cartesius

Почему странно? Я часто снимаю именно 19 000 или 9 000, чтобы были тысячные на руках для такси. Сумму можно забить вручную. Но возможно, именно здесь возникает проблема, если в банкомате нет тысячных. В таком случае банкомат должен просто отказаться выполнять транзакцию. То что транзакция все же происходит без выдачи суммы - явно программная ошибка. В банкоматах Америи, например, транзакции в таких случаях не происходит.

Я думаю, старая модель выплаты пенсий, как и зарплат через 20 лет уйдет в прошлое. Большую часть неквалифицированной работы будут выполнять роботы, да и много квалифицированной тоже. Пенсии будут выплачиваться за счет увеличения налогов с предприятий, пользующихся роботами. Так и будет называться налог: налог на роботов. Налог будет составлять примерно столько же, сколько сейчас выплачивают обычные работники и предприятия в пенсионный фонд.

В Армении сейчас официально 1,4 детей на женщину, примерно как и в Германии.

http://vmeste.kr/index.php/culture/318-stockholm-syndrom-korean-studies?ckattempt=1 Эта виктимность – одна из самых парадоксальных особенностей Кореи. Народ, который в реальности то и дело проявляет качества победителя, являя миру чудеса жизнестойкости, трудолюбия, оптимизма, последовательно добиваясь всего, что задумал, народ, неофициальным лозунгом жизни которого стала пословица «даже если на тебя упадет небо, обязательно отыщется лазейка для выхода» – так вот, этот удивительный народ, тем не менее, на некоем общекультурном уровне почему-то любит представлять себя в виде стайки слабеньких зайчиков, которых беспрестанно обижают все вокруг. Приступы экзистенциальной жалости к себе случаются у всех. Но, к сожалению, корейская политическая мысль закрепила их в форме национальной доктрины, что хорошо продемонстрировали недавно прошедшие торжества по поводу 70-летия освобождения Кореи. Иностранцы, работающие здесь, с некоторым обалдением наблюдали, как корейские медиа, независимо от политических оттенков, слились в мазохистском экстазе, представляя всю историю, все существование страны в виде серии эксклюзивных страданий и всяческих несмываемых обид. Современные классики Кореи в своих романах отражают именно такое видение мира унылой жертвы, захлебывающейся от жалости к себе и упоенно расковыривающей старые болячки. Корейским националистам – как, впрочем, всем их солипсическим собратьям по разуму – не приходит в голову оглядеться по сторонам и сравнить свой исторический опыт с опытом других народов, чтобы понять, насколько им, в самом деле, повезло. От этой принципиальной виктимной позиции корейцам нелегко отказаться как по концептуальным, так и чисто практическим политическим соображениям. Невозможно прямо вот так взять и признать, что корейцы давно сделали всех своих обидчиков и сегодня наслаждаются плодами своей победы.

Я пробовал один раз с автоматом Инекобанка и иностранной карточкой, снять деньги получилось. Но раз на раз не приходится. Думаю, ошибка связана не специфически с иностранной карточкой, а с самим банкоматом.

