ПРИЗРАК РЕВОЛЮЦИИ И ФЕТИШ ЛЕГИТИМНОСТИ

[Gentle Giant]

ПРИЗРАК РЕВОЛЮЦИИ И ФЕТИШ ЛЕГИТИМНОСТИ: «БЫТЬ ИЛИ КАЗАТЬСЯ»?

Пролетарии всех стран соединяйтесь: 23 ноября - «международный день солидарности трудящихся»

Можно уже довольно смело заявить, что 23 ноября войдет не только в историю Грузии, как годовщина «вардебис революциа» (революции роз), но и как своего рода новый международный день солидарности «трудящихся». Ровно в этот день, когда в Грузии справляли первую годовщину смены власти, началась украинская версия революционной смены власти. Под шумок украинских событий кажется все как-то забыли об Абхазии, а там тоже 23 ноября произошло знаменательное событие: Совет Старейшин признал оппозиционного кандидата Багапша президентом страны. То же самое сделал на следующий день парламент Абхазии. Впрочем своего рода «ползучая» и «тихая» революция в Абхазии длиться уже почти два месяца. Решения Совета Старейшин и парламента почти окончательно деморализуют противников Багапша. 6 декабря ожидается инаугурация нового президента, так что окончательно вопрос прояснится к этому времени.

Такова краткая хроника революционной недели и можно сказать революционного года.

Посмертная реабилитация: революционность и новая политкорректность

Главным «лингвополитическим» событием этого своеобразного года стала неожиданная «посмертная реабилитация» самого термина «революция». Казалось бы для новой политкорректности 90-ых это слово было почти ругательным и ассоциировалось с фильмами про Ильича, да политическими маргиналами современности. Тем поразительнее то мгновенное возвращение в политический язык этого термина в качестве новомодного предмета воодушевления для степенных, казалось бы, либералов и всего «прогрессивного человечества». Шутки шутками, однако мы имеем дело с весьма серьезным и отнюдь не локальным явлением. Возрождение революционности надо принять вполне серьезно. Это касается не только отдельно взятых стран, но по крайней мере всего постсоветского и ближневосточного региона. Кроме того, революционизируется не только внутренняя политика, но и геополитическая методология.

Многие склоны видеть в этом влияние неоконсерваторов - группы в Республиканской Партии США, которая, как это не странно звучит, имеет неотроцкистское происхождение, но уже со времен Рейгана постепенно пробралась в верхушку республиканцев. Считается, что отказавшись от содержания левацкой троцкистской идеологии, они сохранили методику так называемое перманентной революции, переместив ее в поле внешнеполитических акций и геополитики. Действительно политика США на Ближнем и Среднем Востоке, при администрации Буша, в которой неоконсерваторы занимают фактически ведущие позиции, несет на себе родимые пятна методологии перманентной революции. Конкретнее это: решительные военные акции, следующие одна за другой (Афганистан, Ирак), смена режимов, опора на маргинальные, хаотичные и центробежные для данного общества силы (курды, отчасти Северный Альянс в Афганистане), постоянные военные угрозы в адрес все новых стран (Иран, Сирия, Северная Корея), «легкое» отношение к международным принципам невмешательства во внутренние дела, неприкосновенности границ, ко всей системе «международной легитимности», к структурам старого постялтинского мира (ООН и т.д.) и т.д. Сюда же стоит прибавить истую веру в свою правоту, утопизм («мы несем народам свободу») и «революционные методы» в юриспруденции и международном праве.

Перестройка, ускорение и новое мышление

Т.о. триумф революционности начался не год назад и не с Грузии. 23 ноября лишь сделало политкорректным сам термин, мир вступил в новую революционную по сути эпоху уже несколько лет. Это своеобразная новая «перестройка» и «ускорение», только уже общемирового уровня. Сравнительная стабильность 90-ых, последовавшая после развала СССР, кончилась и ее можно рассматривать как переходный период между двумя эпохами. Революционная эпоха несет революционную же логику развития событий.

Однако, на наш взгляд не только неотроцкистское наследие американских неоконсерваторов виновно в «мировой революции». Это скорее лишь субъективный момент. Согласно одному из законов геостратегии: всякое изменение в мире в конечном итоге выгодно имеющей на данный момент гегемонию силе. В нашем случае всякое изменение в конечном счете выгодно США, как единственной сегодняшней сверхдержаве. Мировому гегемону не стоит бояться изменений, ставки на оппозиционные и центробежные силы, нарушения «легитимности» и «неприкосновенности» в глобальном смысле слова. Возможно здесь есть и более глубокие причины. Американская нация по происхождению сама «нелегитимна» и происходит от отделившихся от Европы «сепаратистов». Кроме того, это молодая и пассионарная нация, не растратившая еще энтузиазм и наивную веру, и по этой причине ничто не может иметь для нее оправдания лишь потому, что оно существует и освящено традицией.

