Перейти к публикации

Художник, который не умел изображать кошек.


Bagirka

Рекомендованные сообщения

Да, мне нравится эта окраина Еревана. Гворят, здесь не очень здоровый воздух. Я не знаю. У меня отменное здоровье, - в свои 37 лет я не имею каких-либо жалоб или хронических патологий. Здесь уютно, - низкие дома, тихие дворики. Станция метро – конечная – в получасе ходьбы. Хотя основное мое средство передвижения – велосипед. Особенно по выходным.

Жители окрестностей наверняка уже привыкли видеть, как каждые выходные мимо них на большом и красивом велосипеде проезжает большой и красивый бородатый блондин, - ясноглазый художник, который везет на Вернисаж к Дому Кино свои творения, - деревянные фигурки слоников, отточенные бюсты африканских красавиц, оригинальные браслеты, подвески и ожерелья, праздничные сувениры и посуду. У меня расходится хорошо. Либо нравятся мои творения, либо нравлюсь я. Но факт в том, что покупают.

Трудно сейчас живется и моему народу, и семье моей. Особено зимой. Но я знаю много семей, которые живут гораздо хуже. Мама, брат и я. Наши жены и наши дети. У брата двое детей, у меня трое. Брат старше, я моложе, - на пару лет. Брат приземистый, приземленный, полный. Я высокий, ветреный, статный. Брат при этом летает в гражданской авиации, а я все больше на земле, - с деревяшками. Брат снабжает наши семьи, достает все от горючего для отопления до овощей с рынка. Такой он у нас проворный и практический. Я далек от этого. И, хотя мне удается делать денег не меньше, чем делает брат, меня в семье не воспринимают всреьез. И по мне это к лучшему. Я могу целыми днями пропадать на своем чердаке, за работой, со своими идеями, мечтами и думками. С меня взятки гладки. Принес выручку – отдал брату, часть жене – а сам на чердак. До самого ужина. И после ужина – до самой ночи.

То, что наши семьи живут в одном доме – хоть и не было редкостью для Армении но умиляло многих наших соседей, поскольку все-таки, в Ереване такое практиковалось значительно реже чем в селах. Но так получилось, что родители наши – люди сельские. Покойный отец – из Кявара, а мама – из Арташата. Мы же с братом родились и выросли здесь, в этом доме на окраине Еревана, и жены наши тоже горожанки. Но все же они прекрасно ужились в этом сообществе. И дети наши называли их не иначе как мама Гоар и мама Марина.

Должен заметить, что моя Марина – не первая моя жена. Отслужив в Армии в Краснодарском крае, я не сразу вернулся в Армению. Там, в Краснодаре, у меня появилась жена, русская девушка. Родилась дочь. Но что-то не склеилось, и мы довольно легко расстались. Приехав в Армению, я был поставлен перед фактом: должен жениться снова и как можно скорее, чтобы русская женушка не опомнилась и не стала морочить голову. Показали девушку. Насколько статную по фигуре, настолько блеклую на лицо. Блеклую... скорее бесцветную. А если быть до конца искренним, - я хоть и джентльмен, но как художнику мне эта искренность будет простительна - откровенную дурнушку. Мне было безразлично, я согласился, - она оказалась неплохой женой, тихой, робкой, непритязательной. Мне она не мешала, а я со временем понял, что, возможно, мне даже повезло с ней.

Гоар, жена моего брата, была, разумеется, значительно привлекательнее моей Марины. Хоть и не было в ней марининой стройности и роста, но личико у нее было очень милое и правильное. Да к тому же характер у Гоар был веселый, она была подвижна, остроумна да и попросту умна. Она выучилась в педагогическом техникуме на воспитательницу детсада, но ни одного дня там не работала. Вышла замуж за моего брата. Марина же моя была медсестрой, и какое-то время, даже будучи уже замужем, работала по специальности, но потом было решено (не помню кем, то ли мамой, то ли братом), что и ей лучше сидеть дома.

Живя в огромной, дружной веселой семье, окруженный любящими родственниками и детьми, я редко чувствовал себя по-настоящему счастливым. Часто задумывался о том, чего мне не хватает, но тут же одергивал себя. Потому что при первой же мысли о недостающем возникал расплывчатый образ прекрасной девушки, женщины, - чем-то напоминающей Гоар, но точно-точно не ее. Я не знал, кто она, эта женщина, но был уверен, что встретив ее в жизни, непременно узнаю. И порой, когда я с умилением смотрел на копошащихся детей, на суетящуюся вокруг них Марину, я вдруг с ужасом ловил себя на мысли, что появись эта девушка сейчас, я ни минуты не колеблясь уйду за ней на край света.

Жить скучно. Только работа и спасает. Велосипедные прогулки по выходным до Дома Кино и обратно – часто вместе с моим девятилетним сыном, который помогает мне расставлять и собирать продукты моего творчества, - вот, пожалуй, и все, что происходит в моей жизни интересного.

Высиживая на бордюре возле дома кино отведенное для Вернисажа время, я обычно коротаю его за чтением газет. Точнее, одной газеты. Современной, ереванской, молодежной, на русском языке, который стал мне вторым родным, и которым я владел в совершенстве: учился в русской школе, да еще и прожил в России около пяти лет.

- Как приятно, что созидатели прекрасного интересуются нашей газетой.

Звонкий, и в тоже время жесткий голос прозвучал словно из глубокого колодца. Мне так показалось, потому что я был полностью поглощен чтением очень увлекательного эротического рассказа в упомянутой мной молодежной газете. Я не сразу среагировал.

- Судя по номеру и по полосе, вы читаете не что иное, как мой рассказ, - весело констатировал голос, и я, наконец, отовался от чтения.

Не знаю, что было написано на моем лице в этот момент, и когда, через какое время собственно мне удалось ответить ей. Однако первым, что я четко осознал, взглянув на нее, было то, что это – она!..

- Ваш рассказ? Интересно. Никак не думал, что такая хрупкая девушка может носить такое странное заморское мужское имя. Рад знакомству, дорогой мистер... как тут?.. Ага, Ричард Бронсон! – я протянул ей руку, - меня зовут Давид.

Она долго смотрела на мою руку, прежде чем вложить в нее свою кисть, будто сомневаясь, стоит ли ей углублять знакомство до такой степени, несколько раз переводила взгляд с моей руки на мое лицо и, наконец, когда ее пристальный взгляд застыл на мне на пару секунд дольше, чем мы оба ожидали, я почувствовал, как ее рука смело пожала мою.

- Анна, приятно познакомиться.

- Очень рад...

Я хотел было сказать еще что-то, мне жутко требовалось в тот момент продолжить это общение, не прерывать этот контакт, но к моему столику подошел мальчишка лет двенадцати и ошеломленно уставился на сосцы моей африканской красавицы. Я лишь на секунду отвлекся на его смешную мордашку, но когда снова взглянул на Анну... ее уже не было. Даже не попрощалась.

Почему она так стремительно исчезла? Я был неприятен ей? Вряд ли. Чего она испугалась? Я вдруг совершенно четко осознал для себя: она придет снова. Если бы она ушла, спокойно попрощавшись, я бы не был в этом уверен. Но теперь я знаю точно: она придет! Я думаю, что любой бы заметил, как я просиял в этот момент.

- Пап, а где нубийка? – услышал я голос сына.

- Где нубийка... нубийка...нет нубийки! И не надо нам нубийки!

- А кто ее украл?

- Кто украл – тому я ее дарю! Собирай все что осталось, сынок.

Сегодня я не хочу больше здесь оставаться. Вернемся сюда завтра, в воскресенье.

Почему так странно устроена природа художника? Почему так тонко и страстно я воспринимаю то, что мне интресно и настолько глух и рвнодушен я к тому, что меня не привлекает? Просто две крайние крайности. Будет жизнь? Когда? Я сегодня точно понял, что она есть, и что она может быть. Заснуть, как можно скорее. Дождаться завтра. Поехать на Вернисаж. Она придет. Я точно знаю, что оно начнется.

Эту ночь я спал на чердаке, в своей мастерской. Благо, было уже достаточно тепло, это была весна, апрель, после самой жуткой и самой трудной зимы, которую пришлось пережить Армении в начале девяностых.

Марина не спросила меня, почему я не спустился к ужину, - она просто принесла мне все на подносе. Это жутко бесило моего брата, но сегодня он был в рейсе, и Марина осмелилась заочно его ослушаться. Вернувшись за подносом, она обнаружила, что еда осталась нетронутой, а я уснул как младенец на старом диванчике.

***

- Не возьмешь его с собой? – Марина стояла у порога, неловко переминаясь с ноги на ногу и держала за плечи сына.

- Я сегодня поеду один, так нужно, - отозвался я, похлопывая по седлу велосипеда и с дурацкой улыбкой морщась на небеса.

Она разговаривала с кем-то из художников. Записывала его слова на диктофон. Что может ей рассказать этот сопляк? Ему двадцать пять, не больше. Впрочем, и ей, кажется, столько же или даже меньше. Я его знаю, он живет тут, недалеко, возле кинотеатра «Россия», рисует каких-то голых девиц и распятия, ничего оригинального, но его работы тоже раскупаются ценителями наготы и распятий в качестве подарка или на стену в спальне.

- А у меня вы не хотите взять интервью? - спросил я, когда она медленно проходила мимо моего столика, пристраивая диктофон куда-то в глубину своего бездонного рюкзака.

Она остановилась и посмотрела на меня каким-то странным, умоляющим взглядом. Мне стало даже жаль ее почему-то. Я застыл, застопорился, не мог почему-то произнести больше ни одного слова. А она продолжала на меня смотреть, и на ее лице было написано то, что я читал так, как если бы это было написано текстом или сказано голосом. «Ты сможешь? Ты будешь? Ты станешь? Я должна это знать точно и прямо сейчас, иначе все будет кончено. Сейчас или никогда потом. Я не хочу больше ни одной минуты неизвестности. Я устала, - сама не знаю от чего, но устала смертельно. Я вижу, что ты можешь. Но я не знаю, хочешь ли, готов ли, есть ли ты?...»

Сколько длилось это ее молчание? Мне кажется, секунд двадцать. И я не видел ему конца. Вся эта ее тирада, которую я прочел, повторялась на ее лице раз за разом без каких-либо изменений и дополнений, и я понял, что время мое заканчивается. Нужно принимать решение. Она вскинула голову и сделала движение в продолжение своего хода. У меня звенело в голове и стучало где-то в затылке. Я крикнул каким-то не своим голосом:

- Я могу!! Я буду, я стану!!!

Я не помню, когда я плакал и смеялся одновременно в последний раз. И не знаю, когда это делала она. Но в ту минуту это происходило с нами обоими. Прямо там, на глазах у прибалдевшей публики. И дождь начался в эту минуту, - небольшой, приятный, теплый.

Либо этот мир абсурден, либо я не для этого мира. Еще в юности я об этом думал. Но тогда все воспринималось просто и даже с долей веселья. С возрастом и с обстоятельствами эта мысль приобрела остроту и драматизм.

Я хорош, я добр, я талантлив. Я никогда никому не причинил зла. Возможно, даже невольно не причинил. Напротив, я создаю вещицы, которые радуют глаз, приносят удачу, украшают интерьеры. Я послушен, я спокоен, я непритязателен. Даже вспоминая смертные грехи, я с трудом могу выявить у себя хотя бы один из них, хотя бы самый распространенный среди людей. И при этом я даже умудряюсь делать какие-то деньги в это трудное время, не проявляя отвратительных мне торгашеских, навязывающих качеств. Однако при этом ни я себя не ощущаю счастливым, ни окружающие меня не воспринимают всерьез, а порой даже поддевают.

Гоар... Она очень умна и изворотлива. Нет, я не могу назвать ее коварной или жестокой, но часто ей удается задеть меня незаметно для кого-либо из присутствующих. Мама моя, - в свое время яркая красавица и блестящая женщина, после недавней кончины отца стала гораздо менее охотно вникать в наши разговоры, и просто ограничивалась мелкими бытовыми замечаниями и понуканиями в адрес детей.

Брат мой, главный снабженец и кормилец, редко присутствующий дома, наверняка считал слишком мелкими для себя семейные дрязги, - он даже не прислушивался к нашим словам, а просто переводил взгляд с одного на другого и потом снова впивался глазами в телевизор, где Просто Мария в очередной раз утратила память.

Марина моя, не будучи наделенной острым и живым умом, вяло покачивала головой в сторону говорящего, не отводя взгляд от экрана, и лишь иногда переспрашивала кого-то из нас, что именно сказал Хосе Игнасио и что он мог этим иметь в виду.

Дети... кто-то из них сидел на руках у взрослых, увлеченно следя за фильмом, а кто-то играл во дворе, и они-то уж точно не могли замечать, как и чем меня задевают реплики Гоар. Впрочем, они и меня не задевали, хотя и были четко и верно на это нацелены. Они меня умиляли и веселили, и я часто ловил себя на мысли, что с ней... с такой как она, я бы чувствовал себя гораздо счастливее.

- Ну что, женушка моего деверя, - пойдешь сегодня на чердак рисовать?, - произнесла по своему обыкновению Гоар, когда на экране появились финальные титры очередной серии.

Да, именно так она меня и называла, - "женушка моего деверя" (на армянском языке это звучит намного короче и забавнее) - потому что считалось, что мы с ней соревнуемся за главное место на кухне, да и вообще, если кто-то и спорил между собой в этом доме, так это были мы с Гоар. Мужа своего Гоар побаивалась и скорее всего не видела никакого интеллектуального интереса упражняться с ним в остроумии.

- Нет, женушка моего деверя, - отвечал я, - сегодня я не пойду на чердак, у меня сегодня вечером есть дела поважнее в городе, - и этот мой ответ не был, в отличие от вопроса, обычным.

Даже мой брат с каким-то подобием интереса и удивления оглянулся на меня после столь необычного ответа.

- И куда же ты собрался? - скорее автоматически осведомилась Гоар.

- Не задавай художнику странных вопросов, - съязвил я и исчез за входной дверью.

Я находился в своей спальне, возле шифоньера, подбирая себе одежду на этот вечер: легкий свитер и джинсы. В них я буду неотразим. Спортивная форма, в которой я обычно передвигаюсь на велосипеде по городу, не для данного случая, - как я решил.

Брат выглядел странно и вообще, - неуместно в этом помещении.

- Что случилось? - его рыбьи глаза впились в какую-то неподходящую точку на моем лице, - он будто не в глаза мне смотрел, а куда-то в внутрь моего черепа, - куда ты собрался?

- По-моему, первый раз в жизни я тебя вижу в нашей спальне. Ты зачем пришел?

Вместо ответа мой брат шумно втянул воздух, вздувшимися, как у бойцового быка ноздрями, страшно вертанул зрачками и сквозь зубы произнес:

- Я буду в любой точке этого дома, где мне нужно будет тебя видеть... отвечай, куда собрался?

- Смени тон, братец... - я наклонился к нему (он был ниже меня на целую голову) и пощекотал его гладко выбритую пухлую щечку своей бородой, - ты прекрасно знаешь, что я тебе ничего сейчас не скажу, - я стремительно двинулся к выходу.

- Ты, кажется, забыл, что уже однажды ошибся в жизни...

- Не однажды, увы, - отозвался я, уже из-за порога.

- У тебя есть бензин? - в отчаянии кричал он мне вслед.

- До заправки хватит, - я захлопнул дверцу своей восьмерки и подъехал к воротам.

Брат не спешил их мне открывать, - он стоял на углу дома, сверлил пространство в моем направлении своими огромными навыкате, пустыми глазами, и пытался нащупать в кармане пачку сигарет. Мне пришлось самому открывать себе ворота.

- Во сколько приедешь? Я не собираюсь тебе открывать ворота ночью.

- Я не приеду сегодня, - отозвался я.

- Марина знает?

- Марина? - я немного растерялся, словно только что узнал о ее существовании, - Я ей потом все объясню. До завтра.

- До субботы. Я в рейс. Очень не хотел бы вернуться и узнать, каких делов ты натворил. Марине я сейчас скажу, что это я тебя отправил по одному делу. Понял?

- Понял, братец. Благодарю за чуткость.

***

Я еду на квартиру, которую оставил пустовать один из моих приятелей. Он взял один ключ с собой, в Ростов, куда уехал на неопределенный срок, а второй отдал мне. У него не было там ни цветов для поливки, ни попугайчика, которого бы нужно кормить, - просто решил, что второй ключ должен быть у кого-то в городе. Мне нужно было привести в порядок эту квартиру, прежде чем я смогу пригласить в нее свою новую знакомую.

Продолжение следует

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • Ответы 40
  • Создано
  • Последний ответ

И что только заставило меня сказать брату, что я не приеду домой ночевать. Покрасоваться захотелось загадочным ночным приключением? Или это была реакция на его заявление, что он не откроет мне ворота ночью? Где мне ночевать сегодня? Квартира моего приятеля оказалась вовсе не такой запущенной, как я предполагал, - я привел ее в чувство не более чем за час. В ванной оставалось немного воды, и я использовал ее, чтобы протереть пыль.

Правда, пришлось вынести кое-какой хлам с кухни и балкона, но я не думаю, что мой приятель, возвернувшись с широт расейских, вспомнит о существовании проржавевшего эмалированного тазика для варенья, пары деревянных ящиков, корпуса доисторического телевизора и облупившейся трехногой табуретки.

Что мне теперь тут делать, чем заняться, как провести вечер? Спать мне совсем не хочется, для работы у меня нет ничего с собой. Хозяин квартиры всегда был неисправимым книголюбом, у него была прекрасная библиотека, но читать при свете керосиновой лампы мне совершенно не улыбалось. Холодильник пуст, вода закончилась, электричества нет, спать не хочу.

Спустившись к машине, я сел в нее и решительно направился домой. Однако на повороте с улицы Пушкина на Проспект, я вдруг зажмурился на пару секунд и снова открыл глаза, чтобы убедиться, что чудеса на свете бывают. Из небольшого кафе, находившегося в подвальном помещении здания на углу, вышла Анна. Я не поверил своим глазам, но они упрямо сигнализировали, что я вижу именно ее, - здесь и сейчас. Погода стояла хоть и пасмурная, но уже довольно теплая. Анна поднималась по ступенькам не спеша, словно о чем-то задумавшись. Оказавшись на тротуаре, она подняла молнию на куртке и окинула глазами небосвод, словно ей нужно было убедиться, что уже окончательно стемнело. Взглянув на часы, она вздохнула, посмотрела в одну сторону, потом в другую и решительно направилась в сторону рынка.

Я медленно последовал за ней. Заметив, что ее преследуют на машине, девушка ускорила шаг. Я не мог больше так ее пугать. Остановив автомобиль, я выскочил из него и, нагнав ее, преградил ей путь со словами:

- Только не бойся, это я, я!

Один лишь миг я видел ее лицо испуганным и напряженным. И еще одно мгновение - восторженным и благодарным. Она моментально совладала с собой и проговорила, состроив иронично-надменную мину:

- Вот уж никогда не думала, что простая человеческая одежда может придать Вам столько солидности и шарма.

- Анна, я не верю своим глазам... что ты делала в этом кафе?

- Только не говорите, что оказались здесь случайно, а не преследовали меня весь день, - съязвила девушка, - Что делала? Брала интервью у одного типа. Читайте в ближайшем номере нашей газеты.

- Анна, я клянусь... Что за тип?

- Узнаете, когда купите и прочтете нашу газету. Это сюрприз. Эксклюзив, такого в нашей прессе еще не было... В чем Вы поклялись?

- В том, что оказался здесь случайно... то есть...

- Неужели мне нужно в это поверить? - каким-то странным, мрачным тоном произнесла она.

- Да, я как раз хотел пригласить тебя в одно место, но... там темно, пусто и нет воды.

- Ну, в этом городе и за всеми этими окнами ситуация мало чем отличается, не так ли?

- Да нет, не так. За этими окнами - жизни, семьи, тепло и уют. И вода там наверняка какая-то припасена.

Анна криво улыбнулась и спросила, прищурившись:

- Интересно, что же это за такое загадочное место, где так темно, безжизненно, пусто и... сухо?

При последнем ее слове я рассмеялся в голос и крепко прижал ее к себе. Она немедленно вырвалась, оттолкнув меня.

- Анна, не нужно меня отталкивать. Я не сделаю тебе ничего такого, что тебе не понравится.

Она выглядела растерянной и даже подавленной.

- Извините, у меня мало времени, мне нужно идти сейчас.

- Куда ты пойдешь?

- На последний автобус домой я уже давно опоздала. Я пойду к родственникам, они тут живут, недалеко.

- Где это недалеко?

- Возле рыбного.

- Давай я тебя подвезу.

Она улыбнулась и пожала плечами в знак согласия...

Я завел машину, но не спешил трогаться с места. Она сидела спокойно и даже слегка улыбаясь.

- И все-таки, я отвезу тебя туда, куда я хочу, - произнес кто-то моим голосом.

Я заметил, как в какую-то долю секунды она сделала порыв выскочить из машины, но в последний миг передумала.

- Почему ты такая напряженная? Ты мне должна доверять.

- Я ничего не должна, - мрачно, скорее автоматически отозвалась она, уставившись в темноту за стеклом.

- Но ты мне доверяешь, так ведь? - я смело взял ее руку и сжал в своей могучей лапе. Я почувствовал, как она в первую секунду попыталась высвободить ее, но потом не стала этого делать, - Доверяешь?

- Доверяю, - еле слышно, почти шепотом ответила она.

- Тогда поехали?

- Тогда поехали...

После этой встречи - впервые на квартире у моего приятеля - произошло еще много событий, разных и по накалу и по драматизму. Почему же мне врезалась в память именно эта, первая ночь? Почему именно она всегда вспыхивает навязчивой картинкой, когда я вспоминаю об Анне? Ведь тогда не произошло ровно ничего особенного. Она растерянно блуждала по обставленному, но давно уже безжизненному помещению, переставляла предметы на полках, водила пальцем по мебели и стенам, то и дело окидывала взглядом темные комнаты при свете лампы и совершенно очевидно думала о чем-то своём. Я молча следовал за ней, держа лампу, и ждал, когда же она вернется в реальность.

- И здесь никто не живет? - спросила она, наконец.

- Никто.

- Жаль. Хорошая квартира... в удобном месте. Он не хотел ее сдать?

- Нет, он об этом не думал. В общем-то это дом, где он родился и вырос, где жили и умерли его предки, и он бы вряд ли согласился поставить его на коммерческую ногу.

- На коммерческую ногу, - усмехнулась она, - а вот так, забросить, покинуть, оставить?..

- Ну, так сложилась жизнь. Он не мог жить здесь больше. Сейчас трудные времена, но я думаю, через пару лет он вернется...

- Он не вернется, - как-то резко и безапелляционно вставила она, уставившись на меня пристально, словно я был виноват в том, что он не вернется.

- Анна, что с тобой? - я поставил лампу на полку трюмо и взял ее за плечи.

- Здесь есть его фотографии?

- Думаю, найдутся. Я давно уже тут не был, в последний раз был до его отъезда.

- Можно посмотреть на него?

- Конечно, пойдем.

Мы двинулись по темным помещениям в сторону гостиной.

- Вот здесь должны быть фотографии, на этой полке... нет, кажется, он их отсюда убрал. Наверное, он взял их с собой, чтобы не скучать там по своей прошлой жизни.

- А это кто? Какая интересная работа... Это Дуглас?

- Как ты сказала? Дуглас?

- Ну да, Керк Дуглас, Спартак...

Я был тронут до глубины души. Хотя и не удивился.

- Знаешь, это была моя армейская кличка. А потом - институтская.

- Дуглас?

- Да. Это я. То есть, это мой автопортрет.

Анна, слегка ошеломленная, протянула руку в деревянному бюсту, будто желая убедиться, что это не иллюзия, а реальный предмет.

- Какой красивый. Боже... что с Вами борода сделала! Долой ее! - ее властный и в то же время озорной взгляд не оставлял мне никаких сомнений в том, что игра началась.

- И усы тоже? - спросил я с наигранной обеспокоенностью.

- Да, и усы.

- Анна, это несерьезно.