Being a Grown Up: 8 Essential Skills Create your own vision of the adult you want to be. https://www.psychologytoday.com/blog/fixing-families/201705/being-grown-8-essential-skills What does it mean to be grown up, adult, or “mature”? We’re not talking about holding down a job (though that certainly helps) or paying your bills on time, but rather the way you run your life, yourself, and your relationships. Following is my list of 8 interrelated skills. I stress that these are skills—learnable, though they require practice, and accessible to most of us apart from the temperament we were born with, the personality traits we may have inherited. I offer them as food for thought as you compose tour own adult life, whatever tour age: 1. Achieve emotional regulation. We particularly associate emotional regulation, or the ability to control your emotions, with anger, and that is obviously true: Those who struggle to control their temper get kicked out of class, fired from jobs, wind up divorced, and are easily and often unhappy. There are plenty of tools available these days to help us slow our emotional processes down, even phone apps that let us know when it’s time to take a deep breath and chill. But I'm also talking about the softer side — regulating anxiety, reining it in when we begin to get overwhelmed, “freak out,” shut down, or fall apart. The skill here is learning to quiet that over-active amygdala and bring our rational side back online in order to control our brains and our emotions. 2. Tolerate confrontation and the strong emotions of others. Even though it’s good for us to self-regulate, many of those around us can’t. Tolerating others' strong emotions is about our own self-regulation — not getting angry in return, not getting overwhelmed — but also not allowing ourselves to be abused. But the bigger issue here is that if we can’t tolerate confrontation and strong emotions, it’s easy to learn to blanket-avoid them, and then we can’t step up and say what we need and want. Not only do we then have trouble getting these needs met, but others never really get to know us at a more intimate level, and we spend much of our time walking on eggshells, trying to make others happy as a way of managing our anxiety. Our own lives become stunted. The skill is calming our own anxiety and mentally realizing that others' reactions and problems are not our own. 3. Admit mistakes. Admitting mistakes means admitting them to ourselves and others. By admitting them to ourselves, we move away from a sense of entitlement or grandiosity; it helps us be more considerate to the mistakes of others. By admitting them to others, we show humility and our humanness. The skill here is realizing that mistakes are mistakes, not character defects. They do not deserve our punishment (mentally beating ourselves up) or punishment of others. They require only that we repair them and learn from them. 4. Be honest. This is a broader version of admitting mistakes. Honesty is often confused with truth, which is about facts and evidence. But honesty is about emotion, saying what is in our hearts and minds in the moment, which can certainly change over time, and should not be confused with dishonesty or lying. Being honest can be extremely difficult because it requires first that we know what we feel and think, and then that we have the courage to state it. For some, the knowing itself is an obstacle; for others, it is fear of confrontation and walking on eggshells. The skill is slowing down and asking what it is we truly think and feel, and then stepping up and saying it. 5. Approach anxiety. We all have anxiety, and we can avoid it — do what we need to do to make the feeling go away, whether it's to accommodate, shut down, or drink a quart of bourbon. We can bind it — keep the feeling at bay by staying in a small, constricted world that never lets anxiety in. Or we can approach it. Approaching anxiety allows us to expand our world and ourselves. By taking acceptable risks, we bring intimacy into relationships and we discover what we did not fully yet know. The skill is taking baby-steps to move outside our comfort zones, desensitizing ourselves to the feeling of anxiety itself. With practice, it all gets easier: we become braver, we expand. The antidote to anxiety is learning to run toward what we fear. 6. Ask for help and support. In order to take these baby steps toward anxiety, it helps to have others to support us. Some of us have learned to not trust and lean on no one, and thus lose both the comfort of relationships and self-expansion. The goal is not to be independent, but to realize that we are interdependent and that asking for support does not diminish our power. The skill here is once again stepping up — baby steps. 7. Be proactive. It’s too easy to be reactive, to be always responding to whatever is coming at us, or to go on auto-pilot and just do what we do and not be awake. Being proactive is being deliberate, conscious, and shaping what we do, what we decide, what we want. It's about running our life, rather than bouncing off of or spending our time sidestepping the lives of others. The skill here is first to step back and look at what we are doing and why and how we are doing it, and then to make decisions — about what we want to keep, what we want to change. 8. Determine and live by your own values. This is being proactive writ large, but also maybe the starting point for our notion of being grown up. What is our vision of how we want to be — not in terms of big, concrete goals like jobs and relationships, but in terms of what we value in life? It is being grown up, because it enables us to step away from the “shoulds” that we received from our parents. It helps us step away from the looming shadow of our past and its guilt, enables us to sidestep appeasing others in the present. The skill here is stepping back to envision what we believe and hold dear, what is on top of our list of how to be, what we need not to have a life of regrets. Then setting out to put these into operation every day, intentionally, with mistakes, with honesty, with compassion for ourselves and others. This creates a life of integrity, in which our inner and outer worlds finally match. That’s my list. Think about your own, then set a path to learn the skills you need to develop to grow up and become the adult you envision.

Так команду тоже подбирала себе Меркель. Уверен, при том же Коле или Штойбере, такой вакханалии (принимать всех без разбору) не случилось бы. Да и Шредер бы поостерегся, даже с Йошкой в министрах.

Ну да, ну да, Брюссель приказал, чтобы беженцам открыли прямую дорогу в Германию из Греции и Италии. Я не стану доказывать, что Волга впадает в Каспийское море. Убедиться в этом при желании можно и самому. Или же оставаться в самоуверенном неведении.

Ответственность за прием миллиона беженцев из Африки и Ближнего Востока лежит целиком на Ангеле Меркель. Вот так один человек может изменить жизнь миллиона людей и жителей собственной страны.

Это поддержка компании "Ари тун".

