Великая Отечественная Война

[*Sashik*]

Неоднозначно все этоб в ФБ появились фото после шествия с выброшенными портретами, и такое же явление было в Риге.

Мне другое было интересно, почему это в в Ереване не организовали такое? Странно как то

это провокация, уже доказали

[lira]

В ФБ нашла. Питер.

Среди комментов было:

Мы стояли на одном месте, а эта колонна двигалась мимо нас более двух часов! По примерным подсчетам, там было более 100 тыс. людей.

[Ленабу]

Последнее письмо Хельги Геббельс

Случай, о которым я хочу поделиться, известен многим, описан и изучен – широко. Мне остается лишь собрать воедино материал, изложить его в последовательности и прикрепить фотографии – иных задач я перед собой не ставлю. Но сделаю лишь маленькое отступление и внесу немного ознакомительного материала для полноты картины.

 

У Йозефа Геббельса и его жены Марты было шестеро детей. Все их имена начинаются с одной букву в честь Адольфа Гитлера (H): Хельга, Хильда, Хельмут, Хольда, Хедда, Хайди. От первого брака у Марты был еще один сын по имени Харольд, первая буква его имени случайно совпала с буквой «H». На момент описываемых событий Харольд находился в плену в Северной Африке и позже, но уже в 1967 году, погиб в авиакатастрофе (на фото он в форме).

Семья Геббельсов

     Старшей дочерью Геббельсов была Хельга Геббельс. Ей было 13. 

 

4 февраля 1945 года Йозеф писал в своем дневнике: «Этот ребенок протестует против всего.., я с ней уже не справляюсь. Возможно, это возраст.., и это пройдет… Хельга — самый сложный мой ребенок. Этот маленький бунтарь может разрушить все, из-за нее очередная ссора… Я вынужден был проявить строгость… Может быть, чрезмерную?.. Надеюсь, когда она повзрослеет, то поблагодарит меня за принятые к ней меры…»

Хельга Геббельс

Рано повзрослевшая 13-ти летняя Хельга, не могла не осознавать всю серьезность сложившийся ситуации. Свидетельством ее рассудительности является письмо которое она писала последние дни жизни в Бункере. Письмо предназначалось ее первой и последней любви, Генриху Лею. Хельга своими глазами видела результаты отцовский деяний, и четко понимала, что является дочерью одного из самых страшных преступников Третьего Рейха. Она же была и любимицей Гитлера.

Гитлер и Хельга

Кстати, в конце 1944 года Йозеф Геббельс поручил снять пропагандистский фильм, в котором должны были принять участие две его старших дочери. По задумке, фильм обещал показать зрителю, как две девочки приносят и раздают раненным солдатам цветы. Однако, девочки были так шокированы видом искалеченных солдат, что от съемок фильма отказались.

 

Далее, текст письма написанного Хельгой Геббельс в Бункере в 1945 г. Генриху Лею. (текст дан с сокращениями)

 

     «Мой дорогой Генрих! 

 

Я, может быть, неправильно поступила, что не отправила тебе того письма, которое написала в ответ на твое. Я, наверное, должна была его послать, и я могла бы — передать с доктором Мореллем (*личный врач Гитлера), который сегодня уехал из Берлина. Но я перечитала свое письмо, и мне стало смешно и стыдно за себя. Ты пишешь о таких сложных вещах, о которых нужно много думать, чтобы их понять, а я со своей вечной торопливостью и папиной привычкой всех поучать отвечаю совсем не так, как ты, наверное, ждешь от меня. Но теперь у меня появится время обдумать все; теперь я смогу много думать и меньше куда-то торопиться. Мы сегодня днем переехали в бомбоубежище; оно устроено почти под самой рейхсканцелярией канцлера. Тут очень светло, но так тесно, что некуда пойти; можно только спуститься еще ниже, где теперь кабинет папы и сидят телефонисты. Не знаю, можно ли оттуда звонить. Берлин очень сильно бомбят и обстреливают из пушек, и мама сказала, что тут безопасно, и мы сможем подождать, пока что-то решится. Я слышала, говорили, что самолеты все еще взлетают, и папа мне сказал, чтобы я была готова помочь маме быстро собрать маленьких, потому что мы, может быть, улетим, на юг. 

Бункер

Я буду думать над твоим письмом и буду писать каждый день, как ты это делал для меня во время той болезни… 

Мне бы хотелось улететь! Здесь повсюду такой яркий свет, что даже если закрыть глаза, то все равно светло, как будто солнце светит в голове, и лучи выходят прямо из глаз. Наверное, от этого света я все время себе представляю тот корабль, на котором вы плыли в Америку: как будто я с вами: мы сидим на палубе — ты, Анхен ( * ребенок Маргариты Гесс и Роберта Лея. ) и я и смотрим на океан. Он вокруг, он повсюду, он очень светлый, мягкий и весь переливается. И мы качаемся на нем и как будто никуда не движемся. А ты говоришь, что это только так кажется; на самом деле мы очень быстро плывем к нашей цели. А я спрашиваю тебя — к какой цели? Ты молчишь, и Анхен молчит: мы обе ждем ответа от тебя.      Только что заходил папа, спросить, как мы устроились, и велел ложиться спать. Я не легла. Потом мы с ним вышли из спальни, и он мне сказал, чтобы я помогала маленьким и маме. Он мне сказал, что теперь многое изменилось, и он очень на меня рассчитывает. Я спросила: «Ты будешь мне приказывать?» Он ответил: «Нет. Больше никогда». Генрих, я не победила! Нет, это не победа. Ты был прав: нельзя, глупо желать победить волю родителей. Можно только оставаться самим собой и дождаться. Как ты был прав! Я прежде не могла выносить его взгляда, этого его выражения, с каким он выговаривает и Гюнтеру, и герру Науману (*статс-секретарь Министерства пропаганды) и мне! А теперь мне стало его жалко. Лучше бы он накричал.      Я пойду спать. Пусть он думает, что я подчинилась. Анхен бы не одобрила. Но ты все понимаешь, все, все! Мне так грустно. Лучше бы мы остались наверху. …      …Приходила Блонди (* собака Гитлера умерщвленная по приказу Гитлера с помощью цианидов). Она привела щенка (* тоже был умерщвлен). Ты помнишь Блонди? Она внучка Берты. Блонди, наверное, как-то отвязалась, и я ее решила отвести вниз.. Папа не велел туда ходить без разрешения. А я, решившая быть послушной.., я пошла. 

«Блонди», 1942 г. Рисунок Адольфа Гитлера

Из Акта «Труп небольшой овчарки; на нем имелось сквозное пулевое проникающее ранение головы с повреждением мозга и сквозное пулевое ранение грудной клетки. Эти оба сквозных ранения, вполне возможно, произведены одним выстрелом. В своем акте мы указали, что метод умерщвления этой собаки мог быть таковым: собаке была введена в рот, возможно с пищей, ампула с синильной кислотой, она ее раздавила зубами и сразу выкинула, но некоторое количество яда попало в дыхательные пути, наступили судороги, а смерть сразу не наступила, тогда собаку пристрелили..»

Я хотела только отвести Блонди фрейлейн Браун, но вспомнила, что она очень ее не любит. И я села с Блонди в одной комнатке и стала ждать. Блонди на всех рычала, кто заходил, и вела себя странно. За ней пришел герр Гитлер, она только с ним пошла.