- Почему?

- Ну... мне нужно много свободного времени, а я не могу его тратить на каждодневное бритье...

- Каждодневное, - передразнила она, - а борода разве не требует ухода?

- Значительно реже, - улыбнулся я.

Возникла пауза, она не переставала смотреть на меня. Я решил было, что можно ее поцеловать, но не осмелился. Она, кажется, просекла это обстоятельство и, с довольной улыбкой, бросив еще один взгляд на бюст, направилась к креслу.

- Так мне разрешается оставить все как есть? Или все еще долой бороду? - поинтересовался я.

Казалось, что она задумалась всерьез над моим вопросом. Ответа не последовало, но она продолжала смотреть на меня с тем же задумчивым видом.

- О чем задумалась?

- Мм... даже не знаю, стоит ли делиться этой мыслью.

- Стоит, говорю тебе совершенно точно.

- Ну, тогда держитесь. Я никогда в жизни не... не имела ничего общего не только с бородатыми, - это еще полбеды. Но чтобы старше меня на 14 лет...

- Анна, Анна, - наигранно-укоряющим тоном прервал я ее, - эта разница выдает не мой преклонный возраст, а твою восхитительную юность.

- Двадцать два года - это юность? - возразила она

- Это младенчество, Анна.

- Вот как. И что же Вы, такой взрослый, видавший виды дядька, делаете тут с младенцем?

- Да какой же я взрослый, милая! Мне еще так далеко до этого! - я кинулся всей своей тушей к креслу, в котором она сидела, и прижался грудью к ее ногам, не отрывая взгляда от ее лица. В эту же секунду комната озарилась ярким светом хрустальной люстры. Мы оба прищурились и произнесли точно в унисон:

- Да будет свет!..

Апрельское утро выдалось ветренным, косые солнечные лучи уже проникли в помещение и сделали его чрезвычайно уютным и веселым, не в пример вчерашнему. Анна все еще спит на кровати в спальне, куда я ее отнес, когда она уснула в кресле. Я почувствовал, что она на мгновение проснулась, когда я ее брал, но не подала виду и очень скоро уснула снова.

Мне следовало завоевать ее доверие окончательно, прежде чем продолжать наши отношения в известном направлении. У меня возникла странная идея дождаться, когда она сама, первая потянется ко мне. Я подошел к своему деревянному автопортрету и невольно залюбовался им. "Однако я забыл тебя протереть вчера... Дуглас", - подумалось мне, и действительно, вечером при свете лампы и даже при люстре пыль на работе не была так заметна как сейчас, при божьем свете. Кое-как руками почистив бюст, я стал собираться домой. Было уже около девяти утра.

Я написал ей записку, оставил ключ на столе и покинул квартиру. В записке было только три слова: встретимся на Вернисаже. Думаю, она оценит этот мой щедрый и загадочный шаг. В конце концов я уже не мальчишка, и имею право применять мужские хитрости! Эта девушка придала очарование моей нынешней жизни, - серой, лишенной ярких впечатлений. Она заслуживает того, чтобы я набрался терпения.

***

Гоар стояла во дворе возле бани, судя по всему, занималась стиркой. Марина сидела в гостиной на диване, при включенном телевизоре, который не смотрела, а просто вязала очередной свитер.

- Давид, посмотри, этот узор нравится тебе?

- Мне сейчас все нравится! - отозвался я, даже не обернувшись на нее и прошел на кухню. Я был голоден как волк. Разумеется, в ту же минуту на кухне рядом со мной оказалась моя услужливая и учтивая Марина, которая принялась собирать мне трапезу. Глядя на ее проворные, суетливые движения, я впервые в жизни почувствовал омерзение, которое было вызвано во мне то ли ею, то ли мной самим, то ли нами обоими и тем фарсом, который мы вот уже десять лет считаем своим браком.

- Марина...

- Ты голоден, иди за стол, я сейчас накрою, - как-то странно, торопливо, не своим голосом отозвалась она, даже не взглянув на меня.

- Марина, послушай, я должен тебе сказать...

Марина, со звоном отбросила нож в раковину и как ошпаренная ринулась через заднюю кухонную дверь напрямую во двор.

Я почему-то внутренне просиял. Мне показалось, что это была именно та реакция, которая меня устраивала больше, чем все остальные возможные. Она все поняла сама, - мне не придется ей ничего объяснять. Я спокойно закончил начатую Мариной "миссию" и с аппетитом утолил свой голод. В это время со двора вошла Гоар.

- Где наша мама?

- Мама пошла к Заре, - сухо ответила Гоар.

Зара, к слову - это моя замужняя сестра, самая младшая из маминых детей, жившая неподалеку, в нашем квартальчике. Мама часто ходила навещать свою дочь, которая только изредка могла вырываться в гости в отчий дом.

- Брат в рейсе?

- Да. Ты уже поел? Убирать?

- А вода есть?

- Да, свет сегодня целый день будет.

- Откуда знаешь? Ребята сказали?

- Да, если не врут.

- Пойду ополоснусь.

- И, пожалуйста, хлоркой помойся после вчерашнего, чтобы всю грязь с себя смыть...

- Ты о чем?

- Сам знаешь о чем, - Гоар стремительно сгребла со стола посуду и двинулась на кухню. Я последовал за ней.

Некоторое время я наблюдал за ее действиями, шумными, широкими, смелыми, ловкими, и невольно находил что-то общее в ее облике с чем-то в облике Анны. Что-то есть одинаковое в женщинах, к которым я неравнодушен. Я пока не понимал, что именно. Я стоял так долго, пока Гоар сама не заговорила, продолжая суетиться с кухонными делами.

- Давид, я тебя прошу, опомнись.

- Говори прямо, что хочешь сказать.

- Давид, мы все заметили, что ты какой-то другой в последнее время.

- Какой?

- Счастливый, отстраненный, - моментально ответила Гоар, и я увидел, как она сама немного опешила от своих слов.

- Так, и это плохо? Я вас больше устраивал, будучи вялым и безжизненным, да? Ну, признайся, ты ведь сама понимаешь, что сморозила глупость.

- Глупость-не-глупость, а ты не один живешь на свете, ты отвечаешь за четверых человек.

- У меня пока что только трое детей, если не считать российской дочки.

- А Марина не в счет?

- А Марина взрослая и самостоятельная девушка.

Гоар широко раскрыла свои глубокие медовые глаза и уставилась на меня сверху вниз, так как стояла на табуретке и расставляла по полкам вымытую посуду. Заметив, как она пошатнулась, я схватил ее и, прижав к себе, медленно, играя в бережность, опустил на пол. Мои руки поползли по ее торсу всей своей длиной, мой бородатый подбородок еле касался ее влажной шеи. Я глубоко вдохнул ее щедрый природный запах и отступился от нее наконец.

Гоар последовала ровно в том же направлении и с той же скоростью, что и Марина полчаса назад. Я почему-то торжествовал...

Продолжение следует

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Даже не знаю, что сказать…

разве что немного жаль его

тем не менее, ждем продолжения :hammer:

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Оставшиеся несколько дней до Вернисажа я провел как в тумане. Однако производительность моя в эти дни была просто фантастической. Вот как не много мне оказалось нужно для вдохновения! Я сделал не просто больше чем обычно, но намного качественнее и выразительнее чем когда-либо прежде. В таких случаях обычно говорится "сделано от души" или "вложена душа".

Когда Марина впервые за несколько дней поднялась в мою мастерскую, она была совершенно явно поражена количеством слоников, вазочек, нубийских красавиц всевозможных размеров, браслетов и прочих моих творений. Впрочем, довольно скоро с ее лица сошел весь восторг, словно она осознала, что собственно на самом деле произошло. Нелепо, угловато, робко, словно школьница у доски, не знающая формулы, словно не были мы женаты десять лет до этого момента, словно видит меня впервые, словно я - посторонний и неизвестный субъект, словно при малейшем неверном движении все здесь взлетит на воздух - Марина приблизилась к столику и пролепетала еле слышно:

- Я возьму вот этот браслет...

- Да, возьми, раз нравится.

- А это кто?

- Вот это?

- Похожа на Гоар.

Странно... Я пригляделся. А ведь действительно похожа.

- Нет, это не Гоар.

- А кто же?

- Не видишь разве? Синди Кроуфорд, - вовремя и очень удачно нашелся я.

- А почему именно она? Тебе ее заказали?

Кажется, анекдот про "умницу, которая сама все придумает", появился неспроста.

- Да, мне ее заказали. И очень давно.

- Кто заказал?

"Кто заказал? Мое второе я и заказало", - проворчал я мысленно в ответ, но вслух прозвучало:

- Ну кто, поклонник ее один...

- А за сколько ты ее продашь?

- Я ее не продам, она мне самому нравится. Ему я сделаю другую...

Марина помолчала, и мне стало интересно, догадывается она о реальном положении дел или нет. Она, однако, спросила меня на чем я поеду.

- Наверное, на машине. На велосипед столько навьючивать не буду.

- Ты думаешь, это все сегодня купят?

- Да ты посмотри какая красота! Разве ты не видишь, что все эти работы не такие как прежде!

Кому, зачем я это говорю? Я ведь всеми силами даю ей понять, что вдохновлен, осчастливлен, наслаждаюсь своим состоянием? И она прекрасно понимает, что не ею вызвано все это?

Она сжимала в руках выбранный браслет, всячески его теребя, и, видимо будь он из пластилина, он бы давно уже приобрел форму французской ватрушки. Я уставился на ее руки, не меняя сияющего выражения лица.

- Раз на машине... значит, ты поедешь в свитере и в джинсах?

Вот этот вопрос стал для меня полной неожиданностью. Не помню, чтобы Марина прежде вмешивалась и определение моей формы одежды. Я даже не знал что ответить.

- А ты хочешь, чтобы я надел спортивку?

- В свитере, который я для тебя вязала?

После небольшой паузы я увидел, как у Марины передернулось лицо и она, еле слышно взвизгнув, резко повернулась и выскочила из моей мастерской. Лучший мой браслет полетел в сторону и с глухим, но сильным стуком провалился куда-то за кучу заготовок и материала.

- Поздравляю тебя, Дуглас. Жена-то у тебя - истеричка, - весело, нисколько не обеспокоившись произошедшим произнес я вполголоса и тут же забыл об этом, начав складывать в ящик работы на продажу.

Когда я спустился с ящиком к машине, меня ожидал не очень приятный сюрприз. Брат, вернувшийся из рейса, стоял во дворе, курил, говорил о чем-то с мамой, держа за плечи моего сына, тщательно одетого и причесанного Мариной для поездки со мной, хотя в последние поездки я его ни разу не брал с собой.

- С приездом, братец, как полетал?

- Полетал как всегда. А ты я смотрю хорошо поработал, - подтолкнув моего сына к моей "восьмерке", брат спокойно, грузно ступая, направился к дому.

Я открыл дверцу машины, расположил на заднем сиденье ящики с работами и вопрошающе посмотрел на сына, с виноватым видом ожидавшего у машины.

- Почему ты такой хмурый сегодня? Не хочешь ехать с папой? - этим вопросом я подсказывал сыну ответ.

Сын молчал, скорее всего, он счел мой вопрос дежурным, не требующим ответа. Я решил дать себе еще один шанс.

- Если хочешь остаться дома, оставайся, я сам справлюсь, я ведь уже много раз без тебя ездил.

Сын стоял, насупившись, и молчал. Я впервые видел его таким.

- Ну ладно, если хочешь ехать, - поехали! - я поправил сиденье, подтолкнул сына в машину, и пошел на свое место. Ворота были открыты, так как мой брат не стал их затворять после своего приезда, зная, что мне пора выезжать. Сев за руль, я снова посмотрел на сына. Зная себя в детстве, - а сын был точной моей копией, - я чувствовал, что с ребенком творится неладное. Я не исключал, что он может что-то выкинуть по дороге.

- Ты действительно хочешь со мной ехать или хочешь дома остаться?

- Я поеду помогать тебе продавать, - ответил он невпопад.

- Ты хорошо себя вести будешь?

- Да.

- Но ты знаешь, мы с тобой может быть пойдем в гости, когда все продадим.

Торговля моя в этот день хоть и прошла чуть более бойко чем обычно, продать все вещицы мне все же не удалось. Однако на этот раз мне удалось выручить почти втрое больше чем обычно. Анна на Вернисаже не появилась. Меня это обстоятельство совершенно не озадачило. Я был уверен, что эта девушка уже моя. Но было жаль, что я ее не увидел.

- Ну что, сынок, поехали в гости?

Сын кивнул, мы сели в машину.

- Заедем сначала на рынок. Купим чего-нибудь вкусного и интересного, да?

Я ничем не рисковал. Если Анны не окажется на квартире, то я просто приеду со всеми покупками домой, вот и все. А если Анна окажется там, то я проведу с ней чудный вечер. А с сыном придется договориться.

Так как у меня не было ключа, я просто позвонил в дверь. И, разумеется, Анна мне открыла. Боже, она готовилась к этой встрече! Она сияла счастьем, квартира дышала ее присутствием, был накрыт стол на двоих.

- А кого это Вы привели, Давид?

- Это... - боже, как же я, дурак, забыл договориться с сыном, чтобы он не называл меня папой. Эта девушка слишком деликатна, ей пока еще рановато знать, что встречается она с женатым человеком; что ж, а вот и идея! - Это мой племянник. Он мне помогает на Вернисаже. Да он был со мной, когда ты в первый раз со мной заговорила, помнишь?

- Нет, этого мальчика я тогда не заметила, - с улыбкой отозвалась Анна.

В эту минуту я впервые жизни возрадовался тому, что сын мой не владеет русским, иначе он бы стал свидетелем папиного неприкрытого вранья.

- Ты готовилась к нашему приходу, - а мы тоже не с пустыми руками к тебе, - я протянул ей пакет с покупками.

- Спасибо, вы меня очень балуете. Столько приятных сюрпризов за такой короткий срок.

- Как тебе в этой квартире?

- Божественно! Здесь определенно присутствует позитивная энергетика.

- Конечно, с твоим приходом она и присутствует. Я это и сам сейчас чувствую, хотя раньше этого не замечал.

- Ну что ж, допустим, - Анна вдруг резко прервала обмен любезностями, сменила тон и стала прежней, - проходите в комнату, чувствуйте себя как дома.

- Анна, а ты действительно живешь здесь?

- Ну, я ночевала здесь сегодня и... ну, в тот раз, когда Вы были тут. Я с вашего разрешения буду здесь иногда ночевать. Это очень удобно для тех, кто учится и работает в Ереване, а живет в пятидесяти километрах от него.

- Согласен. Будем считать, что тебе повезло, да?

- Да... - слегка растерянно ответила она.

- Или нам обоим повезло, да? - я с улыбкой наклонился к ней.

- Давид, прекратите это, здесь ребенок, - она ринулась к моему сыну и повела его к столу.

- Садись, ешь, ты наверное проголодался за день на Вернисаже.

- Он не говорит по-русски, Анна.

- Да он, кажется, вообще не очень многословный мальчик. - Анна погладила моего сына по голове и на армянском предложила ему поесть.

Я с умилением наблюдал эту картину и воображал, как мы будем с ней в будущем жить вместе и воспитывать моих детей. Эти мысли, которые со стороны могут показаться бредовыми и утопичными, казались мне настолько уместными сейчас, в эту минуту, что я их не гнал от себя, а упивался ими.

Cын мой не подвел меня. Ничего особо примечательного в тот вечер с Анной у нас не произошло, сын все больше молчал, играя в шахматы сам с собой, Анна и я говорили об отвлеченных предметах, истории, искусстве, литературе, политике, никак не касаясь личной жизни друг друга. Стемнело, пришло время прощаться.

- Поверь, Анна, я бы остался сегодня с тобой, если бы был один, - я произнес эту фразу с таким сожалением и с таким виноватым видом, словно нарушил все планы Анны и на весь оставшийся вечер лишил ее своего незаменимого общества, на которое она якобы рассчитывала. Впрочем, кто знает, возможно, она этого и желала. В ответ на это Анна криво улыбнулась.

- Прекратите, Давид, что за разговоры. Приходите еще, и приводите ребенка. Кажется, ему здесь понравилось.

- Ну, не знаю, смогу ли я его еще раз привести, но то что сам приду к тебе в гости - это абсолютно точно.

В машине, по пути домой, я спросил сына:

- Ты скажешь домашним, где мы с тобой гостили сегодня?

Сын помолчал немного, потом вдруг ошарашил меня своим ответом:

- Нет, я не скажу.

- Почему, родной?

- Мне кажется, если я скажу, мама будет опять плакать.

- А она говорила тебе, от чего она плачет?

- Нет...

- Так я тебе скажу: просто у нее дядя умер недавно, она о нем вспоминает и плачет, понял?

Так, стоп, Дуглас, что ты делаешь? Ты уговариваешь ребенка, что мама его плачет по другой причине, следовательно, он может спокойно сказать ей где вы гостили сегодня, да? Пусть он ей скажет? Или пусть лучше все остается как есть? Ну устроит Марина еще пару своих коротких безобидных истерик, ну выкинет еще какую-нибудь мою работу, - не лучше ли так, чем выволакивать наружу всю свою историю, которая пока еще даже не началась?

- Но все равно, лучше не говори ей, где мы были, а то она обидится, что мы пошли туда вдвоем, без нее, без Лилит и без Ани. Договорились?

Лилит и Ани, к слову - это мои дочери.

- Да, я не скажу ничего, - слегка раздраженно, что меня тоже удивило, отозвался сын, выглядело это так, будто я своими глупыми репликами отвлекаю его от более важных и интересных мыслей.

Однако, вечер дома оказался отнюдь не таким томным, как я желал и ожидал. Я перебросил сына во двор через ворота, чтобы он отпер и отворил их для моей машины. Так как было уже около одиннадцати, я был уверен, что брат мой давно уже спит, мама тоже, - в общем, дома должно было быть тихо. Поэтому, я по второй лестнице отправил сына в нашу половину дома, чтобы он лег спать, а сам направился в сторону гостиной, - посмотреть телевизор, так как электричество наличествовало.

Открыв дверь гостиной, я сразу же по достоинству оценил свое решение отправить сына спать. Иначе я просто не знаю, как бы все произошло далее. Мой брат, с распухшими от усталости глазами сидел за столом перед переполненной окурками пепельницей. Мать, - заплаканная, Гоар - перепуганная, Марина - торжествующая.

- Где ребенок? - с металлом и даже ненавистью в голосе спросил брат.

- Ты имеешь в виду, где мой ребенок, братец? Он уже спит, наверное, в нашей детской.

Я заметил, как Марина сделала непроизвольное движение к двери, чтобы как можно скорее оказаться в детской и убедиться, что сын там, и заодно, разумеется, допросить его, но в ней все же взяло верх желание поприсутствовать при допросе здесь. Брат, казалось, не был готов к моему столь спокойному и безупречному ответу. На какой-то момент он растерялся, но потом снова принял выражение лица глобального судьи и произнес:

- Ты где, в каких местах и с какими людьми заставляешь общаться своего ребенка? Что ты заставляешь его наблюдать и переживать?

- Ты сказал моего ребенка, братец, или я ослышался?

Брат нетерпеливо изо всей силы долбанул кулаком по столу и поднялся с места. Гоар и мать приглушенно ахнули. Марина победоносно вскинула голову, а я подался вперед.

- Что, братец, побить меня решил? Ну, попробуй.

- Я тебя не побить решил, тварь, я тебя в порошок стер бы сейчас, - сквозь зубы и почти шепотом выцедил он.

- Ну, - спокойно и устало отозвался я, - может и стер бы, если бы мог. Ладно, мне здесь делать нечего, если буду нужен, я в мастерской. Вот, - я положил на стол перед братом сегодняшнюю выручку и не спеша направился к выходу. Однако, до момента выхода я успел заметить, как брат зло, движением руки смел со стола деньги, и как Марина бросилась их подбирать с пола.

Продолжение следует

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

На другой день Марина не стала настаивать на том, чтобы сын поехал со мной. Видно, домашние вдолбили ей, что я все равно сделаю по-своему, а ребенку совсем не обязательно все это наблюдать. Я почувствовал маленькую победу в своей большой кампании по завоеванию сердца девушки и своего права на это завоевание. Они наверняка оставят теперь меня в покое. Начинается следующий этап. Я поехал на этот раз на велосипеде, но демонстративно надел снова джинсы и один из бесчисленных свитеров.

Анна ждала меня скраю на парапете со стороны Дома кино, прямо на том месте, где я обычно располагаюсь. Она стояла там как на пьедестале и смотрела на меня сверху вниз с очаровательной веселой улыбкой.

- Доброе утро, маэстро!

- Ты почему забралась так высоко?

- А я просто маячу... от слова "маяк", - указываю Вам куда идти.

- Спасибо, что уточнила от какого слова. А то я уже подумал, что ты себя маятником обозвала. - я решительно взял ее под плечи и спустил на землю перед собой.

На мгновение в памяти вспыхнула та же сцена с Гоар, и даже влажный запах ее подвижного тела выдала моя память.

Я невольно задержал движение, - отнюдь не намеренно как в случае с Гоар, а именно невольно, отвлекшись на это воспоминание. И к тому же я сделал глубокий вдох, словно желая снова почувствовать тот богатый запах. Однако апрельский ветерок принес моим легким лишь запах утренней свежести и влажных бетонных плит. Анна смотрела на меня пристально, и я решил, что я могу ее поцеловать, но стоило мне наклониться, она немедленно отстранилась.

- Ну, что у Вас сегодня на продажу? - она подошла к моему велосипеду и бесцеремонно сняла с него мой рюкзак.

- Что и всегда. Мой ассортимент не отличается разнообразием. То есть, из всего я выбрал только то, что лучше всего расходится: слоники, негритянки, серьги, браслеты, пиалы...

- А кошек не пробовали?

Я был ошеломлен таким неожиданным вопросом.

- Кошек? Никогда не думал об этом. О каких кошках ты говоришь?

- Ну, о грациозных, в разных позах, или просто в виде египетских идолов...

- Думаешь стали бы покупать?

- Я бы купила...

Странно. Никогда не вырезал кошек. Да и не рисовал, и вообще мало их встречал в своей жизни, и встречи эти проходили бесследно для моего восприятия и творчества. Анна смотрела на меня слегка озадаченно, словно не понимала, как я мог до сих пор не изобразить ни одной кошки даже в мыслях. Она, казалось, даже чувствовала сожаление за то, что открыла для себя такое обстоятельство обо мне.

В этот день Анна не дождалась меня, чтобы пойти вместе на квартиру, как я рассчитывал. Она заявила, что поедет домой, к родителям, за город, и вернется не раньше среды, так как в понедельник и во вторник у нее нет никаких дел в городе и важных часов в Университете. Так как она училась уже на пятом курсе и работала над дипломом, я охотно поверил тому, что она может пропустить пару дней в вузе.

Я почти уверен, что она осталась бы со мной, прояви я больше восторга и интереса по поводу кошек. Стоило Анне исчезнуть из вида, как я увидел, приближающихся ко мне Зару, - мою сестру, с ее мужем. Они подошли как ни в чем не бывало, стали разговаривать со мной о том о сем, шли они мол на рынок, вот решили зайти посмотреть как я тут, да и вообще интересно. Но все бы это ничего, если бы через полминуты к нам не подошла Гоар. Да, да, моя свояченица.

- Что-то я смотрю вы, родственнички, сгустились сегодня на Вернисаже. Не моей ли скромной персоне посвящен весь этот цирк?

Зара с мужем переглянулись в недоумении, а Гоар сказала:

- Это я попросила их подвезти меня сюда, когда узнала, что они поедут в эту сторону.

- Но зачем?

- Мне нужно на рынок.

Господи, какое убожество! С каких это пор Гоар стала ходить на рынок? Брат мой пожизненно выполнял эту функцию... Интересно, кто придумал этот дешевый трюк, чтобы иметь повод пасти меня?

- Так почему ты не поедешь с ними на рынок? Зачем этот крюк?

- Они поедут сами, а я с тобой.