Много читал в последние пару дней об очередном академическом скандале, связанном с соц. сетями. И как-то оно даже оптимистично выглядит, на этот раз. Предыстория такая. В сфере современного левого активизма/феминизма последних лет, во-первых, победила концепция гендера как самоопределения, во-вторых, тема трансгендеров, их дискриминации и защиты их прав стала одной из главных тем. Скандал с Рейчел Долезал пару лет назад - белой женщиной, которая успешно притворялась афроамериканской из идеологических соображений и была разоблачена и опозорена, является одним из весьма неудобных камней преткновения для этой теории гендера. Потому что не вполне понятно: почему, с одной стороны, если некто, родившийся биологически мужчиной, настаивает на том, что на самом деле всегда был и есть женщиной - то на нас лежит моральная обязанность принять это, соблюдать правильные местоимения, а назвать его "мертвым именем" является практически непростительным грехом, примерно как публичное использование слова "ниггер" в Америке -- Но с другой стороны, если некто, от рождения белой расы, настаивает на том, что на самом деле всегда был и есть чернокожим "внутри", то нам надлежит это высмеивать, человека опозорить, и счесть это очередным проявлением злобного системного расизма всего американского общества. (особенно непонятна разница между двумя этими реакциями, если учесть догму того же круга: что и гендер, и раса являются социально сконструированными понятиями). В принципе, если постараться, можно попробовать провести принципиальную разницу между этими двумя "миграциями" - трансгендерной и трансрасовой - но это как минимум нетривиально. По моему впечатлению, среди активистов и сочувствующих трансгендерным правам эта тема табуирована, в том смысле, что любой человек, который говорит об этой аналогии, называется злостным "трансфобом" и врагом всего прогрессивного человечества. Скандал, который разразился пару дней назад, случился оттого, что философ Ребекка Тьювел, только недавно защитившая диссертацию, опубликовала статью именно об этом, в которой она защищает Долезал и трансрасовую идентичность, опираясь на трансгендерность. То есть для нее аналогия идет в обратную сторону: если мы уважаем право любого человека назвать себя тем гендером, каким ему угодно (а Тьювел несоменно уважает), мы должны также уважать его право назвать себя той расой, какой угодно. И хотя она сто раз оговаривается в статье, что ни в коем случае не думает подвергать сомнению абсолютно стопроцентно несоменнный факт, что трансгендерные женщины действительно женщины итд. итд., тем не менее эта статья, опубликованная в академическом журнале феминистской философии Hypatia вызвала бурю возмущения среди транс-активистов и сочувствующих профессоров -- что выразилось в итоге в открытом письме, требующем от журнала отозвать эту совершенно негодную и подлую статью. Под письмом собрали 520 подписей (!), из них куча профессоров всяких. Буря в фейсбуке настолько впечатлила редакцию журнала, что еще не получив письмо, они извинились за то, что опубликовали статью, и назвали это решение очевидной ошибкой, а статью очевидно негодной, несмотря на то, что она вообще-то прошла стандартный процесс "слепого" рецензирования у двух рецензентов. На этот момент (2 мая, если не ошибаюсь), это выглядело довольно стандартной, казалось бы, в последние годы ситуацией идеологической охоты на ведьм все более жесткого накала - вспомним "рубашку астронома", вспомним британского нобелевского лауреата Тима Ханта, которого лишили должности из-за якобы сексистской шутки на конференции, итд. итд. итд. Но тут происходит нечто неожиданное! Практически все философское академическое сообщество объединяется в гневе против феминистских философов, за эту беспрецедентную атаку в соц. сетях на коллегу, у которой еще даже нет постоянства (tenure), и репутация и карьера которой из-за этого скандала попала под серьезный удар. Два главных блога в академическиой американской философии, обычно ненавидящих друг друга и ни в чем не соглашающихся (Leiter Reports и Daily Nous) публикуют посты о том, какие негодяи авторы этого открытого письма, какие профнепригодные трусы редакторы журнала, что прогнулись перед ними, и как вообще можно говорить о том, чтобы иметь запретные темы в философии - философии! - дисциплине, которая обязана подвергать сомнению все! И в сотнях комментариев многочисленные профессоры и докторанты-философы с этим соглашаются. И вот уже декан факультета, где преподает Тьювел, заявляет, что они целиком ее поддерживают. И вот уже у тех подписантов открытого письма, кто известен в философии, требуют объяснить, как они могли пойти на такой недостойный академических норм поступок. При этом надо учесть, что все эти профессиональные философы на 99% примерно левые и крайне левые, как и полагается гуманитарным профессорам в Америке. Но этот пример показывает, что "левые" и "готовые преследовать несогласных с модной на данный момент формулировкой социальной справедливости" - совсем не одно и то же. А это не всегда было очевидно в последние годы, так что радует. Ссылки по теме: - статья Тьювел: http://onlinelibrary.wiley.com/doi/10.1111/hypa.12327/full, http://cyber.sci-hub.bz/MTAuMTExMS…/10.1111%40hypa.12327.pdf - открытое письмо против Тьювел: https://docs.google.com/…/1efp9C0MHch_6Kfgtlm0PZ7…/viewform… - описание всей истории по-английски для широкого читателя: http://nymag.com/…/…/transracialism-article-controversy.html - посты в блогах профессиональных философов: http://dailynous.com/…/philosophers-article-transracialism…/, http://leiterreports.typepad.com/…/the-defamation-of-rebecc… и многие

Сталин доказал, что у него солдат больше, чем у Гитлера пуль. И цена человеческой жизни меньше.

