“МиГ” и целая жизнь

[Гость Джанбазеан]

“МиГ” и целая жизнь

Исполнилось 100 лет со дня рождения Артема МИКОЯНА — одного из самых известных авиаконструкторов мира. Его имя находится на почетной доске аэрокосмического Зала славы американского города Сан-Диего. Мировую известность принесло Микояну и его соавтору Михаилу Гуревичу создание реактивного истребителя “МиГ” — непревзойденного летательного аппарата в дозвуковой реактивной авиации. Дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР, награжденный многими орденами и медалями, он стал легендой еще при жизни.

Принято считать, что для людей, одержимых творчеством, наукой, семья — лишь сопутствующий фон жизни. Не таков был Артем Иванович. Одержимый работой, он имел только одну отдушину — семью. Здесь был его тыл, здесь собирались его друзья, здесь он мог расслабиться. Семья была для него не только крепостью, но и святостью. Так же он относился и к семьям своих сотрудников: М.Вальденберг вспоминает, как однажды посреди продолжительной командировки его срочно вызвал в Москву Микоян, чтобы... не отрывать надолго от семьи.

Из мозаики воспоминаний младшей дочери Микояна Светланы Артемовны складывается образ личности, которой одинаково дороги были судьбы отчизны и семьи, который умел отстаивать свое мнение даже перед самым могущественным и коварным человеком того страшного времени — Сталиным, и был предельно нежен в своем отношении к детям.

ДАЧА

Прошло 35 лет с момента смерти папы, но до сих пор, когда я должна принять важное решение, мысленно обращаюсь к нему: как и в детстве, боясь огорчить его неверным шагом или поступком. Нет, мы не боялись его, он был слишком мягок с нами, просто мнение папы являлось для нас, детей, самым авторитетным. Однажды мой младший брат Ованес получил двойку, и мама попросила отца сделать ему строгое внушение. “Ануш, поругай его”, — сказала мама (настоящее имя папы Анушаван, и мама ласково звала его Ануш). Папа вызвал Ованеса, погладил его по голове и спросил мягким голосом: “Ну что же ты, балик джан, как это ты получил двойку?” Папа никогда специально не занимался нашим воспитанием. Нас воспитывала атмосфера любви, согласия, доверия, царившая в нашем доме. Наши двери всегда были открыты гостям. Мама вспоминала, что когда они только поженились, папа иногда проводил свободные вечера с друзьями. И она, чтобы не отрывать его от друзей, предложила приглашать их домой. С тех пор вечера в кругу друзей по выходным дням стали нашей семейной традицией. У нас бывали люди самых разных профессий, самые известные армяне — академик Арзуманян, Арам Хачатурян, Иван Христофорович Баграмян, Виктор Амбарцумян, Артур Айдинян, Гоар Гаспарян, Зара Долуханова, Рубен Симонов. Приезжали папины самые близкие друзья — Гай Лазаревич Туманян, брат Ашхен Лазаревны Микоян и Хаджи Мамсуров, воевавший в Испании, которого Хемингуэй вывел под именем полковника Ксанти. Иван Христофорович жил по соседству с нашей дачей, и, несмотря на разницу в возрасте, его с папой связывала тесная дружба. У нас подолгу гостили и жили родственники из Санаина, просто земляки. Кто-то учился в Москве, кто-то просто приезжал навестить. Останавливаться у Анастаса Ивановича все-таки было неловко, слишком высокое положение он занимал. Но при всем своем хорошем отношении к родне папа никогда не использовал свое родство с Анастасом Ивановичем в их карьерном продвижении. Он всегда пресекал даже намеки на подобные разговоры.

Съезжались гости — и начиналась игра в нарды, шутки, смех, веселье. Папа был очень остроумным человеком. Он очень заразительно смеялся. За столом я не помню серьезных разговоров, конечно же, они велись, но не при нас, детях.

Папа создавал самолеты марки “МиГ” в соавторстве с Гуревичем, и когда его спрашивали, как они умудряются работать без ссор, от отвечал: “Ссориться не ссоримся, но споры бывают: Гуревич очень любит фаршированную рыбу, а я — шашлык, вот у нас и вечный спор, что вкуснее”.