- Гоар, я на велосипеде сегодня... - я был совершенно ошарашен той ролью, которую взяла на себя Гоар. Ее принципиальному характеру это никак не шло. И тем не менее, она продолжала свое участие в этом балагане:

- Но, твой брат плохо себя чувствует, а дома не из чего готовить...

Еще одна ложь, причем неприкрытая. Дом наш всегда полная чаша, и мы могли бы месяц не ходить на рынок, в то время как брат делает это каждую неделю, независимо от того, чего и сколько имеется в доме. Я решил положить конец этому спектаклю.

- Гоар, значит так. Ты сейчас прогуляешься с ними на рынок и поедешь домой без меня. Вот тебе моя выручка до сего момента, передай кому угодно, брату, Марине, маме или оставь себе. А я сегодня домой возвращаться не собираюсь. Приеду, может быть, завтра утром или днем.

- Погоди, а как же рынок? - растерянно произнесла она, смущенно оглядываясь на Зару с мужем, которые отошли на несколько метров и даже отвернулись от нас, рассматривая работы других ребят. Я решил этим воспользоваться. Крепко стиснув Гоар, я вначале изо всей силы прижал ее к своей груди, а потом страстно прильнул к ее губам. Поцелуй длился секунд десять там, посреди Вернисажа, в присутствии кучи народу. В отчаянии Гоар изо всех сил толкнула меня кулачком в грудь, это был и толчок и удар одновременно, но он не смог ни причинить мне боли, ни поколебать меня физически или морально. Я уже решил для себя, что рано или поздно я пересплю с этой женщиной, которая с момента знакомства с Анной, день ото дня притягивала меня все больше и больше.

Раскрасневшаяся Гоар смотрела на меня зло, и даже с ненавистью в глазах. Но я быстро прочел в них именно тот вид отчаянной ненависти, от которой до страстной любви - один шаг.

- Знаешь, кто ты, Давид, знаешь кто?

- Кто я, Гоар, кто? - передразнил я ее.

- Ты... настоящий ... кот!!

Как? Снова а котах? Уже второй раз за сегодня.

- Почему именно кот? Что это значит?

- А то, что коты - похотливые животные.

- Ааа, ну, я бы так про кроликов сказал, а не про котов.

- Нет, кролик для тебя слишком просто будет. Именно коты похотливы, изворотливы, беспринципны... Ты именно кот. - Гоар резко отвернулась от меня и направилась к Заре с Арменом, они выслушали какую-то ее тираду, потом осторожно посмотрели в мою сторону, потом что-то ей сказали и, наконец, направились к своей машине.

И зачем я сказал, что не вернусь домой сегодня? Где я собрался ночевать? Ключ от квартиры - у Анны. Анна - уехала за город. Я все думал попросить ее сделать мне копию, но каждый раз чувствовал, что момент неподходящий: рановато; спугну.

Я подошел к Арегу. Я говорил как-то о нем, - однажды Анна брала у него интервью на моих глазах.

- Арег, говорят, ты засветился в прессе?

- Здравствуй, Дуглас. Да, но это было довольно давно, номера три-четыре назад. А что, понравилось тебе?

- Ну, во всяком случае, не ожидал, что ты так смело выскажешься против наших преподавателей.

- А что мне сейчас терять? Я популярен, и теперь уже нисколько от них не завишу. Смотри, там у твоего столика народ собрался, - поди поторгуй!

- Да, я сейчас вернусь, мне поговорить нужно с тобой.

Я направился к своему столику, возле которого действительно столпилась группа прибалтов. Они с интересом рассматривали мой ассортимент, переговаривались между собой и с широкими улыбками поглядывали на меня. Наконец, самые общительные из них заговорили со мной своим неповторимым акцентом:

- Это все ваши собственные работы?

- Да, автор этих работ - я.

- Хороший автор. Симпатичный! И работы красивые. Видно, вдохновения много.

- Когда как. Но в данный период действительно много, грех жаловаться.

- А сколько вы просите вот за эту красавицу?

- За тысячу отдам.

- Однако!..

- Ну а что такого, Андрис, - вмешался один из веселой компании, - это же всего лишь пять сникерсов по здешним ценам. Зато она будет у тебя вечно стоять, а через сто лет, возможно, ты ее за миллион долларов продашь, начнешь новую жизнь!

Прибалты громко расхохотались этой простой шутке, а я стоял и смотрел на них спокойно и с самодовольным выражением лица. Повеселившись, прибалты вернулись к основному вопросу.

- Торговаться бесполезно?

- Будете торговаться - вам не продам. Я предпочитаю продавать людям, которые берут мои вещи охотно, с любовью.

- А кто торгуется, тот берет без любви?

- Совершенно верно.

- Однако!..

Прозвучало еще несколько реплик на иностранном языке, и, наконец, настал урочный час.

- Нам нужно несколько таких.

- У меня с собой только четыре.

- Прекрасно. Как раз столько мы и возьмем. А слоники у вас почем?

- Семеро слоников - за восемьсот.

- Но ведь логичнее было бы за семьсот! Их же семеро!

- Не продам! - наигранно заартачился я, и прибалты снова развеселились.

- Извините, извините, - больше не будем торговаться. Но у нас есть еще один вопрос.

- Какой?

- Вы кошек вырезаете?

- Кого?

- Кошек, кошечек таких, мяу, мяу....

Третий раз за день... Да что ж такое сегодня?..

- Нет, кошек я не делаю, - безапелляционно, почти зло ответил я.

- Уууу, - разочарованно протянул кто-то из прибалтов. - Тогда, значит, мы ограничимся слониками на счастье и вот этими очаровательными созданиями.

- Вам только одна группа слоников нужна? Если вы заберете у меня три группы, то вы меня очень обяжете, полностью избавив от торговли на сегодня.

- А я-то думал, что он предложит скидку...

- Тише ты! Не торгуйся, он этого не любит!

- Так и быть, берем весь ваш товар не торгуясь.

- Вот это по-товарищески! - обрадовался я и, приняв соответствующую сумму без сдачи и рассовав товар по прибалтийским сумкам, стал складывать свой столик и прилаживать его к велосипеду.

- Ну что, Дуглас, сбагрил свою Африку? - со смехом вопрошал Арег, когда я подкатил к нему, избавленный от товара.

- Да, и теперь мне предстоит найти ночлег в городе.

- То есть? Домой не пускают?

- Пускают, но в общем, я не могу сегодня домой вернуться, - из принципа.

- А... принципы это святое - лениво сказал Арег, - А как ты смотришь, на то, чтобы у меня переночевать? У меня сегодня выпивка есть, и я могу девчонок пригласить...

- Как говорится, от этого еще не отказывался ни один художник...

Продолжение следует

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

- Заметано, Дуглас, - Арег полез в карман своих штанов, - вот, возьми ключ, поди туда, приведи квартиру в божеский вид, а я как только здесь закончу, сниму кого-нибудь и подгребу.

- Купить что-то нужно на рынке?

- Ну, прикупи закуски - колбасы, сыру, да я тоже подсуечусь. Ты, главное, хлам там распихай по углам, чтобы хоть какая-то видимость порядка была.

- Понял, не впервой, - я с досадой вспомнил, как несколько недель назад так же приводил в порядок квартиру своего близкого приятеля, а теперь вот не имею возможности в ней переночевать, и вынужден отрабатывать свой ночлег у Арега, развлекая каких-то шлюх: Арег не славился чистоплотностью и избирательностью в выборе женщин.

Однако опасения мои оказались беспочвенными. Нелли и Инга, в сопровождении которых Арег явился в свою квартиру, оказались вполне приличными девушками, студентками, весьма недурными на внешность и даже с признаками интеллекта в глазах. Девушки к тому же оказались провинциалками, проживающими в студенческом общежитии на северной окраине города, и, следовательно, их не ждут дома к двадцати двум нуль-нуль, а это значит, что нам предстоит замечательный вечерок.

Более того, как выяснилось, этот визит на квартиру Арега был для них отнюдь не первым, поэтому они вели себя спокойно и раскованно.

Тем не менее, мой возраст, моя внешность и мои габариты, видимо, слегка смутили девушек, и они уселись за столик с одной стороны - справа и слева от Арега, а я остался в гордом одиночестве напротив.

Беседы, трапеза и песнопения под гитару Арега шли своим чередом, когда Нелли вдруг спохватилась:

- Послушай, Арег, а это правда, что про тебя в газетах написали?

- Не в газетах, а в одной из них, - с наигранной скромностью ответил Арег и потянулся рукой, не вставая, к книжной полке у себя за спиной, - вот в этой, - он положил перед девушками номер газеты, в которой работала Анна.

- Ну-ка, посмотрим, что тут про тебя наша Анна написала, - Нелли с Ингой встали из-за столика и расположились у большого стола, на котором стояла керосиновая лампа, и на котором удобнее было расстелить газету.

- Вы знаете Анну? - с нескрываемым интересом, даже с ревностью осведомился я.

- Конечно, - как-то обыденно и спокойно ответили девушки, не отрывая глаз от полосы.

Арег спокойно, как ни в чем не бывало, накладывал на лаваш кусочки сыра, зелень, сворачивал и смачно поедал. Я не выдержал:

- И ты тоже знал Анну до этого интервью?

- Ну конечно, - так же нейтрально и спокойно как девушки, отозвался он, - ты ведь не думаешь, что газетчики ни с того ни с сего из всех ереванских художников выбрали именно меня, чтобы прославить с своем издании...

- Значит, по знакомству, - разочарованно проговорил я.

- Ну да. А чему ты удивляешься? - Арег продолжал сворачивать себе лаваш, а я сидел, чувствуя себя посторонним.

- Я встречаюсь с Анной - сказал вдруг кто-то моим голосом, и я сам был поражен этим своим словам.

На меня в полном недоумении уставилось три пары огромных армянских глаз. Наступило не просто молчание. Наступила гробовая тишина. Впрочем, она была довольно скоро нарушена надрывным кашлем подавившегося Арега и суетой, которую устроили девушки, бросившись к нему на помощь.

Откашлявшись, Арег достал с той же полки пачку "Кента" и зажигалку.

- Нелли, Инга, покурите на балконе, душки, - Арег протянул им пачку с зажигалкой, и девушки послушно удалились на балкон.

- Послушай Дуглас, - Арег наклонился над столом так, чтобы мне было хорошо слышно то, что он скажет почти шепотом: - не делай таких безответственных заявлений.

- Ты сам понял что ты сейчас сказал? - высокомерным тоном отозвался я.

- Я знаю то, что я знаю: Анна ни с кем не встречается.

- Так значит, твои сведения устарели.

- Дуглас, спустись на землю...

- На что спорим?

- Готов доказать?

- Как нефиг делать! Так на что спорим?

- Слушай, друг, если ты действительно реально докажешь, что Анна влюблена в тебя и все такое... ну, ты меня понимаешь... то ... -

Арег окинул взглядом комнату и, видимо, не найдя ничего достойного такой информации об Анне, протянул мне левую руку, - Видишь? Они будут твои.

- Патек Филипп? Арег, не слишком ли дорого ты ценишь этот факт? И потом, у меня нет ничего аналогичного предложить тебе. Разве что машину мою, но я на это не пойду.

- Так... на попятный? Не нужна мне твоя машина, но если ты говоришь неправду... точнее, если не сможешь доказать - то пять твоих дней на Вернисаже - мои.

- Идет! Но имей в виду, часы ты уже прошляпил...

Берегись, Анна. Мне хоть и до фонаря часы Арега, но работать на него пять Вернисажей я уж точно не намерен. Времени у меня в обрез, - я имел глупость напыщенно заявить о наших отношениях как о состоявшемся факте, и мне нужно лишь немного опередить время.

Дни дома до Вернисажа я провел как обычно в работе. С той лишь разницей, что не задерживался после ужина на просмотр "Санта-Барбары", избегая общения с домашними. Гоар вела себя дома на удивление спокойно и весело, словно ничего не происходило у нее по отношению ко мне, и словно не было того, что я делал по отношению к ней. А делал я теперь всякое. Использовал любой повод застать ее в одиночестве и пару секунд потискать, не рискуя ничем кроме как получить от нее дежурный удар кулачком в грудь, от которого мне было не более чем щекотно.

Брат игнорировал меня и никак не отвечал на мои комментарии или реплики, как если бы они не звучали вообще. Мать смотрела на меня как на обреченного, с которым бесполезно вообще что-либо предпринимать, и основной вопрос лишь в том, чтобы не сделать хуже. Марина также избегала меня, панически боясь, что я, честный, искренний и порядочный, начну разговор о своем новом увлечении, о котором не могу больше молчать, и не оставляла мне ни единого шанса остаться с ней наедине.

Когда я после работы приходил в нашу спальню, она уже крепко спала или делала вид, что крепко спит, хотя в лучшие времена дело обстояло совершенно иначе.

Вот и сейчас так же. И что мне делать? Овладеть ею спящей? В конце концов я мужчина, и мне это нужно, она не может не понимать этого. Впрочем, если она решила наказать меня таким образом, то это ее право. Пусть будет по-твоему, Мариночка.

Я спустился в гостиную и стал смотреть кино с видеокассет. Мать и брат с Гоар скорее всего уже спали. В этот вечер я твердо решил для себя, что если Марина продолжит в том же духе, я воспользуюсь первым же отсутствием брата и начну реальный роман с Гоар. Да, да, дорогая, так оно и будет. Гоар мне не откажет и шума не подымет.

Как нарочно, на следующий день что-то нашло на Марину и она сама заявилась ко мне в мастерскую как раз в то время, когда я обычно заканчиваю. Оделась в пестрое платье, которое лишь скрыло ее формы, нанесла немыслимый макияж, скривилась в какой-то жалкой улыбке. Когда я ее увидел, я не смог скрыть пренебрежительной усмешки. Она, кажется ее и не заметила.

- Кто тебя надоумил так вырядиться? Гоар? Или сама дотумкала, сериалов насмотревшись?

Марина, кажется, не услышала моих слов. Она подошла, неуклюже положила мне руки на плечи и подставила лицо для поцелуя. Черт побери, что делать? Я уже настроился на то, что... да и брат сегодня в рейсе.

- Иди спать, Марина. Я сегодня много работать буду.

- Давид, поработаешь завтра. Я так давно не чувствовала тебя рядом...

Я решил использовать свой проверенный метод.

- Марина, давай поговорим о наших отношениях. Я должен тебе признаться, что...

Марина исчезла из моей мастерской так же неожиданно как появилась. Пестрое платье мелькнуло и растворилось в пространстве как секундная вспышка. Сработало на этот раз.

Через двадцать минут после Марининого "пестрого номера" я стал спускаться. Проходя мимо нашей половины дома я совершенно явственно услышал, как Марина плачет навзрыд, громко, без какой-либо попытки приглушить свой рев, а скорее даже словно демонстрируя свою способность реветь. Мне стало и не по себе и противно. Это подхлестнуло меня. Я, еще вчера готовый честно переспать с ней, ринулся в сторону другой половины дома, где жили мать и брат с Гоар. Осторожно пройдя через гостиную, я оказался с начала в маминой спальне, затем, пройдя еще один коридорчик, оказался в супружеской спальне своего брата.

Полчаса, проведенные в спальне с Гоар не произвели того эффекта, которого я ожидал. Не принесли мне ни радости, ни удовлетворения, ни новой волны вдохновения. Даже напротив. Я себя чувствовал вывалянным в грязи. Не знаю почему. То ли потому, что все произошло слишком легко и просто (Гоар отдалась мне не просто без сопротивления, но и без малейшего признака каких-либо эмоций. Кажется, резиновая кукла была бы более живой в моих объятиях), то ли от того, что у меня внутри все время эхом отзывался надрывный плач Марины, то ли от того, что я сознательно осквернял брачное ложе собственного брата. В общем, на данный момент я знаю одно: если такое когда-либо и повторится, то будет ничуть не лучше. А посему - я не хочу, чтобы такое повторилось. Что же будет на самом деле, - покажет будущее.

Когда я прибыл на Вернисаж в субботу, Арега еще не было. Как только он появился, я предложил ему договориться с ребятами и расположиться поближе ко мне, чтобы он мог наблюдать мое общение с Анной.

- Надеюсь, ты понимаешь, что я не собираюсь иметь ее прямо здесь, на парапете, а также не рассчитываешь, что я стану снимать наш секс на камеру или позволю тебе стоять за ширмочкой в квартире, где мы встречаемся?

- А где вы, кстати, встречаетесь? - Арег смотрел на меня все с тем же насмешливым, полным сомнения и иронии взглядом.

Это меня раззадорило еще больше.

- Ты Легу знаешь?

- Какого Легу?

- Значит, не знаешь... это актер, он жил на Сарьяна, а сейчас в Россию подался. Так вот. Мы встречаемся на его квартире.

- Легу, Легу... а что за имя-то такое?

- Это кличка. Он постоянно говорил "легурально" вместо "регулярно".

- А, я его знал слегка. Просто не ведал, что кличка у него такая. Мы не были достаточно близки... Так. То есть, мне придется просто наблюдать, как она с тобой разговаривает, и сделать из этого вывод, что вы любовники? Не кажется ли тебе это нелепым?

- Надеюсь, что картина, которую я создам, окажется для тебя вполне убедительной, - располагайся поближе, - можешь даже подслушать наши разговоры.

***

Анна подошла, когда и я, и Арег уже лишились всякой надежды на ее появление. Было уже далеко за полдень.

- Почему так поздно, милая? - нарочито громко произнес я, чтобы обратить внимание Арега на начало спектакля.

- А почему Вы на меня кричите, Давид? - с наигранным удивлением отозвалась Анна.

Я заметил, как Арег, услышав обращение ко мне на "Вы", так и прыснул, причем демонстративно.

Анна стала прохаживаться перед моим столиком, критично разглядывая работы.

- Не понимаю, что происходит, - начала вдруг она, - что-то в Ваших работах не то на этот раз. Вы что, сменили материал?.. Вроде нет, - продолжала она, - но почерк другой какой-то...

- Еще бы - громко парировал я, - меня покинуло вдохновение. Ведь так много времени прошло с той ночи, которую мы провели вместе на Сарьяна...

- Да... давно это было. Но кто же виноват, что Вы все время заняты, и не можете приходить ко мне? - Анна присела на парапет, продолжая, уже с печальной улыбкой рассматривать мои работы с тыльной стороны.

Хорошо, хорошо Анна. Вот такое лицо в самый раз. Я сел с ней рядом и обнял за талию. Анна с улыбкой придвинулась и положила мне голову на плечо.

- Мне очень жаль, но на этот раз не Вы, а я не смогу быть на квартире ночью.

- Почему, милая?

- Господи, да что это с Вами? Почему Вы сегодня такой громкий?..

Анна встала с парапета и снова стала прохаживаться, - Дело в том, что сегодня я встречаюсь здесь в городе с моими родителями, и мы идем в гости. Там скорее всего и заночуем.

- К кому это? Родственники?

- Да, обнаружились очередные папины родственники. Троюродная сестра моего папы. Правда, она старенькая уже, говорят, ну, это и не удивительно: мой папа тоже уже не юноша, - они одно поколение.

- Ага, зато наверняка у нее есть дети, которые окажутся твоими... четвероюродными братьями, не так ли? - весело заметил я.

- Именно так, Давид. Поэтому, к сожалению, сегодня мы не сможем встретиться на квартире. Но, если Вам нужно будет там переночевать, - держите ключ. Завтра я буду здесь, и Вы мне его вернете. Договорились?

Боже, это лучшее чего можно было желать - и с точки зрения спектакля для Арега и с точки зрения шанса сделать себе копию ключа.

- Спасибо, хорошая моя. Тогда, значит, завтра?

- Скорее всего. Ну, мне пора!

Когда Анна исчезла, Арег подошел ко мне с несколько озадаченным выражением лица и произнес:

- Знаешь, Дуглас, мне все же кажется, что-то тут не так, как ты желаешь мне внушить. Вот чувствую я это и все. Нужно более реальное, телесное подтверждение. Это твое движение, когда ты обнял ее за талию, - мне кажется, оно ей не понравилось, она потом вскочила и отошла от тебя. Считай, что процентов на шестьдесят ты меня убедил, однако есть еще сорок процентов, которые нужно чем-то оправдать.

- Вот завтра я тебе эти сорок процентов и оправдаю...

***

Я решил не ночевать сегодня дома. Работ на продажу для завтрашнего дня у меня все еще оставалось достаточно. Они не расходились сегодня так, как это происходило обычно. Что-то в них действительно чувствовалось неполно. Что ж, остается только надеяться на покупателей с дурным вкусом и без внутреннего чутья, которым нужно лишь купить какой-нибудь дежурный подарок.

К тому же, провести вечер на квартире, где вот уже много недель живет Анна, было для меня гораздо предпочтительнее, чем крутить педали до дома, а там весь вечер либо пропадать в мастерской, выдалбливая безликие и бесчувственные, плохо продаваемые работы, либо загибаться от чувства омерзения по отношению к самому себе при каждом взгляде на Гоар или на Марину.

***

На квартире Легу весь вечер и всю ночь было электричество. Я смог сделать себе омлет с сыром на ужин и напиться чаю. Затем, немного посмотрев телевизор, я почувствовал, что засыпаю. Раздевшись, я решительно откинул покрывало с кровати в спальне, где скорее всего спала Анна, и спокойно и благоговейно влез под одеяло. В ту же секунду я ощутил запах Гоар. И передо мной встала вчерашняя сцена. Я все время гнал от себя мысли и воспоминания о ней, но теперь я был бессилен. Я засыпал, и в то же время в мелких деталях переживал это позорное событие, - насколько позорное, настолько и приятное само по себе, насколько тягостное, настолько и светлое, насколько мерзкое, настолько и трогательное. Я не услышал от нее ни единого слова - только приглушенный стон в самом начале, когда она ощутила в себе мою плоть. Далее тишину нарушал лишь я - своими движениями, громким дыханием, кряхтением и теми нежными словами, которыми я пытался ее успокоить, когда мне казалось, что я сделал ей больно. К сожалению, природа наградила меня слишком щедро, и мне не раз приходилось слышать жалобы от женщин. Именно поэтому я, хоть и находился вчера во власти страстного порыва, не изменил своей выработанной привычке все время успокаивать партнерш. Гоар, как ни странно, не выказала ни малейших признаков дискомфорта. Она, можно сказать, просто спала в моих объятиях. Я бы именно так и решил, если бы не чувствовал слезы у нее на лице, но она не произвела ни одного звука кроме того, первого. Сейчас, лежа в постели, где много раз спала Анна, я вспоминал каждую деталь того, что происходило двадцать четыре часа назад, и завершилось это тем, что мне пришлось сменить простыню...

Продолжение следует.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Подъезжая утром к Вернисажу, я стал невольным свидетелем раздражающей картины: Анна стояла неподалеку от моего места и о чем-то весело болтала с Арегом. Они то и дело взрывались смехом, и мне почему-то было крайне неприятно это наблюдать. Я был склонен думать, что они обсуждают сейчас меня и мои хвастливые, притянутые за уши заявления об отношениях с Анной. Однако, когда я подъехал ближе, Анна, заметив меня, небрежно простилась с Арегом и ринулась в мои объятия.

- Я так по Вам скучала!

- Ты это серьезно? - я через ее плечо торжествующе посмотрел на Арега, однако он не выказал ни малейшего смущения или смирения. Он продолжал широко и радостно улыбаться, и я чувствовал что-то гадостное в этой усмешке.

- Конечно серьезно! Давайте оставим здесь Ваше барахло и поедем на квартиру сию же минуту!

- Анна... как?

- Арег присмотрит...

- Да у него никто не станет покупать, люди очаровываются не столько моими работами, сколько мной.

- Да, милый, Вы само обаяние!..

Мне что-то не нравилось в этой наигранности слов и жестов Анны. Она то и дело елозила по мне руками, и, пожалуй, было только одно место, которого она не решалась касаться прилюдно, - остальное она буквально мяла и затирала.

- Анна, что с тобой?

- А что Вас не устраивает? Мы ведь с Вами влюбленная пара, не так ли?

Анна говорила нарочито громко. Я увидел, как Арег после ее последней фразы согнулся от смеха у парапета напротив.

- Ну что, поехали? - Анна вопрошающе смотрела на меня, остановив свои "рукоблудия".

- Анна, ты уверена?

- В чем я должна быть уверена? В том же, в чем и первый раз? Да на сто процентов!

- Анна, я не об этом, - я перешел на шепот.

- Вы не об этом? - громко повторила она. - А о чем же тогда? Что делают двое людей противоположного пола, когда ночуют в одной квартире? Что?

Я чувствовал, что меня подловили на мерзко подстроенный спектакль, но я решил им подыграть.

- Ладно, поехали.

Я оставил свой столик с товаром под ответственность Арега, посадил Анну на велосипед и мы отправились на Сарьяна.

***

- Кстати, Анна, я сделал копию ключа для себя. Ты ведь не против?

- Ни в малейшей степени. Я сама давно думала об этом, но никак не доходили руки.

- А теперь скажи мне, родная, что это ты устроила там на Вернисаже? Здесь нет наблюдателей, так что можешь говорить все как есть.

- Простите, не знаю, что на меня нашло. - Анна сделалась серьезной, и я почти поверил в то, что никакого заговора с Арегом у нее не было, и она действительно страстно желала моей близости.

- За что простить, милая? Ты ведь знаешь, что я давно мечтаю об этих твоих словах. Я так рад, что эту ночь мы проведем вместе.

- Простите, но Вы ошибаетесь.

- Как? Снова не слава Богу? Что на этот раз?

- Знаете, мои родственники оказались очаровательными людьми. И я им очень понравилась. Они были крайне возмущены, что мне приходится ездить из района в город на занятия и по работе. Они настаивают на том, чтобы я жила у них.

- Но... Анна, у тебя ведь есть где ночевать. Где они живут, кстати?

Когда Анна назвала район, я был в ужасе.

- Но согласись, что это у черта на рогах! Разве можно сравнивать?

- Давид, поймите, я не могла при родителях сказать им, что у меня есть где жить. Слишком много пришлось бы объяснять.

- Да, ты права. И что же? Прямо с сегодняшнего дня тебе и приспичило у них ночевать?

- Дело в том, что... они меня позвали на день рождения своего родственника. Это сегодня. Мне в принципе уже пора бежать.

- Как, прямо сейчас? И полчасика не посидишь со мной?

Анна улыбнулась и ласково произнесла:

- Полчасика - посижу.

Я не мог больше сдерживаться. Схватив ее как попало в охапку, я, на ходу целуя и тиская ее, потащил в спальню. Это было единственное место, где было можно расположиться, не рискуя что-то уронить или обо что-то стукнуться. Анна не отвечала на мои поцелуи, но я чувствовал, как она сомлела. Я стал лихорадочно раздеваться и заодно раздевать ее. Она не сопротивлялась, а некоторыми движениями даже облегчала мне задачу.

- Анна, ты пойдешь со мной до конца? Анна, родная...

Я покрывал поцелуями все, что мне попадалось перед глазами, а руки мои успели уже выгладить все ее тело, сантиметр за сантиметром. Анна лишь слегка постанывала, не поворачивая лица в мою сторону и не открывая глаз. Только руки ее, вцепившиеся в мои плечи, выдавали то напряжение, то расслабление.

Я не помню, когда чувствовал себя более возбужденным и страстным. Мне казалось, что я на вершине блаженства, и сейчас произойдет что-то невероятно красивое и запоминающееся, не в пример серым супружеским сценам.

Резко раздвинув ее ноги, я бросился целовать внутренние стороны ее бедер и, наконец, добрался до вожделенной середины. Я прекрасно знал, как моя волосатая физиономия действует там у женщин, и, разумеется, предвидел необыкновенный восторг. Но чтобы такой! Анна вскрикнула как если бы ее ударили толстенным кнутом, и это не было лицемерием с ее стороны, так как мне пришлось проглотить пару солоноватых струй из ее лона. После этого она оттолкнула меня и свернулась на постели калачиком, словно не желая выпускать из тела пережитое наслаждение, словно довоспринимая его уже без меня.

- Анна... Тебе было хорошо. Может быть... теперь и мне пора получить свое? - я говорил это как второклассник, просящий конфетку...

Она еле открыла глаза и с блаженной улыбкой и протянула ко мне свои руки. Я привстал с колен, чтобы влезть на кровать, но, видимо, зря я это сделал. Увидев мое эрегированное достоинство, а точнее его несколько переигранные природой размеры, Анна приглушенно вскрикнула и ретировалась.

- Не бойся, родная, я не сделаю тебе больно.

- Нет, Давид, нет, я не хочу. Слышите? Оставьте меня. Пожалуйста!

Она встала и стала подбирать с пола свою одежду, бормоча вполголоса:

- Теперь я понимаю, почему вы до сих пор неженаты. Это надо же такое...

- Анна, ты говоришь глупости. Анна, у меня была жена, и есть дочь. Но это в прошлом.

Она посмотрела на меня с интересом и иронией.

- Вот как?

- Ну, я не успел тебе об этом сказать, как-то речи не заходило, и потом, я уже больше десяти лет назад расстался с ними. Они в России, и мы не нужны друг другу.

- Давид, мне пора. Простите, что так получилось, но... слишком неожиданно все это как-то. Я должна сначала переварить то что я пережила, узнала и... увидела.

Она усмехнулась и покинула квартиру, оставив меня стоять посреди комнаты совершенно голого с полуопавшим достоинством.

***

Воскресный вернисаж, как ни странно, прошел успешно. Вся моя "неудачная" продукция ушла до последнего слоника. Я приехал домой довольный.

Открыв ворота, я вошел во двор, - было еще довольно светло, и моя семейка устроила шашлычок на свежем воздухе. В глубине сада я увидел на лавочке Марину. Рядом с ней в чем-то легком и домашнем сидела Анна и с интересом смотрела, как та вяжет на спицах. Гоар стояла между ними за лавкой и весело балоболила...

Продолжение следует.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

У меня все похолодело внутри, я почувствовал невыразимое отчаяние и в какую-то секунду даже готов был умереть, так как все воздушное очарование моей нынешней жизни кануло в какую-то черную дыру грубого приземленного быта и жестокой реальности. Такого вероломства я все же не ожидал от своей капризной судьбы. Скривив лицо в рыданиях, как обиженный ребенок, я резко повернул велосипед, чтобы выйти из ворот и уехать в центр, или еще куда-нибудь, да куда угодно, только бы не находиться там, где все то впечатление, которое мне удалось произвести на Анну, все те хрупкие отношения, которые едва нашли столь вожделенное мной продолжение, все мои для кого-то бредовые, а для меня - вполне реальные надежды на наше с Анной счастливое совместное будущее - где все это разлетится вдребезги перед ее и моими глазами, сверкнув на прощание миллиардом ослепительных осколков и оставив после себя еще больший мрак чем тот, в котором мы жили прежде. Нет, я бы не смог этого пережить. Я не готов. Я не готов.

Я стремительно двигался в направлении станции метро, - уж очень мне не хотелось снова крутить педали до самого центра, из моих глаз градом лились слезы, я уверен, что был весь раскрасневшийся, и мои светлые шевелюра с бородой красноречиво подчеркивали этот факт.

- Давид, ты куда?

Зара с мужем шли мне навстречу веселые и счастливые. Они направлялись в нашу сторону.

- Давид... тебя ведь не было дома столько времени, а теперь ты снова куда-то уходишь? У нас ведь гости. Давид, что с тобой? почему ты плачешь?

- Я не плачу, Зара. Просто... сейчас...

Я не понимал, что я говорю и что мне делать дальше. Мне казалось, что я схожу с ума. Что делать? Что делать? Анне наверняка уже рассказали про нашу семью, про ее состав, про то, что муж Марины - художник, который выставляется на Вернисаже, и наверняка сказали, как его зовут. Или еще не сказали? Боже, что делать?

- Ладно, пошли. Пошли домой.

Я повернул велосипед и медленно, словно на казнь, поплелся в направлении нашего дома. Зара с мужем шли рядом и молчали. Мне вдруг пришла в голову идея.

- Зара, постой. Зара... ты не могла бы сделать кое-что для меня?

- Что родной?

- Ты поди к нам одна, а я с Арменом подойдем позже, ладно? Мне нужно с ним кое-о-чем поговорить. Не обижаешься?

- Ну, хорошо, только не задерживайтесь.

Зара явно нервничала. Ей не понравилась моя просьба, но она не могла мне отказать.

- Только не говори дома, что я здесь! - крикнул я ей вдогонку.

Зара обреченно махнула рукой и, ускоряя шаг, свернула за угол нашего квартала.

- Армен... Армен, спаси меня. Там, у нас дома - Анна. Моя Анна, понимаешь? Понимаешь?

Армен смотрел куда угодно, только не на меня.

- Что я могу сделать, Давид?

- Армен, подойди к ней и скажи, что... только чтобы никто вас не слышал...

- Как ты это себе представляешь?

- Ты пойми, для меня это такой шок... такой шок, что мы родственники! А представь, каково будет ей!

- Что я должен ей сказать?

- Ты просто подойди и скажи... погоди. - Я достал из кармана штанов блокнот и стал писать записку Анне. Блокнот был небольшой, поэтому, мне следовало уложиться в несколько слов. Я написал: "Анна, прости меня, я не знал, что все так получится. Прошу, держи себя в руках, а потом мы с тобой решим как нам быть. Давид. Муж Марины."

Боже, какой идиотизм... муж Марины. Но времени переписывать уже нет. Я вручил Армену записку.

- Сколько времени тебе понадобится, чтобы вручить ей записку? Я подгребу минут через пятнадцать.

- Договорились. Думаю, успею.

Армен чуть ли не вприпрыжку побежал к нашему кварталу - изящный, гибкий, подвижный. Я же уселся на бордюр и обхватил руками голову: она у меня трещала беспощадно. Я физически боялся подойти к нашему дому, так как был почти уверен, что мое сердце выскочит из груди.

***

- А вот и наш блудный сын вернулся! Анна, знакомься. Мы тебе ничего не говорили про него, но теперь ты и его будешь знать. Это твой непутевый родственник, - брат сидел за накрытым столом во дворе рядом с Анной, выглядел намного веселее обычного и явно был доволен и счастлив тем, что у нас отныне будет жить эта замечательная девушка.

Я скривился в нелепой улыбке и оглянулся на Армена. Тот кивнул мне. Немного осмелев, я подошел к Анне и протянул ей руку.

- Приятно познакомиться. Давид.

Анна выглядела спокойной и даже улыбалась, правда, ее выдавали необычайная бледность и мертвецки холодная рука.

- Здравствуйте, Давид. Рада с вами познакомится.

- Анна интересуется музыкой, живописью, искусством, так что вы быстро найдете общий язык, - мать говорила эти значимые слова, однако выглядела все той же усталой, безразличной и снисходительной, внимательно следя за тем, кто чего набрал себе в тарелки, чтобы чего доброго не обнаружилось, что кто-то из едоков чего-либо не попробовал.

- Да, Анна джан, - подхватила Марина, все еще не севшая за стол, суетившаяся возле внешнего входа на кухню, - я тебе покажу, какие у него есть пластинки и кассеты.

Я заметил, как Анна покосилась на Марину, смерив ее с головы до ног, и я понял, что она не могла не оценить безукоризненно великолепной фигуры моей жены. Мне это было и приятно и неприятно одновременно. Анна не должна думать, что у меня что-то есть с этой женщиной!..

***

Если бы мои домашние хотя бы отдаленно представляли себе, о чем они говорят и с кем, - думаю, им бы не было сейчас так весело и приятно, как они это вовсю выказывают.

- Вы знаете, я у вас сегодня, конечно, переночую, так как уже поздно. Но жить у вас я не буду, вы уж меня простите, - Анна виновато посмотрела на мою мать, потом на Гоар, которая, скорее всего была второй по степени воодушевленности возможностью каждодневного присутствия Анны, и, наконец, на брата.

Я был вне себя от счастья. Она решила оставаться на Сарьяна! Она решила не строить родственных связей с моей семьей! Она решила, что мы с ней должны встречаться. Не так, ли, Анна, - это ведь именно то, что ты решила!?

- Не понятно, Анна. Мы ведь договорились уже и с тобой, и с твоими родителями, что ты будешь жить у нас, во всяком случае, пока не закончишь учебу, - брат был действительно в крайнем недоумении.

- Да сколько там осталось-то этой учебы, май уже на исходе, я не каждый день бываю в университете...

- Но у тебя дела в Ереване, и ты не можешь каждый день ехать автобусом туда и обратно, - стыдно ведь, у тебя есть мы.

- О, у меня очень много родни в Ереване, и почти все предлагали мне жить у них, поэтому, я не хочу никого обижать, да и вас стеснять не могу. У вас такая огромная семья... - Анна еще более смущенно покосилась на мою маму.

Я увидел, как Армен стал нервно потирать глаза кончиками пальцев. Наш чувствительный зять наверняка не желал бы быть женатым на девушке из опозоренной семьи. Но сейчас все его высокоморальные принципы и взгляды мне совершенно неинтересны. Он не посмеет обидеть мою сестру, а если попробует, то будет иметь дело со мной. Меня сейчас занимало только одно: отношения с Анной.

- Анна, о чем ты говоришь, какая такая большая семья, - нас всего-то десять человек, ты будешь одиннадцатая, Зара с Арменом у нас не живут, - вмешалась Гоар.

- Я прошу вас, не уговаривайте больше. Я уже все решила, извините. Я не могу вас стеснять!

- Жаль, жаль, мы ведь родственники... - с задумчивой миной срезюмировал брат.

И тут Анна выдала фразу, которая окончательно убедила меня в том, что все продолжится по моему желанию.

- Не переживайте вы так. В конце концов не такая уж мы близкая родня... Седьмая вода на киселе. - Последние слова она произнесла по-русски, и смело и пристально посмотрела на меня.

- Анна джан, разве дело в дальности родства? - чуть не плача вмешалась мама, - ты не знаешь, насколько мы близки были с твоим дедушкой, с его семьей, даже родные так не бывают близки.

- Я все понимаю, я все очень хорошо представляю себе, но не могу, я просто не могу...

Когда после шашлычного застолья Гоар с Мариной потащили Анну наверх, в мою мастерскую, чтобы показать ей мою музыкальную коллекцию, я волей-неволей поплелся за ними. Анна совершенно явно игнорировала Марину и ее реплики, все время с улыбкой и интересом слушая Гоар. Впрочем, со стороны это не выглядело странным, так как Гоар действительно была и живее и интереснее моей угловатой Марины.

- Ого, какая красота, а кто это? - Анна с восторгом уставилась на мою "Синди Кроуфорд".

О боже, Анна, что ты натворила? Что Я натворил? Какой же я дурак! Нужно было давно убрать ее отсюда. Отойди от нее, Анна!! Черт побери, отойди от нее!

- Какая прелесть! - Анна приблизилась к бюстику, стала его рассматривать внимательно, так и извиваясь вокруг него, и теперь только полный идиот да еще вдобавок слепой мог не заметить сходства в отточенности и пропорциях лица.

Я никогда не считал свою жену образцом ума и сообразительности, однако, видимо, пресловутая женская интуиция в ней была развита необычайно. Когда Анна, вдоволь налюбовавшись работой и, разумеется, прекрасно поняв, кого я изобразил и по достоинству оценив мою инициативу, а также, судя по всему, совершенно наплевав на присутствие Гоар и Марины, вскинула голову и с высокомерным и довольным лицом остановила на мне взгляд, я понял, что теперь уже нет смысла что-либо отрицать или переигрывать.

Марина подошла к Анне, ее била дрожь, но она смотрела на Анну пристально и с нескрываемой ненавистью. Потом вдруг она каким-то нелепым косым ударом резко прошлась ладонью по ее голове, словно стряхнула с ее волос пушинку и со своим уже хорошо знакомым мне визгом бросилась вон из помещения. Опешившая Гоар бросилась за ней.

- Давид, ответьте мне на один вопрос...

- Слушаю, родная...

- Давид, а почему, почему Вы женились на этой вот женщине?

- Анна, если я скажу, что большой любви, ты мне поверишь?

Продолжение следует.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Анна усмехнулась и направилась к выходу. Я решил остановить ее.

- Погоди. Останься... Гоар с ней разберется.

- Я боюсь, что она сейчас меня ославит там перед всеми...

- Анна, она не посмеет, ну что ты!

Анна тем не менее уже стояла в проеме двери.

- Анна, а ты, ты сама... согласилась бы стать моей супругой?

Она смотрела на меня тем же умоляющим взглядом, что и тогда, во второй день на Вернисаже. И снова то же молчание.

- Анна, я возьму на себя всю грязную часть. Ты не будешь выглядеть ни разлучницей, ни врединой, ни чем-то еще... Анна, я попрошу твоей руки у твоей семьи.

Девушка широко раскрыла глаза и расплылась в восторженной улыбке. Хотя слова, которые она произнесла, обманули мои ожидания.

- Давид, я никогда в жизни не слышала ничего глупее. Никогда. - Она повернулась и спокойной поступью стала спускаться по лестнице.

Я опомнился через минуту и тоже спустился во двор. Там я увидел мать с братом, спокойно беседующих сидя на лавке, наших детей, снующих возле стола, на котором оставалась еще кое-какая закуска, и Анну, входящую в дом со стороны гостиной. Когда я вошел в гостиную, там никого не оказалось. Значит, женщины прошли глубже, либо в мамину спальню, либо в спальню брата. Оказавшись в спальне матери, я прекрасно слышал голоса, доходившие из комнаты брата, однако прошел дальше в коридорчик, чтобы можно было заглянуть в не полностью прикрытую дверь. Коридорчик был темный, а комната брата ярко освещена электричеством, поэтому, я мог оставаться незамеченным.

Анна, с Гоар сидели на полу вполоборота друг к другу, Марина же, заплаканная и взъерошенная, сидела на кровати и смотрела на них отчаянно, ничего не понимая.

- Анна, я видела несколько дней назад какую-то девушку на Вернисаже с Давидом. Но я была далеко, а пока я приблизилась, она уже ушла. Это не ты была случайно? - Гоар говорила вполголоса, но мне было слышно все до единого слова.

- Да, Гоар, скорее всего это была я. Мы с Давидом знакомы уже около двух месяцев...

- Ничего у вас не получится! Даже если вы поженитесь, даже если все с этим согласятся - вы не сможете быть счастливы, потому что я буду несчастна и мои дети тоже, - рыдала Марина.

- Гоар, а как давно вы стали подозревать, что у него кто-то есть? - проигнорировав тираду Марины, Анна с леденящим спокойствием изящно склонила голову в сторону Гоар.

- Анна джан, я не знаю, какие у него чувства к тебе, но то, что у него есть женщина на стороне - это на миллион процентов.

"Умница Гоар, - подумалось мне, - вот уж кто точно знает что говорит!".

- Гоар, ты что, не видела, что эта работа была точно с нее сделана, посмотри, вспомни! - не унималась Марина.

- Марина, работа ни при чем, он вдохновляется красотой, это не обязательно должна быть любовница. Анна, извини, очень неудобно получилось, я не собираюсь ни маме, ни тем более мужу об этом говорить. Ну кто знал, что вы с ним познакомитесь, будете общаться, беседовать, я представляю, как тебе неудобно было, когда выяснилось, что вы родственники, что он тебя изобразил, что Марина такое устроила...

- Спасибо, Гоар, все в порядке.

- Он тебе говорил что женат? - с пафосом и в то же время плаксиво осведомилась Марина.

Анна медленно повернув голову в ее сторону, с каким-то издевательским сожалением смотрела на нее секунд пять, потом ответила лениво:

- Да... он говорил, что у него жена и дочь в России.

Браво, Анна. И не соврала и в то же время без ножа зарезала. Нет предела женскому коварству! Но я на твоей стороне. Так ее!...

Наступило напряженное молчание, Анна продолжала смотреть на Марину, теперь уже с лицом, красноречиво и с наигранной учтивостью ожидающим дальнейших вопросов. Они, впрочем, не заставили себя ждать. И, судя по всему, Марина уже почти поверила в то, что наше с Анной совместное будущее предопределено.

- Ты с ним как живешь? Свободно или предохраняешься?

Гоар ахнула, Анна прыснула со смеху, - практически одновременно.

- Я свободно живу, Марина.

- А если ты забеременеешь? - не унималась моя разумница, явно не желая, чтобы у кого-либо кроме нее были мои дети.

- А если забеременею, я сделаю так, как скажет мой любимый: либо оставлю ребенка, либо сделаю аборт.

- Марина, ты хоть понимаешь, что она отвечает на твои вопросы просто так, в общем, и Давид тут ни при чем, - поспешила вмешаться Гоар, в то же время пытаясь встретиться с Анной глазами, чтобы дать ей понять, что Марина - не самый подходящий адресат для ее заумных шуток.

- Гоар джан, если ты слепая, это твоя проблема, а я прекрасно вижу, что она живет с моим мужем.

- Анна джан, скажи ей прямо и честно: ты живешь с Давидом?

Смотри, Анна, отвечай прямо и честно, как и раньше. Не подведи.

- Нет, Гоар джан. Я с Давидом вашим не живу, не жила и уж конечно уже никогда не буду жить, - медленно и торжественно повернув голову к Марине, она словно еле сдерживала смех - есть еще вопросы?

Кажется, моя Марина поверила в это. Скорее всего потому, что ей больше всего на свете хотелось, чтобы сказанное Анной соответствовало действительности.

- Но, Гоар, если это не Анна, то с кем он встречается, кто у него есть? - Марина переводила отчаянный взгляд с Анны на Гоар, и вдруг ее словно осенило: - Анна джан, ты ведь с ним общаешься, ты не знаешь? Анна, спроси его, прошу тебя. Он тебе расскажет.

- Нет! - воскликнула вдруг Гоар, прекрасно знавшая мою искренность и прямоту, - Анна, не вздумай его спросить о чем-то. Это неприлично, слышишь?

- Что ты говоришь, Гоар! Что значит неприлично, если мне это так важно, если моя семья рушится?

- А что твоя семья будет спасена, если она его спросит, а он ответит?

Напрасно ты так боишься Анны, Гоар. Уж кого-кого, а тебя-то она не выдаст, если предположить, что мне хватило бы тупости сознаться Анне в связи с тобой.

Марина заплакала навзрыд, Гоар а Анна одновременно встали с пола - только Гоар тут же присела рядом с Мариной чтобы успокоить ее, а Анна сказала:

- Ну ладно, я пойду во двор, посижу там с вашей мамой, - и она не спеша направилась в мою сторону.

Я поспешил ретироваться, и спрятался на кухне. Когда я увидел из окна кухни, как Анна подошла к лавочке, присела возле моей матери и стала что-то с улыбкой говорить брату, который отошел в сторонку покурить, я решил, что могу так же выйти в люди.

- Видишь, Анна джан, какой у меня красивый сын, - все тем же тихим, усталым, спокойным голосом говорила моя мама, - я всегда невольно им любуюсь! Это мой самый любимый ребенок...

- Да, любимый, потому что непутевый и жалкий, - вмешался брат.

Я сделал вид, что не прислушиваюсь к их разговору, а только прохаживаюсь по саду, думая о чем-то своем. Впрочем, мне было о чем подумать. Слова Анна о том, что между нами ничего нет и, главное, уже никогда не будет, слегка настораживали меня. Я привык относиться к ее словам серьезно. Мне не терпелось оказаться с ней наедине и выяснить, наконец, отношения. Я не шутил, когда говорил о том, что готов просить ее руки. Именно такое желание у меня тогда возникло и не покидало меня еще долго. Что в конце концов происходит? Почему два любящих человека должны отказываться от счастья ради других людей? Почему другие люди должны быть счастливы за мой счет? Что плохого в том, что я попрошу ее руки? Это честно и порядочно с моей стороны. У меня самые серьезные намерения. Я хочу быть счастлив, я хочу сделать ее счастливой, это правда. В чем дело? Кто мне помешает? Кто?

- Анна, пойдем, я покажу тебе свои пластинки...

- Иди, иди, Анна джан, у него много интересной музыки, - поддакнула мне моя любящая мать, даже не представляя, насколько я ей благодарен за эту поддержку сейчас.