Мне двадцать три. Старшему из моих учеников шестнадцать. Я его боюсь. Я боюсь их всех. Светлана Комарова уже много лет живет в Москве. Успешный бизнес-тренер, хедхантер, карьерный консультант. А в 90-х она восемь лет работала школьной учительницей в глухих дальневосточных деревнях. "Дальний Восток. Каждая осень неземной красоты. Золотая тайга с густо-зелеными пятнами кедров и елей, черный дикий виноград, огненные кисти лимонника, упоительные запахи осеннего леса и грибы. Грибы растут полянами, как капуста на грядке, выбегаешь на полчаса за забор воинской части, возвращаешься с корзиной грибов. В Подмосковье природа женственна, а тут — воплощенная брутальность. Разница огромна и необъяснима. На Дальнем кусается все, что летает. Самые мелкие тварешки забираются под браслет часов и кусают так, что место укуса опухает на несколько дней. «Божья коровка, полети на небко», — не дальневосточная история. В конце августа уютные, пятнистые коровки собираются стаями как комары, атакуют квартиры, садятся на людей и тоже кусают. Эту гадость нельзя ни прихлопнуть, ни стряхнуть, коровка выпустит вонючую желтую жидкость, которая не отстирывается ничем. Божьих коровок я разлюбила в восемьдесят восьмом. Вся кусачесть впадает в спячку в конце сентября, и до второй недели октября наступает рай на земле. Безоблачная в прямом и переносном смысле жизнь. На Дальнем Востоке всегда солнце — ливни и метели эпизодами, московской многодневной хмари не бывает никогда. Постоянное солнце и три недели сентябрьско-октябрьского рая безвозвратно и накрепко привязывают к Дальнему. В начале октября на озерах мы празднуем День учителя. Я еду туда впервые. Тонкие перешейки песка между прозрачными озерами, молодые березы, чистое небо, черные шпалы и рельсы брошенной узкоколейки. Золото, синева, металл. Тишина, безветрие, теплое солнце, покой. — Что здесь раньше было? Откуда узкоколейка? — Это старые песчаные карьеры. Здесь были лагеря, — золото, синева и металл тут же меняются в настроении. Я хожу по песчаным перешейкам между отражений берез и ясного неба в чистой воде. Лагеря посреди березовых рощ. Умиротворяющие пейзажи из окон тюремных бараков. Заключенные выходили из лагерей и оставались в том же поселке, где жили их охранники. Потомки тех и других живут на одних улицах. Их внуки учатся в одной школе. Теперь я понимаю причину непримиримой вражды между некоторыми семьями местных. В том же октябре меня уговорили на год взять классное руководство в восьмом классе. Двадцать пять лет назад дети учились десять лет. После восьмого из школ уходили те, кого не имело смысла учить дальше. Этот класс состоял из них почти целиком. Две трети учеников в лучшем случае попадут в ПТУ. В худшем — сразу на грязную работу и в вечерние школы. Мой класс сложный, дети неуправляемы, в сентябре от них отказался очередной классный руководитель. Директриса говорит, что, может быть, у меня получится с ними договориться. Всего один год. Если за год я их не брошу, в следующем сентябре мне дадут первый класс. Мне двадцать три. Старшему из моих учеников, Ивану, шестнадцать. Два года в шестом классе, в перспективе — второй год в восьмом. Когда я первый раз вхожу в их класс, он встречает меня взглядом исподлобья. Дальний угол класса, задняя парта, широкоплечий большеголовый парень в грязной одежде со сбитыми руками и ледяными глазами. Я его боюсь. Я боюсь их всех. Они опасаются Ивана. В прошлом году он в кровь избил одноклассника, выматерившего его мать. Они грубы, хамоваты, озлоблены, их не интересуют уроки. Они сожрали четверых классных руководителей, плевать хотели на записи в дневниках и вызовы родителей в школу. У половины класса родители не просыхают от самогона. «Никогда не повышай голос на детей. Если будешь уверена в том, что они тебе подчинятся, они обязательно подчинятся», — я держусь за слова старой учительницы и вхожу в класс как в клетку с тиграми, боясь сомневаться в том, что они подчинятся. Мои тигры грубят и пререкаются. Иван молча сидит на задней парте, опустив глаза в стол. Если ему что-то не нравится, тяжелый волчий взгляд останавливает неосторожного одноклассника. Районо втемяшилось повысить воспитательную составляющую работы. Родители больше не отвечают за воспитание детей, это обязанность классного руководителя. Мы должны регулярно посещать семьи в воспитательных целях. У меня бездна поводов для визитов к их родителям — половину класса можно оставлять не на второй год, а на пожизненное обучение. Я иду проповедовать важность образования. В первой же семье натыкаюсь на недоумение. Зачем? В леспромхозе работяги получают больше, чем учителя. Я смотрю на пропитое лицо отца семейства, ободранные обои и не знаю, что сказать. Проповеди о высоком с хрустальным звоном рассыпаются в пыль. Действительно, зачем? Они живут так, как привыкли жить. Им не нужно другой жизни. Дома моих учеников раскиданы на двенадцать километров. Общественного транспорта нет. Я таскаюсь по семьям. Визитам никто не рад — учитель в доме к жалобам и порке. Для того, чтобы рассказать о хорошем, по домам не ходят. Я хожу в один дом за