cartesius

http://storyofgrubas.livejournal.com/204141.html Мой одноклассник Федя всю свою жизнь отлично умножал, делил, возводил в степень и вообще, судя по всему, родился с таблицами Брадиса в кулачке. Золотая медаль в школе, МГУ с красным дипломом, аспирантура, должность аналитика в солидном банке. Вроде бы и желать-то нечего. Но Федю всегда мучила мыслишка: «Другим я даю ценные советы, люди пользуются ими, сказочно богатеют, а я все на зарплате и на зарплате…» Хотелось, давно хотелось уже чего-то своего, личного, тем более, что для себя любимого, все риски можно рассчитать до седьмого знака после запятой, тем самым свести их к нулю. Долго Федя думал, смекал, вычислял и решился. Продал квартиру и вообще все что у него было, взял в банке кучу денег под свое доброе и авторитетное имя и решил построить нефтеперерабатывающий завод аж в самой Венесуэле. Дело обещало быть безумно прибыльным. Предварительно познакомился там с кем нужно, даже с самим покойным Чавесом однажды ручкался. Половина венесуэльского кабинета министров стали его приятелями. Бумаги подписали, землю выделили, об откатах договорились, в строительстве помогли. Все шло согласно бизнес-плана. Наконец настал знаменательный день - перерезания ленточки и пуска завода. Перерезание как раз удалось наславу, а вот с пуском получилась заминка. Феде позвонила перепуганная секретарша и сказала, что его ждут в цеху для серьезного разговора. Пришел Федя и видит – Все рабочие сидят на корточках и пытаются придать своим венесуэльским лицам сердитый вид. Слово за слово, оказалось, что рабочие категорически отказываются начинать первый рабочий день завода, они бастуют и требуют втрое увеличить зарплату. Федя стал аргументировано спорить с листочком и карандашиком в руках, мол – «даже если подниму в полтора раза, то уйду в глубокий минус, на моем заводе и так зарплата вдвое больше, чем в среднем по стране, ведь...» Но рабочие и слышать ничего не хотели: - Либо в трое, либо – никто во всей Венесуэле не переступит порог твоего паршивого завода! Федя попросил пятиминутный таймаут и побежал в свой кабинет звонить министру: - Ола, Синьор Министр, бастуют, сволочи. Что делать? - А, Синьор Федор, ола! Бастуют, говорите? Да – это может быть большой проблемой… - Как это «может быть»? Это уже большая проблема! - Погодите, не горячитесь, скажите, там среди ваших рабочих случайно нет такого большого, толстого, лысоватого мужика в очках? - Да, есть там один толстый, очкастый, с противным бабским голоском. - О, да - это он! Тогда у вас вообще нет никакой проблемы. Значит так: прямо сейчас берите пистолет, спускайтесь к своим рабочим и сразу, без разговоров, валите толстого. Остальные, как ни в чем не бывало разойдутся по своим местам и начнут работать. Ну, все, привет жене, рад был слышать, как-нибудь поужинаем… Так и лопнул отличный нефтяной бизнес, ведь в тщательно продуманном бизнес-плане не оказалось пункта «валить толстого» Федя давно вернулся в Москву, живет с семьей в съемной квартире, отдает потихоньку долги и продолжает давать богатым людям золотые советы…

Вот и я об этом. С 10-летним мальчиком, оказывается, факт изнасилования тоже не доказан. Он ведь мог согласиться. http://www.zeit.de/hamburg/2016-10/hamburg-vergewaltigung-prozess

А кто сказал, что ненаказуемо? Насильников осудили. Условно. Т.е. фактически отпустили на свободу.

Кстати, замечу, что КПСС была довольно инклюзивной организацией. Подняться по партийной лестнице имел возможность каждый инициативный и амбициозный рядовой член, причем без всякой протекции. И в результате на верхушке власти, в ЦК КПСС и в ЦК союзных республик оказались люди с недюжинными хозяйственными и организационными способностями, ставшие впоследствии успешными главами независимых государств: Алиев, Шеварнадзе, Назарбаев, Демирчян...

За ним явно стоит Рокфеллер.

Инклюзивный бизнес и вообще инклюзивный институт - форма организации, при которой каждый член имеет возможность влиять на ее решения и которая поощряет и продвигает инициативность своих служащих.

Если я теперь углублюсь в историю создания этих фирм, приведу имена основателей, ты конечно скажешь, что за ними все равно стоит Рокфеллер, так? Не стану и пытаться.

Права ребенка там пытаются защитить, а вот суды в своих решениях зачастую маразматичны. Недавно гамбургский суд осудил условно нескольких мусульман, изнасиловавших пьяную 14-летнюю школьницу. Не исключено, что и венскому педофилу дадут год-полтора (которые он уже отсидел), раз уж решили, что 10-летний мальчик мог согласиться на интимную близость с ним.

Кроме остатков Standard Oil появились сотни других нефтяных компаний - то, чему пытался воспрепятствовать своей монополией Рокфеллер. https://en.wikipedia.org/wiki/Category:Oil_companies_of_the_United_States

Капитал Рокфеллера мог увеличиться, но свои бандитские монопольные привычки ему пришлось оставить в прошлом. В настоящее время добычей и перевозкой нефти занимается множество компаний и никому не приходит в голову подрывать трубопроводы или пускать под откос поезда конкурентов.