- Но...

- Иди, иди, не стесняйся, я Марине скажу, она вам туда кофе принесет, - кстати, где мои невестки? - я же полчаса назад кофе попросила...

Анна поспешила вмешаться:

- Это я виновата. Я их отвлекла разговорами. Извините...

Как обычно, ни одного слова неправды и в то же время полнейшая лапша на уши.

- Пойдем, Анна, - играя в обреченное братское гостеприимство, почти нетерпеливо позвал я.

Анна смущенно последовала за мной, сопровождаемая довольными взглядами брата и мамы.

Еще на темной лестнице, не дойдя до чердака, я решил пойти ва-банк. Резко, почти ударом приперев ее к стене, я прильнул к ее губам, жадно тиская, и не отпускал до тех пор, пока она сама не включилась в это дело. Я чувствовал, как она секунда за секундой наполняется желанием, и меня это ужасно раззадоривало.

- Боже, Давид... Давид, - как же я сейчас хочу этого! Какая же я была дура там, на квартире!

- Анна, поехали туда прямо сейчас, если хочешь... Хочешь? Скажем, что я отвезу тебя к родственникам или в общежитие.

Анна вдруг резко оттолкнула меня и посмотрела на меня почти в бешенстве.

- Давид, вы слышали, что я сказала? Я сказала: все кончено. Если и могло что-то быть, то было бы только там, на квартире. Теперь же уже ничего не будет.

- Но ты ведь хочешь, я вижу, я знаю...

- Да, я хочу. Больше всего на свете. Хочу так, что сейчас просто упаду в обморок...

- Анна, погоди... помолчи...

Я протянул к ней руку и, медленно поглаживая вначале ее живот, легко и резко проник кистью в ее легкие спортивные шорты. Прильнув к ней всем телом, я одной рукой цепко держал ее за волосы на затылке, целовал ее в шею и грудь, - мне это было просто, так как она стояла выше меня на пару ступенек, - а другой рукой активно помогал ей физически там, куда бы я сейчас с таким наслаждением ввел свой устрашающий "инструмент". Разрядка не заставила себя ждать. Возможно, экстремальная обстановка, когда кто угодно из семьи - в том числе и дети - могли оказаться на этой лестнице, также сыграла свою возбуждающую роль. Чтобы не допустить такого же крика, какой Анна произвела сегодня утром на Сарьяна, я страстно целовал ее в губы, но приглушенный стон все же не прекращался все то время, что моя рука то нежно то резко двигалась у ее нежного лона. Когда моя рука увлажнилась теплыми резкими струйками, я понял, что еще раз с честью выполнил предназначение учтивого любовника. И в то же время я прекрасно понимал, что мне ничего в ответ не светит. По крайней мере сейчас.

Я продолжал целовать и ласкать ее, но девушка уже не отвечала на мои действия. Казалось, что она теряет сознание, настолько она ослабла и обмякла в моих руках. Кажется, я напрасно заговорил с ней. Возможно, еще несколько секунд таких ласк, я и сам бы получил исчерпывающее наслаждение, но как только я спросил, что с ней, почему она молчит, Анна в друг словно опомнилась и, вырвавшись, зло сверкнула на меня своими неимоверными глазами и пошатываясь, стала спускаться...

Весь оставшийся вечер Анна провела чуть ли не в обнимку с моей мамой, и я не имел ни одного шанса остаться с ней наедине, чтобы поговорить, наконец, по-человечески. Брат, ушел спать рано, Марина взялась выкупать на ночь всех детей, Гоар же сновала со двора на кухню, приводя все в порядок после веселого пиршества.

- Давид! - услышал я из внешнего входа на кухню, - давай стол и стулья в гараж занесем!

- Иду! - нарочито громко отозвался я, резко подымаясь с места в кресле в гостиной, однако ни Анна, ни, тем более, мама не обратили ни малейшего внимания на мою услужливость, продолжая активно обсуждать семейные дела общих родственников.

Выйдя на двор через кухню, я увидел, что Гоар стоит в обнимку с четырьмя складными стульями и ждет, чтобы я отворил ей двери гаража. Подойдя к ней вплотную, я сделал вид, что собираюсь отобрать у нее ношу, однако мои руки сильно сжали ее сзади ниже спины.

- Что ты делаешь, скотина? - процедила она еле слышно, не сделав, однако ни одного отталкивающего движения.

- Я хочу тебя, Гоар, слышишь? - я резко отобрал у нее стулья и понес к гаражу.

Она осталась стоять как вкопанная, следя за мной глазами. Я вернулся, и как ни в чем не бывало стал складывать остальные стулья. Гоар продолжала стоять неподвижно. Я взял кучу стульев, направился к гаражу, поставил их в дальний угол и остановился у входа в гараж, уставившись на нее.

- У нас мало времени, Гоар.

Женщина медленно пошла в мою сторону, и когда она оказалась почти передо мной, я резко притянул ее за руку и, прижав к себе, стал стискивать ее с такой силой и интенсивностью, что она начала как-то неестественно кряхтеть. Когда я ослабил хватку, она сделала непроизвольный выдох облегчения, и я принялся целовать ее лицо и шею, желая не касаться губ, - сам не знаю почему. Она пыталась оттащить все происходящее в глубь гаража, и я не был против.

Наткнувшись на "Волгу" брата, мы через несколько секунд были уже в ней на заднем сиденье. Я прекрасно знал, что и как нужно делать в автомобиле, чтобы все прошло удобно и быстро. Сев на сиденье, я приподнял ее юбку и резким движением, от которого она вскрикнула, разорвал ее трусики по боковому шву. Этого мне было достаточно, чтобы они больше не мешали. Усадив ее на себя, я достаточно скоро закончил свое насколько отвратительное, настолько и замечательное дело, ей даже не пришлось особо напрягаться. Однако, когда я погладил потом ее изгиб ее бедра, я обнаружил капли крови на своей руке. Гоар уже была вне машины, с отчаянным видом приводя себя в порядок, когда я сообразил, что поранил ее.

- Жизнь моя, у тебя там царапина сбоку - глубокая ? - высунувшись из машины, осведомился я.

Она, зыркнув на меня почти так же, как и Анна пару часов назад, метнулась вон из гаража и встала у стола, словно ожидая, когда я приду и сложу его.

Выйдя из гаража, я увидел, как Марина несет на руках кого-то из детей, завернутого в полотенце.

- Ты уже закончила, Гоар, - спросила она, проходя мимо нас.

- Да, почти, с помощью твоего мужа, - проворчала Гоар, пытаясь встать так, чтобы не было заметно пятно крови сбоку на ее юбке.

- Гоар, тебе нужно кровь остановить... - робко произнес я, когда Марина прошла, - надо вообще посмотреть, что там...

- Ты дикарь, Давид, ты просто зверь! - Гоар спокойным шагом направилась в ванную, где уже не было ни одного из детей и заперлась там.

Я был доволен и спокоен. Во всяком случае, мне удалось, наконец, снять напряжение, которое преследовало меня весь этот долгий день, с тех пор как Анна оставила меня на Сарьяна наедине с моим оттопыренным достоинством.

***

- Давид, просыпайся, уже пора... посмотри-ка! - голос Марины разбудил меня.

Я увидел прямо перед собой Ани, свою младшую дочь, которую Марина решила сегодня использовать, чтобы обеспечить себе мое внимание хотя бы на несколько минут. Марина держала ее на руках, разряженную, как куколка, в ярко-красный костюмчик, по-видимому, только что связанный Мариной, да к тому же с веселенькой красной шапочкой на голове. Жена моя знала кое-какие слабые места своего мужа. Вид моей дочери умилил меня настолько, что я, выкрикнув ее имя, чуть ли не силой вырвал ее у Марины и стал покрывать поцелуями.

- Оставь ее мне, мы сейчас спустимся, - не глядя на жену, я продолжал тискать свою малышку.

- А зачем тебе спускаться? Я могу тебе сюда завтрак принести, - Марина улыбалась и казалась спокойной и кроткой, - почти как все десять лет нашей совеместной жизни до моего знакомства с Анной.

- Как сюда завтрак? А что, домашние уже завтракали?

- Да, уже давно. Анне нужно было рано уехать.

- Анна уехала? - я подскочил и, забыв о ребенке, уставился на жену.

- Да, - помрачнев от такой моей реакции, ответила она, - у нее с утра важные занятия.

Началась новая неделя. Неделя, требующая от меня работы, чтобы к выходным было что везти на вернисаж. Неделя, в течение которой я не увижу Анну, либо мне придется искать и найти убедительный повод вырваться в город, чтобы попытаться встретиться с ней. От этих мыслей выражение моего лица стало еще более мрачным.

- Давид, я тебя хотела попросить...

- Что тебе нужно, Марина? - спросил я почти раздраженно.

- Лилит... Она хочет, чтобы я ей связала платьице, на котором была бы кошка.

- Мне кошку нарисорвать?

- Ну, наверное, только голову, или, если целиком, то как-нибудь очень просто.

- Хорошо, Марина, я понял.

Я поднялся с кровати и стал одеваться, чтобы спуститься в гостиную.

- Значит, ты не будешь завтракать здесь?

- С каких это пор я ем в спальне, Марина?

- Я просто подумала... что тебе понравится эта идея.

- Мне сейчас не до идей. У меня дела в городе. Я должен ехать прямо сейчас.

Я чувствовал, насколько необходимо мне поговорить с Анной, расставить все точки над i, чтобы знать как мне действовать дальше. С Мариной у меня все кончено, и если она этого не понимает, то она просто глупа. Этот шаг я уже сделал. Гоар? Она жена моего брата, и, будь у меня полноценная мужская жизнь, я бы не стал выпускать с ней пар и продолжал бы, как обычно, лишь весело пререкаться с ней по поводу и без повода. Я быстро оделся в приличную одежду и, не сказав Марине больше ни слова, поспешил вниз.

Когда я выезжал из ворот, я услышал, как Марина говорила Гоар чуть не плача (они стояли во дворе, следя за играющими детьми):

- Я ведь говорила, что это она! Она! А ты мне не верила! Она же отъявленная лгунья! Видишь, видишь, как он сорвался? Даже не позавтракал!

Я успел заметить, как лицо Гоар застыло в не знакомом мне доселе выражении задетого чувства собственничества.

Продолжение следует.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

В Университете я Анны не нашел, но смог пообщаться с одной из ее подруг, которая сообщила мне, что Анна решила навестить своих родственников в Айгестане. Я знал, о ком идет речь, знал также, что дом этих родственников находится на девятой улице, однако не знал точно, где именно. Поскольку Айгестан был рядом, я не хотел уезжать отсюда несолоно хлебавши. Подруга говорила, что Анна у них задерживаться не собиралась, - просто навестить решила на пару часов. Подожду. В любом случае Айгестан имеет только один цивильный выход в центр: спуск от школы Дзержинского на Чаренца.

Подымусь к школе и подожду. Однако мне несказанно повезло. Я увидел, как мимо меня проехала знакомая грязно-зеленая "семерка", - да, это он, Геворг, двоюродный брат отца Анны по материнской линии. Его и именно на этой машине я видел в числе многочисленных родственников на похоронах моего отца полтора года назад. У наших кланов родни очень много, но это не может быть совпадением. Анна скорей всего именно у них. Я последовал за ним, и, как оказалось, жили они практически в ста метрах влево от школы. Не удивительно, что Анна часто к ним заходила: это очень удобно и близко к Университету.

Когда Геворг вышел открыть себе ворота гаража, я окликнул его. Он узнал меня сразу, правда, не вспомнил моего имени, зато помнил по имени моего покойного отца. Притворившись, что оказался здесь совершенно случайно, я стал прощаться с ним, однако он настоял на том, чтобы я к ним зашел.

Анна была у них, правда, она, видимо, настолько привыкла у них находиться, что никак не среагировала на приезд хозяина, а продолжала увлеченно развлекать его дочек в глубине веранды, рисуя им каких-то принцесс и следуя их громким и активным указаниям по цвету и, пожалуй, по фасону. Я улыбнулся этой трогательной сцене и последовал за Геворгом через веранду на кухню, которая в силу своих размеров, расположения и обстановке служила часто гостиной.

Предвидя, что Анна, возможно, пожелает уйти отсюда как только меня увидит, я решил подстраховаться.

- Геворг, ты знаешь, у меня мало времени, ну, может быть, минут двадцать, полчаса максимум.

- Ну, посидим, попьем кофе.... ты не голоден?

Я был голоден как волк, но есть здесь не собирался, поэтому, согласился на кофе.

Жена Геворга, Лусине, оказалась писаной красавицей с царственной осанкой. Я едва не подскочил, когда она появилась, - крупная и яркая. Впрочем, мне сейчас не до этого. Как художник и как мужчина я всегда оценю красоту, но как конкретный Давид я сейчас не мог думать ни о чем другом кроме отношений с Анной.

Лусине, как я однако заметил, также была впечатлена моей внешностью. Она порозовела и явно смущалась, когда Геворг пытался заставить ее вспомнить, к кому он ездил на похороны полтора года назад. В конце концов она заявила, что действительно вспомнила, и назвала имя моего отца, которое, впрочем, Геворг успел до этого раза три произнести. Я широко улыбнулся и заметил, что у нас у всех так много родственников, что, пожалуй, наши жены не обязаны всех их помнить по именам.

Мне повезло также и в том, что Лусине, подав кофе, поставила на стол выпечку, орехи, сухофрукты и шоколад. Ну что ж, вот тебе и завтрак, Дуглас. Право, стоило отказаться от завтрака в постель из Марининых рук, чтобы здесь, в Айгестане, эдакая королева обслужила тебя.

- Позову Анну, - сказала Лусине и направилась к веранде.

- Да, у нас Анна сейчас, моя племянница, - закивал Геворг радостно, - она сейчас университет оканчивает, ее отец, кстати, вам тоже приходится родней.

- Да, знаю, ее дед - двоюродный дядя моей мамы, - небрежно отозвался я.

- Она большая умница и очень серьезная девушка, - продолжал Геворг, - я даже иногда боюсь с ней о чем-то говорить, она часто бывает такой дерзкой, что не знаешь куда глаза девать, - он засмеялся, и, заметив, входящих Анну с Лусине, весело спросил:

- Правда, Анна джан?

- Правда, правда, - Анна выглядела совершенно спокойной. Наверняка она уже услышала мой голос, а, возможно еще и раньше заметила меня, входящего. Иначе я просто не представляю, как можно иметь такую степень самообладания.

Все получилось как я и думал. Анне, разумеется, вдруг срочно понадобилось бежать, едва она допила кофе. И я, естественно, согласно заранее высказанному, также засобирался уходить.

- Я как раз и подвезу тебя, Анна, чтобы ты не опоздала.

- Непременно подвезите, - с преувеличенным, почти издевательским восторгом согласилась девушка, и мы вместе, сопровождаемые гостеприимными хозяевами, проследовали через веранду, через протяженный дворик к воротам и прошли, наконец, к моей "восьмерке".

****

- Анна, ты за что-то сердишься на меня? Что я сделал не так? - задавая этот вопрос совершенно искренне, я лишь после ее застывшего в недоумении взгляда понял, что должен срочно поправиться.

- Да, да, я не сказал тебе сразу, что женат. А как ты себе представляешь все это? Вот встречаются двое, знакомятся, и он тут же должен выпалить что женат? Разве женатый не имеет права исправить свою ошибку? А чтобы ее исправить, нужно ведь для начала привлечь девушку, а не отпугнуть ее. Разве не глупо было бы с моей стороны сразу объявить тебе, что я женат? Ну смешно же, согласись.

- Выдать сына за племянника... - брезгливо отозвалась Анна, провожая пустым взглядом проплывающую улицу за боковым стеклом.

Я, однако чувствовал, что она в глубине души со мной согласна и меня понимает. К тому же, она молода и наверняка, ей еще можно заговорить зубы. По крайней мере такому опытному сердцееду как я.

Возможно, лет через десять она и станет женщиной блестящей, интересной, непостижимой и непроницаемой, но сейчас я вполне допускаю, что способен на нее влиять ровно настолько, насколько мне это нужно. Дуглас, действуй пока не поздно. Время работает не на тебя. Ты стареешь, девушка растет. Гениальная мысль, Дуглас. Не забудь записать ее.

На моем лице появилась кривая издевательская улыбка, - реакция на собственные мысли, которым я иногда давал нарочно волю, и потом рассматривал как нечто совершенно самостоятельное, исходящее не от меня, а от кого-то предположительно более веселого и жизнерадостного. Это было что-то сродни сновидению наяву.

Анна прореагировала на мою улыбку весьма неожиданно. Она состроила почти такую же цинично-ироничную мину и осведомилась:

- Куда Вы меня везете, Давид, позвольте поинтересоваться.

- Анна поедем на квартиру. Нам нужно поговорить.

Анна вдруг стала активно копошиться в своем рюкзаке и через несколько секунд я увидел на протянутой мне ладони ключ. Сделав вид, что не могу отвлечься от вождения, я не прореагировал на этот ее жест. Ключ, звонко стукнувшись о ручной тормоз, свалился куда-то на дно салона.

- Что ты делаешь, девочка? - я выглядел спокойным, а мой тон, в котором я задал этот вопрос, получился даже строгим.

- Избавляюсь от хлама, - съязвила она мне в ответ.

- Ты мне так и не ответила, за что ты сердишься на меня.

Девушка, кажется, снова попалась на этот мой трюк. С ее лица на мгновение сошла спесь, но она, как, впрочем и следовало ожидать, быстро нашлась и выпалила:

- А за то, что Вы есть такой какой Вы есть. Этого Вам достаточно?

- Анна, это несерьезно!..

- Или Вы думаете, что я обязана Вам чем-то? Тогда скажите чем...

- Анна, перестань, я не собирался предъявлять тебе счет...

- Чего же Вы тогда от меня хотите? Я ведь Вам сказала, что между нами ничего нет и не будет. Я ведь всячески избегаю Вас, а Вы меня преследуете и морочите мне голову.

- Анна, я не морочу тебе голову, просто ты мне нужна как воздух, - разве это так сложно заметить и понять? Разве ты не видишь, в какой обстановке и с кем я живу?

После небольшой паузы,она произнесла мрачно, уставившись в никуда:

- У Вас прекрасная семья, просто замечательная.

- Это все мишура, Анна! Я там один как перст. Только дети иногда радуют, но я их мало вижу. Ничего кроме насмешек и упреков я там не слышу и не испытываю.

- А Марина? Она тоже издевается и упрекает?

Мне понравилось, что Анна спросила о Марине. Во всяком случае, я нашел для себя основание заключить что Анна ревнует меня к жене.

- А Марины просто не существует. Ты понимаешь меня? И давно не существует, и наверное никогда не существовало, а с тех пор как я встретил тебя, ее не существует даже физически. Ты понимаешь?

- Давид...

- Погоди, дай мне объяснить. Меня женили в горячке, едва я вернулся из России. Я сам не соображал что творится. Это было наваждение, - навязанное мнением родни, устоями, вопросами чьей-то там чести... Пойми, я сглупил, пошел на поводу, ошибся, - мне теперь погибать из-за этого?

Кажется, ей нечего возразить. Дуглас, не останавливайся, не давай ей шанса опомниться, ты почти у цели.

- А сейчас я задыхаюсь, мне нужен воздух, я должен дышать, иначе я либо сойду с ума либо опошлюсь и стану таким же безликим ужом как мой брат. Я перестану работать, перестану творить, перестану наслаждаться красотой и гармонией, стану просто организмом. А я хочу быть личностью, - любить, быть любимым, жить полноценно и честно. Этого мне не позволено? Ты против этого? Отвечай, где и в чем я не прав?

- Чего Вы от меня хотите, Давид? - услышал я после паузы.

- Анна, не отталкивай меня, не отказывай себе, не беги от своих собственных чувств...

- Да Вы вообще соображаете или нет?.. - подскочив, словно ее ужалили, с искренним раздражением прервала меня она, - Что за бредовые идеи? Как Вы себе это представляете?

- Анна, мне не нужно ничего представлять. Я лишь должен знать: желаешь ли ты этого. Готова ли ты стать моей женой, быть со мной, нужен ли я тебе. Это единственное, что на самом деле важно. Остальное химеры, а люди боятся химер и отказываются от самого важного.

- Красивые слова!.. - Анна, казалось, была разочарована тривиальностью моей тирады.

"Восьмерка" уже давно обреченно стояла у подъезда дома на Сарьяна, но мы находились в ней словно в изоляции от всего мира, и ни у кого из нас не было желания это прерывать.

- Анна, ты либо пессимистка, либо трусиха. Но я сказал тебе: я все возьму на себя. Тебе не придется ничего делать, кроме как просто не возражать мне, соглашаться со мной. Говорить буду я, действовать буду я, расплачиваться тоже буду я один, обещаю. Ты думаешь, я не понимаю, чего ты боишься и почему? Я готов оградить тебя от всего этого.

- Не получится, - еле слышно прохрипела она.

- Черт побери, - я был взбешен не на шутку, и это пришлось испытать на себе ни в чем не повинному рулю, - ты просто скажи, да или нет!

Просто скажи!

****

Проезжать такие дистанции на велосипеде мне до сих пор не приходилось. Но я решил на свой страх и риск преодолеть эти пятьдесят километров именно на велосипеде, а не на машине. И не потому, что пожалел горючего или денег. Мне почему-то казалось, что на автомобиле я не доеду благополучно. Гораздо сподручнее не держать баранку, а крутить педали воображая предстоящий разговор.

Разговор сложный и непредсказуемый. Что скажут ее родители? Как они отреагируют на мое предложение? Анны сейчас там нет, но хорошо это или плохо? Я был в полном неведении относительно того, как будет развиваться моя история с этой девушкой. Но то, что я люблю только ее, и что она нужна мне как воздух я знал совершенно определенно. Я не желал прислушиваться к предательским мелким мыслишкам. Словно назойливые мухи, они с отвратительным жужжанием будят тебя летним утром, отрывая от сладостного сна, и едва, отогнав их, ты погружаешься в его негу снова, как они вновь кружат вокруг тебя, задевая, беспокоя, возвращая в реальность. И в конце концов ты просыпаешься, мухи одерживают верх над твоим безмятежным и прекрасным сном, тебе в какой-то раз не удаётся его восстановить и вернуться в него. И ничего ты с ними не сделаешь, их много, они существуют, они часть мира, жизни, реальности, они признак лета, зноя, цветения...

Послушай, Дуглас... Нет, я не желаю ничего слушать! Прочь, мерзкое насекомое! И педали крутятся более яростно, и скорость увеличивается, и не замечаешь, сколько тратишь сил, и перед глазами - только счастье, светлое и замечательное время, когда моя прекрасная юная жена счастливой и ласковой улыбкой встречает меня, и я нахожусь в неизменном состоянии любовной истомы и невероятного внутреннего благоденствия...

Дуглас, Дуглас, а не слишком ли ты... Что? Что ты хочешь мне сказать, противня муха? Что я слишком сентиментален? Что я ее идеализирую? Что я утопист и отъявленный мечтатель? Что мне пора спуститься на землю, вернуться в реальность, попытаться вернуться в свою прежнюю жизнь с Мариной, народить с ней еще троих детей? Педали замедляют вращение, скорость снижается, налегает усталость, темнеет в глазах... Я сказал прочь! Я либо буду жить так, как я желаю, либо я не буду жить вообще!

***

Я не видел этих людей раньше. Когда я вернулся домой в воскресенье и застал там Анну, их уже не было. Сейчас я увижу их впервые в жизни.

- Вы меня не знаете, я вас тоже...

Крепкий и красивый мужчина лет пятидесяти, судя по всему, только что закончивший возиться со своим стареньким "жигуленком", смотрел на меня веселым, удивительно знакомым и родным взглядом.

- Ну, давайте, я вас узнаю, - хитро прищурившись, сказал он в ответ, - Вы мой троюродный брат, Давид, так?

- Так, но это не честно! - я рассмеялся, и смело вошел в ворота, готовый обняться со своим симпатичным родственником.

