно упав в двухместное кресло, которое стояло перед выключенным телевизором в холле нашего этажа, я с улыбкой смотрела на него.

- По какому предмету? Социология?

- Я серьезно. - только теперь я обратила внимание, что он еще бледнее обычного, и что у него дрожат руки. Он сел со мной рядом на край кресла.

- Что случилось?

- Ты обедала сегодня?

- Да...

- Где?

- Внизу, в столовой, а что?

- А ты вообще хоть раз видела, чтобы там обедали девушки?

- Не обращала внимания если честно. Что случилось?

- Не делай больше этого.

- Странно. Я как раз решила, что это гораздо удобнее...

- Не делай это больше, - повторил он, слегка повысив голос, и когда я попыталась возразить, он схватил меня за плечи, одарил меня невиданным доселе взглядом и произнес, оглядываясь на коридор: - я не хочу, чтобы ты сейчас что-то говорила и задавала вопросы.

Как ни странно, меня тогда сильно воодушевили эта властность и этот взгляд. Я, весело улыбаясь, обвила руками его шею, и несколько раз нежно поцеловала.

- Как же ты мне нравишься, Изысканный! - воскликнула я. Это слово - "изысканный" - я произнесла по-армянски, поскольку именно так его называли многие девчонки, в частности, Маньяк и Нунэ, и армянское слово это очень ласкало мой фонетически-слуховой эстетизм. - Я горжусь тобой!

- Горжусь тобой... - проговорил он, смягчившись, - а я ведь тоже хочу тобой гордиться...

- Объясни мне толком, что тебя не устраивает, и я сделаю все, что в моих силах.

Он, казалось, впал в размышление. Шутка ли - объяснить девушке, почему она не имеет права обедать в столовой студенческого общежития.

- Хорошо, я попробую объяснить, но сначала поверь мне, что я тебя очень люблю и отношусь к тебе очень серьезно. Ты это сознаешь?

В этот момент мне показалось, что он ожидает от меня низкопоклонной благодарности - как за великую честь, которую он мне оказывает. Мне это показалось забавным и трогательным, и я снова не смогла удержаться и звонко его чмокнула.

- Как ты думаешь, почему никогда не обедают там девушки?

- Мне нечего об этом думать! Я собираюсь... собира-лась там обедать иногда и дальше.

- Потому что нормальные девушки должны сами уметь готовить...

- Ты это серьезно? - рассмеялась я.

- И потому, что если девушка обедает там, это значит, что она лентяйка и рас... в общем, слишком легкомысленная.

- Ты это серьезно? - продолжала острить я.

Ни в тот вечер, ни когда-либо потом он так и не смог вразумительно - для меня вразумительно - разъяснить мне момент неприличия в пользовании общепитом. И общаясь с ним, глядя на него то с умилением, то с недоумением, то с досадой, я все время вспоминала обрывки моих разговоров то с Мариной - "Чистоплюй... За-ну-да!...", то с Маньяк - "Изысканный, смотри, не упусти!", то с Ануш - "По-моему, он слишком скрытный!", то снова с Мариной - "Я его просто в упор не вижу!", то с Сусанной "Обожаю, когда у парня родинка прямо на лице!", то с Мариной опять: "И еще родинка эта дурацкая, как у барышни! Фууу!"...

[CheZZaria]

О! Кайф, только я прекратила читать - сразу же поспело продолжение :girlkiss:

[Bagirka]

Я несмотря ни на что относилась к нему к большой нежностью, при одной мысли о нем мне становилось светлее на сердце, он заполнил мое внутреннее интимное пространство, его существование явило мне кучу невиданных доселе эмоций. Нам было хорошо и интересно вдвоем, мы всегда с нетерпением ждали встречи и расставались так, словно увидимся через пару лет.

Встречи наши проходили то в холле, если там не было никого, то в нашей комнате, - если девчонкам было удобно отлучиться, то в любой другой комнате нашего корпуса, обитатели которой на данный момент отсутствовали. Казалось, у него имеется база данных о передвижениях студентов, и он всегда знал, где и какая комната сейчас пустует. Если же пустующих комнат не было и холл этажа был занят телезрителями, мы просто стояли на лестнице, - это ничего не меняло. Радость и удовлетворение от встреч были абсолютно идентичными. Нам просто было важно быть вместе.

Его день рождения - в конце апреля - мы вдвоем отметили в одной из комнат на восьмом этаже. В этот день наши отношения зашли немного дальше обычного, - и я стала считать себя по-настоящему взрослой, а его - полюбила еще сильнее.