другим. Прогнивший пол. Пьяный отец. Пьяная мать. Сыну стыдно, что мать пьяна. Грязные затхлые комнаты. Немытая посуда. Моим ученикам неловко, они хотели бы, чтобы я не видела их жизни. Я тоже хотела бы их не видеть. Меня накрывает тоска и безысходность. Через пятьдесят лет правнуки бывших заключенных и их охранников забудут причину генетической ненависти, но будут все так же подпирать падающие заборы слегами и жить в грязных, убогих домах. Никому отсюда не вырваться, даже если захотят. И они не хотят. Круг замкнулся. Иван смотрит на меня исподлобья. Вокруг него на кровати среди грязных одеял и подушек сидят братья и сестры. Постельного белья нет и, судя по одеялам, никогда не было. Дети держатся в стороне от родителей и жмутся к Ивану. Шестеро. Иван старший. Я не могу сказать его родителям ничего хорошего — у него сплошные двойки, ему никогда не нагнать школьную программу. Вызывать его к доске без толку — он выйдет и будет мучительно молчать, глядя на носки старых ботинок. Англичанка его ненавидит. Зачем что-то говорить? Не имеет смысла. Как только я расскажу, как у Ивана все плохо, начнется мордобой. Отец пьян и агрессивен. Я говорю, что Иван молодец и очень старается. Все равно ничего не изменить, пусть хотя бы этого шестнадцатилетнего угрюмого викинга со светлыми кудрями не будут бить при мне. Мать вспыхивает радостью: «Он же добрый у меня. Никто не верит, а он добрый. Он знаете, как за братьями-сестрами смотрит! Он и по хозяйству, и в тайгу сходить… Все говорят — учится плохо, а когда ему учиться-то? Вы садитесь, садитесь, я вам чаю налью», — она смахивает темной тряпкой крошки с табурета и кидается ставить грязный чайник на огонь. Этот озлобленный молчаливый переросток может быть добрым? Я ссылаюсь на то, что вечереет, прощаюсь и выхожу на улицу. До моего дома двенадцать километров. Начало зимы. Темнеет рано, нужно дойти до темна. — Светлана Юрьевна, Светлана Юрьевна, подождите! — Ванька бежит за мной по улице. — Как же вы одна-то? Темнеет же! Далеко же! — Матерь божья, заговорил. Я не помню, когда последний раз слышала его голос. — Вань, иди домой, попутку поймаю. — А если не поймаете? Обидит кто? — «Обидит» и Дальний Восток вещи несовместимые. Здесь все всем помогают. Убить в бытовой ссоре могут. Обидеть подобранного зимой попутчика — нет. Довезут в сохранности, даже если не по пути. Ванька идет рядом со мной километров шесть, пока не случается попутка. Мы говорим всю дорогу. Без него было бы страшно — снег вдоль дороги размечен звериными следами. С ним мне страшно не меньше — перед глазами стоят мутные глаза его отца. Ледяные глаза Ивана не стали теплее. Я говорю, потому что при звуках собственного голоса мне не так страшно идти рядом с ним по сумеркам в тайге. Наутро на уроке географии кто-то огрызается на мое замечание. «Язык придержи, — негромкий спокойный голос с задней парты. Мы все, замолчав от неожиданности, поворачиваемся в сторону Ивана. Он обводит холодным, угрюмым взглядом всех и говорит в сторону, глядя мне в глаза. — Язык придержи, я сказал, с учителем разговариваешь. Кто не понял, во дворе объясню». У меня больше нет проблем с дисциплиной. Молчаливый Иван — непререкаемый авторитет в классе. После конфликтов и двусторонних мытарств мы с моими учениками как-то неожиданно умудрились выстроить отношения. Главное быть честной и относиться к ним с уважением. Мне легче, чем другим учителям: я веду у них географию. С одной стороны, предмет никому не нужен, знание географии не проверяет районо, с другой стороны, нет запущенности знаний. Они могут не знать, где находится Китай, но это не мешает им узнавать новое. И я больше не вызываю Ивана к доске. Он делает задания письменно. Я старательно не вижу, как ему передают записки с ответами. Два раза в неделю до начала уроков политинформация. Они не отличают индийцев от индейцев и Воркуту от Воронежа. От безнадежности я плюю на передовицы и политику партии и два раза в неделю по утрам пересказываю им статьи из журнала «Вокруг света». Мы обсуждаем футуристические прогнозы и возможность существования снежного человека, я рассказываю, что русские и славяне не одно и то же, что письменность была до Кирилла и Мефодия. И про запад. Западом здесь называют центральную часть Советского Союза. Эта страна еще есть. В ней еще соседствуют космические программы и заборы, подпертые кривыми бревнами. Страны скоро не станет. Не станет леспромхоза и работы. Останутся дома-развалюхи, в поселок придет нищета и безнадежность. Но пока мы не знаем, что так будет. Я знаю, что им никогда отсюда не вырваться, и вру им о том, что, если они захотят, они изменят свою жизнь. Можно уехать на запад? Можно. Если очень захотеть. Да, у них ничего не получится, но невозможно смириться с тем, что рождение в неправильном месте, в неправильной семье перекрыло моим открытым, отзывчивым, заброшенным ученикам все дороги. На всю жизнь. Без малейшего шанса что-то изменить. Поэтому я вдохновенно им вру о том, что главное — захотеть изменить. Весной они набиваются ко мне в гости: «Вы у всех дома были, а к себе не зовете, нечестно». Первым, за два