Герр Гитлер мне сказал, что я могу ходить здесь повсюду, где мне хочется. Я не просила; он сам мне разрешил. Может быть, я этим воспользуюсь. Здесь, внизу, все выглядит странно; иногда я не узнаю знакомых мне людей: у них другие лица и другие голоса. Помнишь, ты мне говорил, что после той болезни ты не мог никого сразу узнавать? Я тогда не могла тебя понять, а теперь понимаю. Я тоже как будто чем-то переболела. Если бы можно было поплавать с Людвигом! Я забыла тебя спросить, сколько живут дельфины! Я тебе признаюсь: я написала рассказ про Людвига, как он спас одного мальчика. Это не совсем все, как было; есть и мои фантазии. Мне так хочется тебе его показать. Я в этом рассказе думала над каждым словом. Я завтра тоже буду писать только важное, а то, наверное, тебе будет скучно читать про то, как я тут ничего не делаю, и мысли все разбежались. Мне почему-то хочется просто сидеть и писать тебе, просто так, обо всем: я представляю себе, что мы как будто сидим в нашей беседке, в Рейдсхольдсгрюне и разговариваем. Но я это вижу недолго — опять корабль, океан… Мы не плывем, никуда не движемся, но ты говоришь, что это не так. Откуда ты это знаешь? Если бы я могла показать тебе рассказ, ты бы сказал, есть ли у меня способности или нет? И что важнее: талант или опыт, знания? Что интереснее в пересказе? Папа мне говорил, что в моем возрасте исписал ворохи бумаги, но все зря, потому что в таком возрасте нечего сказать и нужно помнить — из «Фауста»: …кто мыслью беден и усидчив, кропает понапрасну пересказ заимствованных отовсюду фраз, все дело выдержками ограничив». А я сейчас вспомнила другие строчки: «Когда всерьез владеет что-то вами, не станете вы гнаться за словами…» Я написала рассказ, потому что очень люблю Людвига.(*дельфин участвовавший в экспериментах по лечению нервных расстройств у детей) Я его люблю больше почти всех живых существ на свете, хоть он всего лишь дельфин. Он ведь тебя вылечил. 

Опять заходил папа. Он сказал, что все с нами будет хорошо.      Сегодня по Вильгельмштрассе прошли русские танки. Все об этом только и говорят. Еще говорят, что президент Геринг изменил фюреру, и его за это уволили с поста. 

Берлин, 1945 г.

Мама плохо себя чувствует; у нее болит сердце, и мне приходится быть с маленькими. Мои сестрички и брат ведут себя хорошо и меня слушаются. Папа велел разучить с ними две песни Шуберта. Я пела им твою любимую; они повторяли, на слух. Еще я стала им читать на память из «Фауста»; они слушали внимательно, с серьезными лицами. Хайди ничего не понимает, думает, что это английская сказка. А Хельмут спросил, может ли и к нам тоже прилететь Мефистофель. И знаешь, что мы все начали после этого делать? То есть это, конечно, я предложила, а они поддержали. Сначала я думала, что это будет просто игра, развлечение для маленьких. Мы стали загадывать, кто и о чем бы попросил Мефистофеля! Я и сама стала загадывать, а потом опомнилась. Я им объяснила, кто такой Мефистофель и что не нужно ни о чем просить, даже если он вдруг сюда явится. И я решила с ними помолиться, как учила бабушка. Когда мы стали молиться, к нам зашел папа. Он ничего не сказал, только стоял молча и слушал. При папе я не смогла молиться. Нет, он ничего не сказал, даже не усмехнулся. Он так смотрел, словно и сам хотел помолиться с нами. Я раньше не понимала, почему люди вдруг молятся, если не верят в бога. Я не верю; в этом я тверда. Но я молилась, как бабушка, которая тоже тверда — в вере. Помнишь, Генрих, это был тот вопрос, который ты мне задавал в последнем письме: верю ли я в бога? В том письме, которое я не отправила, я тебе легко ответила, что не верю. И вот теперь я уже твердо повторю: я не верю. Я это навсегда тут поняла. Я не верю в бога, но, получается, подозреваю, что есть дьявол? То есть искушение. И что здесь оно грязное. Я же молилась, потому что… мне захотелось… умыться, вымыться даже или… хотя бы вымыть руки. Не знаю, как еще это объяснить. Ты подумай над этим, хорошо? Ты как-то все умеешь соединить или распутать. Ты мне говорил, что нужно изучать логику. Я буду изучать, я вообще решила, что, когда мы вернемся домой, я попрошу папу дать мне те книги, о которых ты мне писал. Я их возьму с собой, когда мы уедем на юг. 

 

23 апреля. 

 

Нас не выпускают гулять в сад. Очень много раненных осколками… 

Вынос тел из бункера

…Я вижу все меньше знакомых мне людей. Они прощаются с папой и мамой так, точно уходят на час или на два. Но они больше не возвращаются.      Сегодня мама привела нас к герру Гитлеру, и мы пели Шуберта. Папа на губной гармошке пробовал играть «Соль минор» Баха. Мы смеялись. Герр Гитлер обещал, что скоро мы вернемся домой, потому что с юго-запада начался прорыв большой армии и танков.     Папа мне сказал, что президент Геринг — не изменник; просто он думает, что все, кто в бомбоубежище, не могут отсюда ни с кем связаться. Но это не так. Папа говорит, что много трусов.      Но не все трусы. Я сегодня три раза спускалась вниз, и я видела министра фон Риббентропа. Я слышала, что он говорил герру Гитлеру и папе: он не хотел уходить, просил его оставить. Папа его убеждал, а герр Гитлер сказал, что от дипломатов теперь нет пользы, что, если министр хочет, пусть возьмет автомат — это лучшая дипломатия. Когда фон Риббентроп уходил, у него текли слезы. Я стояла у двери и не могла себя заставить отойти. 

 

Я подумала: а какая же от нас польза? Я бы все равно осталась с папой и мамой, но маленьких хорошо бы отсюда увезти. Они тихие, почти не играют. Мне тяжело на них смотреть.      Если бы мне с тобой поговорить хоть минутку! Мы бы придумали что-нибудь. Ты бы придумал! Я точно знаю, ты бы придумал, как убедить папу и маму отослать маленьких, хотя бы к бабушке. Как мне их убедить?! Я не знаю… …(несколько раз, очень тщательно зачеркнуто). 25 апреля.      Я сердита на маму. Она мне сказала, что попросила доктора Швегерманна дать мне пилюлю, от которой я спала весь день. Мама говорит, что я стала нервная. Это неправда! Я просто не все могу понять, а мне никто не объясняет. Сегодня герр Гитлер очень сильно кричал на кого-то, а когда я спросила — на кого, папа накричал на меня. Мама плачет, но ничего не говорит. Что-то случилось. Хельмут ходил вниз и там слышал, что говорила фрейлейн Кристиан, секретарь-машинистка, что Геринг — предатель. Но это же неправда, зачем же повторять?! Только странно, что он не может никого прислать, потому что я видела генерала Грейма и его жену Ханну : они прилетели на самолете с юга. Значит, можно и улететь отсюда? Если самолет маленький, можно посадить только малышей, даже без Хельмута. Он сказал, что останется с папой, мамой и со мной, а Хильда пока будет ухаживать за малышами. Это было бы правильно, но все-таки лучше бы Хельмут тоже улетел. Он плачет каждую ночь. Он такой молодец: днем смешит всех и играет с Хайди вместо меня.      Генрих, я только сейчас стала чувствовать, как я их люблю — Хельмута и сестренок! Они немножко подрастут, и ты увидишь, какие они! Они могут быть настоящими друзьями, хоть еще и такие маленькие! И опять я вспоминаю, как ты был прав, когда писал — как это здорово, что у меня их так много, что я впятеро счастливая, а ты и Анхен — только вдвое. Я их очень люблю… Сейчас прилетел еще один самолет; он сел на Ост-Весте…     Генрих, я видела твоего папу!!! Он здесь, он с нами!!! 