В 1996 году я решил уволиться с телевидения.Это был мой последний рабочий день.Снимаем мы мужичка, главного повара гостиницы «Дан Панорама», а в соседней комнате, кто-то мычит.Тут повар прерывается и кричит в стену, - Папа, они тебя все равно снимать не будут!Мычание прекращается.Я спрашиваю: - А зачем ему сниматься, вашему папе?- Он хочет рассказать о своей жизни, - говорит повар, - Может, сделаете вид? – Так, для блезира поснимайте, чтобы у него давление не поднялось…- Рабочий день закончился, - отрезает мой оператор Ави и начинает собирать оборудование. (У них, на телевидении, это было железно, 7 часов работы, два обязательных перерыва, и на все «положить». Собственно, поэтому, я и увольнялся, ничего нового там уже нельзя было сделать.) Стало мне больно, достал я свою камеру-мартышку, и сказал сыну-повару, - Мне торопится некуда. Показывайте папу.Заходим в полутемную комнату.На кресле качалке сидит старик и смотрит на меня круглыми глазами.Повар говорит, - Папа, познакомься, это самый известный режиссер.- Это было сразу после войны, - начинает старик, еще прежде чем я успеваю сесть… - А это увидят люди? – подозрительно кивает на камеру.- Обязательно, - говорю, – Это она выглядит, как мартышка. Но это профессиональная камера, дедушка. Говорите!- Так вот, - говорит старик, - мы ездили по Польше искали сирот. Мы постановили в нашем кибуцном движении, что должны успеть раньше религиозных. Те ведь тоже искали. Мы хотели, чтобы не заморочили они детям головы. Я-то знал, что такое религия, я жил и родился в Польше, в религиозной семье. Но вовремя одумался… Так вот, приезжаю я в один монастырь, под Краковом. Проводят меня к настоятелю. Говорю ему, так и так, я из Израиля, ищу детей – сирот, хотим их вернуть на нашу историческую родину.Он мне говорит, - садитесь, попейте нашего чая травяного.Сижу, пью чай, а он рассказывает.- Да, - говорит, - есть у нас еврейские дети… скрывать не буду… Наш монастырь брал детей. Настоятеля соседнего монастыря повесили, когда узнали… я боялся… но когда до дела доходило, не мог отказать. Ну, сами посудите, приходят евреи в монастырь. Тихо, ночью, чтобы никто не видел. Стучат в окно. Открываю. Они заходят, с ними их сынок маленький, еле на ножках стоит. Завернутый в пуховый платок, только глаза видны. Возьмите, говорят, завтра нас увозят. И вижу, как мама ему личико открывает, волосики разглаживает, и целует его, целует, чувствую, как прощается. И знаю я… они не вернутся… Ну, как тут не взять?!.. Беру.- Спасибо вам огромное, - говорю настоятелю, - вы настоящий праведник!..А он мне говорит, - и так, бывало по 5-6 за ночь… Идут и идут. Я боюсь. Но беру. И братья в монастыре они все про это знали. И молчали. Ни один не проговорился.- Спасибо вам, спасибо, - повторяю, - вам и всем братьям монастыря… Спасибо, что сохранили наших детей.- А теперь вы приехали их забрать, - он продолжает- Повезу их на родину, - говорю.А он мне говорит, - а как вы их отличите, детей ваших?- Что значит, как отличу? – спрашиваю – У вас же списки остались?!- Нет, – говорит, - Нет никаких списков. Мы никаких списков не составляли. А если бы их нашли, не дай бог?!- Послушайте, - говорю, - спасибо за спасение детей, конечно, но я без них не уеду. Покажите мне их. Я их заберу. И все.- Вы что ж, насильно их заберете?- Почему насильно, я им все объясню…- Они ничего не помнят, что вы им объясните?- Что у них были другие родители, - говорю, - что они наши дети…- Мы их давно уже считаем нашими! детьми, - говорит.- Но они наши дети!- Докажите! – говорит.- Есть у наших детей, - говорю, - одно отличие…- Это наши дети! – говорит он жестко. – Никакой проверки я делать не позволю.И встает.И я встаю.И чувствую, что за мной встает весь наш многострадальный народ. И говорю веско, - а ну - ка, ведите меня к детям.- Хорошо, пойдемте, - говорит он спокойно. – Но на меня не надейтесь. Сами определите, где ваши дети. На глаз.И приводит он меня в большой зал. В такую огромную спальню.И вижу я там много – много детей. Белобрысых, чернявых, рыжих, разных… Время вечернее. Ложатся спать. Все дети причесаны, сыты, чистые личики, румянец на щечках… сразу видно, с любовью к ним относятся.Стоим мы посреди зала, и настоятель говорит мне, - Ну, как вы определите, где ваши дети, а где нет?..Молчу. Не знаю, что ему ответить.А он мне говорит, - Если ребенок захочет, мы насильно держать не будем. Обещаю вам. - И продолжает… просит, - Родителей своих они не помнят. Вместо их родителей, - мы. Не мучайте их. Оставьте здесь.Тут проходит мимо чернявенький, я ему на идише говорю, - как поживаешь, малыш? А он мне по - польски отвечает, - здравствуйте, меня зовут Иржи, я вас не понимаю.- У всех польские имена, - слышу я голос монаха. – Все говорят только по-польски.Их дом здесь.И тут я окончательно понимаю, что ничего сделать не смогу.Что это насилием будет, если я буду искать их, объяснять, уговаривать… ну даже если я определю кто наши дети… они же не согласятся ехать!..Надо оставить все, как есть, - думаю. – И уходить.Вот уже потушили свет. Вот уже все легли.Поворачиваюсь, чтобы идти…Смотрю на настоятеля. Он разводит руками.Думаю, - «Ну не в тюрьме же я их оставляю, им здесь хорошо…»…И тут… откуда только все берется?!.. впрочем, знаю, откуда!.. Из детства…Я вдруг спрашиваю настоятеля, - А можно, я им только один вопрос задам?..- Можно, говорит, задавайте.И тогда я набираю воздуха в легкие.И громко, чтобы все слышали, говорю, - «Слушай, Израиль, Бог наш, Бог един»…До сих пор, мурашки по телу идут, когда это вспоминаю.Вспоминаю, как все стихло…Такая тишины наступила!..Гробовая тишина!..И вдруг у окна приподнялись две головки… а потом у двери еще две… и у прохода одна…Приподнялись и смотрят на меня… Смотрят и смотрят…И вижу я их глаза, - такие большущие, удивленные!...И тут спускают они ноги на пол.И вдруг начинают ко мне бежать!..Как по команде.Со всех сторон.Стучат голыми ножками по полу, и бегут.И так, слету, втыкаются в меня.А я плачу, не могу сдержать слезы. Обнимаю их, заливаюсь слезами!.. И повторяю все время, - Дети, мои дорогие, вот я приехал, ваш папа! Приехал я забрать вас домой!..Смолкает старик.Вижу, как дрожит у него подбородок.- Не было дома, чтобы не знали мы этой молитвы… - говорит, - Утром и вечером повторяли, - «Слушай Израиль, Бог наш, Бог один…»… жила она в сердце… каждого.Снова молчит.Я не прекращаю съемку.Вижу, это еще не конец.И действительно… он продолжает.– Оглядываюсь я, - говорит он, - стоит этот мой настоятель. И так у него голова качается, как у китайского болванчика… и он тоже еле сдерживается, чтобы не завыть.И дети вдруг, вижу, разворачиваются к нему.На него смотрят, на меня оглядываются… снова на него… на меня…И вдруг начинают к нему пятиться…А я молчу. Сказал себе, что буду молчать. И все!.. Пусть сами решают.И тут вдруг настоятель говорит, - Дорогие мои дети…Как я счастлив… - говорит, - что вы возвращаетесь домой.Они останавливаются.Вижу, он еле выговаривает слова…- Все исчезнет, дети мои, - говорит, - вот увидите! Не будет религий, наций, не будет границ… Ничего... Ничего не будет разъединять нас. - Любовь только останется, - говорит.И вдруг делает к ним шаг, обнимает их… и улыбается! Улыбается!..– Любовь, - она и есть религия, - говорит. - Вот возлюбим мы ближнего, как самого себя… не меньше - не больше, - возлюбим!.. Как самого себя!.. вот тогда и раскроется нам, что есть только Любовь. Что Он – Любовь, дети мои! Любовь!.. А мы все…– семья… Весь мир, дети мои – … большая семья!..И замолкает…Дети стоят, молчат. Я молчу. Все мы молчим…- А я к вам обязательно приеду!?.. – говорит он. - Обязательно приеду, а как же!.. Вы только не забывайте нас, там, дома.Потом поворачивается и уходит. Спотыкается у выхода, чуть не падает……Так я их и привез сюда, - говорит старик.Двенадцать мальчиков.Всех мы воспитали в нашем кибуце.Я ими очень гордился.… Трое погибли в 73-м, в войну «Судного Дня». Тяжелая была война. Йоси сгорел в танке на Синае. Арье и Хаим прямым попаданием…Еще один Яаков поженился на Хане … такая была свадьба веселая!... а через три года… в автобусе… в Иерусалиме… это был известный теракт… подорвались.Настоятель приехать не успел…После этих слов старик замолчал.Я понял, что съемка закончена.…Я уехал из этого дома уже поздним вечером.Сын-повар приготовил мне такой ужин, какого я в жизни не ел.Я обещал, что смонтирую очерк и привезу им.Назавтра была срочная работа, я завершал свое пребывание на телевидении.Они выжимали из меня последние соки.Через неделю я решил просмотреть материал.Вытащил кассету…Пусто…Испугался. Стал вертеть туда - сюда, проверил где только можно, даже поехал к своим ребятам операторам… подумал, может у меня что-то с головой.Одни мне сказали, что забыл включить на запись.Другие, что может быть кассету заклинило.Третьи… что эту камеру «JVC» надо выкинуть…Вообщем, не снялось ничего…Вечером позвонил повару. Долго готовился к разговору…Он выслушал меня. Потом сказал, - Знаете, я вам очень благодарен.Вот тебе раз! – думаю. А он говорит, - за то, что остались, выслушали его…А потом вдруг говорит, - отец мой сейчас в больнице, похоже, что осталось ему несколько дней жизни. Но он лежит тихий, как ребенок, не стонет, не кричит, улыбается…***Прошло много лет с тех пор. Честно говоря, потом я слышал много подобных историй о том, как дети вспоминали молитву. Истории были похожи до мельчайших деталей. Я даже подумал грешным делом, что старик все это придумал…Но не давал мне покоя настоятель.- Идеалист, утопист, фантаст, – думал я о нем, - Куда там этому миру до любви!.. А тем более до одной семьи…Но не отпускали меня его слова.Пока я не нашел доказательства, что так все и будет.Пока не встретил Учителя.* Оригинальный пост

Пусть сначала прочтет текст, потом обсудим пользу монополий. https://ru.wikipedia.org/wiki/Why_Nations_Fail

Я хочу привести одну главу о том, как остановили монополии в США, из книги Дарона Аджемоглу (армянин, кстати) "Почему одни страны богатые, а другие бедные". Кстати, всем советую почитать, помогает разобраться в политэкономических реалиях. Как лопаются тресты Исторические корни инклюзивных институтов США можно усмотреть в политической борьбе в колониях Вирджиния, Мэриленд и Северная и Южная Каролина в эпоху британского владычества (стр. 19–28). Затем эти институты были закреплены Конституцией США с ее системой сдержек и противовесов. Однако принятие Конституции не означало конца развития инклюзивных институтов. Как и в Британии, они становились все сильнее в результате действия механизма благотворной обратной связи. К середине XIX века все белые мужчины (но не женщины и не чернокожие) в США имели право голосовать. Экономические институты стали более инклюзивными — к примеру, этому способствовало принятие Закона о поселенческих участках (1862), который давал возможность поселения на землях фронтира всем желающим, вместо того чтобы оставить их в распоряжении политической элиты. Однако, как и в Британии, угрозы инклюзивным институтам существовали в Америке всегда. С окончанием гражданской войны на севере США начался быстрый экономический рост. Некоторые предприниматели смогли воспользоваться развитием железнодорожной сети, промышленности и торговли, чтобы сколотить себе крупные состояния. Столь быстрый экономический успех привел к тому, что многие из этих людей и их компаний стали использовать все более и более нечистоплотные методы. Подобных бизнесменов называли «баронами-разбойниками», потому что они действовали весьма грубо, стараясь добиться монополии и не допустить вхождения на рынок новых игроков, которые могли бы стать для них конкурентами, будь правила игры одинаковы для всех. Одним из самых известных таких «баронов» был Корнелиус Вандербильт, знаменитый своей фразой: «Какое мне дело до закона? Разве у меня мало могущества?» Еще один «барон-разбойник», Джон Рокфеллер, основал в 1870 году компанию Standard Oil. Он быстро устранил всех конкурентов в городе Кливленд, штат Огайо, где находилась штаб-квартира компании, и попытался монополизировать транспортировку и продажу нефти и нефтепродуктов. В 1882 году Рокфеллер создал на основе своей компании огромную монополистическую группу — как мы сказали бы сегодня, трест. К 1890 году Standard Oil контролировала 88 % всей нефтепереработки в США, а в 1916-м Рокфеллер стал первым в истории миллиардером. Карикатуры того времени изображают Standard Oil в виде гигантского спрута, чьи щупальца обвивают не только нефтяную промышленность, но и Капитолийский холм. Почти столь же одиозной фигурой был и Джон Пирпонт Морган, основатель банковского конгломерата J. P. Morgan, который после многочисленных слияний превратился в сегодняшний JP Morgan Chase. В 1901 году Морган и Эндрю Карнеги основали компанию U. S. Steel — первую фирму с капитализацией более чем в миллиард долларов и в течение долгого времени крупнейшую сталелитейную корпорацию мира. В 1890-х годах большие тресты стали проникать почти во все отрасли экономики, многие из них контролировали более 70 % своего сектора. К ним относились такие известные бренды, как Du Pont, Eastman Kodak и International Harvester. Исторически в северной и центральной части Соединенных Штатов рынки были относительно более конкурентными и с более ровными условиями для всех участников, чем в остальных регионах страны, особенно в южных штатах. Но в описываемый период конкуренция уступила место монополиям, а имущественное неравенство стало резко расти. Частью плюралистической политической системы США к тому времени уже был широкий слой граждан, имеющих доступ к политической власти, и этот слой граждан был способен противостоять подобным эксцессам. Те, кто стали жертвами монополистических действий «баронов-разбойников» или не были готовы терпеть их бесцеремонное хозяйничанье в целых сферах промышленности, стали объединяться. Сначала возникло Популистское, а впоследствии — Прогрессивное движение. Популистское движение зародилось на волне долгого аграрного кризиса, поразившего Средний Запад в конце 1860-х годов. В 1867 году была образована Национальная ассоциация по защите земледелия (The National Grange of the Order of Patrons ofHusbandry), призванная мобилизовать фермеров на борьбу с нечестными и дискриминирующими способами ведения бизнеса. На местных выборах 1873 и 1874 годов Ассоциация получила большинство в 11 избирательных округах Среднего Запада, а недовольство сельского населения вылилось в 1892 году в создание Народной партии, представитель которой получил 8,5 % голосов на президентских выборах этого года. На двух следующих выборах «популисты» участвовали в двух безуспешных кампаниях кандидата от Демократической партии Уильяма Дженнингса Брауна, который взял на вооружение многие их лозунги. Первоначально стихийная оппозиция трестам теперь была достаточно хорошо организована, чтобы противостоять влиянию Рокфеллера и прочих «баронов-разбойников» на национальную политику. Подобные народные объединения постепенно начинали влиять на политическую повестку дня, а затем и на законодательство, особенно в той его части, что касалась роли государства в регулировании монополий. Первым важным законодательным пакетом такого рода стал Акт о торговле между штатами (1890), согласно которому была создана Комиссия по торговле между штатами и началось развитие федерального регулирования в промышленности. Вслед за ним вскоре последовал Антитрестовый акт Шермана. Этот закон, до сих пор остающийся краеугольным камнем антимонопольного законодательства США, стал плацдармом для наступления на тресты «баронов-разбойников». Самые серьезные шаги по ограничению влияния трестов предпринимали президенты, в предвыборных программах которых значились реформы и обуздание «баронов-разбойников»: Теодор Рузвельт (1901–1909), Уильям Тафт (1909–1913) и Вудро Вильсон (1913–1921). Ключевой политической силой, стоявшей за антитрестовым движением и добившейся федерального регулирования индустрии, было все то же «фермерское голосование». Инициаторами первых попыток отдельных штатов в 1870 году ввести государственное регулирование на железных дорогах были фермерские организации. И в самом деле, почти все 59 антитрестовских петиций, направленных в Конгресс до принятия Акта Шермана, были инициированы в сельскохозяйственных штатах и сформулированы такими организациями, как Союз фермеров, Альянс фермеров, Ассоциация взаимопомощи фермеров и Союз защитников животноводства. Фермеры видели свой коллективный интерес в том, чтобы противостоять монополистическим практикам в промышленности. Крах «популистов», сильно ослабленных после того, как они всем своим авторитетом поддержали проигравших на выборах демократов, вызвал к жизни «прогрессистов» — пестрое по составу реформистское движение, программа которого позаимствовала много пунктов у «популистов». Начальный этап деятельности Прогрессивного движения тесно связан с фигурой Тедди Рузвельта, который был вице-президентом при президенте Уильяме Маккинли, а после убийства последнего в 1901 году занял президентское кресло. Прежде чем поселиться в Белом доме, Рузвельт был бескомпромиссным губернатором штата Нью-Йорк и приложил на этом посту много сил для искоренения политической коррупции и «аппаратной политики». В своем первом обращении к Конгрессу в качестве президента США Рузвельт поднял вопрос о трестах. По его словам, процветание Соединенных Штатов базируется на рыночной экономике и предпринимательском духе, но в то же время «существуют действительно серьезные недостатки, а также широко распространенное в умах американцах убеждение, что большие корпорации, известные как «тресты», в определенных своих проявлениях и тенденциях вредят общему благосостоянию. Это мнение проистекает не из зависти или придирчивости и не из недостатка гордости за великие промышленные достижения, которые поставили нашу страну во главе наций, борющихся за экономическое первенство. Оно основано не на недостаточном понимании того, что переменам в условиях ведения бизнеса должны соответствовать новые методы, и не на игнорировании того факта, что для больших свершений, которых требует мировой прогресс, необходима концентрация капитала. Это мнение опирается на искреннее убеждение, что концентрация капитала, хотя ее и не следует запрещать вовсе, должна стать предметом постоянного внимания и строгого контроля. И я убежден в правильности этого мнения». И далее: «Задачей тех, кто отвечает за социальные улучшения, должно стать как освобождение бизнеса от преступного мошенничества, так и освобождение всей политической жизни от преступного насилия». Заключение же речи было таким: «В интересах всего народа, всей нации было бы, не вмешиваясь в компетенцию властей штатов в существенных пунктах, учредить властные органы, отвечающие за надзор и регулирование деятельности всех корпораций, ведущих дела в разных штатах. Это особенно необходимо, когда речь идет о корпорациях, получающих часть своих доходов благодаря определенным монополистическим элементам или тенденциям их бизнеса». Рузвельт предложил Конгрессу создать федеральное агентство, которое имело бы полномочия расследовать дела больших корпораций и, если это необходимо для учреждения такого агентства, принять соответствующие поправки в Конституцию. В 1902 году Рузвельт использовал Акт Шермана, чтобы расформировать компанию Northern Securities, а это ущемляло интересы Моргана. В дальнейшем антимонопольные иски были предъявлены компаниям Du Pont, American Tobacco и Standard Oil. В дополнение к Акту о торговле между штатами по инициативе Рузвельта в 1906 году был принят Акт Хепберна, который расширял права Комиссии по торговле между штатами, предоставляя особые полномочия по проверке финансовых отчетов железнодорожных компаний и вводя в ее компетенцию новые сферы бизнеса. Преемник Рузвельта на посту президента Уильям Тафт преследовал тресты с еще большей настойчивостью, венцом же его антитрестовской деятельности стал роспуск компании Standard Oil в 1911 году. Тафт провел и другие важные реформы, в том числе и установление федерального налога на прибыль, который был введен с принятием Шестнадцатой поправки к Конституции (1913). Апогеем «прогрессистских» реформ стала предвыборная кампания Вудро Вильсона в 1912 году. В своей книге «Новая свобода», вышедшей годом позже, Вильсон писал: «Если монополии продолжат существовать, они навсегда займут место у кормила государства. Я не думаю, что когда-нибудь монополизм захочет ограничивать сам себя. Если в этой стране есть люди, достаточно влиятельные, чтобы наложить руку на управление Соединенными Штатами, они постараются это сделать». Рузвельт приложил усилия для расширения действия Акта Шермана, добившись принятия Антитрастового акта Клейтона (1914) и создав Федеральную торговую комиссию, призванную следить за исполнением последнего. Кроме того, после расследования, проведенного «Комитетом Паджо»[44] по делу так называемого денежного треста, Вильсон стал выступать за усиление регулирования и финансового рынка также. В 1913 году он создал Федеральный резервный фонд, который должен был пресекать попытки монополистических действий в финансовом секторе. Появление на сцене «баронов-разбойников» с их монопольными трестами в конце XIX — начале ХХ века показывает, как мы уже отмечали в главе 3, что рыночная экономика сама по себе еще не гарантирует устойчивость инклюзивных институтов. Несколько фирм могут захватить рынок, заломить заоблачные цены на свою продукцию и при этом не пускать на рынок других, более эффективных игроков и новые технологии. Рынок, если его предоставить самому себе, может перестать быть инклюзивным институтом и стать жертвой влияния экономически и политически могущественных сил. Для устойчивости инклюзивных экономических институтов необходим не просто рынок, а инклюзивный рынок, предоставляющий равные для всех условия входа на него и экономическую перспективу для большинства участников. Монополии, которые поддерживает политическая власть, этим условиям противоречат. Однако описанная нами реакция на появление монополистических трестов демонстрирует, что политические инклюзивные институты представляют собой силу, способную противодействовать попыткам сделать рынок менее инклюзивным. Вот она, благотворная обратная связь в действии! Инклюзивные экономические институты представляют собой основу, на которой могут строиться инклюзивные политические институты, а последние, в свою очередь, препятствуют попыткам упразднить первые. Процесс уничтожения трестов в США, в отличие от того, что мы наблюдали в Мексике (стр. 38–40), демонстрирует эту способность благотворной обратной связи. В то время как в Мексике не оказалось политического института, способного запретить монополию Карлоса Слима, акты Шермана и Клейтона в Соединенных Штатах на протяжении последнего столетия неоднократно использовались для запрещения трестов, монополий и картелей — иными словами, для того, чтобы рынок оставался инклюзивным. Американский опыт первой половины ХХ века показывает также важнейшую роль свободных СМИ в формировании благотворной обратной связи. В 1906 году президент Рузвельт ввел в обиход термин «разгребатель грязи» (muckraker), намекающий на одного из персонажей «Путешествия пилигрима» Джона Баньяна.[45] «Разгребателями грязи» Рузвельт называл газетчиков, которые казались ему слишком навязчивыми. Слово прижилось и стало обозначать журналистов — пусть и навязчивых, но эффективных, — которые вытаскивали на свет темные дела «баронов-разбойников», включая подкуп местных и федеральных политиков. Пожалуй, самой знаменитой «разгребательницей грязи» была Ида Тарбелл, чья вышедшая в 1904 году книга «История компании Standard Oil» сыграла ключевую роль в том, что общественное мнение было настроено против Рокфеллера и его бизнеса, и в конце концов это привело к расформированию Standard Oil в 1911 году. Еще один известный «разгребатель» — адвокат и литератор Луис Брендайс, которого президент Вильсон впоследствии назначил председателем Верховного суда. Брендайс в своей книге «Чужие деньги и как банкиры их используют» исследовал ряд финансовых скандалов, и эти исследования оказали большое влияние на деятельность «Комитета Паджо». Газетный магнат Уильям Рэндольф Херст также играл заметную роль в «разгребании грязи». В 1906 году он разместил в своем журнале Cosmopolitan серию статей Дэвида Грэма Филлипса под общим названием «Измена Сената», которая положила начало кампании за прямые выборы в Сенат — еще одна ключевая реформа «прогрессистов», ставшая реальностью с принятием Семнадцатой поправки к Конституции США (1913). «Разгребатели грязи» сыграли важную роль в том, чтобы вдохновить политиков на действия против трестов. «Бароны-грабители» ненавидели журналистов, но политические институты Соединенных Штатов не оставляли им возможности заставить своих врагов замолчать. Инклюзивные политические институты поощряли процветание свободных СМИ, а свободные СМИ, в свою очередь, уменьшали вероятность того, что попытки подорвать инклюзивные экономические и политические институты останутся незамеченными и тем более окажутся успешными. И наоборот, подобная свобода невозможна в условиях экстрактивных политических институтов, при абсолютизме или диктатуре, когда у режима есть возможность предотвращать появление сколь-нибудь серьезной оппозиции. Информация, предоставляемая свободными СМИ, стала важнейшим фактором в политической жизни США первой половины ХХ века. Без такой информации граждане Соединенных Штатах не узнали бы об истинных масштабах злоупотреблений «баронов-разбойников» и не смогли бы в конце концов обуздать тресты.

Это очень вредное заблуждение, основанное на феодальном представлении о власти, как о должности-кормушке, противозаконно обогащающей ее обладателя. Власть в развитом обществе - слуга народа на высокооплачиваемой должности в течении нескольких лет с интересной и ответственной работой. Не более.

Я не поленился, прочел первоисточник. Суд не оправдал его: сексуальная связь с ребенком доказана, за это он будет сидеть. Суд посчитал, что не доказано, что это произошло без согласия ребенка, поэтому будет повторное слушание. В общем, сидеть он будет, но может быть не 6 лет, а 3. In the initial court hearing, he was found guilty of sexual assault and the rape of a minor and was sentenced to six years in jail. But the Supreme Court rescinded the sentence and ordered a re-trial with the court's president Thomas Philipp calling the verdict 'watertight' when it came to the sexual assault of a child, but that rape could not be sufficiently proved, says The Local. The higher court said it should have been ascertained whether or not the victim agreed to the sexual act or whether Amir A had acted against the will of the boy. A second trial for the rape is expected to take place next year, but the attacker is likely to remain in custody until then.

Политическая система развивается, когда она находится в постоянном диалоге и под контролем гражданского общества. Каждый новый проект закона, каждая попытка обойти закон должна вызывать жесткую реакцию общества и общественных структур. Без общественного давления политическая система впадает в полную стагнацию и маразм. У армянского общества есть для такого давления предпосылки: вспомним электромитинг, народные шествия в поддержку сасунцев. Но эти структуры и механизмы находятся пока в зачаточном состоянии. Но даже они смогли подвигнуть президента на частичную очистку политической элиты от олигархии. Если не будет жесткого прессинга со стороны впадающего в маразм полной вседозволенности Кремля, зомбирующего свое население православием и псевдопатриотизмом, Армения имеет шанс развить институты гражданского общества и стать на путь подлинного демократического развития. Но в фарватере России это невозможно.

Алла Александрова September 24 at 9:14pm · Врача зовут Ирина. Говорят, хороший врач. Нам повезло. Я ни разу не видела ее лица. Она всегда маске и в очках. Она - инфекционист. Хороший инфекционист и плохой психолог. За все время, что она лечит мою дочь, она не сказала мне ничего успокаивающего. Она разговаривает со мной языком цифр и фактов. - ...лейкоцитов 12... - Это хорошо? - Это меньше, чем было, но больше, чем норма. И родничок просел. Пересушили. - Это опасно? - Я назначу препарат, и он стабилизирует.... Она разговаривает...неохотно. Родители лежащих здесь, в больнице, детей пытают ее вопросами. Она должна отвечать. Но каждое слово, сказанное ею, может быть использовано против неё. Ирина выбирает слова аккуратно. У каждого слова есть адвокат, зашифрованный в результате анализа. Ирина хочет просто лечить. Молча. Без расспросов. Но так нельзя. Я не знаю, нравится она мне или нет. Не пойму. Я вынуждена ей доверять. Здоровье моей дочери в ее руках. Она вообще не пытается нравиться, успокоить меня, погасить панику. Но она и не должна, наверное. Она должна лечить инфекции, а не истерики. Я вижу, что Ирина устала. Сквозь стекла очков я вижу красные, будто заплаканные глаза. Я уже не спрашиваю ничего. Я и так вижу: дочери лучше. Положительная динамика налицо. Два дня назад дочка была почти без сознания, я сегодня сидит, улыбается, с аппетитом ест яблоко. Ирина осматривает дочку, слушает, подмигивает. Говорит ей: - Молодец, Катя. А мне ничего не говорит. Я же не спрашиваю. После обеда привезли годовалого мальчика. Очень тяжелого. Ирина стала вызванивать центральную больницу. Дело в том, что здесь, в инфекционной, нет реанимации. А мальчик очень плох. Но центральная грубо пояснила: у него какая-то нейроинфекция, лечите сами, у нас мест нет. Рабочий день врача - до 15 часов. Ирине пора домой. У нее есть муж и свои собственные дети. Но мальчик. Он очень плох. Ирина остается на работе. Наблюдать за пациентом. Ругается с центральной. Требует прислать невролога и какой-то препарат. Ругается с мужем. Муж требует жену домой. Потому что мальчик - чужой, а дома - свои. Медсестры притихли. Они привыкли, что начальство сваливает в три. После трех в больнице весело. Годовалый мальчик с мамой лежит в соседнем с нами боксе. Слышимость отличная. Мама мальчика разговаривает по телефону. Мне слышно каждое слово. Она звонит знакомым и просит молиться за Петю. Подсказывает, какие молитвы. Сорокоуст. И еще что-то. Просит кого-то пойти в церковь и рассказать батюшке о Пете. Чтобы батюшка тоже молился. Батюшка ближе к Богу, чем обычные прихожане, его молитва быстрее дойдет. Я слышу, как врач Ирина вечером входит к ним в палату, и говорит маме мальчика, что лекарство нужно купить самим. Потому что в больнице такого нет. Запишите, говорит Ирина. Диктует препараты. Среди них - "Мексидол". Я слышу, как мама возмущенно визжит: - Мы платим налоги! ... Лечите ребенка! ... Везде поборы!... Я вас засужу... Ирина ничего не отвечает и выходит из палаты. Моей дочери тоже капают "Мексидол". Мы тоже покупали его сами. Я слышу, как мама мальчика звонит мужу. Жалуется на врача, просит мужа принести иконы и святую воду. У меня есть лишние ампулы "Мексидола". Я беру упаковку и выхожу в коридор. В принципе, это запрещено, все боксы изолированы, но я ищу Ирину. Нахожу ее в Ординаторской. Она диктует список препаратов для Пети. Диктует своему мужу. Она меня не видит, стоит спиной. - Ну, Виталь. Сейчас надо. Привези. Мальчишки побудут одни 20 минут. Не маленькие... Виталя бушует на другом конце трубки. - Виталь, аптека до десяти. Потом расскажешь мне, какая я плохая мать. Сейчас купи лекарства... - Вот "Мексидол", - говорю я. - У меня лишний. Пусть "Мексидол" не покупает. Ирина вздрагивает, резко оборачивается. Я впервые вижу ее без маски. Красивая. - А, спасибо, - говорит она и добавляет в трубку. - "Мексидол" не надо, нашли... Я засовывают в карман ее халата тысячу рублей. - С ума сошла, не надо! - Ирина ловит мою руку. - Это не Вам. Это Пете. Она опускает глаза. - Спасибо тебе, - тихо говорит она и поправляет сама себя. - Вам. - Тебе, - поправляю я её обратно и возвращаюсь в свою палату. Ночью Пете становится хуже. Я сквозь сон слышу, как Ирина командует медсестрам, какую капельницу поставить и чем сбить температуру. Слышу также, как фоном молится мама мальчика. Когда заболела моя дочь, мне хотели помочь тысячи людей. Если привести примерную статистику, то примерно из каждой сотни тех, кто хотел помочь, 85% - молились за мою дочь и подсказывали мне правильные молитвы, советовали исповедоваться, вызвать батюшку в больницу, поставить свечку. Говорили: "молитва матери со дна морского достанет". 5 % предлагали попробовать нетрадиционную медицину, гомеопатию, остеопатию, акупунктуру, рейки, колдуна, бабку, целителя, метод наложения рук. 10% - прагматично давали контакты хороших врачей, советовали лететь в Европу, потому что "в России нет медицины, ты же понимаешь". Я читала где-то, что чем ниже уровень жизни людей, тем сильнее Вера. Чем меньше зависит от человека, тем больше он уповает на Бога. Я не знаю, так это, или нет, но мама Пети выглядит как женщина, которая , если бы могла выбирать, повезла бы больного ребенка в церковь, а не в больницу. Я сама верю в Бога. Настолько, что я срочно покрестила дочку в больнице (батюшку в инфекционную больницу не пустили). Сама покрестила. Так можно в критической ситуации. Как наша. Нужна святая вода. Или даже вообще любая вода. И слова, продиктованные Богом. Я верю в Бога. Сильно верю. Для меня нет сомнений, что Он - Есть. Свои действия и поступки я всегда мысленно согласовываю с Богом. И чувствую Его благословение. Но у Бога очень много работы. Он любит. И прощает. И спасает. И направляет. Он Всемогущ. А мы - нет. И у Бога нет цели прожить за нас наши жизни, решить за нас наши задачи. Бог - учитель, но домашнее задание выполнять надо самим. Он учит нас жить с Богом в душе, а уж кто и как усвоит Его урок... Иногда с хорошими людьми случаются плохие вещи. И это тоже - Божья Воля. А вот то, как вы справляетесь с ситуацией - это уже ваша "зона ответственности". Проверка того, как вы усвоили урок Бога. Для чего-то же Вы живете. И не надо упаковывать свою лень и безответственность в "Божье провидение" и "Божий промысел". Божий промысел лишь в том, чтобы все мы в любой, даже самой сложной ситуации, оставались людьми... Бог не купит антибиотики. Антибиотики купит Виталя. Который сегодня сам кормит гречкой своих двоих детей, потому что мама занята. Мама спасает маленького Петю, которого захватила в плен инфекция... К утру Пете стало лучше. Он заснул. Без температуры. Спокойно. Заснула и мама. Я не слышу молитв. Слышу храп. Ирина не спала всю ночь. В 9 начинается ее новая смена. Она делает обход. Заходит в палату к нам с дочкой. - Лейкоцитов 9, - говорит она. - Спасибо, - говорю я. - Это хорошо. Воспаление проходит. - Да, я поняла. Я ничего не спрашиваю. Я ей очень сочувствую. Ирина в маске и в очках. За очками - воспаленные, красные, будто заплаканные глаза. Она идет обходить других пациентов. В три часа заканчивается ее смена. Пете намного лучше. Он проснулся веселый, хорошо поел. Перед тем, как уйти домой, Ирина заходит к ним в палату. Убедиться, что все в порядке. Я слышу, как она осматривает мальчика и ласково уговаривает дать ей его послушать. В этот момент у мамы звонит телефон, и я слышу, как мама мальчика говорит кому-то восторженно: - ОТМОЛИЛИ ПЕТЮ, ОТМОЛИЛИ!!!! Я смотрю в окно своей палаты, как врач Ирина идет домой. У нее тяжелая походка очень уставшего человека. Она хороший инфекционист. И очень хороший человек. Посланник Бога, если хотите. Это она победила Петину болезнь. Убила ее своими знаниями, опытом и антибиотиком. И сейчас идет домой. Без сил и без спасибо. Работа такая. Отмолили... Ольга Савельева