Так окончился учебный год, общежитие закрылось на лето, и он помогал моему папе спускать с пятого этажа в машину холодильник. Его можно было оставить в подвальном этаже общежития, - где многие студенты оставляли на лето крупные предметы мебели, но нам в нашем сельском доме холодильник летом отнюдь бы не помешал. Родители мои не знали ничего о моих отношениях с ним, поэтому, папа мой просто решил, что этот первый встречный парень из уважения помогает взрослому мужчине, - как и положено поступать воспитанным людям, тем более, в Армении.

- Ты ни с кем не встречаешься? - спрашивала мама, - нет у вас на курсе или в общаге чего-нибудь интересного из женихов?

- В общежитии есть, - заметил папа, - тот что мне помогал выносить холодильник, очень приличный мальчик был. Но он наверное, занят, таких сразу замечают девушки... - папа, конечно, сказал это, чтобы растормошить меня, так как родителям казалось, что я уделяю слишком мало внимания личной жизни.

- Да, занят, - это было все, что я решилась сказать тогда.

Вернувшись в общежитие на втором курсе, я снова умудрилась не подсуетиться вовремя, и нашу комнату заняли другие девчонки. Сусанна с Ануш попали в девятую комнату, в которой раньше жили Яна с Мариной. Потом к ним подселили Кристине по прозвищу Кисо. Мне же досталась первая комната. Комната номер один, - возле кухни, возле женского туалета, возле выхода на лестницу.

Первые дни я жила там одна. Затем ко мне поселилась девочка из Ленинакана моя тезка, к тому же русскоязычная, выпускница русской школы, дитя из очень известной в семьи. Была лишь одна маленькая деталь. Это дитя - моя тезка - как оказалось, сбежала из родительского дома в Ереван, - благо перевестись в университет успела, - а все потому, что вышла замуж за разведенного парня на десять лет старше. Мы с ней здорово поладили.

Еще через пару дней явился ее муж. Он остановился в Ереване у своей сестры. Но все дни напролет проводил у нас. Это был небольшого роста щуплый сердцеед с зелеными глазами, смахивающий на Гарри Каспарова и Игоря Костолевского в одном лице. Он также был русскоязычным, всегда носил с собой гитару, пел прекрасные песни, выдавая их за свои, хотя через много лет я узнала, что это были песни Константина Никольского.

На правах взрослого "дяденьки" он общался с нами довольно снисходительно и сурово. В то же время мы втроем так здорово гармонировали, что общение проходило на редкость легко и свободно, - и мы однажды не заметили как пролетело время. В общем, он остался ночевать. Моя кровать стояла в верхнем левом углу комнаты, а моей тезки - в ближнем правом. Третью кровать пока не занесли. Они спали вдвоем на одноместной кровати.

Когда оказалось, что это никому не в тягость, он стал у нас просто жить. И однажды под утро я проснулась оттого, что Артур (так его звали) решил, наконец, как он шептал, завладеть своей женой. Жена также шепотом отбрыкивалась и говорила что-то вроде, - только после свадьбы. Хотя, как я поняла, они были уже расписаны, они все же надеялись, что родные их благословят и будет свадьба. В итоге он все же получил свое, - это я поняла, когда увидела характерные ритмичные движения под одеялом. Но, поскольку все нормальные люди в половине шестого утра обычно спят, я, естественно, вела себя так, будто я спала и ничего не видела и ничего не слышала.

Каждый учебный год в общежитии открывается вечером знакомств. В общем, это просто танцы, немного шарад, немного конкурсов, немного анекдотов... Но в основном - танцы. Я танцевала только с ним, с любимым. Ему удалось получить комнату в нашем корпусе, и он уже не так спешил, как раньше - ведь некоторые излишне вредные вахтеры - в зависимости от того, кто был на смене, - не впускали и не выпускали никого из здания после пресловутых одиннадцати вечера. И только лишь избранным "дедам" прощалось появление за полночь, и вахтеры не ленились вставать и открывать им дверь.

- Знаешь, я живу в комнате с мужем и женой.

- Как, он у вас ночует?

- Ну... сегодня будет ночевать, - я поспешила исправиться.

- Не понимаю, они вместе будут спать? Так нельзя делать. Это неправильно, это вообще немыслимо.

- Да, но честное слово, между ними ничего нет, - поспешила солгать я, затем добавила: - а знаешь, давай их проучим. Чем мы хуже? Давай сегодня ты со мной переночуешь. Это ведь будет здорово!..

[CheZZaria]

сонра? :rolleyes: :girlkiss: