Художник, который не умел изображать кошек.

[Bagirka]

Ну что, - что ты делаешь, Дуглас? Зачем ты подскочил, как ошпаренный? Веди себя спокойнее. В конце концов тебе все равно предстоит признаться во всем семейству. Но не сейчас, не здесь...

- Анна... но почему именно она, Гоар?

Кажется, Гоар, поглощенная своими переживаниями, не обратила никакого внимания на мою реакцию.

- Но кому же еще, Давид? Ты со мной об этом говорить не станешь, - ты мне рассказываешь только о своей неземной любви на стороне, - а это мне невыносимо! Мама? Марина? Муж? Смешно!.. Зара? Или, может быть, моя родня? Нет, нет... нужен человек нейтральный, циничный, хладнокровный...

Последние слова задели меня не на шутку.

- Ты считаешь Анну такой? - спросил я не без интереса.

- Вне всяких сомнений. Она подошла бы больше других...

- Погоди, но... что именно заставляет тебя так думать об Анне?

- Давид, ты - художник, должен тонко чувствовать людей. Неужели ты не разглядел ее до сих пор?

Гоар смотрела на меня с некоторым подозрением. Ее, кажется, удивляло то, что я не разделял ее мнения об Анне.

- Ну, видимо, дело в том, что я... просто я не обращал на нее особого внимания...

Браво, Дуглас, блестяще! Главное, искренне и правдоподобно.

- Говорю тебе, она спокойна и цинична. Она не способна на искренние и глубокие чувства. Поэтому, я надеюсь, что ее реакция на мои откровения, ее юмор и спокойствие передадутся мне хотя бы частично.

Едва я хотел раскрыть рот, чтобы как-то переубедить ее общаться с Анной на заданную тему, как со двора вошла Марина, бледная и озлобленная. Резко подойдя ко мне, она с силой толкнула меня так, что я опрокинулся вместе со стулом. Ловко поднявшись, я схватил ее за руку и усадил на кушетку рядом с Гоар.

- Успокойся, и не смей так больше делать.

- Ты знаешь, что мои братья решили следить за тобой? Та знаешь, что они сделают с твоей любовницей, когда узнают, кто она? Ты никогда, никогда не будешь с ней, понятно? Это я тебе обещаю, это мне обещали мои братья.

- Послушай, Марина... если с ее головы упадет хоть один волос...

Марина, взревев, подскочила и попыталась вцепиться мне в лицо, однако, я успел нейтрализовать ее и снова резко усадил на кушетку.

- Между нами все кончено, Марина. Ты ведь понимаешь, что после таких твоих слов и действий я стану с тобой жить... даже если бы у меня и не было любовницы, - все равно ты мне больше не интересна...

- Я тебе никогда, никогда не была интересна! Тебя ничто не волнует в твоей семье!

- Ошибаешься, Марина. От детей я никогда не откажусь...

Казалось, что эти слова Марину слегка успокоили и даже обнадежили. Она победоносно взглянула на Гоар, словно говоря: ну что, видишь, - я ведь говорила тебе! После этого она заявила торжественно:

- А если ты посмеешь хоть один шаг сделать из семьи, я тебя и близко к детям не подпущу, бесчестная скотина!

Я не только казался, но и на самом деле был на удивление спокойным. Это взбесило Марину с новой силой.

- Слышишь, слышишь? - не унималась она.

- Слышу, Марина, только если ты заставишь меня выбирать, то... твои дети останутся без отца...

Марина вначале размахнулась было на меня двумя кулаками, но потом вдруг кинулась в объятия Гоар и разрыдалась.

Глаза Гоар говорили мне: "ну разве плохо бы было, если бы ты все свои похождения ограничил стенами этого дома?". Но я был совершенно уверен как в своих действиях и словах, так и в своем будущем - счастливом будущем с Анной.

Марина что-то восклицала сквозь рыдания, в отчаянии жалуясь Гоар на своего нерадивого мужа, и среди восклицаний было:

- Он даже кошку, даже кошку не нарисовал! Ты представляешь? Он даже кошку не нарисовал для своей дочери!

Может быть, воспользоваться ситуацией? Я нашарил в кармане мелок, и спросил, деловито опершись руками о стол:

- Скажи, на чем нужно нарисовать?

Марина замерла на пару секунд, потом вдруг поднялась, подошла к швейной машинке и, выдвинув одну из полочек, вытащила оттуда квадратный кусок белой ткани. Рисовать на нем было неудобно, - он все время съезжал, поэтому, она закрепила его на скатерти иголками.

- Что это? Это по-твоему, кошка? - слегка ошарашенно произнесла Марина, когда я закончил.

- А по-твоему, что это? - передразнил ее я.

- У кошек не такая морда... это же просто колобок с ушами!.. Я и сама могла бы такое нарисовать! Вот видишь, - Марина снова обратилась к Гоар, - он просто издевается надо мной! - она, злобно фыркнув, стремительно вышла из гостиной во двор и направилась скорее всего в нашу спальню.

- Гоар... что она тут плела про братьев? ты знаешь что-нибудь?

- Ну, она говорила мне, что попросит их устроить несчастный случай... - апатично отозвалась Гоар.

- Гоар, ты соображаешь?..

- Что я теперь могу?

- Но ты могла бы образумить ее. Ты же понимаешь, что это не выход. Разве ты не видишь, что она с ума сходит? Или ты заодно с ней?

- Конечно... я ее понимаю. Она ведь любит тебя.

- О какой любви ты говоришь, - у нее это просто эгоизм и нежелание потерять кошелек!

- Ты действительно думаешь, что так просто понять, любит женщина или нет? - Гоар подняла на меня раскрасневшиеся глаза, и я понял, что союзника в ее лице я не найду.

- Я не чувствую в Марине никакой любви. Там только желание обладать, подавлять, гордиться, использовать!

- И чем это не любовь? Разве твоя любовница относится к тебе иначе?

- Гоар... Марина не понимает меня, не разделяет моих вкусов, взглядов, убеждений... она только ходит и показывает всем цацки, рассказывает всем, какой у нее современный, образованный, интересный муж, но сама она этого совершенно не ценит. И в конце концов... мне с ней абсолютно не о чем разговаривать.

Гоар поднялась с места, намереваясь идти спать.

- Мне как-то неинтересно слушать то, что ты думаешь о Марине. Я знаю, что для тебя она пустое место. И мне она совершенно не мешает. Меня мучает существование той, другой...

- Что?

- Да, Давид, это я подала идею... это я сказала Марине, что если она организует несчастный случай, суд ее поймет.

Кровь прихлынула к моей голове, у меня даже потемнело в глазах на мгновение.

- Да... мне как раз приходила мысль о том, что Марина ни за что бы до такого не додумалась. Но ты-то... ты подумала, как бы ты стала жить дальше, если бы знала, что по твоей вине погибла женщина? А если бы Марина тебя выдала? А если бы я все равно ушел из семьи?

- Давид, мне все рано. Я должна была хоть что-то сделать, ты понимаешь? Не сидеть сложа руки. Меня всю распирало внутри, я не могла бездействовать. О последствиях я не думала вообще...

- Странно, Гоар. А для чего тебе все это было нужно, если не для последствий?

- Давид, не мучай меня. Я теперь больше всего на свете боюсь, что Марина даст ход этому...

- Ты о ее братьях? Пожалуй, они способны на такой идиотизм.

- Давид, я прошу тебя, не встречайся с ней больше, я боюсь!

- Черт побери, Гоар... ты добавила мне кучу проблем.

- Перестань с ней встречаться! Обещаю тебе, я всегда, всегда буду с тобой!

- Об этом забудь. Я не смогу перестать с ней видеться. Остается только надеяться, что браться окажутся разумнее вас, да и... в конце концов не такие уж они крутые, чтобы так запросто меня выследить.

- А что за тобой следить-то, Давид! Ты если и бываешь где-то, то только на Вернисаже.

- Да... это правда. Придется быть осторожнее. Но это даже интереснее. Иди спать, Гоар, спокойной ночи.

***

Я на самом деле даже не знал, как мне относиться к тому, что надумали Марина с Гоар. Выглядит глупо, но закончиться может чем угодно. Впрочем, самые опасные происшествия обычно являются следствием чьих-то глупостей. Поэтому, я решил, что не могу недооценивать ситуацию, и уже был готов к тому, чтобы встретиться с Анной как можно скорее и обсудить детали конспирации. Думаю, с ее авантюризмом, ей даже понравится эта игра.

Брат, когда я увидел его утром, курящего у лавочки, просто окинул меня взглядом с головы до ног, словно убеждаясь, что я тот же, что и был раньше, что принадлежащий ему предмет не попортили во время несанкционированного использования. Все его поведение говорило о том, что он намеревается непременно поговорить со мной, но не сейчас, поскольку сейчас он устал, и ему нужно отдохнуть. Я, однако, решил взять его на абордаж, - мне хотелось как можно скорее положить конец всякому грубому вмешательству в мои дела.

- Поговорить нужно, прямо сейчас.

- Лучше отойди... - ответил он, почти позеленев.

- Ты успокойся, братец, нет никаких причин для такой реакции.

- Я сказал, я с тобой вечером поговорю.

- Да? А что произойдет вечером?

- Вечером ее родители будут здесь.

- Чьи родители, братец?

- Ты редкая тварь, Давид, я от тебя чего угодно мог ожидать, но такого скотства...

- Э, кажется мы не поймем друг друга...

- Что я должен понять, - брат выругался и продолжал: - что можно бросаться на все, что шевелится, послав к чертям все, что только можно?

- Я ничего не знал. Мы встретились раньше...

- Не понял...

- Что тут непонятного? Мы познакомились с ней раньше, до того как она пришла сюда, - я не знал, кто она, а она тем более... понятия не имела.

Шумно вздохнув, словно переваривая информацию, брат процедил сквозь зубы - еще более злобно:

- Так какого черта ты тогда не прекратил это... это безобразие!?

- Я уже не мог, братец. И она уже не могла.

Помолчав, брат прошелся вокруг лавочки. Потом вдруг остановился.

- Погоди-погоди. Я ведь помню... Она резко, неожиданно решила не приходить к нам больше. Ведь так? Она решила с этим покончить, так? И это именно ты ей голову заморочил!

- Уверяю тебя, братец, мне это почти ничего не стоило.

- И сволочь же ты!.. Что ты собираешься говорить ее родителям?

- Что и следует. Просить ее руки.

Когда брат, тяжело дыша, замахнулся, я среагировал на его движение так, что со стороны могло показаться, будто он хотел поправить мне воротничок, а я не дал ему этого сделать.

- Держи при себе свои руки, братец. Ты меня не одолеешь, - так зачем позориться?

- Ты понимаешь, о чем говоришь? Или ты совсем уже свихнулся? Какой руки? Они тебя заживо порвут за такое! Лучше успокойся и веди себя с ними так, будто это было недоразумение. Понял? И подумай о матери... ты ее в могилу сведешь!

- Вот уж, за кого я спокоен, братец, так это за нашу маму. Она меня поймет.

Словно исчерпав все средства воздействия на меня, брат вдруг произнес совершенно иным, необычным для меня, где-то даже дружеским тоном:

- Давид, ты знаешь, где сейчас Анна? Поехали к ней прямо сейчас. Я должен поговорить с ней. Я не представляю себе, как она могла такое допустить. Это просто невозможно, или мы говорим о разных людях.

- Поехали!..

***

Анна наверняка еще не успела проснуться там, на Сарьяна, поэтому, прежде чем ехать, я дал брату время поесть.

Не знаю, существует ли загадочная связь между братьями, но я в те минуты, управляя машиной, ощущал каждую мысль, каждое чувство брата. Он то и дело менялся в лице, - то надежда, то сомнение, то злоба, то умиление, - он наверняка вспоминал свои веселые беседы с Анной, сопоставлял факты, копошился в мелочах...

Анна встретила нас в весьма забавном и в то же время торжественном виде: в легкой спортивке и с сооруженным на голове тюрбаном из полотенца, - судя по всему, она только что выкупалась. Кроме того, ей наверняка было сейчас не до гостей.

- Батюшки! Какие люди! Вы?.. - Анна лишилась дара речи.

- Нужно поговорить, Анна. Можно к тебе? - неуверенным голосом осведомился брат.

- Конечно... у меня как раз есть свободное время - мне нужно высохнуть! - она кокетливо, изящными движениями рук стала поправлять свой "тюрбан", - присаживайтесь. Кофе поставить?

- Нет, мы уже пили сегодня...

Я молча, с довольной улыбкой уселся рядом с братом напротив Анны, которая расположилась в кресле.

Некоторое время все мы трое молчали, переводя взгляды с одного на другого.

- Что случилось?..

- Анна, это правда, что Давид... хочет на тебе жениться?

Лицо Анны выглядело так, будто ее спросили, не она ли стреляла в Джона Кеннеди.

- Не знаю, честно говоря... он художник, а у них богатая фантазия...

- Значит... ты не собираешься связывать с ним свою жизнь?

- С кем?! - чуть ли не прыснув со смеху, воскликнула девушка, - Вы меня удивляете, право! Вы ведь знаете сами, что Ваш брат женат, что у него трое детей...

Брат повернулся ко мне, на лице его было написано что-то вроде сочувствия. Я же полностью лишился дара речи. Я просто не знал как реагировать, что говорить. Однако молчание длилось достаточно долго, и я успел придти в себя.

- Погоди, брат, она это от смущения... Анна... Анна, расскажи, где ты была эти три дня и с кем.

- Где была? Здесь и была, на этой квартире. Ко мне заходили девчонки, ребята.... они подтвердят...

- Зачем ты это, Анна?

- Давид, я вас не понимаю, что за спектакль?

- Скажи моему брату, что это за квартира, как ты здесь оказалась?

- Это квартира Вашего друга. Вы мне дали ключ, чтобы мне не пришлось каждый раз искать ночлег у родственников. Кстати, большое Вам за это спасибо.

- Ладно, хватит... я устал. Мне теперь все ясно, и я спокоен. - Брат хотел было подняться со своего места, чтобы распрощаться и уйти, однако я остановил его:

- Погоди, брат. Сейчас... я сейчас, - подождите меня здесь, я на минутку!

Словно утопающий, хватающийся за соломинку, я бросился вниз, к своей машине, отыскал черную тетрадь, и, подскакивая, как подросток, взбежав по ступенькам, вернулся в квартиру Легу.

- Вот... смотри. Тут все записано. Все слово в слово. Вот это я писал, а это - она. Это мы писали там, когда были вместе...

Анна сидела спокойно, как статуэтка, на ее лице не шевельнулся ни один мускул, - вероятно, она догадывалась, за чем я спускался, и была к этому готова. Брат неохотно заглянул в тетрадь.

- Это по-русски? Что тут написано? Я не в том состоянии, чтобы разбирать эти каракули, да еще по-русски.

Анна, слегка выпрямившись в кресле, вытянув шею, рассматривала тетрадь, как что-то совершенно ей не знакомое.

- Ого! - воскликнула она, - действительно, похоже на мой почерк. Художники, я слыхала, могут при желании подделать любой почерк?..

Помню, что в ту минуту, когда Анна произнесла эти слова, я ощутил начало неизбежного падения... Больше мне в своей жизни подыматься не приходилось, - до этой высоты, с которой я сейчас медленно, невесомо, неминуемо устремляюсь вниз. На несколько секунд я ощутил безумное желание проделать с Анной то же, что я допустил тогда, ночью, в моей машине, когда я, не зная как еще с ней разговаривать, просто грубо взял ее. Одно лишь присутствие брата...

Я тогда все еще не утрачивал надежды что-то изменить, - найти более удобный случай, чтобы снова использовать свою неотразимость и вернуть ту хрупкую стабильность между мной и Анной, которая существовала то ли в реальности, то ли в моем воображении до этой удручающей и позорной сцены.

Не помню, какими еще фразами обменялись Анна и мой брат перед тем, как мы вышли из квартиры Легу. Помню только, что все оставшееся время там я мысленно провел в той ночи, когда впервые привез сюда Анну. Когда она начала со мной настоящий флирт, когда мы были так новы друг для друга, когда мы еще понятия не имели о наших родственных связях, когда я мог сделать все иначе, - не так пресно и бездарно, как я это сделал тогда - хотя тогда мне это казалось верхом зрелого мужского стратегического подхода. Я с досадой ощутил всю безнадежность и нелепость каких-либо стратегий и заранее продуманных ходов, когда на той стороне все давно решено и не в твою пользу, и с тобой просто играют как с красивым воздушным шариком, - приятно, легко, весело, - но только до того момента, пока он не лопнет. Ты, Дуглас, лопнул, и эта маленькая тряпочка уже никому не нужна и не интересна.

****

- Ты поведешь машину, или лучше я? - слова брата пробудили меня, когда мы уже оба стояли внизу, у моей "восьмерки".

Я не мог ответить сразу, и брат, открыв правую дверь, просто подтолкнул меня на пассажирское место, а сам сел за руль.

- Послушай... это все ложь. Она лжет. И я.. я это докажу! Докажу! - вне себя от досады и отчаяния, дрожащим голосом бормотал я.

- Докажешь, - для чего? Допустим, и я скорее верю тебе, чем ей. Ну и что? В любом случае, она более права, чем ты, - даже если ты говоришь правду, а она лжет.

- Права? Права в том, что лжет? В том, что растоптала меня и все то светлое, что между нами было?

- Давид, ничего светлого между вами не было. Разве только в твоем воображении. Но и ты тоже не имел на это права. Никакого права, Давид, - у тебя семья, и они не должны были стать жертвами твоего сумасбродства... что с тобой? Давид? Да успокойся ты, ради Бога!

Я действительно разрыдался, - как ни пытался сдержаться, - ничего не получилось, что-то тяжелое и терпкое, сдавливая грудь, вырвалось наружу, и я рыдал как ребенок, разве что не в голос.

- Просто приди в себя, стань, наконец, настоящим мужиком, не позволяй женщинам тобой играть.

- Пойми, она мне нравится, очень нравится, мне никогда ни с кем не было так как с ней...

- Давид, насколько я понимаю, она не против с тобой встречаться, - она просто не хочет доводить дело до абсурда. Вот и встречайся с ней так же, как и раньше, - я обещаю, что буду вас поддерживать и прикрывать, - и перед ее родителями, и перед нашей семьей...

- Так же как и раньше не получится. Без надежды - не получится. Мне она не нужна без надежды. Я не могу жить с ней пошлой связью...

- Но именно так она тебя и воспринимает, - разве ты не понимаешь?

Я промолчал в ответ. Брат припарковался у Площади.

- Пошли, посидим в баре.

***

Когда вечером в четверг родители Анны приехали к нам, весь разговор получился как нельзя более нейтральным и спокойным - насколько это возможно для данной ситуации. Гоар, Марина и мама, а также, вероятно, Виктория, мать Анны, остались в полной уверенности, что Анна не имела никакого отношения к моей постыдной истории на стороне. Лишь Владимир, брат и я время от времени переглядывались, следя за своей речью и за речью друг друга.

***

Арег, видя мое состояние, присоветовал мне попробовать последнее средство воздействия на Анну: ревность. Он предложил мне на роль пассии одну из тех девушек, с которыми мы провели ночь - Нелли. Я отказался, так как Нелли была знакома с Анной и могла меня выдать. Тогда мы вспомнили о Лилит, девушке с курса, которой я был увлечен, и чьим именем назвал свою дочь. Оказалось, что Лилит была в разводе и жила одна. Эта женщина спасла меня. Ей не удалось ни загасить во мне любовь к Анне, ни вызвать что-то подобное по отношению к себе, но я все же не чувствовал себя одиноким, обделенным, брошенным. Да и перед Анной не пришлось особо притворяться - между мной и Лилит действительно была любовная связь, и Анна в этом убедилась. Хотя, насколько я понял по ее поведению и рассказам Арега, ей это было совершенно неинтересно. Я для нее был не более чем приключением, а моя искренняя и честная любовь - всего лишь букетом, который можно смять в крепких объятиях полусна и вышвырнуть на дорогу.

***

К сожалению, мне не довелось встретиться с Анной наедине после того, как мы с братом побывали на Сарьяна. На квартире, где я пытался ее несколько раз подкараулить, она так и не появилась. Лишь в конце августа она пришла на Вернисаж и отдала мне ключ, сказав, что на днях уезжает за границу, по работе в Посольстве Армении. Возможно, я бы поговорил с ней, но она была предусмотрительна: ее сопровождал молодой холеный жеребец с наглой и заносчивой физиономией, которого она даже не сочла нужным мне представить.

***

Кошка, которую я начал вырезать в день своей неудавшейся поездки к родителям Анны, продалась лишь к концу августа, - через пару часов после того, как Анна вернула мне ключ, - ее, представившись коллекционером нелепостей, не торгуясь, приобрел какой-то старичок, похожий на сказочного гнома.

***

После того, как Анна уехала из города, ее родня переехала в Москву. И когда я в следующий раз услышал об Анне от кого-то из многочисленных родственников, они рассказывали о ее удачном и замечательном во всех отношениях замужестве, - там, за границей.

***

Я не знаю, кто, где и как решает наши судьбы, - но, как человек, не лишенный воображения, я вполне допускаю, что кто-то там наверху знал что делает, когда тот грузовик, выскочив словно из-под земли на скорости, не предполагающей резкого торможения, - в одну долю долгой-предолгой секунды смёл мой велосипед, - а с ним меня, моего подросшего на пару лет после описанных событий сына и ящик с моими работами - со своей дороги, а заодно - из этой жизни. Однако, как ни стараюсь, - не могу вспомнить, чтобы я об этом пожалел, - то ли не успел пожалеть, то ли просто не стал...

Сан-Диего, США, июнь 2007.

[Ундина]

ура, теперь можно распечатать и дочитать.

[Bagirka]

Ыыыыыы! :lol: Тока смотри, когда будешь печатать - внизу напиши: Багирка! Чтобы авторские права не нарушать! :brows:

[Ундина]

я даж цветным фломастером напишу, чтоб навярняка было )))

[Bagirka]

Ну смари, на тебя уповайу! :brows:

[Aghavni]

Багир... слов нет! Пиши сценарий!

[Bagirka]

ПИши голубушка джан, я не против. Авось что-то получится!

(А ты все от и до прочла??) :brows:

[Aghavni]

ПИши голубушка джан, я не против. Авось что-то получится!

(А ты все от и до прочла??) :brows:

[Gochinazavr]

остаюсь при своем мнении - немного жаль его…

но как говориться, каждый сам кузнец своего несчастья…

Багирка, огромнейшее спасибо…

[Bagirka]

Я тебе в личку напишу. Я серьезно.

[NaaNa]

:shljapa: спасибо, Багз, потрясающе. ТОлько вот сына жалко, хотя наверное так и надо

:flower:

[Aghavni]

А я против гибели сына. Пусть уж сам...

Не могу видеть,как умирают дети... Даже в литературе. Даже в кино... :crying:

[Bagirka]

Насчет сына - я просто хотела максималньо приблизить сюжет к реальным событиям...

[Aghavni]

Насчет сына - я просто хотела максималньо приблизить сюжет к реальным событиям...

[Aleks101]

Я сразу почувствовала,что это реальная история... :cry: