Lyuka

Что ж, скорей всего, очевидно, моя невзрачная стать Сравнима с кошкой, которая, съев повидло, сидит на крыше, где ей все видно, но так солидно - словно умеет летать. (с) МЩ

Нет, Ани джан, это с одного литературного сайта, который я читаю...

Так легко обмануть человека, Так легко человека унизить. Так нетрудно предать ради смеха, Не понять, не простить, не приблизить... Так легко посмеяться над чувством, Так легко посмеяться над верой, Так легко пренебречь его грустью, Быть бесчестным, бестактным, неверным... И песчанные замки разрушить (У мечты слишком хрупкие крылья)... Так легко просто быть равнодушным И смеяться чужому бессилью. Растоптать человека тщеславьем, Злобой, завистью, сплетней иль силой... Так легко стать немножко несчастней - Почему же так трудно - счастливей?

МАСКА. На карнавале жизни повседневной, В круженьи фальши, скрученной в кольцо, Ты так меняешь маски вдохновенно, Что забываешь, где твое лицо. Гляди - вон маски с одного сорвали. Как страшен он без грима! Злы черты, Оскал, порок в глазах... Но пусто в зале. Где монстр? Здесь только зеркало... И ты.

Быть может все предрешено, Но все равно, в ночи глубокой Мне снится... яростно-далекий... Все что угодно за него... Но рока ледяная власть Уймет огонь внутри бокала. И снова ночи будет мало, А взгляда хватит, чтоб пропасть... Я не уйду, не отрекусь, Я не отдам, хоть не имею. Я может быть, себя жалею, Не ухожу, не остаюсь... Но снова, снова в сердце грусть... Я не сдаюсь... я не умею.

ТУРЧАНКА (Сельская элегия) * * * Спят мать, отец, уставшие за день. Сквозь щели ветхих, одряхлевших стен В покои рвется с диким свистом вьюга. О Боже, как метель трясет лачугу! Подсвет дрожащий свечки у окна Склонилась дева юная, одна, И тайно вышивает тихой ночью И молча шьет она, и плачет молча. В субботу прошлую, когда с села Она в часовню на молебен шла, Купила тайно в городе на рынке Шелка, златые нити и бусинки. И по ночам, едва отец и мать Усталые уже ложатся спать, Она узоры вышивает снова И шьет, и плачет, не роняя слова… * * * - О дева, для кого все это шьешь? Армяночка, о ком ты слезы льешь? Неужто с парнем тем, ушедшим в горы, Умчалось сердце и осталось горе? - Я о себе рыдаю, братец мой, И тайну занавесила я тьмой, И нет любви, и горе стынет в сердце, И никого вокруг, чтоб опереться. - О дева, для кого шелков узор, И что печалит твой девичий взор? Неужто для своей же бедной свадьбы Ты вышиваешь шелковое платье? - Ах, братец, я тоскую не о том. Изменницей мне стать, коль брошу дом. Средь этих гор пустынных, хладных, мокрых Кто стариков и лань мою присмотрит? * * * Но вот улыбкой озарилась вдруг: Сума готова и окончен труд. И распрощавшись с косами своими Она сплела из них свое же имя. Взглянула втайне – спят ли старики? Задув свечу, направила шаги К той двери, за которой злилась вьюга, И вышла, переполнена испуга. Брат втайне ожидал ее в ту ночь И, силясь холод ночи превозмочь, Свои доспехи очищал, чтоб скоро Уйти, укрыться, удалиться в горы. Прильнула дева к брату своему И на плечо повесила суму… И молодец, послушный долгу сердца, Ушел на бой… Ушел навстречу смерти… * * * Армянка, о тебе моя печаль! Ты – луч, который светит по ночам, Обманутой надежды шепот милый, Цветок, что горе стелет на могилу. И свет тебя покинул голубой – Тот свет, что именуется – Любовь. Ты – чрево, жизнь дарующее только Беднягам – для погибели жестокой. И сквозь мечи, и сквозь огнистый смерч, Сквозь море крови, пересилив Смерть, Подняв дитя, ты плачешь благородно И возвещаешь: «Будет жить народ мой!» * * * А время шло. И дева каждый день, Едва заря сгоняла ночи тень, Шла в горы – лань свою пасти и долго Взирать с тоской на дольнюю дорогу. И старики, уже почуяв смерть, Согбенные, печальные, чуть свет Шли в старую, далекую часовню, Чтоб Господу о сыне молвить слово. Однажды поутру, в горах, она Услышала, как кто-то застонал, Пошла на помощь – но четыре руки Схватили, увели ее в испуге. И дева шла покорно, не ропща, И не могла слезу пролить душа… - О дева, среди гор пустынных, мокрых Кто ж стариков и лань твою присмотрит?! * * * И Бек воскликнул: «В ночь сию я рад, Се – праздник мой, пусть факелы горят, В серебряной священной чаще – Солнце Мое пусть в кровь сегодня окунется. Внесите в зал мою добычу всю, И пусть она в священном том тазу Блистает вся, не ведая о страхе, И ей – благословение Аллаха! И выстройте моих наложниц в ряд, И пусть они колени преклонят, И та, кого я давеча приметил, Пусть от меча погибнет в чаше этой. Пусть все поют, слезам пощады нет, И плачущий пойдет за ней вослед, Из чаши той святой, из влажной крови Пусть озарится мир Исламом новым. * * * Безропотно уже все разбрелись, Огни давно погасли. Лишь от искр Дымилось все, как при погроме неком, И ладанник казался человеком. В величии, безмолвна и горда, Стояла дева посреди, одна, - Покрыта бликами огня и крови И обнаженна, как копье героя. …Кому оплакать, уведенных нас, Красавицы среди Красавиц! Страсть Должна пред вами преклониться разом, Пред вами должен возродиться Разум… Невинных и нетронутых пока, Уводят вас туда, в шатры врага, Чтоб обронили под его покровы Вы слезы ваши вместе с каплей крови… * * * И Бек запел: «Владычица ты, милая! Тебе – шелков дамасских изобилие! И в мрак ночей ты – Солнце мне, о милая! Как на тебя глядеть – душа трепещет! Взошедшая моя Турчанка милая! Ты – жаждущих очей моих бессилие! Царица сердца моего, о милая! Как обрести тебя, рука трепещет! За что же так безжалостна ты, милая?! Кромсаешь душу зубками – не милуешь! Глаза твои, как храмы светят, милая! Как погасить их? – сердце, ах, трепещет! Ты 0 шлем мой пламенно-волшебный, милая, Рубашка-огнь, изменница остылая! Мое ты сердце жжешь в огне, о милая! Как пригвоздить тебя? – мой меч трепещет…» * * * …Не улыбнулись более глаза. Перед рассветом влажная слеза Так глубоко лицо избороздила, Что не спасло бы никакое диво: Ни ожерелья, ткани, жемчуга, Ни пышные дамасские шелка, Ни роз бенгальских аромат и влага… Не улыбнулась более Турчанка… Она в своем же Естестве и Чреве, В своей же Жизни и в своем же Гневе Ислама зарождение носила И задушить его была не в силах… И размышлять она уж не могла Про стариков далеких и про лань… Но Бек сказал: «Тебя, моя отрада, Аллах благословил – увидишь брата…» * * * И ночью поздней появился Бек: -О милая, когда я шел к тебе, Мне козни подготовил сей бедняга. Его тебе я в дар принес, однако… Стан девы задрожал и онемел, И взор узрел узоры на суме, И прядь волос меж нитями златыми, И девы окровавленное имя… И пред глазами развернулась тьма, Вскочила птицей дикой, без ума, Вонзила в Бека острие кинжала… «Так получи!» – истошно закричала. «А это – мне…» - И как в безумном сне, Сквозь бесконечный сумасшедший смех Она схватила брата череп бледный… - И слились первый смех и вздох последний… * * * Преградила путь мне горная река. Труп отца я отдал бешеной воде. Не увидит больше солнце старика, Не найдет нигде, Не найдет нигде. Ну, прощай, священник, с Богом уплывай. Позабудь о бренном, о земном забудь. Ты искал кратчайший путь в желанный рай. Вот он, этот путь. Вот он, этот путь. Рассветет однажды, и речная гладь Лебедей приветит с небом заодно. Песня с уст сорвется – ну, а горевать Не о чем давно, Не о чем давно. Правда, может статься, вдруг со дна всплывет Желтоватый череп – ну и что с того? Поцелуй влюбленных он на миг прервет. Только и всего. Только и всего. * * * И, удивленный сном их беспробудным, На головы их робко положил Я голову свою. Глаза смежил И сном забылся медленным и трудным. Но великан вдруг подошел ко мне, Потряс плечо мое рукой суровой: - Что, сумасшедший, видишь ты во сне? Поведать сон свой мне теперь попробуй. «Я вижу сто старинных городов, Сто башен древних там, за желтой далью, И сто колоколов с глухой печалью Висят, не зная певческих трудов. Я вижу горы в пепле и песок Пустыни дальней – мертвенный и бледный, Я вижу крепости – стоят над бездной, Пред временем закрыты на замок. Надгробья наши вечным сном залиты. А надписи на них: «Здесь погребен…», Истоптанные тысячью племен, Который век не покидают плиты. Но, как по знаку, медленным зевком Колокола свой сон прогнали грешный. Все сто колоколов во тьме кромешной Вдруг шевельнули пыльным языком. Приподнялись надгробья молчаливо, Себя усильем тайным напрягли, И сто князей легко и горделиво На белый свет явились из земли. И шествует Завет земли моей, И нет ему ни смерти, ни изгнанья, И нет ему преград. На расстоянье Он отпер все ворота крепостей. И семь веков идут князья – ни страх, Ни слабость не царят над шагом стройным. И цепи, как ручьи, на их ногах. Щиты их ржавы, а глаза спокойны. Летит по ветру одеяний бязь… На том, кто впереди, в роскошном блеске Толь знаменитый пурпур королевский, Толь рода кровь… Не разгляжу я, князь… И руки обагренные свои Я протянул к ним с душною мольбою: «Возьмите и меня, князья, с собою – Служить Завету с верою в крови!» Но вот рассвет взмахнул своим крылом, И сто князей в могилы вновь спустилось. И с ними вновь земля моя простилась. И мир не вспоминает о былом… Все сгинуло. И мне не до речей. И нужно в щели в этот час сиянья Скрыть, как сове, свое существованье От справедливых солнечных лучей».

Сегодня дождь стучит по окнам... А я не плачу, не рыдаю... Я лишь иду по битым стеклам И свою душу разрываю. Кругом забрызгано все кровью, А мне нет дела до дождя... Смывая красной теплой кровью Грехи, от холода дрожа. Везде лишь темнота густая Касается всех старых ран. И дождь из крови, затихая, Бросает стекла в старый храм.

Осознание мерзавца За все всегда приходится платить. За радости и горе, за возможность полюбить. За счастье и за слезы близких и родных, За горечи обид и униженья от других Приходит время, познается суть - Ты был не прав и мог бы повернуть. Не тормознул? Не повернул? О чем теперь-то говорить? За все всегда приходится платить. Что толку плакать, нудно ныть? Ты получил все сразу - должен заплатить. Не кто-то там абстрактный, из несбыточной мечты Способен рассчитаться по долгам - лишь ты. За все всегда приходится платить. И ни к чему теперь кого-то там винить. Приняв, как должное, случившихся событий нить, Приходишь к мысли - не только просто жить, но и платить. Я, блин, сегодня :brows:

Нужен драйвер к мобильному телефону SGH E -330, на официальных сайтах информации - ноль. Буду благодарна за любое ПО к этой модели (прошивки и т.д.).

"Не моли о любви, безнадёжно любя, Не броди под окном у любимой, скорбя. Словно нищие дервиши, будь независим – Может статься, тогда и полюбят тебя." Омар Хайям

Любовь- над бурей поднятый маяк Не меркнущий во мраке и тумане Любовь-звезда, которою моряк Определяет место в океане У. Шекспмр сонет 116

И ненависть мучитетльна и нежность И ненависть и нежность - тот же пыл Слепых из ничего возникших сил пустая тягость, тяжкая забава, нестройное собрание стройных форма, Холодный жар, смертельное здоровье, Бессонный сон, который хуже сна. Вот какова и хуже люда и камня, Моя любовь, которая тяжка мне... Что есть любовь? Безумье от угара, Игра огнем, ведущая к пожару, воспламенившееся море слез, Раздумье неоуманности ради, Смешение яда и противоядия William Shakespear "Romeo and Juliet"

СлОжны узоры жизнесплетений... Призрачный свет и нечеткие тени, Черные пропасти, горные выси... Нижет судьба свой раскрашенный бисер - Темная бусинка, светлая следом, Четкое слово с мистическим бредом... Черное, белое... все вперемешку... Снова монетка - орел или решка?.. Снова игра по завышенным ставкам - Смотрит Фортуна с усмешкой мерзавки. Снова удача прошла стороной - Карты раскрыты, взят банк, но не мной... Сложны узоры жизнесплетений, А за спиной - только пепел и тени, А за спиной только горечь потери - Смутные призраки павших империй...

Тихое сонное утро под сумрачным небом, Капля тепла на ладони - растаявший лед. Путь к горизонту, что людям доселе неведом: Сделаешь шаг - и останется только полет. Мягко коснется щеки разгулявшийся ветер, Крылья расправит и ласково в спину толкнет. Вдруг осознаешь, что есть только ты в целом свете, Сделаешь шаг - и останется только полет. И, устремив ненароком свой взгляд в поднебесье, Может быть, ангелом кто-то тебя назовет. Шум голосов на земле скоро сложится в песню... Был - только шаг, превратившийся в вечный полет.

В непонятной агонии, давясь горьким смехом Я склоняюсь небрежно над финальной строкой, Поздравляю других с неизменным успехом, И бросаю перо, захлебнувшись тоской. Я искала ответ в карусели видений, Я пыталась бежать, обманув глупый рок Я рыдала от счастья перемен настроений, Не надеясь извлечь из сомнений урок. Догорает камин, хлопья серого пепла Ностальгическим вальсом кружат над огнем. Не сумев недопеть, я оглохла, ослепла, Задержавшись на грани меж ночью и днем. И теперь по тропинке из лунного света, Черной кошкой в ночи, растворяясь в темноте, Я пройду средь миров, за погибшей планетой, В бесполезном стремленьи к заветной звезде.

Вот стихотворение, посвященное собаке: Рай для собаки Возле дома было лето, Было только лето! Свет кружился, падал с неба, Свет такого цвета, Что его ловить зубами, Что под ним волчком вертеться! Словно небо под ногами! Словно все как в детстве!.. Возле дома было счастье, Было столько счастья!.. Что на вкус почти печаль, Словно все сначала... Даже кость уже не естся, Даже спать уже не спится, Счастья столько, что нет места В сердце поместиться! Возле дома был Тот самый С теплыми руками: Звал, и гладил, и чесал, В глаз смотрелся карий... Пело так в душе - хоть лай! Хоть на цыпочки вставай! Настоящий песий рай! Возле дома лето...

Через тысячи фраз, что острее чем лезвие бритвы Через тысячи миль, занесенных февральскою вьюгой Через тысячи игр, где все карты не мною побиты Я иду вновь и вновь, а теперь оказалось – по кругу. Мне не вырваться ввек, даже если я в бога поверю Если стану, вот смеху то будет, добрее и чище Я останусь, и буду стучаться в открытые двери За которыми, знаю, никто не найдет то, что ищет. Боги будут повержены – что же останется делать Тем, кто жил, поклоняясь лишь старым бесцветным иконам И в кого же тогда все они будут слепо верить, Если больше не будет этих нелепых законов. Через тысячи слов, через сотни безумнейших строчек Я пройду, оглянувшись лишь раз, чтобы снова поверить Что мой замкнутый круг – это просто тысячи точек. Это целая жизнь за закрытой наглухо дверью.

Да, видимо в начале было слово - Кирпич тяжелый многотомных хроник, Которым прочно заложил основы Создатель мира - скряга и законник. А дьявол... В его сердце билось пламя, Он был красив и щедр и верил в чудо... Он так легко жонглировал словами, Их призывая в мир из ниоткуда. Он пел любовь и ненависть земную, Азарт игры и дух хмельной пирушки... Но Бог был строг... Что ж, даже Бог ревнует, Когда другой берет его игрушки...

Сквозь чащу пошлости, дрожа от отвращенья, Я продираюсь к дальнему лучу. Я задыхаюсь. Но в изнеможеньи Я все еще о чем-то бормочу...

Осенний дождь, жестокою лавиной Обезобразил будни февраля. Сегодня я бедней на половину, Мне кажется, что люди расстаются зря. Я буду также опрометчиво беспечна И также неподдельно весела, Ведь слезы трансформируются в песни, А мысли формируются в слова... Дам выход им, Напевшись многократно В февральских буднях глупого дождя, Я буду так же опрометчиво беспечна. Мне кажется. что люди расстаются зря...

Трубы на крышах старого города, Солнечный ветер гуляет по улицам. Теплый денек – отчего же так холодно? Солнце в глаза: остается лишь жмуриться. Мир окружает – большой, неприветливый; Я просто кот, пушистый и маленький. В чередованьи закатов с рассветами – Вечное небо и крыши под лапами. Путь бесконечный мой между антеннами Под безымянное ветра кружение: Плавность шагов обрывается стенами – Я на краю прерываю движение. Хочется вниз, но мы, кошки, – живучие. Хочется взвыть; но у нас так не принято. Хочется, чтоб сквозь метели колючие Кто-то позвал меня – тихо, по имени. Смены сезонов по расписанию, Дни, друг на друга до боли похожие. Давят на психику мрачные здания, Лужи, машины, собаки, прохожие. Это пройдет: все когда-нибудь кончится. Шрамы на шрамах... Бывает. Случается. Просто сработал капкан одиночества; Только вот выбраться не получается. Все бесполезно – на шкуре проверено. Крыши и ветер – удел для бездомного. Здесь – только небо – жестоко-весеннее, Близко-далекое, ясно-бездонное. Трубы на крышах старого города, Солнечный мир моего одиночества. Ласковый ветер... мне холодно... холодно! Теплых касаний ладонями хочется..!

...Моё оправданье, моё основание быть - Смотреть сквозь слёзы на солнце и улыбаться, Пытаться спрягать по лицам глагол "любить", На втором лице единственного числа спотыкаться.

Одно из моих любимых: Нет у меня не преданных друзей, Но есть друзья, предавшие однажды. Их имена на знамени бумажном Сдаваемых без боя крепостей. Есть только слово вечное-люблю, Есть только сердце в помертвевшей боли, И я сожму тоску в свои лодони И у обрыва встану на краю. Обрыва необорванная нить И небо без конца и без начала И я сожму тоску, чтоб не кричала И отойду, чтобы хотелось жить. Ника Турбина

Никогда ни о чем не жалейте вдогонку Если все что случилось, нельзя изменить Как записку из прошлого, боль свою скомкав, с этим прошлым порвите непрочную нить. Никогда не жалейте о том что случилось, Иль о том, что не может случиться уже. Лишь бы озеро вашей души не мутилось Да надежды как птицы парили в душе. Никогда не жалейте своего вы участия, Даже если за все вам усмешка в ответ. Кто-то в гении выбился, кто-то в начальство, Не жалейте, что вам не досталось их бед. Никогда, никогда ни о чем не жалейте, Поздно начали вы или рано ушли. Кто-то пусть гениально играет на флейте, Но ведь песни берет он из вашей души. Никогда, никогда ни о чем не жалейте: Ни потерянных дней, ни сгоревшей души. Пусть другой гениально играет на флейте, Но еще гениальнее слушали вы.