Он часто приходил с работы расстроенный, но его настроение никогда не распространялось на домочадцев, наоборот, он старался скрыть свои неприятности. Возвращался и сразу же шел в огород. Папа очень любил землю и круглый год жил на даче. Земля как бы питала его. Он даже не переодевался, несмотря на увещевания мамы, а сразу шел к своим деревьям, кустам. Он посадил на даче яблони, сливы, какие-то кусты. Чего у нас там только не было — и лобио, и огурцы свои, и редис. Он очень любил отдыхать под своей яблоней, и когда в последний год жизни его отпустили из больницы на две недели на дачу, он часто лежал на своем любимом месте. Как только не стало папы, яблоня тоже умерла. Просто взяла и упала как обрубленная.

СЕМЬЯ, РОДНЯ

Когда папа только переехал в Москву, Анастас Иванович уже жил в Кремле. Он приглашал брата жить к себе, но тот отказался, сказал, что устроился в общежитии, что все у него хорошо. Оказалось, что папа снимал угол в дворницкой под лестницей, и когда дворник приходил по ночам навеселе и умывался, чтобы освежиться, брызги летели на папу, и он просыпался.

У папы был близкий друг Геворг Аветисян, который работал в ТАСС. И мама тоже работала там. Папа тогда был слушателем Военно-воздушной академии. Геворг пригласил его на день рождения своей коллеги по работе — на двадцатилетие. Папа пригласил именинницу на лезгинку, и она быстро подхватила незнакомый танец. Через три месяца они поженились.

За годы жизни с папой мама настолько прониклась армянским духом, что прекрасно готовила армянские блюда, любимую еду папы — суп из лобио, а ее гата была просто изумительна.

Как всякий восточный человек папа мечтал о сыне, а у него одна за другой родились дочери — мы с Наташей. И когда наконец родился сын и ему сообщили о радостном событии, он воскликнул: “Не может быть, посмотрите получше!” Потом у нас в семье долго вспоминали эту фразу. Мы с Наташей родились до войны, и у нас было не очень много игрушек, а когда появился Ованес, папа просто стал заваливать его всевозможными машинками, конструкторами, и брат вечно что-то мастерил, и впоследствии стал авиаконструктором, участвовал в создании “Бурана”, других летательных аппаратов.

Папа вообще любил детей, не только своих. Все пятеро сыновей Анастаса Ивановича относились к нему как к старшему брату, делились с ним, потому что сам Анастас Иванович был очень строг с ними, а с папой им было проще. Не без папиного влияния все четверо племянников, кроме младшего, Серго, пошли в авиацию. Володя рвался на фронт, и отец не отговаривал его. Володя проучился в летной школе всего три месяца и погиб в первых же боях за Сталинград.

...Я помню бомбежки Москвы в 41-м. Мама брала меня и Наташу, и мы бежали в бомбоубежище. Папа ни разу не спустился туда с нами. Он стоял на пороге и улыбался, подбадривая нас.

Потом началась эвакуация. Когда мы вернулись, в Москве было очень голодно, и папа на территории завода отвел участок для своих сотрудников, чтобы было чем их подкармливать, и мы с Наташей тоже сажали там лобио. А когда заводу выделили место для пионерлагеря и лагерь открылся, он нас отправил туда вместе с детьми остальных сотрудников. Мы никогда не чувствовали себя какими-то особенными, наделенными привилегиями. Моя сестра Наташа — биолог по образованию. После окончания института ее распределили в деревню Оренбургской области, и она довольно долго проработала там простой сельской учительницей.

...Мы с соседскими детьми очень любили военно-воздушные парады в Тушино. Папа собирал 8-10 соседских детишек, мы забивались в его “ЗиМ” и ехали с папой на парад. И там папа обязательно покупал всем мороженое. Однажды я, видимо, желая выделиться, попросила целых десять порций мороженого. “А ты съешь столько?” — удивился папа. Я утвердительно кивнула головой. “Тогда держи слово”, — сказал папа. Он купил, и я, давясь, ела, а последнее куда-то выбросила, и с тех пор практически не ем мороженого.

Мы часто ходили с отцом в театр, особенно любил он МХАТ, где играли Тарасова, Ливанов, Яншин, и Большой театр, где блистали Уланова и Лепешинская. В фойе его узнавали, здоровались, он приветливо улыбался, раскланивался, но когда мы спрашивали, кто это, он пожимал плечами: “Не помню”.

ПРИЗВАНИЕ

Мой дед уста Ованес был замечательным плотником. Но что интересно, будучи абсолютно неграмотным, он создал свою письменность: одному лишь ему понятными знаками заносил в книжку, кому, сколько и что надо сделать, сколько за работу причитается. Возможно, папа, тоже очень умелый на руки, и продолжил бы ремесло отца, но однажды на Санаинском плато приземлился реечный “Фарм Ан” с французским летчиком. Сбежалась местная детвора поглядеть на это чудо. Когда стемнело, все разошлись, а маленький Анушаван еще долго сидел рядом с самолетом.

Когда папе исполнилось 13, умер его отец, и чтобы прокормиться и получить хоть какое-то образование, его отправили в Тбилиси, потом — в Ростов, в фабрично-заводское училище. Оказавшись в Москве, поступил по направлению в Военно-воздушную академию на инженерный факультет. Уже будучи студентом, на последнем курсе, создал конструкцию интересного самолета.

...В тридцать девятом году после боев в Испании Сталин потребовал создания надежного и простого в серийном производстве истребителя. Было создано новое конструкторское бюро, которое за три месяца довело новый реактивный самолет от чертежа до готовой машины. Над созданием первой машины кроме Артема Микояна и Михаила Гуревича работал и Николай Матюк.

СТАЛИН И ДРУГИЕ

Однажды Сталин вызвал папу к себе на дачу и дал почитать роман Эренбурга “Буря”. Папа понял, что это неспроста, но книга была большая, и он ее только просмотрел. Через пару часов пригласили за стол, и Сталин как бы между прочим спросил, как ему понравилась книга. Папа ответил, что прочитать он ее не успел, но ознакомился с ней и ему кажется, что книга очень хорошая. Сталин сказал, что в Комитете по Сталинским премиям ее отклонили, встал из-за стола, позвонил Поскребышеву и велел включить “Бурю” в список на соискание премии.

В другой раз, оказавшись у Сталина на даче сразу после приезда из Германии, папа рассказал ему, что когда на заводе, где он знакомился с немецкой техникой, вдруг погас свет, к нему подошел немецкий офицер-антифашист и сказал, что война начнется 22 июня 41-го года. Сталин пропустил сказанное мимо ушей. Папа повторил свой рассказ. “Мы не за этим вас посылали”, — резко бросил Сталин, встал и ушел. Папа испугался, что его арестуют здесь же, на даче, но Сталин вернулся со своей шинелью генералиссимуса, накинул ее на плечи папы, чтобы тот не замерз в саду, где они беседовали. Папа пошутил: “Не боитесь, что уйду в этой шинели?” Сталин ответил: “Не успеете дойти до того куста, как вас задержат”.

Как-то папу откомандировали в Англию для заключения контракта на закупку британских двигателей. У Англии с Россией были натянутые отношения, и президент фирмы всячески пытался уклониться от подписания соглашения, но как гостеприимный хозяин пригласил папу к себе в гости. И когда они стали играть в бильярд, папа предложил пари: в случае его выигрыша соглашение будет подписано. Так и случилось.

Папа всегда отстаивал своих сотрудников, когда он предложил на должность своего заместителя кандидатуру Вальденберга, ему сказали: “А вы не могли найти человека с более подходящей фамилией?” На что он ответил: “Может, и моя фамилия вам не подходит? Я ведь армянин”.

Папа был очень эмоциональным человеком и все принимал близко к сердцу. Один из его замов рассказывал, как однажды он с Артемом Ивановичем присутствовал на просмотре фильмов, демонстрирующих противовоздушные операции “МиГ”-ов. И когда отец увидел, какой разрушительной силой обладает созданная им техника, он был потрясен эмоционально и вышел из просмотрового зала, прилег на диван и принял сердечное лекарство.

Мы жили в печально известном “доме на набережной”. Каждую ночь к нему подъезжали “черные вороны” — и через какое-то время в пустующие квартиры вселялись новые жильцы. Мы, дети, думали, что люди просто переехали. Родители не говорили с нами об этом. Все жили на волоске от ареста. И даже в это ужасное время папа сделал все, чтобы никого из сотрудников отца не тронули. Но сердце его не выдержало колоссальных нагрузок, выпавших на его долю. После катастрофы МиГ-25 в 1969 г. папа получил обширный инфаркт. 9 декабря 1970 его сердце остановилось...

Светлана МИКОЯН

[Гость]

но Сталин вернулся со своей шинелью генералиссимуса, накинул ее на плечи папы, чтобы тот не замерз в саду, где они беседовали. Папа пошутил: “Не боитесь, что уйду в этой шинели?” Сталин ответил: “Не успеете дойти до того куста, как вас задержат”.

[Гость Джанбазеан]

да неточность по поводу шинели,наверное женщина пожилая и это с этим фактом и связанно.