А я болею за Маска. А кто не ошибается, тот не пробует.

У человека Альцгеймер. Человеку нужно на пенсию.

Из выступления ректора МГУ Садовничего, доктора мат. наук.

В 1669 году Сэмюэл Пипс решил сделать себе в день рождения королевский подарок. «В Жирный Вторник 1669 Года я отправился в Аббатство и по Везению смог увидеть Тело Королевы Екатерины Валуа, и я обнял Туловище и поцеловал Королеву в Рот, подумав в Миг Поцелуя: вот, я целую Королеву, а ныне мой День Рождения, мне тридцать шесть Лет, и я в своей Жизни целовал Королеву».

Теперь стало ясно, откуда в песне Гребенщикова появился "вол, исполненный очей" и почему его не ест "огнегривый лев".

Один мужик в саванне наблюдал, как лев собирался напасть на импалу. Собирался-собирался — и тут импала повернулась и посмотрела льву в глаза. Лев смутился и ушел. "Ага!", - смекнул мужик. — И предложил бедным ботсванским скотоводам использовать для защиты коров эффект ай-контакта. То есть, рисовать на коровьих жопах глаза. Надо сказать, к этому моменту бедные ботсванские скотоводы чего только не испробовали, чтобы восстановленная популяция ботсванских львов перестала жрать их коров. Всё без толку. Работало только ружье. Но ружье нельзя, потом опять восстанавливай. И тут такой элегантный выход: глаза на жопе. Провели эксперимент. Результаты: в стаде из 39 обычных коров - львы убили троих. В стаде из 23 коров с глазами на жопе - львы не убили ни одной. Попробуйте ржать и убивать одновременно. И дело пошло. Волонтеры. Штампы и трафареты. Игра с цветом и формой. Глаз хватает на 3–4 недели, потом надо рисовать новые. Если всё в жизни кажется тебе пустым и бессмысленным, знай: где-то в Ботсване есть работа твоей мечты.