Роберт Лей, отец Генриха

Я тебе сейчас все расскажу! Он сейчас спит. Он очень устал. Он прилетел на каком-то смешном самолете и сказал, что сел «на голову русским». Сначала его никто не узнал, потому, что он был с бородой, усами и в парике, и в форме фельдфебеля. Его узнала только Блонди; она поставила ему на грудь лапы и виляла хвостом. Это мне рассказала мама. Я побежала к нему, и он — ты только подумай — он хотел меня взять на руки, как раньше!!! Мы так смеялись, хохотали! Он сказал, что я тут вытянулась, как росток без света.      Мама сказала, чтобы я закончила письмо, потому что его можно передать.      Я не знаю, как закончить: я еще ничего тебе не сказала. 

 

Генрих, я … (эти два слова тщательно зачеркнуты, но читаются).      Сегодня почти час не обстреливали. Мы выходили в сад. Мама говорила с твоим папой, потом у нее заболело сердце, и она присела отдохнуть. Твой папа нашел для меня крокус. Я его спросила, что с нами будет. Он сказал, что хочет нас отсюда забрать. Но ему нужен другой самолет; он его раздобудет и прилетит за нами и за мамой. «Если не прилечу, значит, меня сбили. Тогда выйдете под землей. Вас выведет сахиб (одна из мистических фигур в окружении Гитлера. Тибетский лама)». Я видела, как мама кивнула ему. У нее было светлое лицо. Он сказал мне, чтобы я не боялась.      Я спросила его, что будет потом: с моим папой, с твоим дядей Рудольфом, вообще с немцами, и что будет с ним, если его возьмут в плен? Он ответил, что таких игроков, которые не справились, выводят из команды. Но команда продолжит игру — чтобы я это твердо помнила. Я спросила: как же ее продолжить, если все разбомбили и взорвали — папа об этом все время говорил по радио? Мама на меня накричала, назвала несносной и бесчувственной. Твой папа взял нас обеих за руки и сказал, чтобы мы не ссорились, потому что в Германии наступает время женщин и что женщин победить нельзя.      Мне удалось остаться ненадолго с твоим папой, и я … нарушила нашу клятву, Генрих. Я показала ему «Трубку» (*один из подарков Сахиба) и предложила отдать ему ее. Он сказал, что подумает.      Начали обстреливать… 

… 

Сегодня 28-е. Нас вывезут через два дня. Или мы уйдем. Я сказала об этом маленьким. Они сразу стали собирать игрушки. Им плохо здесь! Они долго не выдержат.      Мама закончила письмо нашему старшему брату Харальду (* в письме Харольду, Марта объясняет почему она решилась убить своих детей следующим образом: «Мир, который придёт после фюрера , не стоит того, чтобы в нём жить. Поэтому я и беру детей с собой, уходя из него. Жалко оставить их жить в той жизни, которая наступит. Милостивый Бог поймёт, почему я решилась сама взяться за своё спасение.»). Она попросила меня показать ей мое письмо для тебя. Я сказала, что уже его отдала. Мне так стыдно. Я никогда до этого так не врала маме.      Мне удалось прийти к твоему отцу на минутку вниз и спросить: нужно ли мне сказать тебе в письме что-то такое, что говорят, когда знают, что больше не встретятся? Он сказал: «На всякий случай скажи. Ты уже выросла, понимаешь, что ни фюрер, ни твой отец, ни я — никто из нас уже не может отвечать за свои слова, как прежде. Это уже не в нашей власти». Он меня поцеловал. Я напомнила про «трубку». Он сказал, чтобы я оставила «игрушку» себе. Я все поняла. Он не захотел отобрать у меня последнюю надежду. Или он подумал, что это тоже не должно оставаться? Но твой папа честный. Я на всякий случай с тобой попрощаюсь. Сейчас мне нужно отдать письмо. Потом пойду наверх, к маленьким. Я им ничего не скажу. Раньше мы были мы, а теперь, с этой минуты, есть они и я. 

 

Генрих, ты помнишь, как мы с тобой убежали в нашем саду, в Рейхольсгрюне, и прятались целую ночь… Помнишь, что я тогда сделала и как тебе это не понравилось? А если бы я это сделала теперь? Ты тогда сказал, что целуются одни девчонки… А теперь? Можно, я представлю себе, что опять это сделала? Я не знаю, что ты ответишь.., но я уже… представила… Мне так хорошо, что у меня это есть, очень уже давно, с самого нашего детства, когда мы с тобой первый раз встретились. И что это выросло и теперь такое же, как у взрослых, как у твоей мамы к твоему отцу. Я всегда им так завидовала! 

Не думай, что я предательница. Я люблю папу и маму, я их не сужу, и это так и должно быть, что мы будем все вместе. 

Я слабая… Но у меня есть Гете… 

Нельзя и некуда идти, 

Да если даже уйти от стражи, 

Что хуже участи бродяжьей? 

С сумою, по чужим, одной 

Шататься с совестью больной, 

Всегда с оглядкой, нет ли сзади 

Врагов и сыщиков в засаде! 

Генрих… 

И вижу я живо 

Походку его, 

И стан горделивый, 

И глаз колдовство. 

И слух мой чаруя, 

Течет его речь, 

И жар поцелуя 

Грозит меня сжечь. 

Где духу набраться, 

Чтоб страх победить, 

Рвануться, прижаться, 

Руками обвить? 

Генрих… Генрих… 

Когда буду отдавать письмо, поцелую твоего папу. 

Хельга. »  Конец письма.

 «Документ, условно названный «письмо-дневник Хельги Геббельс», был обнаружен в мае 1945 года. Тогда с ним имел возможность ознакомиться Лев Безыменский, получивший задание перевести письма Геббельса Жукову. Сотрудники СМЕРШа получили копию этого документа от дантиста Геббельсов Гельмута Кунца. Подлинник Кунц до ареста успел передать кому-то из членов своей семьи. Еще одну копию уже после своего освобождения из советского лагеря Кунц отдал Генриху Лею, которому оно и было адресовано. После смерти Кунца подлинник письма был, видимо, продан на аукционе. В данный момент находится в Германии, в личном архиве.» 

Далее, согласно версиям произошло следующее: вечером 1 мая 1945 года Марта самолично выкупала всех своих детей и одела в белые ночные рубашки. Затем распорядилась вызвать из госпиталя доктора Кунца. 