В этот момент из дома вышла женщина с большим тазом в руках. Увидев ее, я невольно перевел взгляд на ее мужа. Удивительное дело: они совершенно разные, но Анна странным образом походит и на отца и на мать. Я бы наверняка узнал любого из них в толпе, если бы имел целью выискать там ее родителей.

- Представляешь, Вика, Давид приехал, которого тогда дома не оказалось...

- На велосипеде? - это было первое, что я услышал от матери Анны.

Они собирались трясти шелковичное дерево, и я, как выяснилось, мог оказаться им полезным, помогая держать огромный льняной холст. Из соседнего двора подоспела пожилая пара, и они встали под деревом, держа ткань за края. Со стороны улицы к невысокому бетонному забору набежало несколько ребятишек в предвкушении сладкого ягодного дождя, который непременно случится на и улице за забором, так как часть огромной кроны старого дерева нависает чуть ли не до самой середины улицы.

Я вызвался залезть на дерево вместо отца Анны.

- Ты умеешь трясти "тут"? - лукаво, с поддельным недоверием осведомился он.

- Ладно, Вова, не издевайся, почему это он не умеет, - так же игриво и весело вмешалась мать Анны, - ты, старый человек, умеешь, а он не умеет?

- Дело не в возрасте, Вика - это целое искусство - трясти "тут"! - торжественно вещал мой родственник.

- Я владею, владею этим искусством, разрешите мне вам это доказать! - я ловко взобрался на дерево и стал внимательно изучать расположение ветвей.

Когда я закончил трясти над двором, я предложил всем выйти и подержать ткань на улице.

- Давид, мы эти ветки не трясем, - они могут обвалиться!

- Не волнуйтесь, я не упаду, а если упаду, то это не высоко!..

Пока люди внизу наполняли крупными белыми ягодами емкости, чтобы освободить ткань и перебраться на улицу, я с удовольствием поедал сочные дары шелковицы прямо с ветвей, упражняясь в эквилибристике, когда заметил, как по бетонному забору спокойно, мягкой поступью проследовала кошка, и затем, словно заинтересовавшись суетой во дворе, она остановилась, уселась там же на ограждении и стала наблюдать.

Я не помню, когда я в последний раз видел кошку, и было ли это мне интересно. Но от этой я не мог отвести глаз. Возможно, не случись тех сцен с Анной, Гоар и прибалтами, когда они в течение одного часа заставили меня трижды задуматься о котах, да еще и недавней просьбы Марины, когда она озвучила желание моей старшей дочери, - я бы не обратил на это животное ни малейшего внимания. Но сейчас, глядя на эту серо-белую кошку с симметричными черными полосами на спине, я внимательно изучал каждое ее движение, каждую линию ее тельца, каждую деталь ее морды. Чем дольше я это делал, тем более усиливались мой восторг и чувство досады, что я до сих пор был в неведении об этом чуде природы. Я сейчас видел в этом создании не только гладкую шелковистую шерстку, и симпатичную мордочку. Я каким-то необъяснимым образом ощущал в нем характер, высокомерие, личность. Я ясно видел Анну, я чувствовал Гоар, я в одну минуту нашел здесь, на этом дереве, ответ на вопрос что именно мне всю жизнь нравилось во всех тех женщинах, которым удавалось произвести на меня сильное впечатление....

Кошка! Я любил тебя всю жизнь, и не имел ни малейшего об этом понятия! Прости меня, кошка!

Не помню, когда я последний раз получал такое удовольствие, наблюдая за живым существом. Пожалуй, лишь наблюдение за собственными детьми можно сравнить с этим по эмоциональности.

- Давид, начни вот с этой ветки, которая ближе к воротам.

Кошечка, увидев людей с полотном, и наверняка уже зная, что обычно за этим следует, поспешила покинуть забор, над которым через мгновение начнется ягодный дождь. Боже, кошка! Ты умеешь с такой грациозной ловкостью и невесомостью спрыгивать с такой высоты! Боже, где я был раньше, чем я жил?

- Это ваша кошка?

Пространный ответ последовал от матери Анны.

- Одна из многих. Наша дочка очень любит кошек, у нас уже три поколения кошек выросло во дворе. Но эту как раз она и домой пускает.

- Именно эту?

- Да, эта самая любимая.

- Кстати, а ты уже познакомился с нашей дочкой? - вмешался ее отец, - ей про твои пластинки и кассеты столько всего рассказали, мы тебя ждали, но ты тогда в отъезде был...

- Володя... - я спрыгнул с дерева за забором, когда с тряской дерева было покончено, - да, я познакомился с Анной. Нам нужно серьезно поговорить.

- Ну, хорошо, пойдем, я покажу тебе где можно умыться.

Умыться мне удалось на славу. Они вырыли в саду артезианский колодец и качали воду электрическим насосом.

- Володя, давай сначала мы с тобой поговорим как мужчины, - я повесил полотенце на ограждение из металлической сетки, отделявшее задний двор от сада, и жестом призвал его последовать за мной подальше в сад.

- Давид, я сразу понял, что что-то случилось, когда увидел, что ты приехал... да еще на велосипеде. Что-то с матерью?

- С матерью? Нет, с мамой все в порядке, слава Богу. Я собираюсь говорить с тобой об Анне.

Кажется, Володя был готов к подобному пассажу.

- Давид, Анна взрослая и самостоятельная девушка, без пяти минут специалист, мы уважаем ее жизнь и ее решения, мы ей доверяем. Если ты пришел говорить о ее работе в той газете, можешь не продолжать. Я уже всем родственникам сказал все, что я думаю по этому поводу.

- Володя, нет, ты меня не понял. Я тоже уважаю все решения Анны и доверяю ей. Я... наоборот... - ну что ты запнулся, Дуглас? Продолжай, он выглядит нормальным современным папашей, - продолжай!

- Володя, ты ведь современный, здравомыслящий человек, да и супруга твоя, я заметил, женщина спокойная, рассудительная.

Он хитро улыбнулся:

- Ну, жену свою я люблю больше жизни, поэтому, не буду сейчас ни подтверждать, ни опровергать то, что ты о ней думаешь, скажу только, что я ни разу за все тридцать три года совместной жизни не пожалел о том, что мы вместе.

- Тебе крупно повезло, Володя... - я пристально посмотрел на него, затем, помрачнев, отвел взгляд.

- А тебе разве нет? Я видел, у тебя хорошая семья, дети просто чудные.

- Да, дети мои - это мое богатство, не спорю.

- Они, кстати, с Анной очень подружились.

- Да, это здорово, что они понравились друг другу. Потому что если все получится как я хочу...

Володя, казалось, меня не слушал. То есть слушал, но не придавал значения моим словам, считал их второстепенными по сравнению с основным вопросом, к которому я, по его мнению, еще не приступил. Он внимательно смотрел на кроны деревьев, оценивая количество абрикосов и черешни.

- Володя, а как бы ты посмотрел на то, что я... очень люблю твою дочь?

Насколько странным, настолько и очевидным было то, что Владимир и этим моим словам не удивился, во всяком случае, внешне. Однако ответ его оказался весьма предсказуемым.

- Давид, твой брат говорил мне, что ты странный парень. Но что ты сумасшедший...

Продолжение следует

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Что делать? Притвориться, что пошутил? Глупо. Смотри, он спокоен, кажется он уже и это не раз слышал.

- Володя, у тебя, - у вас, - когда-нибудь просили руки вашей дочери?

Он казался сникшим и даже подавленным, словно ему напомнили о чем-то ужасно неприятном.

- Что, Володя, у вас уже просили ее руки, и это вам было неприятно?

- Нет, ничего подобного не было. Никто не просил у нас ее руки, потому что зная ее, легко понять, что прежде всего с ней нужно это решить, а уж потом с нами. И я с этим согласен... Сейчас же мне кажется, что я сплетничаю за ее спиной, - что-то вроде того. Но и не в этом даже дело.

- А в чем, Володя? Что такого не приятного нахлынуло?

После небольшой напряженной паузы, Володя произнес сквозь зубы:

- А то, что твоя мать - моя сестра, понял? Что всякому сумасшествию есть предел, если хочешь жить среди нормальных людей. И что я больше никогда не хочу слышать ничего подобного о тебе и моей дочери. Договорились?

- Боже... я надеялся, что вы немного другого склада люди.

- Да, мы другого склада, правильно. Но моя дочь только начинает жить. У нее все впереди, она заслуживает самого лучшего. А ты со своими женитьбами и разносортными детьми... просто дурака валяешь и пользуешься тем, что к тебе с пониманием относятся.

- Володя, ты действительно меня сумасшедшим считаешь? Но за что? Я просто хочу быть счастлив.

- За счет моей дочери? За счет своей жены?

Что ответить? Что его дочь будет счастлива не меньше? Но ты сам в это веришь, Дуглас? Муха... А почему нет? Потому что злые языки не дадут?

- Володя, я ошибся, женившись на ней.

- И не в первый раз ошибся женившись. Почему моя дочь должна стать очередной? - Немного помолчав, он продолжал: - Давид, давай прямо сейчас прекратим этот разговор и все забудем. Клянусь, всех своих родственников очень люблю и жизнь за них отдам, но если ты приблизишься к моей дочери и начнешь морочить ей голову... - он умолк.

- Что будет, Володя? - спросил я его тем же тоном, каким бы спросил у прохожего на улице, который час.

Он, посмотрев на меня коротким пристальным взглядом, с досадой плюнул, резко повернулся и не быстрым, но решительным шагом направился в сторону дома, - статный, сильный, уверенный.

Что делать? Прибегнуть к последнему козырю? Oбъявить им, что встречаюсь с Анной, и что она в меня влюблена? А это так, - она именно влюблена?

Черт побери, муха! Да, это так! Во всяком случае, я способен пока управлять ее мыслями и эмоциями. Да, она играет во взрослость и пофигизм, но она нежна и чувствительна, это очевидно. Ты сумеешь овладеть ее чувствами, ты способен... способен... - на что? Заморочить ей голову? Муха... пойми, она сама не понимает пока, какое нас может ожидать счастье, какая гармония, если только....

Если только ее не загрызут твои и ее родственнички, да?

Но какого черта, я спрашиваю, какого черта? Я и она. Она и я. И никого больше. Какие родственники? Какая Марина, какие дети? Я готов быть со своими детьми. И Анну я смогу убедить быть с ними. Они прекрасно ладят.

Дуглас, ты действительно сходишь с ума. Смирись с тем, что ты в ловушке. Выхода нет. На словах, в мыслях - возможно. Но реальность неумолима. Если человек умный, спокойный, образованный, интеллигентный - а все это я говорю о Володе - если даже он отказывается тебя понять, то что говорить об остальных?

А мать? Как же ее мать? Она все же женщина. Что решаем, Дуглас? Приехать сюда в тот момент, когда не будет Володи дома? Узнать у Анны его рабочий график и...

Что ж, попробуй, родной. Тебе сейчас нужно перепробовать всё.

***

- Ты не поужинаешь с нами, Давид, - спрашивала меня Виктория, мать Анны.

- Спасибо, но мне пора ехать, к сожалению. И потом, я не голоден. Я наелся вашего "тута".

Мне действительно совсем не хотелось есть, хотя по справедливости следовало бы подкрепиться перед дорогой назад в Ереван. Но аппетит отсутствовал напрочь, даже немного тошнило. Разговор с отцом Анны оставил меня в полном отчаянии, и, хотя я уже пообещал себе поговорить с Викторией, мне моя затея с каждой последующей минутой казалась все более безнадежной.

Я уже вышел с велосипедом за ворота, Владимир с Викторией стояли у ворот и, как радушные хозяева, провожали гостя, не скрывая своего сожаления, что он не остался поужинать.

Я чувствовал, как меня что-то удерживает от отъезда. Резко повернувшись к ним, я обратился к Виктории:

- И вы тоже не верите в любовь? В то, что за нее нужно бороться и если будет нужно - отдать жизнь?

Я увидел, как Владимир подался сначала вперед, затем, оглянувшись на жену, решил подождать развития событий, словно веря в пресловутую тысячную долю процента...

- Давид, как я могу не верить в любовь, если я сама всю жизнь прожила в любви, и не представляю себе жизни без этого человека.

- Ладно, ты езжай, а то действительно пока доедешь... - Владимир поднял руку, - в этом жесте был знак прощания для посторонних глаз и строгое указание убираться подобру-поздорову - для меня.

Что ты наделал, Дуглас... Теперь она непременно весь вечер будет вслух рассуждать о твоем вопросе, а муж ее в конце концов передаст ей содержание вашего разговора, и она с этого момента перестанет быть для тебя подходящим объектом для разговора об Анне, так как муж успеет ее "политически подковать"...

***

- Давид, ты будешь есть? - меня встретила моя ласковая мама, которая не могла не заметить моей усталости и растрепанных чувств.

- Да... а где все?

- Твой брат в рейсе, Гоар с детьми пошли к Заре. Марина ждет тебя в гостиной, иди, она сейчас накроет.

- Мама... Честное слово, Марина это не тот человек, кого я хочу сейчас видеть, - я произнес эти слова чуть не плача, и, словно подкошенный, свалился на лавочку у стены ванной.

- Давид, что с тобой, мальчик мой?

Когда мама подошла и обняла меня за голову, я, упершись лицом в ее грудь, заплакал навзрыд.

Мама молчала, слегка укачивая меня.

- Тебе стало легче? Иди, поужинай, сынок, я сама тебе накрою. Пойдем.

-Мама, ты меня защитишь? Ты встанешь на мою сторону? Ты поговоришь с ее родителями?

Реакция моей мамы была странной. Казалось, что ей все известно, но она не уверена, что я должен об этом знать.

- С какими родителями, сынок? У нее ведь теперь только мать...

- Да я не про Марину!.. - с досадой отозвался я, сообразив, что она поняла меня неправильно.

Впрочем, в этом мне ее поддержка тоже будет нужна: развестись с Мариной будет непросто. Но об этом не может идти речи, пока не появится хоть малейший просвет с Анной.

"Делайте что хотите!" - ответила мне она тогда. Да, именно так и сказала, - эти три слова: "Делайте что хотите"... И потом добавила: "но пока не решите все от и до - ко мне не приближайтесь!". С тех пор я ее не видел. И с каждым днем, с каждым часом этой разлуки я чувствовал, как усиливается моя любовь, как глубже и безнадежнее становится тоска, как безумнее делается отчаяние.

За эту пару недель я успел несколько раз побывать в редакции ее газеты, в Университете и даже в общежитии. Но застать ее мне не удалось. Только однажды мне передали, что она в бешенстве от этих моих визитов и обещала сама придти ко мне домой.

Мама жестом велела Марине уйти из гостиной. Та проследовала на кухню, оглянувшись, смерила меня недобрым взглядом и вышла во двор.

- Твой брат с женой повздорили, - тихо и спокойно, словно о погоде за окном, объявила мама, протягивая мне тарелку, на которую она положила все то, что я должен был, по ее мнению, съесть.

Вот это пассаж. Не помню, когда в последний раз мой брат ругался с женой. Теперь хоть понятно, почему вдруг она решила развеяться, пойдя с детьми к Заре, - Гоар никогда не была любительницей подобных походов.

- А из-за чего, мама? - не скрывая интереса, спросил я.

- Насколько я успела понять, речь шла о деньгах... но мне она ничего не объяснила. Марине тоже. Я вот подумала, может быть, с тобой она будет откровеннее. Брата твоего я не успела спросить, он уехал... злой, без настроения, только бы у него все в порядке было в полете. Как она не понимает, что нельзя человека в таком состоянии отпускать в полет! - мама прослезилась.

- Ладно, мама, я постараюсь узнать, только ты не плачь: твой сын не такой чувствительный, чтобы в полете предаться своим эмоциям. Успокойся.

- Да, наверное, ты прав...

- И, кстати, когда я буду разговаривать с Гоар, сделай так, чтобы нам никто не мешал, хорошо? Ну, чтобы ни детей, ни Марины поблизости не было.

- Ешь, сынок...

Мать моя была в своем обычном после смерти отца состоянии: внешняя отстраненность, - при полной осведомленности обо всем, что происходит. Апатия во взгляде - при совершенно адекватном восприятии того, что ты ей говоришь. Ее ответ я мог смело воспринять как гарантию моего спокойного разговора с Гоар.

Честно говоря, перспектива пообщаться с Гоар значительно смягчила мой стресс, связанный с тем что произошло сегодня.

- Позовешь меня, когда она придет, - я стиснул плечи матери, вставая из-за стола, и направился в свою мастерскую.

Первое, что мне пришло в голову - это попытаться вырезать кошечку. Зажмурившись на несколько секунд, я дал себе возможность вернуться на несколько часов назад, когда в паре метров от меня, на бетонном заборе, после торжественного шествия, не менее горделиво и спокойно сидело хрупкое и тем не менее великолепное создание. Его хрупкость и явная физическая слабость никак не увязывались в восприятии с той уверенностью и тем спокойствием, которыми от него веяло. Смогу ли я это передать в своей работе? Нужно попробовать...

***

Как ни странно, физическая усталость и пережитый стресс дали о себе знать, когда я сделал несколько первых насечек. Оказалось, что у меня дрожат руки, и мозг отказывается работать над созданием образа. Я встал, подошел к дивану и сел на него, закрыв глаза. Через минуту я уже спал.

- Отец здесь! - услышал я сквозь сон голоса детей. Затем послышались шаги вверх по лестнице, ведущей в мою мастерскую, затем несколько возбужденных созданий оказались рядом со мной. Но я был не в силах как-либо реагировать и продолжал полуспать.

- Спит... он сегодня не работал, - деловито вещал сын.

- Нет, работал, смотри. Когда он еще не приехал, вот этого не было, - возразила Лилит.

- А что это? Это ведь не слон и не нубийка.

- Не знаю, это что-то другое.

- Просто женщина? - с сомнением в голосе предположил сын.

- Нет, я не вижу здесь женщины.

- А я вижу.

- Я вижу какое-то злое чудище...

- Нет, это не чудище, это что-то красивое, - настаивал сын.

- Но я не вижу красоты.

- Отец еще не закончил, но я вижу, что это красота.

- А я вижу чудище! - неожиданно громко и даже с обидой в голосе парировала дочь и, кажется ушла с чердака.

Потом я услышал, как внизу прозвучал голос Марины:

- Дети - купаться!

И несколько пар ног с глухим стуком пронеслись по моей лестнице вниз.

Не знаю, сколько прошло времени после этого, но я проснулся от того, что в мою мастерскую вошла Гоар. Она вошла, не предполагая, что я сплю, поэтому, не утруждала себя соблюдением тишины, когда высвобождала из-за бруска дверь, чтобы закрыть вход в мастерскую.

- Давид, ты спишь?

- Гоар... нет, не сплю... который час?

- Скоро девять. Где ты пропадал весь день?

Я присел на диване и стал протирать глаза.

- Всегда удивлялась, как ты можешь так долго протирать глаза.

- Да? Я скажу тебе: мне кажется, на веках есть такие нервные окончания, которые сродни... ммм... в общем, не могу остановиться, пока не...

- Очень остроумно! Так где ты пропадал весь день?

- Тебя мать послала выяснить это у меня, или Марина?

- Считай, что это интересно мне самой.

- Тебе самой? С какой стати?

- Давид... неужели у тебя есть женщина на стороне?

- Гоар, - неужели это тебе так важно? - передразнил я ее.

- А почему мне это должно быть не важно? Я не хочу, чтобы разрушилась наша семья. Это для тебя неожиданность?

- А себя ты не считаешь моей женщиной на стороне?

- Нет... между нами ничего не было и ничего не будет.

- Ты забыла добавить, что между нами ничего и нет, - заметил я, совершенно уверенный в том, что Гоар решила повторить фразу Анны, которая, по-видимому, казалась ей то ли убедительной, то ли эффектной.

- Да... и ничего нет.

- Ну что ж, тогда ты не должна быть против того, что у меня есть женщина на стороне.

Я заметил, как на мгновение исказилось ее лицо, сделавшись нервным и напряженным, но потом от этой реакции осталась лишь бледность.

- Кто она, Давид? - Гоар, кажется, лишилась голоса, и этот вопрос она буквально прохрипела.

- Зачем тебе это знать? Меньше знаешь - крепче спишь!

Я старался казаться равнодушным и загадочным. Гоар, как будто была обезоружена моим ответом, и не знала как продолжить разговор. Вдруг я услышал:

- Послушай, Давид... ты дашь мне денег?

- Конечно дам. А что случилось? Почему не попросишь у мужа?

- Только никто не должен знать, что ты мне дал денег. Никто.

- Но почему? Что ты собираешься купить?

- Я собираюсь... избавиться от твоего ребенка, - она выцедила эти слова и, словно пожалев об этом, ринулась в дальний угол мастерской и, кажется, заплакала.

Я не мог пошевелиться, и сидел как парализованный на своем диване, уставившись в никуда. Не знаю, сколько прошло времени, когда Гоар медленно вернулась, любуясь найденным в дальнем углу браслетом.

- Какая красота!... Почему ты его выбросил?

- Я его не выбросил, я его потерял.

- Он тебе нужен? Можно мне его взять?

- Бери... а... почему ты думаешь, что ребенок - мой?

- Я это знаю, Давид. Твой брат не дает мне денег на аборт, и знаешь, что он говорит? Вот мол у Давида трое, пусть и у нас будет трое.

Я усмехнулся. Гоар смотрела на меня умоляюще.

- Давид, ты дашь мне денег?

- Не ссорься с мужем, Гоар. Роди ему третьего ребенка...

- Давид...

Я притянул ее за руку и посадил на диван, рядом с собой. В ту же секунду из ее глаз хлынули слезы.

- Давид, вы очень разные с братом. Если ребенок будет похож на тебя...

- Глупости, Гоар. Мы братья, и наши племянники могут быть похожи на своих дядьей, - я, подперев ее спину одной рукой, другой стал жадно тискать ее грудь.

Ее пальцы вцепились в мою руку, но они были бессильны помешать происходящему. Я уже целовал ее лицо и шею, она же, заливаясь слезами, лишь неловко уворачивалась и приглушенно стонала.

- Хочешь здесь, Гоар? Хочешь?

Вместо ответа она отпустила, наконец, мою руку и положила ладони мне на плечи.

- Ничего не бойся. Это будет нашей тайной. Мы будем вдвоем видеть в нем нас с тобой, а остальные пусть видят то, что им по душе.

- Давид... ты выдержишь? Ты не выдашь себя?

Моя рука уже пыталась аккуратно избавиться от ее белья. Я не хотел причинять ей боли. Гоар же, наоборот, желая предотвратить мое "дикарское" поведение, сама сняла с себя все, что было у нее под одеждой.

Эта сцена любви была самой сильной, осмысленной и насыщенной из тех немногих, которые нам удалось пережить.

Нет, она не отвечала на мои поцелуи и не награждала меня в порыве страсти яркими эпитетами; она не подыгрывала мне в движениях и никак не проявляла испепеляющей страсти; но было что-то в ее покорности и смирении, чего я не чувствовал раньше. Отсутствие напряженности, суетливости, страха, словно пришла обыденность в этот наш маленький тайный мир, словно согласна она с происходящим, словно начался новый этап в нашей истории.

- Надеюсь, тебе хватило ума не попросить денег у Зары с Арменом? - заправив одежду, я уже сидел на рабочем кресле и наполовину ушел в свою новую работу.

- Это было первое что мне пришло в голову. Но потом я решила поговорить сперва с тобой. - Гоар подошла и с любопытством стала рассматривать мое вновь зарождающееся творение.

- Теперь ты не боишься родить?

- Боюсь, но меньше.

- Не бойся. Бояться нечего.

- Но я боюсь прежде всего самой себя. Мне придется жить во лжи. А я не уверена, что смогу.

- Привыкнешь, поверь мне.

- Почему ты так уверен? Ты сам живешь во лжи, и уже привык?

Я поднял на нее глаза и отвлекся от работы. Что ей ответить? Рассказать ей об Анне? Боюсь, что на данном этапе наших отношений, это, пожалуй даже опасно. Я чувствовал в Гоар внутреннюю страсть и силу, способную смести все на своем пути.

- Гоар, я действительно живу во лжи. Точнее, я пока не открываю всех своих тайн. Но это временно, поверь мне.

Ее лицо вновь на мгновение исказилось, словно от резкой боли.

-Ты хочешь сказать... что Марина права, когда она считает, что у тебя есть любовница?

- Это не то, что она думает. Это гораздо серьезнее, Гоар.

На этот раз я увидел, как с нее сошла вся ее спесь, пропала уверенность во владении моими тайными мыслями и желаниями. Она превратилась в робкую старшеклассницу, не знающую пока, как нужно реагировать на мужские сальности. Однако, она по всей видимости, оставляла себе хрупкую надежду на то, что я имею в виду именно ее.

- Давид... если у тебя есть кто-то на стороне, то я больше не позволю тебе ко мне прикасаться.

Я не уверен, что она не пожалела о своих словах в ту же секунду, когда произнесла их, но я также уверен, что если бы она их не произнесла, то это была бы не наша Гоар.

Я решил быть с ней по возможности честным.

- Гоар-джан... если у меня все там получится, то я к тебе никогда и сам больше не притронусь.

Я не смотрел на нее. Я делал вид, что пытаюсь работать. Но готов поклясться, что я физически ощутил боль, которую причинил ей своими словами. Более того, она была явно оскорблена. Однако через несколько секунд я услышал неожиданную тираду:

-Давид, не нужно разрушать свою семью. Не делай глупостей, не иди на поводу у своих безумств. Я обещаю тебе... я клянусь быть всегда с тобой, только прекрати это дело на стороне. Прошу тебя.

- Не могу, Гоар, не могу. Я люблю ее.

Не знаю, то ли я ошибся в своем устоявшемся восприятии Гоар, то ли вообще с женщинами никогда не стоит быть до конца честным, даже если они кажутся тебе верхом ума и рассудительности, но последовавшее стало для меня полной неожиданностью. Гоар посмотрела на меня как на умалишенного и произнесла торжественно:

- Я избавлюсь от твоего ребенка, и это решено.

Потом она вдруг расплакалась, но так же неожиданно решила, что должна сдержаться, чтобы не вызвать у домашних подозрений по поводу ее распухшего личика. Задержав глубокий вдох, она медленно выдохнула и подойдя, снова заинтересованно взглянула на мою работу.

- Давид, я все никак не пойму, что это ты вырезаешь.

- Разве не похоже ни на что?

- Абсолютно ни на что. Что это?

- Закончу - увидишь.

- Сейчас я чувствую только одно: мне это не нравится.

- Вот как? Чем?

- Что-то неизвестное, опасное, коварное...

- Ну, время покажет.

***

На Вернисаже ко мне подошел Арег. Я не видел его последние пару недель, - оказалось, что он уезжал в Арзни на этюды.

- Дуглас, как там наше пари?

- Арег, я пока ничего не могу тебе доказать, но это не потому, что я сдался. Просто произошло невероятное.

- Вот как... - Арег усмехнулся, состроив свою обычную ироничную мину, - и что же на этот раз?

- Мы оказались родственниками... и все может полететь к чертям из-за этого, - кажется, я сказал это достаточно убедительно, во всяком случае, Арег, в силу своего авантюризма, кажется, предпочел поверить в эту историю больше, нежели в то, что я дал отступного.

- Иди ты! - искренне пораженный, воскликнул он, - Вот это номер! Нет, ну только у нас такое возможно, правда?

- Представь себе, в каком я был шоке, когда вошел во двор и увидел, как она весело болтает с нашими, в то время как я знал, что она пошла именно к тем родственникам, про которых мне в тот день говорила.

Арег понимающе кивал и продолжал смотреть на меня с восторгом и любопытством.

- Ну и что теперь будет? Как она отреагировала на то, что вы родня? Вы будете вместе или нет?

- Если бы это зависело только от нее и от меня!

Арег усмехнулся:

- Дуглас, не будь тряпкой. Возьми ситуацию в свои руки.

- Легко сказать. Я попытался поговорить с ее родителями. По-человечески попросил ее руки... реакцию можешь представить? И потом, Марина, дети...

- Да плюнь на все, забирай ее отсюда и чеши на российские просторы. Все равно она уже заканчивает учебу.

- Бежать? От своих детей? Я не смогу, Арег. Нет, нам обоим нужно согласие со всем миром, иначе мы не сможем быть счастливы. Во всяком случае, она мне так сказала, и я чувствую то же самое...

Продолжение следует.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

Арег ритмично постукивал мыском по парапету, сосредоточенно наблюдая за этим своим действием, но вдруг прекратил это дело и уставился на меня прищурившись:

- Дуглас, а не кажется ли тебе, что ты... дурью маешься?

- Арег, я не могу жить иначе. Вот мог до какого-то момента, а теперь не могу. Вдруг нашло какое-то озарение...

- Или помутнение...

- Да нет, нет! Я был как медведь в спячке. Мне страшно подумать, что я делал эти годы, чем жил, о каком будущем мечтал...

- В конце концов ты сам сделал свою жизнь, тебе некого винить...

- Некого? Ну что ж, возможно, моя вина в том, что я послушался родных... женился на девушке... просто из-за того, что ее младшую сестру сватали, а родителям было неловко играть свадьбу младшей при незамужней старшей. И так вот, по знакомству, - за меня, как уже испоганившего свою жизнь одной неудачной женитьбой... нашли так сказать отброс общества...

- Ну что ж, бывает... хотя ты бы мог и отказаться...

- Дурак был. Сжалился, пошел на поводу... И вот теперь пожинаю. Да еще и... - я умолк.

- Что еще?

- Знаешь, моя невестка... помнишь, я говорил тебе...

- Ну, говорил. Что она - не уламывается?

- Да нет, наоборот. Кажется, она перешла какую-то грань...

- Ты о чем? Она рассказала мужу?

- Да нет, ты не понял. Кажется, она... влюбилась в меня по-настоящему.

- Ну что, Дуглас, это не удивительно. Ты парень хоть куда... хотя ты должен был быть к этому готов.

- Но я считал ее такой умницей-разумницей... мне совершенно ни к чему эта ее любовь.

- Ты разве не слышал афоризм, что мы ответственны за тех, кого мы приручили?

- Приручили?? Арег, она взрослая, неглупая женщина...

- Дуглас, любая женщина - даже если она взрослая и умная, - в какой-то момент становится не более чем просто женщиной. Для тебя это просто сексуальная разрядка, а для нее - что-то большее.

- Нет, Арег, я к ней не отношусь так как ты сказал. Она мне, конечно, нравится... она прекрасная женщина, но я не люблю ее. Просто сексуальная разрядка - это не для меня с некоторых пор. С тех пор как я перестал воспринимать Марину.

Арег, однако, казалось, уже не слушал меня. Он заметил, как к его работам подошли несколько человек и стали заинтересованно их рассматривать.

- Дуглас, разбирайся сам со своими женщинами, у меня уже голова разболелась, - он рассмеялся и, жестом объяснив, что должен быть на "рабочем месте", направился к потенциальным покупателям.

***

Когда я оказался дома после Вернисажа, я увидел, что у нас в гостях - Геворг с Лусине. Прощаясь с ними в тот знаменательный понедельник, когда Анна, наконец, ответила мне более-менее определенно, я заметил им, что мать была бы рада видеть их у нас. И вот они у нас.

Гоар с Мариной суетились, накрывая на стол; мама, как обычно, с радушной улыбкой на своем апатичном лице - эдакая, свойственная лишь ей одной мина - активно допрашивала Лусине о жизни и делах; Геворг курил во дворе с моим братом; дети, которых вместе с геворговыми дочерьми и сыном стало уже восемь душ, разделились на группы по интересам и сравнительно тихо и спокойно играли в разных уголках двора, время от времени перебегая и делясь впечатлениями.

Наконец, я увидел ее, Анну. Она приехала с ними. Выполнила свое обещание придти к нам, но в то же время... она не останется, а уедет с ними, это ясно как апельсин. Она о чем-то шепталась с Зарой, в то время как Армен стоял немного поодаль от них напряженный как хомяк, по всей видимости, наматывая на ус каждое слово, которое исходило от Анны. Он-то знал, что эта девушка не просто родственница, и не хотел, чтобы его целомудренная жена набралась плохого.

Я, пожав руку Геворгу и брату, направился прямиком к Армену. Поздоровавшись с ним, я вытянулся перед Анной и Зарой с хитрой и радостной улыбкой.

- А вот и мой любимый брат, - Зара расцеловала меня, - как торговля сегодня?

- Как всегда. Хотя бывало и лучше. У вас все в порядке?

Я говорил с Зарой, но никак не мог отвести глаз от Анны, которая, впрочем, чтобы мои порывы не были столь заметны, отошла в сторонку и уселась на лавочку.

- Пойду развлеку нашу Анну, кажется, ей скучновато, - стиснув плечи сестры, я задал ей направление к Армену, который был счастлив окончанию общения своей жены с Анной, и смело, никого и ничего не таясь, направился к Анне и сел рядом с ней.

- Анна, я с ума схожу, я медленно умираю без тебя, - произнося эти слова, я, задрав голову, смотрел куда-то вверх, словно высматривая поздних пташек на ветвях, и наверняка выглядел со стороны скучающим и равнодушным.

- Вы, оказывается, к нам в село приезжали! На велосипеде! - Она же, без малейшего стеснения уставилась на меня с лицом, полным восторга и даже уважения.

- Лучше бы я этого не делал. По крайней мере сейчас во мне теплилась бы хоть какая-то надежда, - я продолжал вести себя как можно более нейтрально, хотя, как я уже успел заметить, Марина с Гоар то и дело останавливались и замирали, когда их взгляды ненароком попадали в нашу сторону.

- Мне родители ничего не сказали, но они меня начали отговаривать от визитов к вам. Я не стала спрашивать причины, - сказала только, что вы все равно живете на отшибе, и к вам мне нет особого резона приходить. Да и учебе уже конец...

Я никогда не видел ее такой нарядной и ухоженной. По-видимому, она готовилась к сегодняшнему дню.

- Тебя можно поздравить с дипломом?

- Я защитилась, но корочку дадут позже.

- И теперь, как человек с высшими образованием, ты решила одеваться солидно и краситься ярче?

Кажется, Анна усмотрела в этом моем замечании некоторое вмешательство в ее интимное пространство, и я был удостоен едва ли не презрительного взгляда, хотя ответ последовал более чем нейтральный.

- Просто сегодня так совпало. Мы были с Геворгом у его тестя, - там было обручение, вот я и вырядилась.

- Тебе очень идет, - заметил я без какого-либо лицемерия, - однако... ты стала еще более недосягаемой чем была, и я даже не знаю...

- Какие длинные ноги у Марины... А талия, а грудь! Богиня да и только... жена Ваша... - она прервала меня бесцеремонно и издевательски.

- Анна, я прошу тебя, не иронизируй...

- Черт побери, я никогда не была такой серьезной как сейчас. Или Вы не согласны с тем, что я сказала?

- Ты пытаешься внушить мне восторженность Мариной? Неблагодарное ты затеяла дело. Я сыт ею по горло, уверяю тебя.

Кажется, Анна осталась довольна тем, что я сказал. Однако ее умиротворенное выражение, как обычно, резко сменилось на очередную маску.

- Вам не кажется, что она меня подозревает в тайной связи с Вами?

- Кажется. Думаю, она бы подозревала любую женщину, с которой бы меня увидела рядом. Такова ее природа. Она чувствует, что я поглощен чем-то посторонним, но поскольку у нее нет конкретных фактов, она будет перебирать все что угодно, в том числе и связь с тобой. Но дело в том, что я не пытаюсь особо ничего скрывать. Она увидала бюстик, она сопоставила факты, она не видела меня рядом в постели вот уже три месяца. Думаю, у нее достаточно оснований подозревать все, что шевелится, как ты считаешь?

Анна звонко рассмеялась, резко поднялась с лавочки и направилась к кухне, где орудовали Марина с Гоар.

Что она собирается делать? Я встал и пошел за ней следом.

Подперев косяк внешнего входа на кухню, Анна уже беседовала с Мариной. Однако, как я успел понять, разговор был весьма обыденный.

- Помочь не нужно?

- Анна джан, свекровь нас убьет, если мы тебе позволим хоть одну тарелку передвинуть.

- Ерунда, давайте отнесу что-нибудь на стол.

Анна вошла на кухню, взяла большое блюдо с печеными овощами и торжественно прошествовала с ним через весь двор к столу.

Гоар в это время вернулась на кухню и, оглянувшись на Анну, спросила Марину вполголоса:

- Она не узнала у него?..

- Не знаю, она пока ничего не сказала. Но, кажется, ей есть что мне сообщить.

- Но когда мы сможем с ней поговорить? Она наверняка уедет с ними.

- Давай заставим ее остаться... уговорим, подключим маму.

Ну что ж, девушки, если у вас это получится, я буду вам бесконечно обязан...

***

- Спасибо, я не могу больше сидеть; пойду, прогуляюсь по вашему садику, - Анна встала, и осторожно, чтобы никого не побеспокоить, вышла из-за стола.

- Ты наелась, Анна? - встревоженно осведомилась мама.

- Спасибо, я наелась, больше ничего не смогу съесть. Пойду прогуляюсь.

Что она задумала, эта странная, эта непредсказуемая и такая притягательная для меня особа? Прислонилась к дереву, глядит в никуда. Не реагирует за взрыв мужского смеха за столом. Вяло отзывается на какие-то замечания и просьбы детей.

Вот к ней подошла Марина. Внешне - совершенно естественный шаг со стороны радушной хозяйки. Они о чем-то разговорились. Но я не могу слышать. Наконец, я увидел, что, судя по жестам и выражению лиц, Анна категорически не соглашается с чем-то, что ей предлагает Марина, и даже, чтобы покончить с этим разговором, возвращается за стол.

- Но почему нет, Анна джан? Оставайся у нас сегодня.

- Нет, я не могу. Я приехала с Геворгом, и должна уехать с ним, - у них все мои пожитки.

- Да мы дадим тебе все что тебе нужно, - и во что переодеться и любую косметику, - подхватила Гоар.

- Не уговаривайте! - Анна уселась рядом с моей матерью и взяла ее за руку, словно прощаясь.

- Но еще рано, - вы ведь пока не уезжаете! - засуетилась мать.

- Нет, нет, пока не уезжаем. Но Анна поедет с нами, - ей к нам намного удобнее, мы в центре, - заметил Геворг.

***

Поздняя ночь, почти половина второго. Гости давно разъехались, все семейство спит пьяным и усталым сном. Я же славлюсь тем, что мне сложно опьянеть. Напротив, вино каким-то чудесным образом делает меня более спокойным и рассудительным. Спадает некая пелена с глаз, и я смотрю на мир не как художник по прозвищу Дуглас, а как простой обыватель Давид, с чаяниями и мотивами среднестатистического члена общества. По всем правилам жанра я должен был быть сейчас относительно равнодушен к своей истории с Анной, - истории насколько увлекательной и красивой, настолько и уничтожающей и безнадежной. Но, как оказалось, вино не помогло мне. Тоска и чувство неопределенности если не обострились, то ничуть не ослабли. Однако Гоар, появившаяся в моей мастерской в этот поздний и тихий час, в силу выпитого мной вина, воспринималась мной сейчас исключительно как жена моего родного брата, святыня и табу в одном.

- Давид, я кое-что узнала...

- Гоар, иди спать...

- Погоди. Это очень важно, я должна тебе кое-что рассказать. Анна... она говорила с Мариной, и знаешь, что она ей сказала?

- Нет, не знаю. Почему ты думаешь, что мне это будет интересно?

И здоров же ты туману напускать, Дуглас! Да для тебя сейчас нет ничего более интересного и важного чем то, что сказала Анна.

- Потому что это о тебе. Оказывается, она знает, с кем ты встречаешься!

- Ну, допустим... и что же?

Для Гоар, кажется, было неожиданностью, что я делился с Анной своими интимными секретами, хотя я помню, как они уговаривали Анну разузнать о моих похождениях, рассчитывая именно на то, что я оными с ней делюсь.

- Она успокоила Марину. Она сказала, что... хотя ты безумно влюблен в эту особу, тебе с ней ничего не светит.

- Так и сказала?

- Сказала, что гарантирует на все сто процентов... Давид... Давид, кто эта женщина?

- Иди спать, Гоар...

- Давид...

- Иди спать. Мне завтра с утра на Вернисаж ехать...

Гоар подошла ко мне и, положив мне руки на грудь, задрала голову, пытаясь заглянуть мне в глаза.

- Я не нужна тебе сегодня?

Мне было не до нее. Я был весь в мыслях о сказанном Анной. Если эта девушка решила поиграть с моими чувствами, то, право же, напрасно она это затеяла.

Однако, женщина, кажется, всерьез возжелала тебя, Дуглас. Станешь ли ты обижать ее? Ведь тебе не с руки сейчас с ней ссориться. В ее нынешнем состоянии она может выкинуть все что угодно, а очередная головная боль тебе ни к чему. Ну, отвлекись на несколько минут от мыслей об Анне и получи удовольствие. В конце концов эта женщина сейчас единственная, кого ты и желаешь и можешь заполучить. Послушай, - она что-то говорит тебе!

- Давид... я вот уже одиннадцать лет как невестка. Но поверь мне, я никогда, ни разу за все это время не подступилась к мужу первой.

Так... оцени ее широкий жест, Дуглас. Ты теперь не можешь оставить ее без внимания после этих слов. Ты обязан! Обязан! Тьфу ты, муха снова! Я никогда еще не чувствовал себя так мерзко как сейчас.

Гоар нелепыми движениями поглаживала меня по груди и все еще пыталась заглянуть мне в глаза. Да... похоже ты действительно не знаешь как правильно подступиться к мужчине. Ну, может быть, это и к лучшему. И не знай.

- Сними с себя это... и побыстрее, у нас мало времени, - задрав ее юбку, я повел пальцем по ее трусикам и затем очертил этим же пальцем ее личико.

- Никогда не любила тебя пьяного, - явно удивившись этим мои словам и жестам заметила Гоар.

- Ты никакого меня никогда не любила... А теперь положи сюда руку... чувствуешь что-нибудь? - говоря это, я схватил ее за кисть и прижал ее ладонь к означенному месту на моем теле.

Женщина ахнула, побледнела, в панике отняла руку и отвернулась, закрыв лицо ладонями, - мне в тот момент даже подумалось, что будь она страусом, ее голова уже была бы погружена в песок.

Что тебя так поразило? Да, я не хочу тебя сейчас, и ты имела возможность в этом убедиться. Но ты можешь сделать так, чтобы я тебя захотел.

- Иди сюда, Гоар. Куда ты отскочила?

- Давид, ты бесстыдник! - заявила моя невестка, отдуваясь, словно пробежала стометровку.

- Иди ко мне, - я был растроган ее словами и реакцией, и на моем лице появилась добрая, искренняя улыбка.

Гоар ответила на нее такой же улыбкой, но уже с примесью лукавства, и медленно подошла ко мне. Как же не много иногда нужно, чтобы из постылой превратиться в желанную и наоборот! Одна ее улыбка, хитрая, свободная, заговорщическая - и женщина уже не та что была минуту назад.

Мне, тем не менее, пришлось еще долго ее тискать и целовать, прежде чем я оказался готов к желанному ею действу. Я завел ее за диван, который, к слову, находился не у стены, а посреди мастерской, заставил повернуться спиной и наклонил над спинкой. Миниатюрная женщина повисла на ней словно мешок с травой, и мне уже ничто не мешало довести дело до конца. Никому из нас, как обычно, не пришлось раздеваться, все прошло быстро и комфортно. Войди кто-нибудь в мастерскую в эту минуту, - нам бы потребовался один только миг, чтобы сцена выглядела более чем целомудренной.

***

- Ты уже закончил свою кошку? - спросила Гоар, собираясь уходить.

- Как будто да, - неохотно ответил я.

- Знаешь, у нее шея слишком длинная, голова слишком маленькая по сравнению с телом, да и лапы слишком длинные и тонкие...

- И ты заметила? Да, кажется, я перемудрил с ней. Но все равно композиция сама по себе красивая, ты не согласна?

- Красивая, но нереальная. Это искуccтвенная красота, такой в жизни не бывает.

Уходя, Гоар остановилась, удерживая дверь.

- Давид... Я все еще надеюсь, что во всех разговорах - твоих и Анны пoдразумеваюсь я.

Я не стал задумываться о значении ее слов, но когда я услышал, как хлопнула дверь внизу, меня вдруг осенило: Ну действительно. Я ей то и дело твержу, что на стороне - это серьезно, Анна же через Марину дала понять, что мне ничего с этой женщиной, - то есть с женой брата - не светит. Гоар вполне может прийти к наиболее предпочтительным для себя выводам...

На Вернисаж я поехал в дурном расположении духа. Выспаться как следует мне не удалось, да и голова раскалывалась. Я поехал на машине, так как не был уверен, что смогу в нынешнем своем состоянии осилить это расстояние на велосипеде. День к тому же выдался мрачный, небо было почти черным. И только теплый, влажный, тяжелый воздух выдавал середину лета.

Не знаю, сколько народу пожелает сегодня оказаться на Вернисаже, у многих ли сегодня появится желание соприкоснуться с живым-прекрасным. Хотя не исключено, что выглянет к полудню солнышко, но сейчас, ранним утром, в это верится с трудом. Настроение ни к черту. Если не увижу сегодня Анну - не знаю выживу ли. Да, именно так, - не знаю, выживу ли. Я в последнее время как-то перестал понимать для себя, что именно меня привлекает в этой девушке.

Хороша собой? Не лучше многих других. Умна, остроумна, загадочна? Пожалуй... но я тоже не мальчишка, чтобы замирать и терять голову от этих качеств. Что есть в ней? Почему именно эта особа мне нужна как воздух, как свет, как сама жизнь? Или дело не в ней, а во мне самом? Погоди, Дуглас... ты лицемеришь! Ведь у нее глаза - в одних только глазах - целая жизнь.

Ну и что же, муха, ну и что? Мало ли глаз вокруг?.. А ты, Дуглас, не поглощен ли экстазом охотника? Может быть, тебе достаточно просто завоевать ее любовь, или даже ее тело, чтобы, наконец, избавиться от этой навязчивой идеи, порождающей столь абсурдные желания разрушить семью, кинуться в омут чего-то нового, - ну, как перед неизвестным крутым поворотом...

Ты, муха, хочешь, сказать, что я настолько глуп и легкомыслен, что принимаю обычные замашки среднестатистического бабника за любовь до гробовой доски? За состояние, когда живешь как в вакууме, если нет известий от нее?

Когда невозможно дышать и тысячи кошек скребут на душе? Кошек, говоришь? Да много ли ты видел этих кошек, чтобы знать, как и где они скребут? Ты вон даже изваять кошку не смог как следует. Картина - перед глазами. А результат - совершенно иной, дико отличный от этой картины.

Беспорядочные мысли роились в моей нездоровой голове столь бесцеремонно и интенсивно, что я невольно сравнил их со сперматозоидами под микроскопом и решил просто дать им волю, - пусть отроятся вволю и угомонятся. А если не угомонятся, - значит, не судьба...

Анна не обманула моих надежд. Она появилась. Такая же сияющая и нарядная, как и вчера. Она наверняка оценила мою вчерашнюю реакцию на ее внешний вид и решила порадовать меня сегодня тем же. Ну что ж, милая, я действительно рад тебя видеть. Ты, возможно, даже спасла меня сегодня своим столь любезным появлением...

- Я не помешаю Вам сегодня, Давид? - Анна с каким-то странным, виноватым выражением лица пристально на меня смотрела, и только в глазах ее просматривалась легкая ирония, впрочем, как обычно.

- Ты сегодня меня спасёшь, Анна, - я встал с парапета, шагнул к ней и крепко обнял, оторвав ее от земли на несколько секунд.

Мне было совершенно безразлично, кто и как на нас смотрит, какие следуют реакции и комментарии. Я сейчас готов был наплевать на всех и вся. Сейчас сама моя жизнь в лучшем, самом желанном ее виде была здесь, в моих руках, в моих объятиях, а вокруг - остальной мир, которому только и есть заботы, что мучить меня, ждать от меня чего-то, требовать и использовать, наставлять и лишать...

- Давид... я на самом деле пришла кое-что сообщить...

Арег, оставив свое место, подскочил к нам и, схватив Анну за плечи, стал поздравлять с окончанием ВУЗа.

- Отмучилась, красавица!

- Да ладно тебе, Арег... я не мучилась! - Анна смущенно покосилась на меня и отстранилась от Арега.

- Ну что, разговаривала с пароном Левоном?

- Да...

- И как?

- Положительно...

- Иди ты! Взяли!?

- Взяли...

- Погодите, о чем речь, какой парон Левон? - вмешался я.

- Всё, Дуглас. Нашу Анну взяли работать в МИД, - конфиденциальным тоном объявил Арег, - это я порекомендовал ее через одного знакомого...

- Да, но работать я буду в другой стране, в Посольстве, - добавила Анна, - они уже попросили меня сфотографироваться для дипломатического паспорта...

Наступило неловкое молчание. Арег, оглянувшись на свое место, обнаружил там потенциальных покупателей и вот через пару секунд он уже что-то им объясняет, активно жестикулируя.

- Это и есть то, что ты собиралась мне сообщить? - я смотрел на нее спокойно и даже холодно, хотя внутри у меня все просто изнывало от отчаяния.

- Да... - Анна не знала куда девать глаза.

Арег в это время успел уже отпугнуть своих собеседников, и я решил поговорить с ним.

- Подожди меня здесь, Анна, я сейчас...

Подойдя к Арегу, я усадил его на парапет, сел рядом и стал говорить почти шепотом:

- Послушай, Арег, что ты натворил? Зачем ты ее свел с кем-то из своих знакомых в МИДе?

- Дуглас, разве я знал, что ее зашлют не пойми куда? Я хотел ей помочь, ты ведь знаешь, как тут с приличной работой.

- Я заставлю ее отказаться...

- Не надо, Дуглас, она тебе потом непременно это припомнит...зачем это тебе?

- Что ты мелешь, Арег?! По-твоему, лучше, если она уедет на неопределенный срок?

- А ты подумай хорошенько, Дуглас. Может быть, в этом твое спасение?

- Да какое там спасение? В этом моя окончательная погибель! - выцедив эти слова, я вернулся к Анне.

- Ты собираешься согласиться на эту работу?

Анна посмотрела на меня так, словно я спросил ее, собирается ли она отказаться от собственного замка в Швейцарии. Я даже заметил неприязнь в ее взгляде.

- Анна, пойми, я сейчас не о карьере твоей спрашиваю, не об амбициях. Я спрашиваю о чувствах, о желаниях сердца... Анна, мы ведь договорились с тобой быть вместе. Мы ведь сейчас на пути к счастью, - нужно просто подождать немного.

- Давид, я уезжаю в конце августа. У Вас еще уйма времени, чтобы решить эту проблему. Но если она не будет решена, я уеду со спокойной душой, извините.

- Значит, если мы сможем быть вместе, - ты останешься, не уедешь?

- Не уеду, Давид... - Анна опустила голову, словно стеснялась проявления своих чувств ко мне.

Но слова ее просто воскресили меня! Меня словно вытащили на божий свет из подземелья, и я едва не ослеп от яркого солнца. Все в моих руках! Дуглас... все в твоих руках!

- Давид... а у Вас ключ с собой от квартиры?

- Нет... Нет, Анна, я не взял его с собой на этот раз. Я не собирался ночевать в городе, да и не надеялся встретить тебя.

- А где же Ваш велосипед? Вы на машине сегодня?

- Да, а что?

- Давайте сегодня переночуем у Вас в машине...

Продолжение следует.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

- Анна, ты хочешь переночевать со мной? Или тебе негде ночевать сегодня?

Сам не знаю, что именно заставило меня задать подобный вопрос, но в ответ я был вновь удостоен "швейцарского" взгляда. Впрочем, очень скоро он резко сменился кротким и даже виноватым. Иногда, наблюдая подобные метаморфозы в ее мимике, я невольно задавался вопросом: а не издевается ли она надо мной?

Что-то в ее выражении лица и жестах, в ее словах и поведении выдавало не то что бы неискренность - нет! - но недосказанность; словно ты смотришь на портрет в рамке, а там изображено только три четверти лица; словно ты изваял... кошку, а оказалось, что у нее нет хвоста... или даже головы; словно ты пытаешься обойти большое дерево, чтобы получше рассмотреть девушку, а в это время перед тобой возникает медленно проезжающий трамвай, и ты успеваешь заметить только, как она свернула за угол и исчезла.

- Анна... ты серьезно?

- Что "серьезно"?

- Ты хочешь переспать со мной?

Вместо ответа девушка звонко рассмеялась, встала с парапета и, словно ей было нужно больше физического пространства для выплеска этой эмоции, отошла на несколько шагов, изгибаясь от смеха. В конце концов она оказалась рядом с Арегом и стала с ним о чем-то весело говорить, при чем выглядело все так, будто их разговор - продолжение нашего.

Мне не понравилась ни эта ее реакция, ни то, что затем последовало. Я чувствовал себя то ли клоуном, то ли третьим лишним. Остаток дня на Вернисаже я провел почти в том же состоянии духа, что был у меня утром. Мне не пришлось пообщаться толком с Анной, так как она больше времени находилась возле Арега, а в какой-то момент вообще исчезла куда-то на целый час. Вся надежда была на то, что впереди у нас целый вечер и вся ночь.

Однако, вот уже близится к концу время торговли, а ее все нет в поле моего зрения.

- Арег, я ничего не понимаю. Куда она исчезла? Что она тебе сказала?

- Ничего не сказала, - Арег, казалось, был, удивлен моим вопросом, - просто попрощалась и ушла.

- Она собиралась переночевать сегодня со мной в машине.

- Что? - Арег явно еле сдерживался, чтобы не рассмеяться.

Мне стало не по себе.

- Она собиралась со мной переночевать в машине, что тебя в этом удивляет? - восклицал я, будучи почти в бешенстве от его тона и мимики.

- Дуглас, ты сам веришь в то, что говоришь? Анна? С тобой в машине?

- Арег, не пытайся меня сбить с толку, - я прекрасно знаю, что нравлюсь ей.

- Это без сомнения, Дуглас, это да. Но головы она из-за тебя не потеряет, Дуглас, ты уж смирись с этим. Не та это птичка.

- Смотря что ты считаешь потерей головы. Если отказ от работы в Посольстве - то представь себе, она откажется от этого ради меня.

Арег прятал глаза и качал головой, криво улыбаясь.

- Она сама мне это сказала, Арег. Весь вопрос лишь в том, чтобы я уладил свои семейные дела.

Арег вдруг резко выпрямился и, заглядывая мне в глаза, спросил:

- Неужели ты не понимаешь, Дуглас, что именно на это она и рассчитывает!

- На что?

- На то, что ты никогда... слышишь, - никогда! - не сможешь уладить свои семейные дела! Она просто использует тебя, взрослого и... красивого жеребца для утешения своего незрелого женского самолюбия, она оттягивает время, она просто развлекается, она рассеивает скуку, Дуглас! Неужели ты настолько слеп, что не чувствуешь этого?

Слова Арега, словно мерзкие липкие комья расплющивались о мое сознание, и на эту мерзость слетелось невиданное доселе число предателей-мух.

- Она сама тебе это сказала?

- Она мне ничего не говорила. Он сказала только , что бесконечно благодарна мне за то, что я помог ей найти работу, о которой можно только мечтать. И когда я спросил, не страшно ли ей уезжать одной в другую страну, она только усмехнулась и ответила, что сама из предложенных вариантов выбрала именно работу за рубежом.

- Ты не знаешь, где она сейчас может быть?

- Может быть, в редакции... может быть, у родственников, а может быть... да вот же она! - Арег с восторженной улыбкой смотрел через мое плечо.

Я оглянулся и увидел ее, приближающуюся со стороны памятника. Она шла, улыбаясь, а подойдя, сказала радостно:

- Как замечательно, что я Вас застала! Спасибо, что подождали.

- Ну, ребята, вам всего доброго, а я пошел, мне пора! - Арег нацепил на себя свои работы и не спеша, пружинящей походкой направился домой.

***

Прежде чем "переночевать" в машине, мы успели еще "прошвырнуться" по центру пешком, сделав солидный круг и поужинав в заведении, которое содержал парень из Иордании где-то во дворах между Мединститутом и Нархозом. Анна сливала все разговоры в нейтральное русло, и я не особо этим тревожился: впереди целая ночь...

***

- Ну, и как мы устроимся тут спать? - Анна заерзала, усевшись на переднее сиденье, и стала осматривать салон моей "восьмерки", будто надеясь обнаружить там место для раскладушки.

- Ты собираешься спать, Анна?

- Совершенно определенно.

- Но с таким намерением ты могла бы запросто пойти к любому из своих родственников. Я-то думал, что у тебя другие планы на эту ночь....

- Я просто хотела провести с Вами ночь...

- В виде двух спящих людей?

Анна рассмеялась и закивала, пристально глядя на меня.

- Знаешь, Анна, мне кажется, что ты издеваешься надо мной....

- Почему? - вопрос этот прозвучал настолько удивленно и обижено, что на минуту я даже почувствовал себя виноватым, задав его. Однако, липкие слова Арега вовремя привели меня в чувство, и я вдруг как никогда ясно осознал, что... нет, нет! Дам себе... нам еще один шанс.

- Анна, я люблю тебя по-настоящему. Я дышу тобой, я живу мыслями о тебе, о нашем будущем. Для тебя это ничего не значит?

- Значит, Давид, и немало...

- Но в каком смысле это для тебя что-то значит? В смысле игры? Охоты? Самолюбования?

Молчание, которое последовало за этим вопросом оказалось красноречивее всякого ответа.

- Давид...

- Молчи, Анна, - теперь уж молчи до конца.

И она действительно молчала. Молчала, когда я, рассвирепевший, облепленный со всех сторон липкими комками и роящимися вокруг мухами, остервенело, бесцеремонно и грубо сняв с нее все, что казалось мне лишним, совершенно не думая о ее реакции, отношении и комфорте, впервые в жизни - Да! - впервые в жизни не обременяясь заботой о готовности женщины выдержать безболезненно мои габариты, овладел ею так, как всю свою прежнюю жизнь считал мерзким, насильственным, даже преступным.

Какой-то отрезок времени в ту ночь провалился в моей памяти в непонятную черную дыру, - я так и не смог вспомнить ничего, что произошло после моего остервенелого нападения на Анну до того момента, когда я увидел ее мирно спящей, с небрежно загнутыми куда-то под себя руками и уперевшимися в боковое стекло ногами. Лицо ее застыло в блаженствующей улыбке, словно ей снилось что-то прекрасное...

Что было за минуту до этого? Что я говорил ей, что она говорила мне? Или никто ничего не говорил, а просто был обморок? Не знаю, смогу ли я когда-либо это вспомнить. Но единственным, что я в ту ночь осознал ясно, было то, что никогда раньше я не испытывал таких сильных ощущений, - я мог бы даже назвать их мощными.

Либо это связано с той полной свободой действий, которую я себе предоставил, не напрягаясь заботой о ее комфорте, либо невиданная доселе агрессия по отношению к женщине сыграла свою роль, либо дело было в том, что я испытывал к этой девушке то, чего не чувствовал ни к кому раньше, - а может быть, все это в совокупности было причиной - но факт в том, что после этого случая я почувствовал себя другим, новым человеком, более сильным, решительным и способным свернуть горы.

Мне тогда было наплевать на слова Арега. Мне было наплевать даже, любит меня Анна или нет. Я знал одно: она должна быть моей, и она моей будет. Родственники, семья, общество, друзья, ее новая работа, послы, министры, черти, дьяволы, Армия, милиция и даже Интерпол - все это было в тот момент просто жалкой тенью реальности. Настоящее - это я и она, - мы вдвоем. И это было ощущением насколько новым, настолько и сильным, насколько воодушевляющим, настолько и обновляющим. Я был в тот момент не то что бы счастлив, но ощущал свое всесилие. И даже позднее, раз за разом вспоминая эту ночь, - несмотря на все последующие события - я не находил ничего нелепого или алогичного в тех своих ощущениях.

Я наклонился к ее лицу и стал осторожно целовать его. Через несколько секунд легкая улыбка на ее лице сменилась капризным, недовольным выражением и девушка, не просыпаясь, отстранилась от меня, сменив позу и отвернувшись. Когда она вытащила из-под себя руку, из нее выпал... ключ от квартиры на Сарьяна.

Конечно! Он так и лежал у меня под сиденьями с тех пор, как она его туда демонстративно уронила. Когда же я повалил ее на сиденья, ей ничего не стоило нащупать его.

Кое-как устроившись в салоне, я решил вздремнуть, чтобы быть способным поутру осуществить свою идею.

***

Едва забрезжил рассвет понедельника, я поднялся, привел в порядок свою одежду и, оглянувшись на спящую девушку, - от которой я не раз слышал, что самый крепкий, непробудный сон у нее - ранним утром - чтобы убедиться, что она все еще крепко спит, завел автомобиль и двинулся в сторону рынка у ГУМа.

Купив лаваша, сыру, зелени, копченостей, овощей, фруктов и вина, я осторожно заставил пакетами с этой снедью переднее сиденье, потом сел за руль и поехал за бензином.

Заправив машину и опустошив свои карманы окончательно, я решительно двинулся в сторону Проспекта и... не более чем через час моя "восьмерка" уже стояла на берегу прекрасного чистого озерка в замечательном лесочке, где в студенческие годы нам не раз доводилось устраивать пикники с однокурсниками и друзьями.

Единственное, чем я готов поделиться, рассказывая о тех трех днях у озера - это то, как проснулась Анна. Первое, что она увидела - был букет цветов, которым я прикрыл ее, одетую как попало после моего давешнего "выпада". Глубоко вздохнув и потянувшись, она смяла этот букет в своих объятиях, как если бы это был большой плюшевый мишка. Я впервые в жизни видел, чтобы так обращались с цветами, но зрелище, право, стоило того.

Еще в память врезались газетные листы - листы той самой газеты, в которой Анна работала, - в багажнике у меня скопилось немало номеров, и мы использовали эту газету как скатерть, одновременно почитывая и решая кроссворды.

Можно, конечно, рассказать еще о белье, вывешенном сохнуть на ветвях сливовых деревьев. Можно - о переписке, которую мы вели в "день молчания" в моей толстенной черной тетради, которая долго еще у меня хранилась как память о тех неповторимых днях... мгновениях.

Остальное я никогда не смогу передать словами, да и нет в этом нужды. Это были самые счастливые дни в моей жизни, - когда понимаешь, что мир - это не огромный голубой шар, кишащий людьми и проблемами, а жизнь - это не время от рождения до смерти. Мир - это бережок чистого озерка, а жизнь - это три дня, и если завтра смерть - то не о чем сожалеть: жизнь-то удалась на славу!

***

Вернувшись домой поздно вечером в среду, я надеялся не застать никого в гостиной. Мне хотелось, чтобы все уже легли спать. Но мог ли я ожидать этого после почти четырехсуточного отсутствия дома?

- Мама, ты не спишь? Уже половина двенадцатого! - я подскочил к рыдающей матери и стал крепко обнимать ее. - Брат дома?

Мать покачала головой и сделала знакомый жест рукой, - в рейсе он, в рейсе.

- Ты знаешь, что только не произошло за эти дни, пока тебя не было дома!

- Что? Кто-то заболел? Дети в порядке?

- Дети ни при чем, но твой брат...

- Что он еще выкинул?

- Это он-то выкинул? Это ты выкинул, а ему пришлось отдуваться!

- Но, насколько я понимаю, он наломал дров, иначе зачем бы тебе плакать?

- Сынок, родной... он узнал, что ты уехал с Вернисажа с девушкой. Он спрашивал то ли вахтера Дома кино, то ли продавца из палатки напротив, то ли обоих... и по описанию, - внешности, одежды, он решил, что это была наша Анна.

- Вот как! Ну просто Шерлок Холмс, ничего не скажешь!

В этот момент из своей комнаты появилась Гоар в наскоро завязанном халате. Она подперла косяк входа в мамину спальню, также заплаканная, с распухшими глазами и...

- Гоар, что с тобой? Кто тебя так?

- Ничего... я просто ударилась, когда открывала шкаф...

- Ты потом поговори с ней, вмешалась мама, - я не думаю, что она об шкаф так ударилась. Поговори... Но послушай, что твой брат сделал...

- Рассказывай, мама...

- Он сел в машину и поехал к Володе, в село. Приехал к ним и говорит, где ваша дочь?

Мама разрыдалась.

- И знаешь, что самое ужасное? Когда Володя радостно протянул ему руку, хотел обнять при встрече, твой брат вот такое лицо сделал, остановил его резким движением руки, отстранился! Ты представляешь! Наш Володя! Этот святой человек - должен был такое пережить из-за твоего брата! Из-за тебя! Я готова провалиться сквозь землю, дети мои, я умереть сейчас хочу!

- Мама, скажи честно, кто послал его вынюхивать куда и с кем я поехал? У кого вообще было право меня выслеживать?

- Давид, ты семейный человек!...

- Мама! Прекрати этот цирк! Вы прекрасно знали, как, на ком и почему я женился! Вы меня заживо похоронили! Так это ты его надоумила?

- Нет, что ты, сынок, он сам поехал, сам...

- А как ему могло вообще прийти в голову, что это может быть именно Анна?..

Я оглянулся на Гоар. Она, резко отвернувшись, вернулась в свою спальню.

- Ладно, мама, хорошо. Иди теперь спать. Я все улажу. Тебе не придется краснеть перед Володей за то, что выкинул твой сын.

- Но они действительно не знали, где она, понимаешь? Они сказали ему, что она взрослый человек, и не обязана им о каждом своем шаге докладывать. Но представь, в каком состоянии он их оставил, - если рассказал о своих подозрениях! Бедные люди!.. Сынок, если только это так, если только... я прокляну тебя, слышишь?

- Мама, иди спать, успокойся. Ты сейчас не в себе. Поговорим завтра, слышишь? Гоар! - я выкрикнул имя невестки, как делал это всегда, когда нужно было принести что-то из аптечки, - Гоар, принеси маме валерианки, сделай ей выпить.

Когда Гоар приготовила и подала выпить маме, я ее проводил к постели и, попрощавшись на ночь, вернулся в гостиную к Гоар, которая, очевидно, ожидала разговора со мной, усевшись за стол и нервно потирая пальцем скатерть.

- За что он тебя так? Что ты сделала?

- Я... я просто не хотела...

- Чего не хотела?

- Он взял меня силой... тогда, в ночь воскресенья, как раз когда ты не вернулся с Вернисажа.

Хороши братцы, нечего сказать! В одно и то же время взять силой любимых женщин. Это надо еще так изловчиться!

Я, право, не знал, как реагировать. Мой родной брат взял свою жену силой... и я должен вмешаться? Но на каком основании?

- Давид, я не могу жить с ним, - не могу и не хочу. Объясни ему, поговори с ним, скажи, чтобы он не трогал меня больше.

- Гоар, я прошу тебя, одумайся. Ты сама не понимаешь о чем просишь... кто я такой, чтобы указывать ему, трогать тебя или нет!

- Кто ты такой? И ты еще спрашиваешь?

- О боже... и что ты предлагаешь? Чтобы он все узнал? Ты подумала о последствиях?

- А ты, - ты думаешь о последствиях, когда вот так поступаешь! Когда... - она оглянулась в сторону двери в мамину спальню и понизила голос, - когда проделываешь все этакое со мной, когда не ночуешь дома... я не могу, не могу, у меня в груди все сжимается и не хочется жить, как только я подумаю, что ты где-то с другой женщиной, которую любишь, любишь, любишь!

Я молча смотрел на плачущую женщину, - я пытался соизмерить свое счастье, вылившееся на меня в эти дни как из рога изобилия, и страдания, которые теснились в ее груди все это время, и которыми она не могла поделиться ни с кем. Вот уж воистину - когда кому-то хорошо, - другим настолько же плохо.

- Ты понимаешь, что я была как рыба, выброшеннаая на берег. Я не могла ни выказать, ни высказать, ни узнать, ни услышать... я не знала что думать и что делать!

- И поэтому, накрутила своего мужа против Анны, и отправила его искать меня?

- Давид... прости меня. Прости, если можешь. Я теперь понимаю, как я глупо поступила, что рассказала про Анну. Это так глупо, так нелепо - ты и она... - такая чушь! - она с надеждой вглядывалась в мое лицо заплаканными глазами, - и ее как назло не оказалось дома, и они не знали где она...

Я молчал, ни на минуту не допуская мысли, что этой женщине можно сейчас в чем-либо признаваться.

- Давид... знаешь, я не могу так жить, - скрываясь, обманывая, отказывая мужу... должен быть хоть один человек, который бы мог разделить со мной мою печаль, выслушать меня... я вот что подумала. Мне кажется, Анна - это единственный человек в мире, кому я могу довериться... Ты ведь не против, если я расскажу ей о нас с тобой?

Продолжение следует.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Архивировано

Эта тема находится в архиве и закрыта для дальнейших сообщений.


  • Наш выбор

    • Ани - город 1001 церкви
      Самая красивая, самая роскошная, самая богатая… Такими словами можно характеризовать жемчужину Востока - город АНИ, который долгие годы приковывал к себе внимание, благодаря исключительной красоте и величию. Даже сейчас, когда от города остались только руины, он продолжает вызывать восхищение.
      Город Ани расположен на высоком берегу одного из притоков реки Ахурян.
       

       
       
      • 4 ответа
    • В БЕРЛИНЕ БОЛЬШЕ НЕТ АЗЕРБАЙДЖАНА
      Конец азербайджанской истории в Университете им. Гумбольдта: Совет студентов резко раскритиковал кафедру, финансируемую режимом. Кафедра, финансируемая со стороны, будет ликвидирована.
      • 1 ответ
    • Фильм: "Арцах непокорённый. Дадиванк"  Автор фильма, Виктор Коноплёв
      Фильм: "Арцах непокорённый. Дадиванк"
      Автор фильма Виктор Коноплёв.
        • Like
      • 0 ответов
    • В Риме изберут Патриарха Армянской Католической церкви
      В сентябре в Риме пройдет епископальное собрание, в рамках которого планируется избрание Патриарха Армянской Католической церкви.
       
      Об этом сообщает VaticanNews.
       
      Ранее, 22 июня, попытка избрать патриарха провалилась, поскольку ни один из кандидатов не смог набрать две трети голосов, а это одно из требований, избирательного синодального устава восточных церквей.

       
      Отмечается, что новый патриарх заменит Григора Петроса, который скончался в мае 2021 года. С этой целью в Рим приглашены епископы Армянской Католической церкви, служащие в епархиях различных городов мира.
       
      Епископы соберутся в Лионской духовной семинарии в Риме. Выборы начнутся под руководством кардинала Леонардо Сантри 22 сентября.
       
      • 0 ответов
    • History of Modern Iran
      Решил познакомить вас, с интересными материалами специалиста по истории Ирана.
      Уверен, найдете очень много интересного.
       
      Edward Abrahamian, "History of Modern Iran". 
      "В XIX веке европейцы часто описывали Каджарских шахов как типичных "восточных деспотов". Однако на самом деле их деспотизм существовал лишь в виртуальной реальности. 
      Власть шаха была крайне ограниченной из-за отсутствия государственной бюрократии и регулярной армии. Его реальная власть не простиралась далее столицы. Более того, его авторитет практически ничего не значил на местном уровне, пока не получал поддержку региональных вельмож
      • 4 ответа
  • Сейчас в сети   4 пользователя, 0 анонимных, 110 гостей (Полный список)

  • День рождения сегодня

  • Сейчас в сети

    110 гостей
    melkum Firefly khnushinak Good Boy
  • Сейчас на странице

    Нет пользователей, просматривающих эту страницу.

  • Сейчас на странице

    • Нет пользователей, просматривающих эту страницу.


×
×
  • Создать...