часа до назначенного времени приходит Лешка, плод залетной любви мамаши с неизвестным отцом. У Лешки тонкое породистое восточное лицо с высокими скулами и крупными темными глазами. Лешка не вовремя. Я делаю безе. Сын ходит по квартире с пылесосом. Лешка путается под ногами и пристает с вопросами: — Это что? — Миксер. — Зачем? — Взбивать белок. — Баловство, можно вилкой сбить. Пылесос-то зачем покупали? — Пол пылесосить. — Пустая трата, и веником можно, — он тычет пальцем в фен. — А это зачем? — Лешка, это фен! Волосы сушить! Обалдевший Лешка захлебывается возмущением: — Чего их сушить-то?! Они что, сами не высохнут?! — Лешка! А прическу сделать?! Чтобы красиво было! — Баловство это, Светлана Юрьевна! С жиру вы беситесь, деньги тратите! Пододеяльников, вон — полный балкон настирали! Порошок переводите! В доме Лешки, как и в доме Ивана, нет пододеяльников. Баловство это, постельное белье. А миксер мамке надо купить, руки у нее устают. Иван не придет. Они будут жалеть, что Иван не пришел, слопают без него домашний торт и прихватят для него безе. Потом найдут еще тысячу и один притянутый за уши повод, чтобы в очередной раз завалиться в гости, кто по одному, кто компанией. Все, кроме Ивана. Он так и не придет. Они будут без моих просьб ходить в садик за сыном, и я буду спокойна — пока с ним деревенская шпана, ничего не случится, они — лучшая для него защита. Ни до, ни после я не видела такого градуса преданности и взаимности от учеников. Иногда сына приводит из садика Иван. У них молчаливая взаимная симпатия. На носу выпускные экзамены, я хожу хвостом за англичанкой — уговариваю не оставлять Ивана на второй год. Затяжной конфликт и взаимная страстная ненависть не оставляют Ваньке шансов выпуститься из школы. Елена колет Ваньку пьющими родителями и брошенными при живых родителях братьями-сестрами. Иван ее люто ненавидит, хамит. Я уговорила всех предметников не оставлять Ваньку на второй год. Елена несгибаема, ее бесит волчонок-переросток, от которого пахнет затхлой квартирой. Уговорить Ваньку извиниться перед Еленой тоже не получается: — Я перед этой сукой извиняться не буду! Пусть она про моих родителей не говорит, я ей тогда отвечать не буду! — Вань, нельзя так говорить про учителя, — Иван молча поднимает на меня тяжелые глаза, я замолкаю и снова иду уговаривать Елену: — Елена Сергеевна, его, конечно же, нужно оставлять на второй год, но английский он все равно не выучит, а вам придется его терпеть еще год. Он будет сидеть с теми, кто на три года моложе, и будет еще злее. Перспектива терпеть Ваньку еще год оказывается решающим фактором, Елена обвиняет меня в зарабатывании дешевого авторитета у учеников и соглашается нарисовать Ваньке годовую тройку. Мы принимаем у них экзамены по русскому языку. Всему классу выдали одинаковые ручки. После того как сданы сочинения, мы проверяем работы с двумя ручками в руках. Одна с синей пастой, другая с красной. Чтобы сочинение потянуло на тройку, нужно исправить чертову тучу ошибок, после этого можно браться за красную пасту. Один из парней умудрился протащить на экзамен перьевую ручку. Экзамен не сдан — мы не смогли найти в деревне чернил такого же цвета. Я рада, что это не Иван. Им объявляют результаты экзамена. Они горды. Все говорили, что мы не сдадим русский, а мы сдали! Вы сдали. Молодцы! Я в вас верю. Я выполнила свое обещание — выдержала год. В сентябре мне дадут первый класс. Те из моих, кто пришел учиться в девятый, во время линейки отдадут мне все свои букеты. Начало девяностых. Первое сентября. Я живу уже не в той стране, в которой родилась. Моей страны больше нет. — Светлана Юрьевна, здравствуйте! — меня окликает ухоженный молодой мужчина. — Вы меня узнали? Я лихорадочно перебираю в памяти, чей это отец, но не могу вспомнить его ребенка: — Конечно узнала, — может быть, по ходу разговора отпустит память. — А я вот сестренку привел. Помните, когда вы к нам приходили, она со мной на кровати сидела? — Ванька! Это ты?! — Я, Светлана Юрьевна! Вы меня не узнали, — в голосе обида и укор. Волчонок-переросток, как тебя узнать? Ты совсем другой. — Я техникум закончил, работаю в Хабаровске, коплю на квартиру. Как куплю, заберу всех своих. Он вошел в девяностые как горячий нож в масло — у него была отличная практика выживания и тяжелый холодный взгляд. Через пару лет он действительно купит большую квартиру, женится, заберет сестер и братьев и разорвет отношения с родителями. Лешка сопьется и сгинет к началу двухтысячных. Несколько человек закончат институты. Кто-то переберется в Москву. — Вы изменили наши жизни. — Как? — Вы много всего рассказывали. У вас были красивые платья. Девчонки всегда ждали, в каком платье вы придете. Нам хотелось жить как вы. Как я. Когда они хотели жить как я, я жила в одном из трех домов убитого военного городка рядом с поселком леспромхоза. У меня был миксер, фен, пылесос, постельное белье и журналы «Вокруг света». Красивые платья я шила вечерами на подаренной бабушками на свадьбу машинке. Ключом, открывающим наглухо закрытые двери, могут оказаться фен и красивые платья. Если очень захотеть".