Каковы бы ни были однако причины: важен факт перехода мира и региона вокруг Армении в новый революционный этап.

Быть или казаться?

Армения перед выбором. (Вспомним хотя бы актуальный в последние недели вопрос о посылке армянского контингента в Ирак, и др.) Американская неконсервативная революционность лишь один из полюсов этого выбора. Другим полюсом можно считать европейское направление. На постсоветском пространстве США и Европа часто еще действуют в одной связке, однако на других направлениях, например на Ближнем Востоке разногласия налицо. Когда-нибудь эти разногласия станут актуальными и для нас. По сути Европа предлагает во многом противоположную «перманентной революционности» модель.

За прошедшие две недели было много новостных поводов, касающихся непосредственно Армении и связанных с формирующейся европейской политикой в регионе. Достаточно вспомнить хотя бы проект доклада Аткинсона по карабахской проблеме, дебаты, касающиеся вступления Турции в ЕС, визит президента Эстонии в Армению (согласно, уже не являющимся особым секретом сведениям, «патронаж» за странами Южного Кавказа в рамках евроинтеграции поручен странам Балтии, и отчасти Восточной Европы, таким как например Польша).

Самостоятельная от США европейская политика в регионе пока лишь в стадии формирования, но некоторые ее основные очертания видны уже сейчас. Как кажется в отличие от США, Европа будет делать большую ставку на формальную легитимность. Левая по своему идеологическому содержанию (в отличие от консервативной Америки), но консервативная и осторожная по своему темпераменту европейская политика не хочет, да и не может брать на себя ответственность за какие-либо «креативные» изменения и скорее будет догматически выступать за всякую неприкосновенность и «целостность». Этим Европа скорее напоминает позднесоветский режим. Если конкретизировать этот подход в контексте Армении и карабахского вопроса - это может означать две противоположные вещи. С одной стороны - боязнь изменений может послужить поводом для консервации де-факто сложившейся ситуации, но с другой она же не допустит пересмотр пресловутого принципа территориальной «целкостности», от которой веет Леонидом Ильичом образца 1982 г. Но скорее именно второе, чем первое. В случае с американской революционностью то же можем иметь двоякий вариант: с одной стороны американцы могут намного легче пренебречь святой коровой «легитимности границ советского Азербайджана», а с другой они же легче могут пойти на навязывание резкого изменения де-факто сложившегося баланса сил. Тут уже зависит от конкретики развития событий.

Итак Европа, в отличие от США все еще недостаточно сильна, чтобы позволить себе революционные методы и считать любые изменения в мире к своей выгоде.

Помимо прочего ставка на неизменность и неприкосновенность противоречит всякому жизненному ходу истории, потому она нежизнеспособна в долгосрочной перспективе, и отвечая на знаменитый вопрос Э. Фромма - «быть или казаться?» Европа вновь выбирает второе. Это своеобразный геополитический конформизм, руководствующийся принципом любого конформизма: «все что есть, то разумно».

Топоры против роз: не стоит делать себе харакири, лишь бы соседу было плохо.

Следующий полюс выбора для Армении связан с российской политикой. Последняя в чем-то напоминает американскую по части иррациональности и непредсказуемости действий, но к сожалению, пока что, иначе как деструктивной, при чем по отношению к самой же себе, внешнюю политику России кажется не назовешь. Кажется в отличие от прошлого десятилетия у России появилось какое-то понятие национальных интересов и концептуальной внешней политики (во всяком случае время от времени в основе тех или иных внешнеполитических акций или заявлений России можно видеть осуществление некой близкой к евразийству концепции), однако методика и технология осуществления этой политики совершенно «стандартны» и предсказуемы, а потому неэффективны в «неореволюционную эпоху». На Украине и в Абхазии Россия дважды наступила на одни и те же грабли, но с упорством достойным иного применения, Москва делает вид, что не замечает (или вправду не замечает?!) своего поражения и продолжает попытки действовать «дедовскими», топорными методами. Одна только риторика некоторых российских заявление стоит многого: «закроем вам границу, вы перестанете свои мандарины продавать», «кучка радикалов вышла на площади», - такие заявления давно никого не пугают, а лишь вызывают горькую усмешку. Конечно, если закрыть границу, абхазам будет мягко говоря нелегко, но ведь и Россия потеряет очередной плацдарм влияния. Так, что такая «политика» похожа на вариант: «сделаю себе харакири, чтобы соседу стало плохо». Все это, помножено на совершенно неподходящий для имперской нации, узконационалистический комплекс побежденного. «Знаменитые» российские политтехнологи не догадались «для разнообразия» поставить хотя бы в одной стране не на действующую власть, а вырастить своего оппозиционного кандидата, а потом посмотреть, что из этого выйдет, и кого поддержат толпы народа, и как Западу придется пыжиться в нахождении очередных «вопиющих нарушения» на выборах. Все это позднесоветское мышление, боязнь толпы и площадей, боязнь ставки на альтернативу и нестандартные ходы - залог неэффективности и эмоциональной непривлекательности пророссийской внешней политики.

Впрочем в некотором смысле деструктивная методика России может быть понятна. Находясь в позиции обороняющегося и проигравшего в глобальной геополитической ставке («холодная война»), Россия возможно может рассчитывать лишь на таких союзников, на которых есть пухлый компромат, которые лишились всякой внутренней опоры, и которым некуда деваться без внешней поддержки, (пример Кучмы или Шеварднадзе последних периодов правления).

Являясь в каком то смысле зеркальным отражением американской (но скорее со знаком минус), российская внешняя политика также вынуждена часто искать опору в центробежных тенденциях, в дестабилизации и пренебрежении фетишем неприкосновенности. Об этом могут свидетельствовать недавние попытки провозглашения на Украине «Восточно-Южной автономной республики», явно не без помощи российских политтехнологов», что само по себе не такой уж и бесперспективный ход. Однако «управлять хаосом» кажется русские пока не научились. Русская политика часто иррациональна, и непредсказуема, но с деструктивным исходом для самой русской политики. В любом случае всем союзникам России есть над чем задуматься.

Не стоит забывать и про Иран

Еще одним полюсом регионального значения для Армении является Иран. Там тоже не так давно произошло довольно интересное внутриполитическое событие. На иранской политической сцене появилась новая фракция «молодых консерваторов». Обычно иранскую внутриполитическую борьбу представляют в виде примитивной картинки борьбы «реакционных консерваторов» и «прогрессивных либералов». Между тем, со времени исламской революции в Иране идет постоянная борьба фракций различного толка и каждый определенный период постреволюционной истории связан с преобладанием одной из них, каждый раз разной. Кроме того, саму исламскую революцию воспринимают как чисто консервативное реакционное событие, забывая что это была именно «революция», впитавшая в себя кроме традиционности, также все элементы революционности, присущие новой истории и левой идеологии. Это означает, что исламский Иран несет в себе не только и не столько консервативно-охранительный заряд, но и динамизм, креативность и пассионарность. Не учитывают также, что именно иранские правые («консерваторы») долгое время выступали с наиболее умеренных позиций в т.ч. по отношению к Западу, а иранские левые («либералы»), в т.ч. и нынешний президент Хатами, вплоть до середины 90-ых были на наиболее радикальных антизападных позициях.

Появление на иранской политической сцене новой фракции «молодых консерваторов» свидетельствует о том, что революционный заряд, заложенный в шиитской исламской идеологии не исчерпан, а значит развитие страны по примитивной схеме борьба прогрессивных и реакционных сил, с обязательной победой «прогресса» в итоге, отнюдь не единственный и тем более не очевидный сценарий развития. Так, что в лице Ирана мы все еще имеем еще один потенциальный пояс революционности в мире, и кажется тенденция нового всплеска этой революционности имеет место.

Интересным образом два врага: США и Иран опираются на фактически один и тот же политический стиль и политическое чувство. И там и тут мы можем говорить об элементах «консервативной революции» - консервативной по содержанию и революционной по методу идеологии. И там и тут речь идет в последнее время о неких неоконсерваторах или младоконсерваторов, которые противопоставляют себя как старым консерваторам так и либералам. Это заставляет забыть традиционное для 20 века деления на правых и левых.

Выбор на уровне «метастратегии»

Итак, перед Арменией стоят несколько внешнеполитических выборов: американская «геополитическая неореволюционность», европейский «конформистский легитимизм», российский деструктивизм, при учете иранской консервативной революционности. Все эти выборы имеют свои минусы и плюсы.

Однако прежде чем обратиться к вопросу выбора (т.е. стратегии), нужно сначала выяснить нужен ли сам «выбор», потому что выбор предполагает наличие выбирающего, т.е. субъектную (активную) роль. Т.о., сначала нужно обратиться к «метастратегии». На этом уровне мы имеем две противоположные возможности: либо участие в геополитических процессах происходящих в мире, либо отстранение от них до «лучших времен». Первое предполагает определенную, а иногда большую долю риска, т.к. делающий ставку, в любом случае может ее проиграть - стопроцентно выигрышных ставок быть не может. Второй вариант предполагает замораживание собственной активности, «недеяние», с целью сохранить, чисто биологическое существование нации, пока не наступит более благоприятная внешняя конъюнктура. Второй вариант предполагает также добровольный отказ от развития. При таком сценарии Армения остается страной третьего мира, с малоразвитой экономикой и низкой внутриполитической культурой, архаичными патерналистскими социальными отношениями, а наиболее активная часть населения перманентно «экспортируется» за пределы страны. Теоретически это не чисто негативный вариант - т.к. он позволяет с меньшим риском добиться сохранения «биологического» существования народа на его Родине. Армяне в течении истории уже не раз стояли перед таким выбором. И часто наши предки выбирали неосознанно или полуосознанно второй вариант, благодаря чему был в каком-то смысле сохранен генофонд армян. При таком варианте политические структуры и институты (государство, армия, партии) сводятся к минимуму. Обеспечивается в первую очередь воспроизводство чисто общественных и духовных институтов (Церковь, семья, сельская община). Однако и этот вариант не дает стопроцентных гарантий успешности. В середине и в конце 19 века борьба между «консерваторами» («клерикалами») и «революционерами» («национал-демократами») шла именно по вопросу о метастратегическом выборе. В итоге победили «революционеры»: сторонники возвращения статуса политической субъектности и вмешательства в мировые процессы. Была поставлена задача из общины стать нацией. Мера риска резко была повышена, и именно с конца 19 века вопрос о физическом выживании народа стал реально актуальным. В итоге наряду с громадными потерями (геноцид, потеря Западной Армении) были получены также большие приобретения (создание сплошной армяно-населенной территории в Восточной Армении, государство и его институты, армия, урбанизация, и т.д. ). Если к началу 20 века мы имели большую территории почти поровну заселенную армянами и мусульманами (турками и курдами), то в течении 20 века произошел как бы обмен территориями: от армян была «очищена» Западная Армения, зато Восточная Армения была очищена от тюркского элемента. Т.о. надо учесть что выбор «активной метастратегии» связан с большими рисками, но вместе с тем, без него невозможно развитие.

Итак и сегодня также мы можем выбирать между двумя метастратегиями. Однако вопрос в том, что выбор «недеяния» сегодня затруднен внутренними и внешними причинами. Внутренние в том, что прошлые поколения уже выбрали обратную метастратегию и получили соответственные результаты. Если сегодня вернуться к варианту «консервации», то не совсем понятна необходимость при таком сценарии институтов государства, армии, и т.д. Эти институты сами по себе связанны с выбором активной, субъектной метастратегии и инерционно порождают ее воспроизводство, также как и наличие городских центров и гуманитарной интеллигенции. Внешние факторы связаны с тем, что регион в котором находится Армения - центр повышенного внимания и действий мировых геополитических игроков: так что вариант «ухода в себя» и «невмешательства» мало подходит при таком раскладе.

Выбор Армении

Итак, сохранив выбор «субъектности» на уровне метастратегии, Армении надо будет выбирать на уровне стратегии между упомянутыми вариантами «неореволюционности», «легитимизма», и «деструктивизма». Выбор тут неочевиден и связан с ответами на множество вопросов, однозначных ответов на которые у нас нет и не может пока быть.

Прежде всего заинтересована ли Армения в изменения геополитической конфигурации вокруг себя, или она больше заинтересована в легитимизации существующего? Учитывая, что многие национально-политические цели армянского народа не были реализованы, а возникшая геополитическая конфигурация все еще оставляет открытым вопрос об обеспечении безопасного существования армянского народа на своей Родине и не исключает катастрофических сценариев (при которых любое отступление или поражение может оказаться реально судьбоносным), Армении выгодна ставка на геополитически «революционную» ситуацию, которая оставляет возможность изменений и перекройки существующего расклада. Однако здесь возникают очередные вопросы. Понятно, что такая ставка опять таки повышает степень рисков и оставляет больше открытого пространства как для большей степени удачи, так и для поражений. Вопрос в том, чтобы определить достаточно ли внутренних - материальных, интеллектуальных, волевых и духовных ресурсов, чтобы выбрать ставку на такую классическую «стратегию риска». Для удачного осуществления маневров в рамках такого выбора нужны новые подходы, и новая элита, причем прежде всего интеллектуальная элита. При этом надо учитывать также и то, что внешние факторы могут просто навязать такой выбор, т.к. всё большие территории вокруг Армении входят в поле синергетических процессов и «перманентной революции». При американском выборе вопрос также в том, насколько реально готовы американцы гарантировать безопасность Армении, так, как это сегодня делают российские базы? Что окажется важнее: изо всех сил пытающийся доказать свою прозападность Азербайджан, который и так под контролем, или все еще имеющая что предложить взамен, «неподкупная» Армения?

При выборе в пользу «легитимизма» рисков меньше, не нужна и радикальная перестройка методологии и ставка на оперативность и умение принимать решения в нестандартных ситуациях и в хаотическом пространстве. Однако легитимизация ситуации в контексте непризнания любых изменений в регионе и «территориальной целостности в административных границах СССР», даже ценой полного отказа от всякой рациональности и здравого смысла, как будто решения Кавбюро Коммунистической партии (которое не являлось даже государственным органом!) приравниваются к решениям Никейского собора, неоспоримы и продиктованы некими Всемирным Разумом, - такая легитимизация в дальносрочной перспективе может привести скорее всего к стратегическому поражению Армении. Конечно такой догматизм не может в конечном счете выдержать конкуренции с живым ходом истории, т.к. с всемирно-исторический точки зрения «нерушимость границ» есть просто нонсенс, однако для Армении может оказаться слишком поздно, пока исторический процесс одержит победу над слепым формализмом. Кроме того, на сегодняшний день абсолютно непонятно каким образом Европа сможет гарантировать безопасность для народов Южного Кавказа своими силами (без учета США и столь ненавистного прогрессивной европейской общественности режима Буша).

Что касается выбора российского полюса, то, благодаря полной концептуальной неопределенности и деструктивности российской внешней политики, доля риска при таком выборе повышается настолько, что уже трудно говорить о какой либо стратегии вообще, даже о «стратегии риска». К тому же российская политика иррациональна в том смысле, что кажется подсознательно нацелена на поражение самой себя и своих союзников заодно. Хотя военное сотрудничество с Россией пока что приносит выгоды, однако степень возможности принятия независимых решений в последнее время постоянно снижается до угрозы полной потери независимости.

Тем не менее у нас нет однозначного ответа на вопрос о выборе. Это лишь тезисы к дискуссии, но не утверждения. Кроме того в конечном итоге вопрос о выборе, не решается лишь экспертными оценками и интеллектуальным анализом. Это в первую очередь волевой вопрос.

Идеология и геополитика

Вопрос геополитического выбора ставит также вопрос об идеологии. Идеология не автономное явление, а конструкция во многом обусловленная и инструментальная. События в Грузии, на Украине и т.д. показывают нам также возможность идеологического союза национального и демократического, который в Армении кажется утерян еще в начале 90-ых. Наша ситуация копирует российскую, где т.н. «правые» - «правы» лишь в экономике, но в области политики, они исповедуют, то, что в Европе и США считается именно за признак левого. В Армении также есть «правые» по названию партии, которые строят свою идеологию на отрицании национального и национализма. Это чисто постсоветская и в каком-то смысле «деформированная» конструкция, т.к. во всем мире правые это защитники национальных ценностей и «националистической» внешней политики. Тот же самый «классический» расклад мы видим сегодня в Грузии и на Украине. Армении также необходима «новая правая» идеология, которая наконец соединит «западничество» и национализм. Т.о. мы освободимся еще от одного постсоветского родимого пятна. Такой синтез у нас уже был в конце 80-ых, так что конструирование такой идеологии не будет большой новостью. Необходимость такой идеологии очевидна как обязательного инструмента в случае нового геополитического выбора. Одно связано с другим и старые инструменты не подходят к новой ситуации. Об элементах такой новой правой идеологии разговор отдельный.

/PanARMENIAN.Net/