Гельмут Кунц

Из протокола допроса Гельмута Кунца:

 

 «Вопрос: Уточните более обстоятельно, что произошло с Геббельсом и его семьей.Ответ: 27 апреля с.г. перед ужином, в 8 — 9 часов вечера я встретил жену Геббельса в коридоре у входа в бункер Гитлера, где она мне заявила, что хочет обратиться ко мне по одному очень важному вопросу, и здесь же добавила: «Сейчас такое положение, что, очевидно, нам придется умереть», — а поэтому просит меня, чтобы я помог умертвить ее детей, на что я дал свое согласие.      После этого разговора жена Геббельса пригласила меня в детскую спальню и показала мне всех своих детей. В это время дети собирались ложиться спать, и я с ними ни с кем не разговаривал.      В тот момент, когда дети уходили спать, зашел сам Геббельс, который пожелал спокойной ночи детям и ушел.      Пробыв в комнате 10— 15 минут, я попрощался с женой Геббельса и ушел к себе в госпиталь, который располагался там же в бункерах, примерно 500 метров от бункеров Гитлера, Геббельса и других лиц, находившихся при ставке Гитлера. 1 мая с.г., примерно в 4 — 5 часов дня мне в госпиталь позвонила по телефону жена Геббельса, которая заявила, что прошло уже достаточно времени, и просила сейчас же прийти в бункер. После чего я направился к ней, но без всяких медикаментов.      Когда я пришел в бункер Геббельса, то застал в рабочем кабинете самого Геббельса, его жену и государственного секретаря министра пропаганды Наумана, которые о чем-то беседовали. Обождав у двери кабинета примерно минут 10, когда Геббельс и Науман вышли, жена Геббельса пригласила меня зайти в кабинет и заявила, что решение уже принято (речь шла об умерщвлении детей), т.к. фюрер умер и примерно в 8 — 9 часов вечера части будут пытаться уходить из окружения, а поэтому мы должны умереть. Другого выхода для нас нет. 

 

Во время беседы я предложил жене Геббельса отправить детей в госпиталь и представить их под опеку Красного Креста, на что она не согласилась и заявила: пусть лучше дети умирают… 

Минут через 20, в момент нашей беседы в рабочий кабинет вернулся Геббельс, который обратился ко мне со словами: «Доктор, я вам буду очень благодарен, если вы поможете моей жене умертвить детей». 

Я Геббельсу также, как и его жене, предложил отправить детей в госпиталь под защиту Красного Креста, на что он ответил: «Это сделать невозможно, ведь все-таки они дети Геббельса». 

После этого Геббельс ушел, и я остался с его женой, которая около часа занималась пасьянсом (гадание на картах). 

Примерно через час Геббельс снова вернулся вместе с зам. гауляйтера по Берлину Шахтом, и поскольку Шахт, как я понял из их разговора, должен уходить на прорыв с частями немецкой армии, он простился с Геббельсом. Геббельс подарил ему очки в роговой оправе темного цвета со словами: «Возьмите их на память, эти очки носил всегда фюрер». После этого Шахт попрощался с женой Геббельса, а также со мной и ушел. 

После ухода Шахта жена Геббельса заявила: «Наши сейчас уходят, русские могут в любую минуту прийти сюда и помешать нам, поэтому нужно торопиться с решением вопроса». 

Когда мы, т.е. я и жена Геббельса, вышли из рабочего кабинета, то в передней в этот момент сидели два неизвестных мне военных лица, один в форме «Гитлерюгенд», форму второго не помню, с которыми Геббельс и его жена стали прощаться, причем неизвестные спросили: «А вы как, господин министр, решили?» Геббельс ничего на это не ответил, а жена заявила: «Гауляйтер Берлина и его семья останутся в Берлине и умрут здесь». 

Простившись с указанными лицами, Геббельс возвратился к себе в рабочий кабинет, а я вместе с его женой пошли в их квартиру (бункер), где в передней комнате жена Геббельса взяла из шкафа шприц, наполненный морфием, и вручила мне, после чего мы зашли в детскую спальню. В это время дети уже лежали в кроватях, но не спали. 

Жена Геббельса объявила детям: «Дети, не пугайтесь, сейчас вам доктор сделает прививку, которую сейчас делают детям и солдатам». С этими словами она вышла из комнаты, а я остался один в комнате и приступил к впрыскиванию морфия, сначала двум старшим девочкам, затем мальчику и остальным девочкам. Впрыскивание делал в руки ниже локтя по 0,5 кубика. Процедура впрыскивания продолжалась примерно 8—10 минут. После чего я снова вышел в переднюю, где застал жену Геббельса, которой заявил, что нужно обождать минут 10, потом дети заснут, и одновременно я посмотрел на часы — было 20 часов 40 минут (1 мая). 

Спустя 10 минут жена Геббельса в сопровождении меня вошла в спальню к детям, где пробыла минут 5, каждому из них вложила в рот по раздавленной ампуле цианистого калия. (Цианистый калий находился в стеклянных ампулах, которые содержали 1,5 куб.) Когда мы вернулись в переднюю, она заявила: «Все кончено». Затем я с ней направился вниз, в рабочий кабинет Геббельса, где застали последнего в очень нервозном состоянии, расхаживающим по комнате. Войдя в кабинет, жена Геббельса заявила: «С детьми все кончено, теперь нам нужно подумать о себе». На что ей Геббельс ответил: «Нужно торопиться, так как у нас мало времени». 

Дальше жена Геббельса заявила: «Умирать здесь в подвале не будем», а Геббельс добавил: «Конечно, мы пойдем на улицу, в сад». Жена ему бросила реплику: «Мы пойдем не в сад, а на площадь Вильгельма, где ты всю свою жизнь работал». (Площадь Вильгельма — площадь между зданиями имперского министерства пропаганды и имперской канцелярии.)      Во время беседы Геббельс поблагодарил меня за облегчение их судьбы и, попрощавшись со мной, пожелал успеха в жизни и счастливого пути. После этого я направился к себе в госпиталь (это было примерно в 15—20 минут 10 часа вечера).

…

Вопрос: Уточните возраст детей Геббельса и в чем они были одеты. Ответ: Всего детей, умерщвление которых я произвел, было шестеро: пять девочек и один мальчик. Старшей девочке было 12—13 лет, второй девочке 10—12 лет, мальчику 8—10 лет, третьей девочке 6—8 лет, четвертой 4—6 лет и пятой около четырех лет.      Старшая девочка была одета в светло-голубой спальный костюм, состоявший из жакета с короткими рукавами и брюк. Все остальные дети, насколько мне помнится, были одеты в белые ночные рубашки.» Конец отрывка протокола допроса.     Примечательно, что в конечном итоге Кунца оправдали, и он прожил свою жизнь занимаясь медециной. Кунц умер в 1976 году в Фройденштадте.     Показания Кунца служат для историков лишь одной из версий случившегося. Конечно Кунц старался оправдать себя, скрыть детали, обобщить. Например, его версия, которую он изложил на допросе, не объясняет наличие синяков на лице Хельги, полученных прижизненно. 

Хельга Геббельс, после аутопсии.

Историческая фотография сделанная в мае 1945 г., имела цель запечатлеть следы насилия на лице ребенка. Вероятно девочка сопротивлялась перед смертью, не желая принимать ампулу с ядом, что противоречит показаниям Кунца. 

Позднее, эта история получила свое удивительное продолжение. Напомню, что письмо Хельги было адресовано Генриху Лею, который впоследствии приложил усилия, чтобы пролить свет на эту историю.

Согласно материалам статьи Московской газеты ( Газета № 272 ) Елена Съянова пишет следующее:

 » В 1954 году в ФРГ был принят Закон об амнистии. По этому закону «за некоторые преступления, совершенные во времена национал-социализма», преследовать далее либо запрещалось, либо предлагалось «снижать меру пресечения при наличии смягчающих обстоятельств». Но в то же время власти ФРГ инициировали расследования, призванные создавать видимость принципиальной позиции власти, выраженной фразой канцлера Аденауэра: «Ничто не будет забыто». Одним из таких расследований стало в середине 50-х годов «Дело об умерщвлении шестерых малолетних детей супругов Геббельс». 18 октября 1958 года в Мюнхене по нему состоялось первое судебное заседание. 

Судья Генрих Стефаниус допросил главного свидетеля, бывшего обершарфюрера СС Гарри Менгерсхаузена. Свидетель сообщил, что в предполагаемый момент смерти детей с ними находились их родители и доктор Штумпфеггер, который погиб в начале мая 1945 года. Гербер Линц, представитель левой американской прессы, коммунист, показал судье копию протокола допроса дантиста по имени Гельмут Кунц, которую якобы получил «по каналам русских». Кунц сообщает, что 29 апреля он находился в бункере и оказывал помощь Магде Геббельс. 

Перед вторым заседанием американский журналист Герберт Линц нанес Кунцу визит и показал ему копии допросов от мая 1945 года, на которых Кунц признался следователям СМЕРШа, что лично сделал детям Геббельсов усыпляющие уколы морфия, а затем присутствовал при том, как Магда Геббельс своими руками давала своим детям яд. «Таким образом, если я попрошу моих русских друзей представить подлинники ваших признаний от 1945 года, вы станете не свидетелем, а соучастником преступления, убийства детей», — сказал журналист Кунцу. — А если хотите, чтобы этого не случилось, расскажите правду мне». 

Но Кунц наотрез отказался разговаривать с «паршивым америкашкой». Тогда Герберт Линц назвал свое подлинное имя — Генрих Лей, сын бывшего вождя Трудового фронта Роберта Лея. В 1940 году в возрасте восьми лет мать увезла его из Германии, а в 1955-м он получил американское гражданство.

Гельмут Кунц, пораженный этим фактом, сказал Генриху, что у него тоже есть для него документ. И показал это самое письмо Хельги. Читая письмо и слушая Кунца, Генрих Лей сумел восстановить некоторые обстоятельства трагедии, происшедшей в бункере Гитлера. 

Чтобы избежать паники после начала обстрела русской артиллерией, Гитлер принял решение не выпускать семью Геббельсов из бункера. Последнюю попытку спасти детей сделал отец Генриха, Роберт Лей. Он прилетел с юга в Берлин на маленьком самолете. Туда поместились бы не все дети Геббельсов. На вопрос Генриха Лея, почему отец отдал письмо Кунцу, тот объяснил: Роберт Лей, перед тем как улететь из Берлина, сказал: «Меня могут сбить. А вы врач, у вас больше шансов выбраться. Передайте это письмо моему сыну. Если выживете». 

Кунц дал показания на суде. Он в точности повторил все то, что говорил в 1945 году русским следователям СМЕРШа. Магда Геббельс спросила его, может ли он помочь убить детей. Кунц отказался, рассказав, что несколько месяцев назад потерял двух дочерей во время авианалета, и после случившегося он просто не в состоянии покуситься на детские жизни. Тогда Магда заявила, что речь идет не о просьбе, а о «прямом приказе Гитлера».

— Достаточно ли того, что я устно передаю этот приказ или же вам необходимо, чтобы фюрер передал его лично? — спросила Магда. 

Кунц ответил, что ему достаточно ее слов.

Адвокат Кунца задал вопрос: «Зачем понадобилась Гитлеру смерть детей?» И сам же ответил на него: «Видимо, затем, чтобы подтвердить собственную смерть». Прокурор возразил: «А зачем было Гитлеру подтверждать свою смерть? Не затем ли, что она на самом деле была инсценирована?!» 

После этой полемики судья продолжил допрос Кунца: 

Судья: Что произошло 1 мая 1945 года? 

Кунц: 1 мая 1945 года Магда Геббельс сказала детям, что им необходимо сделать прививки, которые делают сейчас солдатам, потому что они, дети, тоже своего рода солдаты, которые должны выстоять. Я сделал уколы морфия сначала двум старшим девочкам, потом мальчику, потом остальным детям. Все это заняло около десяти минут. 

Судья : Дети поверили? 

Кунц: Да. Старшая девочка Хельга сказала остальным, что нужно сделать эти прививки и не бояться, как не боятся солдаты. 

Дальше Кунц сообщает, что когда дети заснули, вошла Магда с капсулами. 

доктор Штумпфеггер. На фото он слева.

— Вы обещали выполнить приказ фюрера, — сказала она. Но я ответил, что Гитлер мертв, что я не стану выполнять приказ убить детей Тогда она позвала Штумпфеггера. 

Судья: Штумпфеггер дал детям яд? Кунц: Нет. Он отказался. Судья: Кто же дал яд? Кто отравил детей? Кунц: Мне это неизвестно. Судья: Расскажите, что известно вам. Кунц сообщил следующее: Когда доктор Штумпфеггер отказался дать детям яд, Магда истерически разрыдалась. Геббельс, сохраняя остатки самообладания, сказал:— Убирайтесь отсюда оба! Когда мы будем мертвы, наши тела должны быть сожжены так же, как тела фюрера и его жены. На улице вы этого сделать уже не сможете, поэтому сожгите нас здесь. Закройте все двери. И откройте двери в спальни детей. Этого будет… достаточно. Хотя бы это, вы, трусы, способны для нас сделать?Мы так и поступили. Мы открыли двери в спальни детей. Мы выполнили волю их родителей.

 

Судья: Но русские медики сделали заключение, что смерть детей Геббельсов наступила не из-за отравления продуктами горения, а в результате отравления цианистыми соединениями. Как вы это объясните? 

Кунц: После того, как тела Геббельсов подожгли, бункер стал наполняться удушающим смрадом, началась паника… Многие покинули бункер, и я в их числе. 

Коллегия по уголовным делам вынесла решение, что к Кунцу может быть применен закон об амнистии. Обоснование коллегии таковы: если бы Кунц не выполнил приказ, пусть даже и переданный Магдой Геббельс, он бы был наказан за это, как военный преступник. 

Но Генриха Лея уже не волновало происходившее на суде. Теперь, когда Кунц был фактически оправдан, Генрих потребовал от Кунца всей правды.      Он показал Кунцу еще один документ — протокол осмотра советскими врачами тел детей Геббельсов. В протоколе говорилось, что на лице старшей, Хельги, имеются следы физического насилия. И Кунц сделал последнее признание:— Произошло страшное… После смерти моих девочек во время бомбежки в 45-м это было самое страшное, что я видел в жизни. Она… Хельга… очнулась. И встала. 

По версии Кунца произошло следующее.      Когда горевшие тела Геббельсов кое-как затушили, и воздух стал очищаться, Хельга проснулась. Ей сказали о смерти родителей. Но она не поверила. Ей показали и якобы умерших сестер и брата, но она снова не поверила. Она стала их трясти и почти разбудила Гельмута. Все дети действительно были еще живы.

Но в бункере никому уже было не до детей! Оставшиеся вместе с Борманом готовились к прорыву под защитой бронетранспортера.      Доктор Штумпфеггер сказал Кунцу, что Борман велел не оставлять Хельгу в живых. Эта рано повзрослевшая девочка — слишком опасный свидетель. Оба врача, Штумпфеггер и Кунц, предложили Борману взять детей с собой и использовать их для создания образа бегущей от обстрелов многодетной семьи, но Борман приказал не молоть вздор. По его мнению, волю родителей должно было выполнить! 

Кунц якобы пытался помешать. Но Штумпфеггер ударил его, а затем нанес и Хельге удар по лицу, затем вложил ей в рот капсулу с ядом и сжал челюсти. Потом засунул в рот по капсуле всем остальным детям. Доктор Гельмут Кунц умер в 1976 году в городе Фройденштадт. До последнего дня жизни он активно работал, имел обширную врачебную практику. О его причастности к убийству детей Геббельса никто и никогда больше не вспоминал. 

Хельга Геббельс

…

Останки детей Геббельсов в 1945 году были захоронены в пригороде Берлина. В ночь на 5 апреля 1970 года могилы были вскрыты, останки извлечены и сожжены. Пепел развеяли над Эльбой».

 

Генрих Лей, тот мальчик, которому писала свое последнее письмо Хельга, умер в 1968 году от тяжелого нервного расстройства. В возрасте 36 лет.

[r430r]

В пропагандистских брошюрах «Гитлер-освободитель», которые распространялись на захваченных территориях СССР, сообщалось, что под «гениальным руководством Адольфа Гитлера» и «дружной работе всего народа» Германия превратилась в цветущую и счастливую страну. Предлагалось «верить Адольфу Гитлеру и исполнять распоряжения назначенных им руководителей», чтобы жить также хорошо, как германский народ. Реальность же весьма сильно расходилась с пропагандой.

http://topwar.ru/20552-mif-obschestva-schastya-v-tretem-reyhe.html

[r430r]

Безвозвратные потери ВС СССР в ВОВ составляют 11,5 — 12,0 миллионов человек безвозвратно, при собственно боевых демографических потерях в 8,7–9,3 млн. человек. Потери Вермахта и войск СС на Восточном фронте составляют 8,0 — 8,9 миллионов человек безвозвратно, из них чисто боевые демографические 5,2–6,1 миллионов (включая умерших в плену) человек. Плюс к потерям собственно Германских ВС на Восточном фронте необходимо прибавить потери стран сателлитов, а это ни много, ни мало 850 тыс. (включая умерших в плену) человек убитыми и более 600 тыс. пленными. Итого 12,0 (наибольшее кол-во) млн. против 9,05 (наименьшее кол-во) млн. человек.

http://nnm.me/blogs/Dmitry68/poteri-sssr-i-germanii-v-vov/

 

[cartesius]

 

"Павшие во Второй мировой войне" - интерактивный документальный фильм о цене, заплаченной за эту войну жизнями людей, и о снижении числа жертв в конфликтах после Второй мировой. Пятнадцатиминутная визуализация данных в формате кинематографического повествования с новым драматизмом открывает зрителям этот поворотный момент мировой истории.

Фильм сопровождается последовательным комментарием, который в ключевые моменты можно поставить на паузу, чтобы изучить цифры и графики подробнее.

 

 

[w i t o]

Третий справа Худяков-Ханферянц(для меня открытие)

[Gevorg]

.

Изменено 1 мая 2016 пользователем Gevorg (история изменений)

[SUM]

В 19 January 2016 at 18:47, Ленабу сказал:

 

Последнее письмо Хельги Геббельс

 

а источник можешь дать?

[Ленабу]

41 минуту назад, SUM сказал:

а источник можешь дать?

К сожалению уже не помню. Можно просто погуглить.

[Арнольдик]

Не забываем:  77-я годовщина совместного парада Вермахта и РККА. Дидываивале!

В советской истории было много позорных и постыдных страниц, которые советские историки никогда не признавали официально. Одной из таких позорных страниц был советско-фашистский парад в Бресте после совместного захвата Польши. 

22 сентября 1939 года состоялся совместный парад вермахта и РККА в Бресте (Deutsch-sowjetische Siegesparade in Brest-Litowsk) — прохождение торжественным маршем по центральной улице города подразделений XIX моторизованного корпуса вермахта (командир корпуса — генерал танковых войск Гейнц Гудериан) и 29-й отдельной танковой бригады РККА (командир — комбриг Семён Кривошеин) во время официальной процедуры передачи города Бреста и Брестской крепости советской стороне во время вторжения в Польшу войск Германии и СССР. Процедура завершилась торжественным спуском германского и поднятием советского флагов.

Нападение Германии на Польшу стало возможным только благодаря подписанию преступного пакта Молотова-Риббентропа. Весь план нападения был построен на поддержке СССР, иначе немцы просто завязли бы в войне на два фронта – давнем кошмаре германских генштабистов. Лишь заручившись поддержкой Сталина, 1 сентября 1939 г. Гитлер напал на Польшу. А 17 сентября во вторую мировую войну вступил СССР – на стороне Третьего рейха. При этом Германия всячески старалась показать Англии и Франции, что СССР — её союзник, в то же время как в самом СССР всячески старались лицемерно показать свою «нейтральность». Тем не менее, “дружба, скрепленная кровью” (поляков), как выразился товарищ Сталин явно имела место. Свидетельством чему и были штурм Бреста, и совместный советско-фашистский парад в Бресте. 

В ночь на 17 сентября польские военные уходили из крепости под артиллерийским огнем. Выносили раненых. Не бросали убитых. В крепости остались для прикрытия отхода добровольцы под командованием В. Радзишевского. 
Те, кто уцелел и добрался до Тересполя, похоронили погибших на местном кладбище. Там и сейчас в сохранности их могилы. А с востока навстречу войскам вермахта уже шли полки комкора Василия Чуйкова. В то самое время, когда поляки уходили из крепости, в Кремль был вызван посол Польши Вацлав Гжибовский… 

Советский Союз разорвал подписанный еще в 1932 году советско-польский договор о ненападении. Согласно этому договору запрещались помощь и любое содействие Советского Союза государству, которое нападет на Польшу, и наоборот. Но что там выполнение международного договора, если речь идет о дележе территорий! Советско-польский договор о ненападении был забыт в тот же момент, когда Германия предложила просто поделить Польшу. 

Кстати, Советский Союз нарушил договор с Польшей о ненападении еще до его одностороннего разрыва — до 17 сентября, когда послу зачитали советскую ноту. Спустя неделю после нападения Германии на Польшу, 8 сентября, посла Гжибовского пригласил Молотов и сказал, что отныне транзит военных материалов в Польшу через территорию СССР запрещен. А с первого же дня войны Советский Союз любезно предоставил Германии минскую радиостанцию, чтобы немецкие войска могли использовать ее в качестве радиомаяка для наведения самолетов, бомбардирующих Польшу. За эту дружескую услугу Геринг лично поблагодарил наркома обороны Клима Ворошилова. 

Официально это называлось — защитить братские народы Украины и Белоруссии. Вначале “защитников” действительно встречали там радостно. Советская пропаганда трудилась не зря. Еще задолго до войны с той стороны через границу бежали иногда группы молодежи. Бежали, чтобы жить в свободной стране. Но здесь их хватали чекисты и старательно выбивали показания, будто все эти желторотые юнцы и ошалевшие от страха девчонки — польские шпионы. Тех, кто признавался, расстреливали. Тех, кто допросы выдерживал, отправляли на двадцать лет в лагеря… 

Поляки отчаянно сражались, но силы были неравны. К тому же к гитлеровцам присоединился СССР… 

Передача Бреста происходила согласно советско-германскому протоколу об установлении демаркационной линии на территории бывшего Польского государства, подписанного 21 сентября 1939 года представителями советского и немецкого командований. 

Советские и немецкие офицеры в Польше обсуждают на карте демаркационную линию.

Согласно воспоминаниям командира 29-й отдельной танковой бригады Семёна Кривошеина, его подразделение получило вечером 20 сентября приказ командующего 4-й aрмии В. И. Чуйкова о занятии города и крепости Брест. С этой целью бригаде предстояло совершить 120 км ночной марш из Пружан (имевшиеся в бригаде танки Т-26 имели практическую дальность на одной заправке 90 км и рекомендованную скорость марша 18-22 км/ч). К утру 21, передовые подразделения 29-й бригады приблизились к Бресту с северной стороны. Кривошеин в одиночку направился на переговоры с немецким командованием в отношении передачи города и крепости, отдав приказ о начале движения бригады в Брест в 14:00.

Немецкие генералы, в т.ч. Гейнц Гудериан, совещаются с батальонным комиссаром Боровенским в Бресте. 

Переговоры с Гудерианом, которые велись на понятном обоим французском языке, затянулись до вечера. Кривошеин вспоминал, что Гудериан настаивал на проведении парада с предварительным построением частей обеих сторон на площади. Кривошеин попытался отказаться от проведения парада, ссылаясь на усталость и неподготовленность своих войск. Но Гудериан настаивал, указывая на пункт соглашения между вышестоящими командованиями, в котором оговаривался совместный парад. И Кривошеину пришлось согласиться, при этом он предложил следующую процедуру: в 16 часов части корпуса Гудериана в походной колонне, со штандартами впереди, покидают город, а части Кривошеина, также в походной колонне, вступают в город, останавливаются на улицах, где проходят немецкие полки, и своими знамёнами салютуют проходящим частям. Оркестры исполняют военные марши. 
Гудериан согласился на предложенный вариант, но отдельно оговорил, что будет присутствовать на трибуне вместе с Кривошеиным и приветствовать проходящие части. 
Окончив вечером переговоры, Кривошеин отдал уже вступившей в город бригаде указание подготовить к параду 4-й батальон и бригадный оркестр, а также блокировать железную дорогу.

Состоявшееся на следующий день прохождение подразделений Кривошеин описал так: 
«В 16.00 я и генерал Гудериан поднялись на невысокую трибуну. За пехотой пошла моторизованная артиллерия, потом танки. На бреющем полете пронеслось над трибуной десятка два самолетов. Гудериан, показывая на них, пытался перекричать шум моторов: 

— Немецкие асы! Колоссаль! — кричал он. Я не удержался и тоже крикнул в ответ: 
— У нас есть лучше! 
— О, да! — ответил Гудериан без особой радости. 
Потом опять пошла пехота на машинах. Некоторые из них, как мне показалось, я уже видел. Очевидно, Гудериан, используя замкнутый круг близлежащих кварталов, приказал мотополкам демонстрировать свою мощь несколько раз … Наконец, парад закончился. 
Кривошеин. Междубурье, с. 261» 

Генерал Гудериан так описывает события в своих мемуарах: 
«В качестве вестника приближения русских прибыл молодой русский офицер на бронеавтомобиле, сообщивший нам о подходе их танковой бригады. Затем мы получили известие о демаркационной линии, установленной министерством иностранных дел, которая, проходя по Бугу, оставляла за русскими крепость Брест; такое решение министерства мы считали невыгодным. Затем было установлено, что район восточнее демаркационной линии должен быть оставлен нами к 22 сентября. Этот срок был настолько коротким, что мы даже не могли эвакуировать наших раненых и подобрать поврежденные танки. По-видимому, к переговорам об установлении демаркационной линии и о прекращении военных действий вообще не был привлечен ни один военный. 
В день передачи Бреста русским в город прибыл комбриг Кривошеин, танкист, владевший французским языком; поэтому я смог легко с ним объясниться. Все вопросы, оставшиеся неразрешенными в положениях министерства иностранных дел, были удовлетворительно для обеих сторон разрешены непосредственно с русскими. Мы смогли забрать все, кроме захваченных у поляков запасов, которые оставались русским, поскольку их невозможно было эвакуировать за столь короткое время. Наше пребывание в Бресте закончилось прощальным парадом и церемонией смены флагов в присутствии комбрига Кривошеина. 
Гудериан. Воспоминания солдата»

В немецких документах это событие было отображено следующим образом. 
В Бресте, как следует из донесения командования группы армий «Север» 22 сентября 1939 , «…состоялся торжественный марш одного русского и одного немецкого полков… Город и Цитадель переданы в праздничной форме русским». 

В федеральном военном архиве в Германии, в документах высшего руководства второй танковой группы находится документ «Vereinbarung mit sowjetischen Offizieren über die Überlassung von Brest-Litowsk» («Договоренность с советскими офицерами о передаче Брест-Литовска») датированный 21.09.1939. В нём, в частности, указывается: 
14:00: Начало прохождения торжественным маршем (Vorbeimarsch) русских и немецких войск перед командующими обеих сторон с последующей сменой флагов. Во время смены флагов музыка исполняет национальные гимны.

В Бундесархиве (http://www.bild.bundesarchiv.de) можно найти им другую информацию о “Немецко-советском параде победы”, как он именуется в архивных документах и историками. Заходим и вбиваем в поиск Deutsch-sowjetische Siegesparade. 

До нас дошли свидетельства очевидцев парада: 
“Мы стояли в толпе на площади, примерно напротив костела. Брестчан собралось много. О параде никто официально не объявлял, но «каблучная почта» сработала безотказно: уже с утра все в городе знали, что по площади пойдут маршем войска. Видели, как немцы спешно сооружали у воеводства трибуну”. 

“Сначала промаршировали немцы. Военный оркестр играл незнакомый мне марш. Затем в небе появились немецкие самолеты. Красноармейцы шли вслед за немцами. Они совершенно не были на них похожи: шли тише и не печатали шаг коваными сапогами, так как были обуты в брезентовые ботинки. Ремни у них были также брезентовые, а не кожаные, как у немцев. Кони, тянувшие советские орудия, были малорослы и неприглядны, упряжь лишь бы какая… За советской артиллерией ехали гусеничные тракторы, которые тянули орудия более крупного калибра, а за ними двигались три танка…” 

 

http://politolog.net/analytics/ne-zabyvaem-segodnya-77-ya-godovshhina-sovmestnogo-parada-vermaxta-i-rkka-didyvaivale-bloger/

[Bondi]

Главное в суете празднования 77-й годовщины не забыть помянуть доблестных союзников Польши, храбро сражавшихся на полях "странной войны".

[cartesius]

 

[Эду]

Марк Солонин. Кто победил?

Давайте немного пофантазируем, и хотя в истории нет сослагательных наклонений, иногда этим полезно заняться. Итак, предположим, что Англия и Америка договариваются с Гитлером и решают, что пусть «пауки дерутся в банке» и вмешиваться в эту драку не стоит. В результате Германия не нападает на Англию, Рузвельт не зажимает в энергетические тиски Японию, вынуждая её напасть на США, а продолжает снабжать её нефтью. Таким образом, Япония нападает на СССР, а Гитлер имеет возможность все силы кинуть на восток. Поглядим, что было бы. 

Первое: У СССР не было второго фронта в реальной войне, он был у Гитлера. В нашем варианте всё наоборот: второго фронта нет у Гитлера, но есть у России. Япония, свободная от войны с Америкой и получая необходимую ей нефть от неё, нападает на СССР. Она перерубает тонкую нить Транссиба и остановить её нечем – все дальневосточные дивизии переброшены под Москву – её защита важнее Сибири. В результате нет авиазаводов в Иркутске и Комсомольске-на-Амуре (а это отсутствие Ил-4 – единственного массового бомбардировщика среднего радиуса действия), и завода в Новосибирске, а это 15,5 тысяч истребителей Як 7 и 9. То есть, половины истребителей, выпущенных во время войны у СССР не будет. 

Добавим отсутствие хлеба из Сибири и Алтая и минус мясо из Монголии (500 тысяч тонн), и 450 с лишним тысяч лошадей как тягловой силы и практически весь вольфрам.

Второе: Танки. Предположим, что японцы до наших «танкоградов» - Омск, Челябинск, Нижний Тагил, Свердловск – не дотянулись. Заводы есть, а вот из чего танки делать? 27 тысяч тонн американского никеля (75% всего никеля войны) главного компонента легированной танковой брони; минус 17 тысяч тонн молибдена (практически 100%); 34 тысячи тонн цинка, 3,3 тысячи тонн феррохрома; 2,5 миллиона тонн броневой стали. Но эту сталь надо резать, сверлить, точить и варить. А 59-ти тысяч тонн электродов для разных сварочных работ нет, как нет и 14 миллионов(!) тонн инструментальной стали для сверл, токарных резцов и прочего инструмента, и нет 45 тысяч металлорежущих станков, среди которых уникальные карусельно-расточные станки на 1680 мм диаметра, без которых не было бы ни Т-34-85, ни ИСов. 

Добавим сюда отсутствие 12 тысяч танков и САУ, поставленных по Лендлизу, и 7 тысяч бронетранспортеров (которых у СССР вообще не было). Но даже те танки, которые были сделаны, надо было доставить на фронт. А на чем? 2 тысячи паровозов, 11 тысяч вагонов и 600 с лишним тысяч тонн рельсов, что позволило полностью свернуть их производство на советских предприятиях и переключиться на производство танков. А если бы эти средства доставки пришлось бы делать самим? Остались бы у нас вообще танки к концу 1942 года? 

Третье: Боеприпасы. Нет 123-х тысяч тонн пороха, нет 150 тысяч тонн химикатов для их производства, нет 266 тысяч тонн латуни для гильз, нет 903 тысяч штук детонаторов. А также нет 46 тысяч тонн динамита, 146 тысяч тонн тротила и 114 тысяч тонн тринитротолуола. Добавьте отсутствие 18 миллионов зенитных снарядов, 3 миллиона снарядов для авиапушек и 603 миллиона (Шестьсот три, чтобы не ошибались) ружейных, и 522 миллиона крупнокалиберных патронов. Не было бы и 8 тысяч зениток и 6 тысяч прицелов к ним. Не будет и противотанковых пушек ЗиС-2 (73 калибр), так как сверлить дула можно было только на американских станках. 

Четвертое: Но всё это надо ещё от железнодорожной станции довезти до фронта и при его перемещениях таскать туда-сюда. На чем? На полуторках, разваливающихся на части? Ведь почти 460 тысяч Студебеккеров нет. Да и полуторки нечем «обуть» - 3,6 миллиона покрышек нету. Как нет и американского каучука, из которого были сделаны 30% своих покрышек. 

Нет командирских «виллисов», нет радиостанций (45 тысяч), нет телефонных аппаратов (619 тысяч) нет 1,9 миллионов телефонного кабеля (100% всего использованного на войне), нет 4,6 миллиона сухих батарей и 10 миллионов радиоламп. 

Пятое: Авиация. 18 тысяч лендлизовских самолетов нет. Своей бомбардировочной авиации тоже нет (сибирские заводы потеряны). Ублюдочный уродец Пе-2, восхваляемый советской пропагандой, не является ни бомбардировщиком, ни истребителем. И непонятно, из чего его делать – лендлизовского алюминия (300 тысяч тонн), из которого был сделан каждый второй самолет СССР в военное время, нет. Истребители, которые клеились из «дельта древесины», тоже остаются только в воображении – эта самая древесина всего лишь клееная фанера, а клеев для неё нет. Но даже те самолеты, которые кое-как склепали, на чем будут летать? Из 3 миллионов тонн израсходованного авиабензина 1 миллион поставлены по лендлизу, и ещё один миллион сделан из смеси советского низкосортного и американского высокосортного бензина. А из 2 миллионов тонн «своего» бензина 1,5 миллиона сделаны на 4-х нефтеперегонных заводах, оборудование для которых поставлено по лендлизу. И добавьте отсутствие 6,3 тысячи тон тетраэтилсвинца, без которого мы не смогли бы выпустить ни литра своего авиабензина: это 100% потребного количества. 

А теперь обратимся к нашим закадычным врагам. Для войны на море Германия произвела 1113 подводных лодок с совокупным тоннажем почти в миллион тонн. Если бы войны не было, это около 40 тысяч средних немецких танков. Учтите, что за всю войну Германия выпустила их только 28 тысяч. При этом, естественно, подводную лодку по сложности с танком не сравнить, так что число танков могло быть и больше. Германия производит в 3-4 раза больше танков и все они идут на Восточный фронт (при отсутствии там большей части наших танков). И танки эти тоже идут на солярке, поскольку флот её не забирает. И вся авиация отправляется туда же, на Восток, а это 70% всей немецкой авиации, это дальние двухмоторные бомбардировщики Do-217 и 30-ти тонный «Урал-бомбер» Не-177. 

Тыл Германии не разрушен ковровыми бомбардировками и работает на полную мощность, железная руда, никель и марганец бесперебойно поступают из Швеции. Германия держала на своей территории 10 тысяч зениток, из которых можно было сделать 35 тысяч противотанковых пушек и отправить их на Восток. А это 75 мм Раk-40, которые пробивали броню всех наших танков. Добавьте сюда радиолокаторы, управляемые зенитные ракеты «Вассерфаль», реактивные истребители различных типов, ракеты Фау 1 и 2. И всё это летало и стреляло и изготавливалось в сотнях экземпляров. Ракет Фау было выпущено 13200! реактивных самолетов к концу войны было выпущено около 2 тысяч. 

Всё это сводится к одному: у нас к середине войны всего было бы в 3-5 раз меньше, чем в действительности, а у немцев ровно во столько же раз всего было бы больше. 

Далее, главное: в Черное море входят немецкие линейные корабли и тяжелые крейсера с сопровождением. Советский флот заперт в Батуми и ему не на чем выйти в море и нечем отстреливаться. Высадившийся десант максимум через месяц захватывает бакинские нефтяные промыслы и это катастрофа – бакинская нефть составляла в то время более 90% всей добываемой нефти СССР. 

Вывод из всего сказанного однозначный: без помощи англо-американских союзников крах СССР был бы неизбежен. Точно так же, как был неизбежен их крах без наших солдат, которых мы положили более 30 миллионов. Победили не мы, победила Коалиция держав, и приписывать победу только России – позорно для думающего человека.

Изменено 19 мая 2017 пользователем Эду (история изменений)

[wink]

53 минуты назад, Эду сказал:

Итак, предположим, что Англия и Америка договариваются с Гитлером и решают, что пусть «пауки дерутся в банке» и вмешиваться в эту драку не стоит. 
 

Вообще-то Англия с Америкой именно так и решили  (без договора с Гитлером) , - пусть «пауки дерутся в банке» , 

Но  чтобы восточный паук не сдох раньше времени -снабдили его всем тем , что перечислено в статье ...

Все правильно сделали !  единственное ..  если бы они чуть раньше открыли 2-ой фронт ,  ценой своих жертв , могли бы помешать замене коричневой чумы красной  чумой в Европе.

С другой стороны , в отличие от советов , они своих солдат   берегли ....  ну и надеялись что Гитлера сбросят раньше , и можно будет с ходу помириться с Германией .