Из трех закавказских стран только у Армении европейский телефонный код: https://en.wikipedia.org/wiki/List_of_country_calling_codes

Почему бы с ними не поступать так, как это делают их братья в Саудовской Аравии? Кто-то из них попрекал саудовцев?

Особенно, когда читают дневники очевидцев. Как с той, так и с другой стороны. https://drugienovosti.project-splash.com/%D0%BD%D0%B5%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%B4%D1%83%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%BD%D0%B0%D1%8F-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B0-%D0%B2%D0%BE%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B5-%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%B8-%D1%8F%D0%BD%D0%B8%D1%81%D0%B0-%D0%B3%D1%80%D0%B8%D0%BD%D0%B2%D0%B0%D0%BB%D0%B4%D1%81%D0%B0-c0b353d4d24e

Вот и я об этом. Зачем Германии брать на себя ответственность за то, что Италия и Греция не защищают свои границы должным образом?

И праздновали освобождение массовым изнасилованием польских женщин и расстрелом польских офицеров. Об этом поляки точно не забудут...

Как справиться с дурными мыслями: 7 приемов Они не дают нам спать ночью и вводят в ступор днем, внезапные, как гром среди ясного неба. Неприятные мысли порой страшнее, чем события, которые их вызвали, – от них чрезвычайно трудно избавиться. Некоторые люди тратят на них по несколько часов в день! Что же можно противопоставить скверным мыслям? Как справиться с дурными мыслями: 7 приемов7 полезных привычек, которые изменят жизнь к лучшему 7 полезных привычек, которые изменят жизнь к лучшему 59055 21 вопрос для разговора с самим собой 21 вопрос для разговора с самим собой 26654 9 ошибок при минете 9 ошибок при минете 252199 Оказывается, есть ряд методов, которые помогут блокировать появление дурных мыслей или справиться с ними, если они уже пришли. Большинство этих методов предлагает американский психолог Даниэль Вегнер, посвятившей проблеме десятилетия своей жизни. 1. Переключитесь Не старайтесь не думать о белой обезьяне — подумайте о черной. А лучше — о фиолетовом фламинго. Постарайтесь переключить свое сознание на какой-то другой предмет, о котором вы тоже очень любите думать, но который при этом обладает положительными коннотациями. Заведите себе несколько мыслей «с продолжением», которые вызывают все новые вопросы и необходимость ответов на них — а значит, втягивают в совершенно другой поток раздумий. Правда ли, что у Брэда Питта силиконовые мышцы? Я где-то об этом читал. Но если это так, то как он ими пользуется? Ведь силикон не способен сокращаться, как настоящие мышцы, — или существует какой-то способ заставить его это делать? А есть еще теория заговора, согласно которой наша Земля — действительно плоская, и лишь клика злобных ученых уже несколько веков убеждает нас в ее шарообразности. Постойте, а как же спутниковые снимки и записи из космоса? А они фальсифицированы теми же учеными. А как же полюса? Полюс только один — Северный, он в центре плоской, как диск, Земли, а по краям диска — ледники, которые ученые выдают за Антарктиду. И так далее — скоро бурлящий поток этого бреда унесет вас в совершенно новом направлении*. * S. Hayes «Get Out of Your Mind and Into Your Life: The New Acceptance and Commitment Therapy». New Harbinger Publications, 2005. 2. Избегайте стресса Некоторые люди считают, что справиться с навязчивыми мыслями им поможет сильное впечатление — например, скандал с соседями или пробежка голышом по ночному зимнему городу. Однако исследования показывают — чем большую встряску вы даете своим эмоциям, тем слабее он перед «инопланетным вторжением» непрошеных мыслей. Наоборот, постарайтесь успокоиться и отдохнуть — чем больше у вас сил и чем в лучшем состоянии находится ваш мозг, тем больше у вас шансов отразить атаку*. * D.Wegner «Setting free the bears: escape from thought suppression». American Psychologist, 2011. 3. Отложите плохие мысли Договоритесь с навязчивой мыслью — вы обязательно уделите ей внимание, но только позже. Включите в свой ежедневный график «полчаса на тягостные раздумья» — но не перед сном, а, например, в разгар рабочего дня. Подумав во время обеденного перерыва о том, что вас гнетет, вы довольно быстро отвлечетесь от проблем, погрузившись обратно в работу. Рано или поздно подсознание привыкнет, что у навязчивых мыслей есть свое время со строго определенными рамками, и перестанет донимать вас в другие часы. Вот теперь можно думать, как истребить надоедливые мысли и в это время* D * D. Wegner «Setting free the bears: escape from thought suppression». American Psychologist, 2011. 4. Сконцентрируйтесь на навязчивой идее Когда-то к великому медику Абу-Али ибн-Сине пришел пациент, который жаловался на то, что у него подергивается веко. Ибн-Сина прописал ему крайне сомнительное средство: каждый час начинать специально моргать строптивым веком. Пациент усмехнулся — но пообещал строго выполнять предписанное. Через несколько дней он пришел поблагодарить врача. Подобно средству, прописанному ибн-Синой, это метод действует по принципу «от противного»: когда к вам явилась навязчивая мысль, постарайтесь заставить себя обмыслить ее со всех сторон, поворачивайте ее и так и этак, заставьте себя бояться, что она ускользнет от вас, — и вы довольно скоро почувствуете, что хватка ее ослабевает и она сама бы рада от вас сбежать*. * D. Wegner «Setting free the bears: escape from thought suppression». American Psychologist, 2011. 5. Признайте неизбежность дурной мысли Еще один способ, отчасти схожий с предыдущим, — заменить страх перед появлением неубиваемой мысли полным равнодушием к ней. Научитесь думать о ней как о чем-то внешнем: например, если это мысль о том, что вас бросил любимый человек, привыкните к представлению, что эта мысль не имеет отношений к нему (или к ней), а существует сама по себе: вот сейчас я лягу спать, и ко мне снова придет моя Мысль номер один. Приучите себя к тому, что эта мысль не развивается и не сообщает вам ничего нового — она просто приходит и уходит, как приходят и уходят двенадцать часов ночи или зима. И очень скоро вы почувствуете, что она действительно уходит*. * H. Russ «The Happiness Trap: How to Stop Struggling and Start Living: A Guide to ACT». Random House, 2007. 6. Помедитируйте Медитация — прекрасный способ организовать свое сознание, сделав мысли подконтрольными. Практикуйте ее ежедневно, стараясь достигать состояния полного отсутствия мыслей. Это непросто, однако если вы научитесь этому, то сможете вызывать это состояние по своему произволению, включая его в то время дня, когда наиболее подвержены дурным мыслям, или в той ситуации, когда становитесь наиболее беззащитны перед ними. Если дурная мысль не получает положительного подкрепления в виде вашей готовности уделять ей ресурсы своего мозга, она начинает ослабевать — и вскоре сходит на нет*. * D. Orman «Stop Negative Thinking: How To Stop Worrying, Relieve Stress, and Become a Happy Person Again». TRO Productions, 2003. 7. Подумайте о своих целях Чем плохая мысль отличается от газа? Газ, как мы знаем из учебника физики, занимает весь предоставленный объем, а плохая мысль — еще и не предоставленный... Она приучает нас концентрироваться на ней, забывая, что на свете существует так много хорошего, о чем размышлять куда приятнее. Навязчивые мысли особенно любят людей, у которых нет ни крупной, во всю жизнь, цели, ни интересного хобби. Выводите себя из состояния грустных раздумий, размышляя о пути к успеху, о том, что принесет вам удовлетворение. Если вы будете прилагать старания, постепенно вам удастся приучить себя к позитивным мечтаниям*. * D. Wegner «Setting free the bears: escape from thought suppression». American Psychologist, 2011.

Учительница: - Маша, сколько будет дважды два? - 200 долларов в час плюс наценка за групповушку.

A photo taken by a US Army camerawoman of the moment she and four Afghans were killed in an explosion has been released by the American military. Specialist Hilda Clayton, 22, and four Afghan National Army soldiers died when a mortar shell blew up during a training exercise on 2 July 2013. http://www.bbc.com/news/world-us-canada-39798988

Допустим. А 200 000 - реальная цифра? Все равно их выплачивают из своего кармана немецкие налогоплательщики. Чтобы эти дети выросли и их же и ненавидели. И неважно, получат ли они немецкий паспорт или будут выдворены назад в Сирию. Все равно это будут дети, выросшие в чуждом им обществе.

Ты полностью в курсе их семейной жизни?

Беженец из Сирии с четырьмя женами и 23 детьми получил пособий на 360 тысяч евро https://www.thesun.co.uk/news/2044661/outrage-as-syrian-refugee-with-four-wives-and-23-kids-claims-320000-in-benefits-every-year/ В Германии сирийский беженец, прибывший в ЕС с четырьмя женами и 23 детьми, получил за год различных пособий на общую сумму более 360 тысяч евро. Об этом пишет The Sun со ссылкой на Rhein-Zeitung. Поскольку полигамные браки не являются легитимными в Германии, в центре по работе с беженцами сирийцу, фигурирующему в СМИ как Газиа А., было предложено выбрать одну жену в качестве «основной», а остальные были документально оформлены как «друзья». Как сообщает The Sun, прибыв в Германию в 2015 году, Газиа не работал ни дня. «По нашей религии я обязан навещать каждую из своих семей. Поэтому я почти все время провожу с ними», — отметил он, добавив, что был бы рад возможности устроиться на работу. До того как в 2011 году в Сирии началась гражданская война, многоженец владел гаражами и сервисом по прокату автомобилей. Согласно исламу, мужчина может иметь до пяти жен при условии, что он в состоянии финансово обеспечивать все семьи.